Том 6. 1. Глава 16. Глава 16. Дворянская академия, год назад. Часть 3 (❀)

На следующий день поведение господина Вильфрида не изменилось. Всякий раз, когда он видел меня, выражение его лица слегка менялось, а сам он стремился оказаться подальше от меня, избегая любых форм приветствия. Его поведение было полной противоположностью «притворяться, что ничего не слышал», и я совсем не понимала, что делать. Любопытных взглядов со стороны окружающих становилось всё больше.

Его отношение к кандидату в аубы из герцогства более высокого ранга было неподобающим, и с этим нужно было разобраться. Для Дункельфельгера позволить продолжаться подобному — всё равно что публично признаться в серьёзном промахе в общении с Эренфестом.

Если кандидаты в аубы из нашего класса станут говорить об этом в своих общежитиях, смотрители общежитий и другие студенты, несомненно, захотят выяснить, что произошло между нашими герцогствами. Естественно, не пройдёт много времени, как до общежития Дункельфельгера дойдёт информация о том, что между мной и господином Вильфридом что-то случилось и что мной пренебрегают.

«Что будет, если Кордула узнает?!»

Многие были недовольны тем, что я защищала Эренфест после диттера по краже невесты. Зная о размолвке между мной и господином Вильфридом, они охотно воспользовались бы возможностью превратить её в конфликт между герцогствами. Когда это случится, пострадает не только господин Вильфрид. В этом будет замешано всё герцогство. Время, которое я потратила на защиту Эренфеста окажется напрасным.

Однако я, как человек, сделавший это предложение, не могла указать господину Вильфриду на его неподобающее поведение. Это было бы слишком дерзко и самонадеянно. К тому же господин Вильфрид держался на таком расстоянии, что даже не обменивался со мной приветствиями. Казалось, что возможности для такого разговора не будет.

«Что мне делать?»

Использование ордоннанца сделает дело достоянием всех, кто окажется поблизости, а письма предварительно проверят служащие или слуги. Самым дипломатичным подходом было бы вызвать господина Вильфрида от лица великого герцогства, использовать магический инструмент для защиты от подслушивания и поговорить с ним с глазу на глаз. Однако если сделать это сейчас, это наверняка вызовет обратную реакцию, и наши отношения будут безвозвратно испорчены. У меня никак не получалось придумать, как указать на проблему, уважая при этом позицию господина Вильфрида, желающего сделать вид, что он ничего не слышал.

***

— Госпожа Ханнелора, господин Вильфрид. Могу я занять немного вашего времени? У меня есть несколько вопросов относительно ритуала посвящения в этот день земли, — с улыбкой окликнула нас госпожа Эглантина в конце занятия.

Удивлённая, я подняла голову. Она встретила мой взгляд со знающим выражением. Госпожа Эглантина упомянула о «ритуале посвящения в этот день земли», но у неё нет причин держать меня, кандидата в аубы Дункельфельгера, здесь ради этого. Скорее всего, она намерена дать мне возможность переговорить с господином Вильфридом. Хотя я ценю её внимание и знаю, что должна сказать, мысль о том, чтобы указать на его поведение, вселяла в меня ужас.

«Ему это точно не понравится».

Остальные студенты, похоже, приняли доводы госпожи Эглантины и стали выходить из комнаты, изредка поглядывая в нашу сторону.

— Что вы хотите обсудить? — с недовольством обратился господин Вильфрид к госпоже Эглантине, похоже, всё ещё пребывая в дурном настроении.

Он упорно отказывался смотреть на меня, как бы подчеркивая своё нежелание разговаривать. Его отношение меня очень задевало.

— О боги, неужели вы действительно не понимаете, почему вас попросили остаться, господин Вильфрид? — с преувеличенным удивлением уточнила госпожа Эглантина.

Господин Вильфрид поджал губы и опустил взгляд.

— Это из-за вчерашнего инцидента, не так ли? Я понимаю.

Госпожа Эглантина выглядела искренне удивлённой его ответом.

— Вчерашний инцидент — часть этого, но всё закончилось не без проблем. Я бы не стала просить вас остаться только из-за него. Вы действительно не понимаете?..

— Что?

Господин Вильфрид поднял голову, застигнутый врасплох. Похоже, он действительно не осознавал всей серьёзности своего сегодняшнего поведения. Госпожа Эглантина перевела взгляд на меня и спросила:

— Госпожа Ханнелора, вы понимаете, не так ли?

Чувствуя на себе пристальный взгляд господина Вильфрида, я ответила. Поскольку причиной тому был вчерашний инцидент, мой голос, естественно, стал ниже:

— Вы нашли время, чтобы указать на это господину Вильфриду, не так ли?

— Да. Обычно такие вопросы должны решать ваши последователи, а не учителя академии. Однако этот инцидент произошёл во время занятий, и мы решили сохранить его в тайне. Не зная подробностей, последователям будет сложно разобраться с ситуацией. Именно поэтому я позвала вас обоих сюда.

Медленно выдохнув, она мягко посмотрела на господина Вильфрида:

— Господин Вильфрид, вполне понятно, что госпожа Ханнелора не учла довольно многое во время вчерашнего предложения. Это было, безусловно, шокирующее событие, обычно не встречающееся за пределами Дункельфельгера. Возможно, вы были настолько удивлены, что теперь не знаете, как общаться с госпожой Ханнелорой.

Напряжение в лице господина Вильфрида ослабло. Он неловко кивнул, восхитившись сочувствующим слушателем, который понял его чувства.

— Однако в таком общественном месте, как классная комната, вы не должны забывать о надлежащем поведении по отношению к герцогству более высокого ранга. Следование иерархии, разделение общественного и личного, контроль над эмоциями — вот основополагающие принципы дворянства.

Госпожа Эглантина сказала то, на что я должна была обратить внимание сама. Вероятно, так случилось из-за моего чувства вины и её желания помочь Эренфесту. Учитывая нынешнее состояние господина Вильфрида, он мог не воспринять мой совет всерьёз и отреагировать враждебно, что могло бы перерасти в проблему между герцогствами.

— Вчерашний инцидент носил сугубо личный характер. Я намеревалась вмешаться, если госпожа Ханнелора попытается злоупотребить своей властью. Однако к моему удивлению она сделала предложение в стиле Дункельфельгера. Это совершенно застало меня врасплох. Но решение принять или отклонить его оставалось за вами, господин Вильфрид. И госпожа Ханнелора приняла ваше решение вести себя так, как будто ничего не было.

Хотя слова госпожи Эглантины и поддерживали изумление господина Вильфрида, они также подтвердили, что не всё, что я делала, было неправильным. Для такого человека, как я, которому часто кажется, что всё идёт не так, как надо, её способность к столь искусному посредничеству была просто ослепительной.

— Разве не вы сами, господин Вильфрид, решили сделать вид, будто ничего не произошло? В таком случае, столь угрюмое выражение лица и нежелание приветствовать герцогство более высокого ранга может перерасти в проблему. Вы прошли курс придворного этикета на первом курсе, и всё же слух о вашем поведении сейчас может заставить ауба Эренфеста упасть в обморок.

Когда ему указали, что он уступает даже первокурснику, лицо господина Вильфрида побледнело. Однако вместо того, чтобы немедленно извиниться передо мной, он стоял, закусив губу. Казалось, он либо скрипит зубами от досады, либо не знает, как поступить в сложившейся ситуации. Увидев эту его неожиданно незрелую сторону, я удивлённо моргнула.

«Всегда ли господин Вильфрид был таким?»

Я видела в нём отличного кандидата в аубы, который с первой попытки сдал экзамен по придворному этикету, а также всегда был добр, мягок и внимателен к своей невесте. Однако стоявший передо мной господин Вильфрид был не таким. Он сильно отличался от того человека, которого, как мне казалось, я знала.

«Я уверена, что передо мной господин Вильфрид, так почему же он кажется мне чужим?.. Может быть, человек, в которого я влюбилась, был лишь плодом моего воображения?»

— Госпожа Ханнелора, вы тоже.

— Да, я искренне извиняюсь.

Я инстинктивно выпрямила спину и ответила так, как всегда отвечала, когда меня ругала мама, а я думала о других вещах. Оранжевые глаза госпожи Эглантины теперь были устремлены на меня.

— Я понимаю, что вы чувствуете себя виноватой и, возможно, вам трудно указать на тот факт, что вчерашний инцидент вызвал изменения в словах и поведении господина Вильфрида. Если он и дальше будет избегать вас, у вас не останется другого выхода, кроме как вызвать его, используя полномочия герцогства более высокого ранга.

Несмотря на мягкий тон, госпожа Эглантина чётко указала на наши ошибки.

— Однако, как кандидат в аубы из герцогства более высокого ранга, вы не должны игнорировать то, что требует внимания. Если нынешнее поведение господина Вильфрида продолжится, это не принесёт ему ничего хорошего. Если подобное произойдёт в присутствии студентов Дункельфельгера, некоторые могут посчитать, что подрывается авторитет их кандидата в аубы. Пожалуйста, проведите чёткую границу. Половинчатая доброта не приносит пользы никому.

— Да, я понимаю. Я действительно рада, что это не переросло в конфликт между герцогствами. Большое спасибо, учитель Эглантина, — поблагодарила я, почувствовав себя так, словно у меня гора свалилась с плеч.

Госпожа Эглантина улыбнулась мне с мягким, понимающим выражением лица.

— Я тоже не люблю конфликты. Более того, я не хочу, чтобы Эренфест переживал новые неприятности. К счастью, между Дункельфельгером и Эренфестом не произошло раздора... А теперь, господин Вильфрид, прошу вас извиниться.

Несмотря на мягкую улыбку, госпожа Эглантина не стала проявлять снисходительности и велела господину Вильфриду извиниться за то, как он вёл себя со вчерашнего дня.

Хотя он выглядел озадаченным нашим разговором, господин Вильфрид глубоко вздохнул и стёр эмоции со своего лица. Со спокойствием, подобающим кандидату в аубы, он подошёл ко мне и опустился на колени. Хотя выражение его лица было спокойным, в его глубоких зелёных глазах не было прежней теплоты.

В груди запульсировала боль. Казалось, моё намерение предотвратить дальнейший разлад между Дункельфельгером и Эренфестом не было доведено до конца. Несмотря на подробные объяснения госпожи Эглантины, господин Вильфрид, похоже, не осознавал, какую опасность его действия представляют для Эренфеста.

— Я приношу глубочайшие извинения за своё крайне грубое поведение по отношению к Дункельфельгеру, герцогству второго ранга. Пожалуйста, примите мои извинения с тем же великодушием, что и Гедульрих, госпожа Ханнелора.

После приказа извиниться его слова прозвучали как пустые светские любезности. Принятие столь неискренних извинений лишь увеличило бы расстояние между нами. Мне хотелось бежать отсюда, но как кандидат в аубы Дункельфельгера я должна была принять извинения в соответствии с правилами приличия.

— Я принимаю ваши извинения, господин Вильфрид. Надеюсь мы останемся добрыми друзьями...

«Для меня это были искренние слова, но для господина Вильфрида они, вероятно, звучали как очередная формальность. Его улыбка, сопровождавшая слова “я польщен вашей милостью” совсем не походила на прежнюю».

Пока госпожа Эглантина объясняла, как нам действовать, господин Вильфрид с улыбкой кивал, но не смотрел в мою сторону. Было ясно, что мы больше не можем быть даже обычными друзьями. Наши отношения были полностью разрушены.

— Госпожа Ханнелора, вы можете идти. Мне ещё нужно обсудить дела с господином Вильфридом.

Обсуждение ритуала посвящения с Эренфестом действительно важно. Я вышла из класса. В зале ожидания ждали мои последователи в синих плащах и последователи господина Вильфрида в жёлтых. Члены моей свиты быстро подошли и окружили меня, словно заслоняя от Эренфеста.

— Госпожа Ханнелора, что-то случилось с господином Вильфридом?

Уже второй день подряд мы оба выходили из класса с опозданием. Понятно, что те, кто пришли сопроводить меня и остались ждать, будут выглядеть сурово. Я повторила оправдание, которое предложила мне госпожа Эглантина.

— Госпожа Эглантина просто спрашивала о ритуале посвящения. Дункельфельгер сотрудничал с Эренфестом в прошлом году, чтобы представить религиозные церемонии, помните? Она закончила задавать мне вопросы, но я полагаю, что для разговора с господином Вильфриду потребуется больше времени. Если вам действительно так любопытно, вы можете обратиться непосредственно к госпоже Эглантине.

Ни один последователь не воспримет моё предложение буквально и не станет спрашивать напрямую. В крайнем случае, они могут обратиться к смотрителю общежития, а госпожа Эглантина потом умело с этим разберётся.

«Спрятав подальше сожаление тем, что я больше не могу поддерживать даже дружеские отношения с господином Вильфридом, я натянула улыбку, подобающую кандидату в аубы из великого герцогства, и вышла из комнаты».

Однако притворство не может длиться вечно. Как только я вернулась в свою комнату и начала переодеваться, я не смогла подавить тяжёлый вздох. В этот момент Кордула и другие мои последователи переглянулись.

— Юная леди, вы выглядите подавленной. Ваш разговор с госпожой Эглантиной действительно касался только ритуала посвящения?

Тон Кордулы был несколько вопросительным, в её глазах читалось беспокойство. Я слегка опустила взгляд. Это было не то, что я могла легко обсудить.

— Разговор действительно был о ритуале посвящения... Просто госпожа Эглантина казалась такой невероятно счастливой...

— И что же вас в этом беспокоит?

— Не знаю, как это объяснить... Лучезарная, полная счастья улыбка госпожи Эглантины и её безупречное умение вести беседу вызвали у меня чувство страшной зависти.

— Почему вы завидуете госпоже Эглантине? Вы тоже хотите выйти замуж за члена королевской семьи?

Зная о будущем, в котором госпожа Эглантина станет зентом, а статус королевской семьи изменится, вопрос Андреа показался мне довольно странным.

— Нет, дело не в этом. Когда я училась на первом курсе, ходили слухи, что за госпожой Эглантиной, которая тогда училась на последнем курсе, ухаживали два принца, но она не могла сделать выбор, сдерживаемая тем, что её избранник станет следующим королём, верно?

Говорили, что она не могла определиться с тем, кто будет сопровождать её на выпускной церемонии до последнего года обучения и что в итоге, когда принц Анастасий, уступив трон принцу Сигизвальду, продемонстрировал истинность своих чувств, госпожа Эглантина предпочла любовь следующему королю. Часто ходят слухи, что посредником в этом деле выступила госпожа Розмайн, но поскольку я не была её подругой в то время, я не знаю, в какой степени она была вовлечена.

— Почему одни могут выбрать любовь и обрести счастье, а другие — нет?

Госпожа Эглантина предпочла любовь трону, бросив вызов всеобщим ожиданиям, что она станет королевой, выбравшей следующего короля. Она действовала в согласии с чувством любви и стала счастливой. Я же, напротив, сделала предложение, получила отказ и, поверив словам о прошлом годе, начала действовать, потеряв даже нашу дружбу. Чем больше я действовала, тем хуже казались результаты.

— Юная леди, вы всегда так беспечны, — укорила Кордула. — Если вы действительно хотели выйти замуж за господина Вильфрида, то вместо того, чтобы отступать, чтобы не создавать проблем Эренфесту, вам следовало бы решиться самой всё исправить и заложить соответствующие основы. Если вам было безразлично обещание между господином Лестилаутом и Эренфестом, как вы утверждали, то вам следовало бы публично осудить Эренфест за то, что он нанёс вам позор. Я бы поддержала вас в этом.

— Не слишком ли это жёстко?

«Я криво улыбнулась этому слишком радикальному предложению, и глаза Кордулы слегка смягчились».

— Видя, как наша нежная леди сохраняет чувства к господину Вильфриду, соглашается на выгодные условия для Эренфеста и переносит трудности в одиночку, я бы хотела, чтобы вы выбрали что-нибудь более отчаянное.

В словах Кордулы прозвучало разочарование. Я подняла на неё глаза, чувствуя всю тяжесть ее слов. Все слуги, помогавшие мне переодеваться, выражали сочувствие и разочарование.

— Я знаю, что мой выбор доставил моим последователям много хлопот. Я искренне сожалею об этом.

Моё тяжёлое положение в герцогстве продолжалось. Когда я извинилась перед всеми, мои слуги обменялись взглядами, а затем мягко улыбнулись, как бы смирившись с неизбежным.

— Если вы беспокоитесь о наших делах, пожалуйста, в следующий раз выберите кого-то более искреннего и надёжного, того, кто будет по-настоящему дорожить вами, юная леди.

— Всё так, как говорит Кордула. Иначе наши трудности только возрастут, — захихикали мои слуги, желая разрядить обстановку.

Их смех показался мне немного неловким, но я почувствовала, что впервые за долгое время хорошо поняла свою свиту.

— Кто-то, кто будет дорожить мной? Господин Вильфрид...

— Он беспокоился о вас, юная леди, даже во время матча по диттеру. Должно быть, он добрый человек, — перебила меня Кордула словами, которые я часто использовала в качестве защиты.

К ней присоединились и другие слуги, упомянув, что господин Вильфрид всегда обеспечивал моё безопасное возвращение, когда госпожа Розмайн падала в обморок во время чаепитий. Услышав, как они повторяют мои собственные слова, я поняла, насколько часто я хвалила господина Вильфрида, и почувствовала себя довольно неловко.

«Неудивительно, что Кентрипс и остальные были уверены в моих чувствах».

— Обычно при одном лишь упоминании Эренфеста вы начинаете так яростно защищать господина Вильфрида, но сегодня, юная леди, вы выглядите более открытой.

Когда Кордула указала на это, мне захотелось закрыть лицо руками. Я прекрасно понимала, что это особенно проявлялось именно в этот год. У меня была привычка сразу же защищать господина Вильфрида, когда о нём говорили плохо.

— Я понимаю ваши чувства, юная леди, и знаю, что вы часто вспоминаете события, которые привели к диттеру, и защищаете господина Вильфрида, но я не думаю, что он тот человек, который будет по-настоящему дорожить вами.

Обычно, когда кто-нибудь говорил что-то о господине Вильфриде, я защищала его, а они слушали с пренебрежительным «да-да, мы понимаем». Со временем я утратила желание убеждать последователей, которые не собирались ко мне прислушиваться, считая, что «люди из Дункельфельгера не могут понять моих чувств», и отвернулась от них.

Но, возможно, мои слуги так же относились к моей постоянной защите господина Вильфрида. Прошло два года с момента диттера по краже невесты, прежде чем я наконец осознала эту простую истину.

— Кордула, почему ты так думаешь? Почему ты всегда говоришь, что господин Вильфрид не дорожит мной или что ему не хватает искренности?

Кордула и другие слуги удивлённо посмотрели на меня. Затем они обменялись взглядами, и Кордула заговорила:

— Для закрепления договорённостей между герцогствами необходимо заключать особый договор, и именно по вине господина Лестилаута, не обратившего внимания на эту деталь, условия диттера были отменены. Однако, несмотря на использование бумаги другого типа, именно господин Вильфрид прочитал договор, согласовал его с Лестилаутом и подписал. Не госпожа Розмайн и не ауб Эренфест заявили, что он возглавит свою сторону в диттере как следующий ауб Эренфест.

Я всегда утверждала, что инициатором диттера был мой брат, а госпожа Розмайн лишь поставила невыполнимые условия, чтобы остановить его. Услышав точку зрения Кордулы, я тихо ахнула.

— Если он никогда не собирался на вас жениться, ему следовало пересмотреть условия, прежде чем подписывать договор, независимо от того, что сказала госпожа Розмайн. Однако он согласился на них. Господин Вильфрид должен был взять на себя ответственность после подобного решения. Подписание договора без намерения выполнять его условия свидетельствует либо о недостатке искренности, либо о непонимании важности своего положения как будущего ауба.

Если бы это было вчера, я бы возразила: «Это была часть стратегии Эренфеста». Но действия господина Вильфрида сегодня ясно показали, что, несмотря на доброту, он довольно легкомысленный.

«Кроме того, не вызовет ли моя защита ещё большего недовольства в Дункельфельгере, где диттер считается священным».

Внутренне я ругала себя за глупость.

— И самое главное. Тот диттер был битвой, в которую господин Вильфрид вступил, чтобы защитить госпожу Розмайн, а не чтобы жениться на вас. Какие жесты заставляют вас думать, что он будет дорожить вами?

Мне смутно казалось, что множество мелких жестов, таких как утешение меня и сопровождение в общежитие каждый раз, когда госпожа Розмайн падала в обморок на чаепитии, а также проведение чаепитий во время её отсутствия, указывают на то, что меня будут беречь, если я выйду замуж в Эренфест. Но, поразмыслив, не был ли он просто заменой госпоже Розмайн? Эти действия не были вызваны чувствами ко мне.

«Более того, разве не госпожа Розмайн уверяла меня, что я буду счастлива, если выйду замуж в Эренфест?»

Свет пролился на мою слепую веру, высветив те места, где я удобно истолковала всё в свою пользу. Как раз в тот момент, когда я была потрясена собственными заблуждениями, взгляд Кордулы стал серьёзным.

— Учитывая все эти факторы...

Кордула взглянула на меня, как бы просчитывая, стоит ли продолжать. Взгляды окружающих слуг тоже стали серьёзными, все они сосредоточились на нас с Кордулой. Казалось, что сейчас будет затронут очень важный вопрос, который может пошатнуть основание, на которое я опиралась в своей борьбе. Я выпрямила спину и напряглась. Затем я слегка кивнула, призывая Кордулу продолжать:

— Я не верю, что защита Эренфеста стоит того, чтобы терпеть ваше положение.

Чувствуя на себе пристальный взгляд Кордулы и внимание моих последователей, я глубоко вздохнула. В этот короткий миг в моей голове промелькнули воспоминания о том, как я заканчивала четвёртый курс, о последующем настоящем диттере, о праздновании победы, о коронации зента и о назначении госпожи Розмайн на пост ауба — все воспоминания, которые знала только я.

То, что я защищала, — это моё заветное будущее. Несмотря на мои жестокие заблуждения и удобные интерпретации окружающих, я стояла на стороне Эренфеста, гордо держалась за дружбу с госпожой Розмайн и господином Вильфрида. Что бы ни случилось, я не намерена оставлять это.

— Кордула, и все остальные. Отношения, в которых я могу общаться с госпожой Розмайн и господином Вильфридом, как и прежде, смеясь вместе, для меня дороже всего остального. Теперь я полностью осознаю, что склонна к поверхностному мышлению и глубоким заблуждениям. Но даже несмотря на это, я считаю, что то, что у меня есть, стоит того, чтобы принимать моё нынешнее положение.

Я гордилась тем временем, когда они, не зная о ситуации в Дункельфельгере, общались со мной с незамутненными улыбками. Теперь, нарушив отношения с господином Вильфридом, я желаю лишь восстановить их.

— Пожалуйста, не говорите ничего, что могло бы запятнать время и друзей, которыми я очень дорожу.

— Понятно. Мы, как ваши слуги, также клянемся защищать то, что для вас важнее всего, рядом с вами.

Казалось, что разрыв между мной и моими слугами, углубившийся после диттера по краже невесты и моей постоянной защиты господина Вильфрида, наконец-то преодолен.