Том 7. Пролог

Это произошло в начале весны сразу после весеннего молебна. С каждым днем растения становились все пышнее и зеленее, а голые земля и ветви остались в прошлом. Утро радовало яркостью, хотя после полудня пошел дождь, но несомненно то был благословенный дождь. Селяне благодарили богиню воды Флютране за заботу об их полях, и, закончив обед, посвятили себя труду под крышами.

Витиевато резной экипаж ехал вниз по дороге между полей, на которых было не видать ни одного земледельца. На металлической пластине, украшавшей дверь, был выгравирован богато украшенный фамильный герб, оповещающий о высоком статусе семьи. К сожалению, не вовремя зачастивший дождь превратил дороги в грязное болото, которое тормозило ход экипажа. Находящимся внутри людям становилось все сложнее скрывать огорчение по поводу такой неспешности поездки, ведь до каменной городской дороги предстоял еще долгий путь.

—Похоже, сегодня мы не в милости Флютране…

Почему же ты призвала дождь на мою голову, когда я собрался куда-то ехать? — с горечью мысленно вопрошал Безеванс у богини, проклиная трясущуюся карету. К пятому колоколу он прибыл на летнюю виллу гиба Глаза, которая находилась на границе с центральными землями Эренфеста.

— Прошу в мою скромную обитель, лорд Безеванс, — приветствовал Глаз Безеванса, чей толстый живот покачивался, когда тот спускался по ступенькам экипажа. Других экипажей рядом не стояло, что означало, сюда прибыл единственный гость. Остальные благородные приехали на верховых зверях, похоже, пытаясь скрыть свое участие в предстоящей встрече, в том числе и от собственных слуг.

Безеванс по выражению лица Глаза догадался, что его поместье для встречи приказал подготовить гиб Герлах. Обычная практика для людей более высокого статуса скидывать подобные секретные встречи на более мелких дворян. Не придав этому значения, Безеванс прошел к почетному месту и сел, словно так и положено, а после поприветствовал остальных участников собрания. Однако еще до объявления начала, он заметил, что Глаз беседует с каким-то незнакомцем знатного происхождения.

— Граф Биндевальд, здесь сидит Безеванс, Верховный епископ Эренфеста, — проговорил Глаз. — О, Верховный епископ, хм?..

На самом деле Безеванс не являлся полноценным дворянином, поскольку был отослан в храм. В обычных обстоятельствах знатные господа ни за что бы не уступили место храмовнику, но мать и отец Безеванса являлись кандидатами в герцоги, и потому в нем текла чистая герцогская кровь. Его отправили в храм лишь из-за приказа предыдущего гиба, Лейзеганга. Безеванс в своей семье имел самый малый запас маны, а его мать умерла сразу, как подарила ему жизнь. По этой причине некому было защитить его от Лейзеганга, который происходил от ставшей главной жены его отца. Он имел право потребовать, чтобы отец отдал Безеванса в храм. По этой причине еще во младенчестве мальчик вынужден был принять сан и воспитывался не как дворянин, а как священник. Однако старшая сестра его матери все еще дорожила им как единственным кровным родственником, и потому собравшиеся дворяне относились к нему лучше. Они понимали, что сотрудничество имело большое значение для предоставления рекомендаций ее сестре и влияния на нее.

— Лорд Безеванс, хочу представить вам графа Биндевальда из Аренсбаха. Он станет инструментом достижения наших целей.

Представление графа Безевансу говорило о том, что тот управлял собственными землями. Безеванс и сам был довольно тучным, но не мог не заметить, что и Биндевальд от него не отставал. Глаза мужчины были мутными, и выглядел он как человек, который мог без раздумий совершить чудовищный поступок. Безеванс делал вид, что не замечает, как Биндеваль нагло и высокомерно на него взирает, несмотря на его пост Верховного епископа. Он собрался с силами и сдержанно кивнул на представление, хотя поскольку Безеванс сидел на почетном месте, то именно гости должны были приветствовать его.

— Хотел бы благословить нашу случайную встречу, дарованную чистыми реками, что текут благодаря богине воды Флютране.

— Позволяю.

Кольцо на среднем пальце левой руки Биндевальда испустило слабое зеленое сияние. Такими кольцами пользовались все дворяне, одним из них одаривали родители после обряда приобщения к религии. Невероятная печаль легла на сердце Безеванса, когда он взглянул на кольцо. Если бы не Лейзеганг, он бы никогда не попал в храм, и сам бы получил такое кольцо. Единственное, что он носил, было даровано ему старшей сестрой, когда Безеванс достиг совершеннолетия, но оно не заменило ему того, что он должен был получить в квартале благородных на день обряда, или по окончанию королевской академии. Безеванс прекрасно осознавал разницу между ним и Биндевальдом, и это его расстраивало, однако он чувствовал извращенное удовольствие, видя, как такой дворянин приклоняет перед ним колени, даже если лишь из-за авторитета его старшей сестры.

— Граф Биндевальд доставил нам письмо от госпожи Георгины.

По словам присутствовавших дворян, Биндевальд был связующим звеном между Безевансом и его племянницей, которая вышла замуж в герцогстве Аренсбах, расположенном к югу от Эренфеста. Несмотря на то, что племянница попросила его наполнить маной несколько чаш, Безеванс встречался только с эренфестскими женами, которые служили посредниками. До сих пор он никогда не встречался лично с ахренсбахскими дворянами.

— Я молюсь, чтобы богиня времени Дрефангуа крепко сплела наши нити судьбы.

На самом деле ни один из них не желал возносить богам молитвы, просто их обед начался с нескольких таких благословлений, когда внесли алкогольный напиток с тонким ароматом. Когда янтарная жидкость наполнила каждый кубок, сладкий запах разнесся по комнате. Глаз отпил первым, чтобы показать, что алкоголь не отравлен. Видя это, Безеванс и сам поднес тяжелый серебряный кубок к губам. Насыщенная жидкость прокатилась по его языку, слегка его обжигая. Чтобы насладиться ощущениями, он подвигал языком, а затем сглотнул. Он почувствовал, как от алкоголя по горлу разлилось мягкое тепло, и удовлетворенно вздохнул. Напиток имел высокое качество. Глаз, несомненно, как следует постарался, чтобы удовлетворить вкусы своих гостей.

— И все же, лорд Безеванс, где же служительница-простолюдинка, о которой я просил? — спросил Герлах, поспешив завязать разговор сразу, как только каждый сделал по глотку напитка. Безеванс сделал еще глоток виски, пристально на него посмотрев. Они просили привести обладающую большим запасом маны простолюдинку, но той не наблюдалось в комнате.

— Я не привез ее.

— И-и почему же?

Безеванс фыркнул под взглядами удивленных дворян.

— С чего бы мне снисходить до того, чтобы везти простолюдинку в экипаже? Я даже одним воздухом с ней дышать не хочу, и мне незачем только для нее готовить отдельный экипаж.

— Если бы вы только попросили, я бы подготовил свой…

Дворяне сокрушались из-за утерянной возможности, но для Безеванса было тяжело увезти Майн так, чтобы Верховный жрец не заметил. Он хотел использовать Делию, чтобы выманить девчонку, но внимательные взгляды слуг Верховного жреца не позволяли оставаться тем наедине. План рухнул, не принеся никакой выгоды, и только заставил Верховного жреца насторожиться.

С чего бы мне, человеку герцогской крови, подвергать себя опасности ради их блага? — подумал Безеванс, приготовившись стерпеть обвинения в свою сторону от гиба Герлаха, который конечно же уже придумал наказание.

— После попытки во время весеннего молебна они стали еще более настороженными. Вы должны быть благодарны за предотвращенную мною катастрофу.

— Ох, как жаль. Для осуществления плана мы позаимствовали у графа Биндевальда воинов с пожиранием, чтобы напасть на ее экипаж, но увы.

План похитить Майн во время весеннего молебна провалился. Украсть ученицу служительницы, простолюдинку, для дворян, владеющих магией, было очень просто. В их провале, несомненно, был виновен Верховный жрец. Фердинанд опекал ее. Его магические способности дворянина оставались на высоте.

— Виноват назойливый Верховный жрец.

— Какое огорчение. Я так надеялась заставить эту простолюдинку страдать, причинить ей и лорду Фердинанду как можно больше боли, — злобно выпалила виконтесса Дальдольф, ненавидящая в равной степени Майн и Фердинанда. Ее горячо любимый сын был наказан после того, как его приставили охранять Майн во время истребления тромбэ осенью.

По ее просьбе Безеванс пожаловался Фердинанду и просил старшую сестру уменьшить наказание Шикикозы, но на самом деле ему было плевать на то, что с тем случиться. Безеванс завидовал Шикикозе, который имел счастье после политических изменений в центре вернуться в светское общество, как дворянин.

— Похоже, лорд Фердинанд оказался более грозным противником, чем мы предполагали. Мы хотели возложить вину на Лейзеганга, который мог украсть ее в то время, как они остановились в его землях, но… — пробормотал Герлах, с сожалением смотря на Безеванса.

Бесполезный идиот , — мысленно бранился Безеванс. Если бы они смогли благополучно украсть Майн во время весеннего молебна, он бы освободился от этой раздражающей простолюдинки, не замарав собственных рук, в всю вину свалил бы на Верховного жреца. Безеванс с нетерпением ожидал вести о случившейся беде, но в конце концов, все в сохранности вернулись в экипаже. Это его по-настоящему бесило.

— Мы даже подговорили жителей из провинции возле границы атаковать экипаж, но никто из них не вернулся. Они просто исчезли после нападения несмотря на то, что являлись поданными Эренфеста, — сказал Биндевальд, чем заставил виконта Зейтцена, гиба, чьи земли граничили с Гардуном, обеспокоенно нахмуриться.

— Хотите сказать, виконт Гардун никак не отреагировал на то, что его поданные вдруг исчезли? Может, он не заметил нападения из-за близости границы?

— Все это как-то очень странно…

Не исключено, что атака затронула только людей из соседнего герцогства. Но как это было возможно? Все хотели знать подробности, но виконт Гардун находился в дружеских отношениях с Лейзегангом. Он не присутствовал на собрании и не был предупрежден о засаде во время весеннего молебна. Поскольку никто из выживших не вернулся, узнать, что произошло, не представлялось возможным.

— Умерли не только простые поданные. Я потерял половину воинов с пожиранием. Некоторые из них были опытными людьми, которые могли пользоваться магическими инструментами, и имели запас маны, как у низшего дворянина. Они занимались всякими грязными делишками, оставляя мои руки чистыми. Мне так жаль. Я хотел купить ученицу служительницы, чтобы восполнить эту потерю, — сказал Биндевальд прежде, чем гортанно засмеяться. Смех этот звучал жутко, как рыгание жабы. Безеванс поморщился, тем самым показывая, показывая, что не собирался продавать ему Майн так просто. Собравшиеся вокруг Биндевальда дворяне переглянулись, а затем начали с фальшивыми улыбками подлизываться к Безевансу.

— Лорд Безеванс, я был бы весьма признателен, если бы вы помогли, как Верховный епископ, заключить договор о подчинении с простолюдинкой служительницей. Полученные от вас сведения и ваше положение бесценны, — сказал один из них.

— Мы можем только вообразить, насколько вам невыносимо находиться рядом с этой безродной выскочкой. В случае успеха каждый получит свою выгоду. Разве я не прав? — юлил другой.

Майн на самом деле была невыносима и опасна. Исчезни она из его поля зрения, Безеванс бы только порадовался, да и ему хотелось посмотреть на лицо Фердинанда, ее «опекуна», когда девчонку заберут. Но Безеванс сам не желал идти на риск. Чтобы избежать очевидных попыток Фердинанда отомстить за подписание договора подчинения ученицы служительницы, требовались невероятная удача и стратегическая смекалка.

— Мы имеем дело с простолюдинкой. Разве она так уж отличается от сироты в сером? Вы согласны? — спросил один из дворян.

— Но она носит не серые одежды и обладает маной, как носящая синее. У обычного простолюдина нет сил, чтобы заставить кого-то упасть в обморок.

Как тот, кто под давлением сил Майн лишился сознания, Безеванс знал, насколько сильна ее мана. Он признавал, что ослабил бдительность, но она обладала невероятным запасом маны, которого не ожидаешь от простолюдинки с пожиранием ее возраста. Свидетельством ее сил послужил и ритуал жертвы маны, который она провела с Фердинандом. Этот ритуал было невозможно провести с кем-то обладающим меньшей мощью маны.

— Она чрезвычайно непокорна, но я не хотел бы снова ощутить давление ее маны на себе. У вас всех есть магические инструменты для самозащиты, но у меня нет ничего, что позволило бы избежать чужое давление. Почему я должен подвергать себя опасности лишь для того, чтобы отослать ученицу служительницы?

Биндевальд поглаживал пухлый подбородок, слушая их разговор, достал из сумки на бедре нечто круглое, завернутое в ткань, а затем медленно, пухлыми пальцами, развернул предмет.

— Это?..

— Магический камень тьмы, впитывающий ману. Имея это, вы не пострадаете от давления маны какой-то простолюдинки служительницы. Могу ли я предложить это в качестве подарка в честь нашего знакомства?

Биндеваль заметил, как пристально Безеванс смотрел на камень, и усмехнулся, протягивая его.

— Будем считать, что сделка заключена? — спросил он, его глаза блестели под мутной пеленой. Становилось ясно, что он был уверен, что Безеванс согласится продать ему Майн. Тот считал невыносимым танцевать под чужую дудку, но он был готов постараться ради старшей сестры. Фердинанд перед всем рыцарским орденом провозгласил себя опекуном Майн. Известие о ее пропаже несомненно вонзит кинжал в сердце Верховного жреца и ничто так не порадует сестру Безеванса, как страдание Фердинанда. К тому же это бы помогло успокоить скорбящее сердце виконтессы Далдольф.

В любом случае, сотрудничество с графом Биндевальдом, поддержка всех этих дворян, благотворно скажется на моих с ними связях.

Не найдя причин, чтобы отказываться от предложенного, он взял камень. Безеванс гадко усмехнулся, смотря в мутные глаза Биндевальда.

— Я с нетерпением буду ждать вашего визита в храм, когда бы вы ни прибыли. Моя сестра позаботиться о нас, что бы ни случилось.

Согласие Безеванса помочь вызвало радостное возбуждение среди собравшихся дворян. Некоторые обсуждали такое прекрасное развитие событий, и хотя их воодушевление основывалось целиком и полностью на власти его старшей сестры, он больше не придавал этому значения.

— О, что нам готовит грядущее. Не могу дождаться, чтобы увидеть, — провозгласил Безеванс, подняв бокал. Он смотрел на горизонт, где над Эренфестом все усиливался дождь. Но теперь плохая погода была музыкой для его души.