Том 7. Глава 153. Разорванные узы

— После обряда приобщения станешь дочерью Карштеда и тебе понадобится новое имя, — Верховный жрец нарушил воцарившуюся в комнате тишину. Я не поняла логики и совершенно растерялась.

— Зачем?

— Твое имя звучит не очень благородно, — согласился Сильвестр.

Все дворяне носили длинные имена, и я с ужасом думала, как смогу все их запомнить. Хотя я же смогла заучить ужасно сложные имена богов, так что и человеческие получится.

— Хорошо бы выбрать имя, которое можно сократить до «Майн». Тогда в компании Гилберта не выйдет путаницы, если кто-то назовет тебя старым именем. Может у тебя уже есть что на примете? — спросил меня Сильвестр.

Я погрузилась в мысли, но ничего путного с ходу не приходило в голову:

— Получается какая-то ерунда Майниго, Аратамайн, Акамайн.

— Да, звучит странно. Это для тебя что-то значат? — нахмурившись спросил Верховный жрец. Он понял, что я использовала японские слоги из прошлой жизни, но для остальных смысл терялся.

— Они означают Майн вторая, новая Майн, красная Майн.

— «Красная Майн»? По рождению твой цвет синий, как и цвет твоих волос, если говорить о глазах — они золотые. Откуда вдруг красный? — озадаченно посмотрел Сильвестр.

— Сама не знаю, но красный ассоциируется с людьми сильными и быстрыми, — объяснила я.

Я не очень хорошо разбиралась в значении цветов. О значении красного мне рассказывал друг из прошлой жизни. И мама как-то увлеклась модой на красное белье, которое сулило счастье. Может, поэтому я неосознанно хотела что-то красное в имени, чтобы стать сильной.

Простите, плохая из меня дворянская дочь, — мысленно вздохнула я.

Мои выводы ужасно удивили Сильвестра.

— Как так?! — подскочил он. — Я один ничего не понимаю? С чего бы красному символизировать силу?! Разве говоря о силе на ум не приходит сразу синий, божественный цвет Лейденшафта?!

Карштед приложил руку ко лбу — он выглядел расстроенным.

— Красный — божественный цвет Гедульх, богини земли. Он олицетворяет тепло и сострадание, что очень женственно, но немного не то, чего ты хочешь.

А-а-а… Вот оно что. Очевидно, понятия в двух независимо развивающихся культурах будут различаться. Мне хотелось стать сильнее и здоровее, но придумать олицетворяющее это имя не удавалось.

Верховный жрец задумчиво стучал себя пальцем по виску:

— Для женского имени не подходят значения силы и скорости. Поразительно, как ты каждый раз умудряешься забывать о здравом смысле. Ты же понимаешь, что тебе носить это имя до конца своих дней? Стоит подумать над ним получше, глупая.

В Японии иногда называли детей, заимствуя часть имени родителей, ребенку выбирали имя в храме, или брали название семейной традиции. Здесь же правила мне никто не пояснил. Сильвестр, Карштед и Верховный жрец пребывали в глубокой задумчивости.

— Некоторые берут имена предков или великих исторических личностей, но особых правил нет, — разъяснил Сильвестр. Меня это заинтриговало. Вдруг Карштед поднял голову и погладил подбородок.

— Если взять часть имени родителя… Может стоит заимствовать «Роз» из «Розмари» и получится «Розмайн»?

— Ух ты! Звучит так благородно. Мне нравится. Мило и женственно по сравнению с тем, что я придумала сама, — восхитилась я.

— Тебе придется поработать над чувством прекрасного, — со смешком сказал Верховный жрец, вставая. Он собирался составить магический договор на изменение моего имени до прихода моих родных.

Только мы закончили, как снаружи послышался звон колокольчика.

— Входите, — приказал Верховный жрец, и слуги за дверями открыли створку. Фран провожал пришедших, а Арно длинными приветственными фразами представлял гостей. Туури шла за руку с папой, мама держала на руках укутанного в пеленки Камиля.

— Майн! — сестра отпустила отцовскую руку, побежала ко мне и заулыбалась, угодив в объятия.

— Туури, — обняла я сестренку. Она сразу же немного отодвинулась и стала осматривать, не поранилась ли я.

— Папа пришел с ужасным ожогом и страшным выражением лица. Он даже сказал маме принести в храм Камиля, потому я подумала с тобой случилась ужасная беда. Рада, что ты в порядке.

Милая сестренка Туури обрадовалась, застав меня живой, но мама сразу поняла, что что-то неладно, когда увидела Верховного жреца и других дворян в комнате. Она в страхе закрыла глаза и опустилась на колени, обняв Камиля.

— Туури, здесь дворяне, нужно опуститься на колени, — сказал папа и опустил руку на плечо старшей дочери, слегка надавив. Сестренка удивилась и заметила хорошо одетых мужчин, сидящих за столом, а затем послушно опустилась на колени.

— Арно, Фран — выйдите, — приказал Верховный жрец, освобождая комнату от всех посторонних. Дверь закрылась — Сильвестр, как высшая власть в комнате, буднично взмахнул рукой.

— Садитесь. Разрешаю говорить.

— Это честь, господин, — папа отсалютовал как страж прежде, чем занять место за столом. Мама повторила за ним и пробралась за свой стул. Туури почувствовала напряжение и с тревогой осмотрелась, а затем села ближе ко мне.

Сильвестр положил ногу на ногу, вдохнул, и начал разговор:

— Обстоятельства таковы, что я удочерил Майн.

— Понятно, — ответил коротко отец.

— Это означает, что простолюдинка Майн сегодня умерла, — объяснил Сильвестр.

Туури резко развернулась ко мне, ее лицо было бледным:

— Это из-за меня?! Все потому, что я напросилась с тобой?!

— Нет. Виновник давно точил зуб в храме, на меня бы все равно напали, — постаралась я поскорее все объяснить, чтобы Туури не винила себя в произошедшем. Я рассказала, что мне пришлось защищаться и атаковать дворянина, из-за чего могли быть казнены родные и слуги. — Кто виноват, так это я… втянула всех в это. Разве тебе не было страшно, Туури?

— Было. Но из-за этого… тебя удочерили, да? — сестра смотрела в пол, крупные слезы катились из ее глаз. Я вытянула руку и погладила ее по волосам.

В глазах Сильвестра на мгновение промелькнуло сочувствие, но он нахмурился и сказал, как должно герцогу:

— Чтобы я смог ее удочерить, Майн должна стать дочерью знатного дворянина. Вы — ее старая семья, это все осложняет. Следовало бы вас всех казнить, чтобы покончить с прошлым навсегда, но Майн точно разозлится, и потому я пощажу ваши жизни. Но как семья вы больше встретиться не сможете.

Заявление Сильвестра повергло моих родных в шок — они смотрели на него широко открытыми глазами, их губы подрагивали.

— Мастерская Майн продолжит изготовление бумаги, книг и других товаров. Глава мастерской будет управлять процессом из храма. Если вы подпишите договор, то сможете увидеться с ней по деловым вопросам. На это я даю свое разрешение. — Сильвестр положил перед родными магический договор, подготовленный Верховным жрецом. — Майн, прочти для них. Тебе они доверяют больше, чем кому-либо из нас.

Простолюдины обычно не владели грамотой, потому с помощью договора их можно было легко обвести вокруг пальца. Ходили истории о торговцах, которых ввели в заблуждение витиеватые эвфемизмы, которыми была полна речь знати и их договоры. По этой причине, для неграмотного люда важно, чтобы договор был прочитан доверенным лицом.

Я встала и подошла к столу с краю, где лежало все для подписания. Сильвестр, Карштед и Верховный жрец сидели слева от меня, а семья — справа. Я взяла договор и пробежалась по нему глазами. Мне было тяжело читать: он гласил, что мы с родными больше не будем семьей.

— Майн будет объявлена мертвой. Отныне ни одна из сторон не может признать другую своей семьей, если они когда-нибудь встретятся. С Майн следует обращаться, как с благородной особой. Вот условия договора. — Я положила пергамент на стол и посмотрела на Туури, которая сидела от меня дальше всех. Сестренка снова начала плакать.

— Если подписать, ты больше не будешь моей младшей сестрой? — глотала слезы она.

— Да, — просто ответила я.

Из-за договора мы сможем хотя бы видеться. Удочерение — дело решенное.

— Но я не хочу! — воскликнула Туури.

— Я тоже, но нельзя подвергать вас еще большей опасности. В этот раз ты осталась жива, но кто знает, спасешься ли в следующий. На маму или Камиля могут напасть. И все из-за меня…

На лице Туури отразился испуг. Должно быть, она вспомнила, как ей приставили нож к горлу и страх, когда ее похитили.

— Я не хочу подвергать родных опасности, — продолжила я. — Пойми, Туури. Это ради тебя.

— Как же так… — сестра сжала губы в линию и заревела еще сильнее, но не могла спорить со мной. Мне тоже хотелось плакать. Перед глазами все поплыло, и по щекам покатились слезы.

— Туури, пожалуйста. Напиши свое имя. Если не напишешь, мы больше не увидимся. Даже если мы больше не будем называться семьей, даже если я больше не назову тебя старшей сестренкой, я буду приглядывать за тобой. Не будем же мы прощаться навсегда.

— Что? — Туури распахнула глаза, а затем встала и подбежала, крепко прижавшись. Слезы текли ручьем.

— Для вас с Камилем я сделаю самые лучшие книжки и игрушки, договорились? Приходи повидаться в храм и мои покои. Позволь встречаться с тобой. Мне хочется знать, как у тебя дела.

— Майн. Не плачь. — Туури обвила меня руками и заговорила срывающимся голосом, делая паузы, пытаясь унять плачь. — Я приду… Буду навещать тебя в храме… Буду стараться… научусь читать, чтобы… читать твои книги. Хорошо?

— Да. Приходи. Я хочу этого. И принеси домой книги, игрушки. До обряда Камилю нельзя посещать храм. Надеюсь, ты передашь ему мои подарки, — я смотрела на сестренку, ее тепло заставило меня улыбнуться.

Туури шмыгнула и заговорила в нос:

— Конечно. Я все передам.

— Ты же собираешься работать в мастерской Коринны? Если станешь хорошей швеей, я буду заказывать наряды только у тебя. Хочу, чтобы однажды ты сшила для меня платье.

Моя просьба зажгла огонек в покрасневших от плача глазах Туури, она кивнула:

— Обещаю. Твою одежду обязательно буду шить я.

— Люблю тебя, Туури. Я так горда, что ты моя старшая сестра.

Мы снова крепко обнялись, а затем Туури подписала магический договор, хлюпая носом в процессе. Немного иронично, что она так старалась всю зиму научиться писать, и ее умение пригодилось для столь грустной бумаги.

— Майн. — Мама встала со стула и передала Камиля отцу. Она опустилась рядом на колени и тепло обняла меня. Запах молока навевал сладкие воспоминания.

— Мамочка… — Мне нечего было больше сказать. Мы некоторое время прижимались в тишине.

— Ты слишком рано решила покинуть дом, — сказала она с грустью.

— Прости, мам. — Прижимаясь к груди, я слышала, как бьется ее сердце. Мама гладила меня по волосам, словно перед сном.

— Береги себя, — наставляла она. — Ты так легко заболеваешь. Не стесняйся просить помощи, если нужно. Слушай, что тебе говорят, чтобы не быть занозой. Не отчаивайся и не взваливай все на себя. Помогай, когда есть возможность, и не слишком полагайся на других. И…

Обычно я пропускала все мимо ушей, но зная, что мне больше не услышать ее ворчания, чувствовала, как обрывается сердце. Прижимаясь к ней, я кивала на каждый наказ и вслушивалась в каждое слово. Она говорила и говорила, повторялась, и начинала заново. Это даже немного смешило.

— И последнее…

— Нужно запомнить что-то еще? — я подняла глаза и хихикнула. Мамина улыбка в мгновение погасла, она заплакала. Слезы падали на мое лицо.

— Не бери на себя много. Будь счастлива и в безопасности. Я люблю тебя, Майн. Моя доченька.

— И я тебя люблю, мама.

Еще немного она держала меня в своих руках, а затем медленно отпустила и встала.

— Мам… надо ли мне… Надо ли написать твое имя? — папа писал свое имя из-за работы, Туури научилась в храме, но я не знала, умеет ли мама. Но так только покачала головой.

— Зимой я училась вместе с Туури. Хочу научиться читать то, что ты напишешь. Пока я умею писать только имена всех в нашей семье, — смущенно улыбнулась мама и взяла перьевую ручку и трясущейся рукой написал имена свое и Камиля. Как и Туури ранее, она подписала договор кровавым отпечатком.

Последним подошел папа, держа на руках Камиля. Скорее всего он собирался отдать брата маме.

— Папа… Можно подержать?

— Конечно, — он передал мне Камиля в пеленках.

Я аккуратно приняла его. Совсем недавно я только научилась правильно держать братика. Стоило увидеть его личико, как малыш открыл глаза. Я прижалась к нему щекой и почувствовала сладкий детский запах. Глубоко вдохнув его, я поцеловала милый лобик.

— Не думаю, что ты запомнишь меня, но я сделаю для тебя много книжек с картинками. Обязательно прочитай их все, хорошо? — я передала Камиля маме, пока тот не начал плакать.

Немного замявшись, она сделала крошечный надрез на его пальце и оставила отпечаток. Малыш тут же начал кричать от боли.

Утешая Камиля, мама ушла, оставив меня с папой. Он обнимал меня только правой рукой, так как левой не мог двигать из-за ожогов.

— Как твоя рука? Болит? Прости… Тебя ранили из-за меня.

— Нет. Я твой отец, это у меня не хватило сил… Я не смог защитить тебя. Прости, — тихо произнес папа. Его лицо исказило сожаление, он тоже заплакал и крепко обхватил меня.

— Нет, — покачала я головой. — Ты защищал меня всю жизнь. Если я когда-нибудь выйду замуж, пусть это будет кто-то столь же сильный и способный защитить меня.

Услышав это, отец нахмурился и покачал головой. Он улыбался сквозь слезы.

— Если твой будущий муж не сможет тебя защитить, я приду и побью его.

— Ха-ха… Знаю, ты всегда рядом, папа, — прижалась я к отцу. Он положил свою голову мне на плечо.

— Да… Я всегда хотел услышать это от дочери. Жаль, что ты уже покидаешь меня. От этого больнее всего.

Папа растил меня и защищал. Прощаться было так больно, я не могла унять слез.

— Мое имя изменится, и больше я не назову тебя «папой», но… Я навсегда останусь твоей дочерью, защищу город и всех-всех. Обещаю.

— Майн, — он прижал меня к себе сильно-сильно. Чувства переполняли, что казалось, разорвет на части. Кольцо Верховного жреца начало сиять, в него потекла мана.

— А?! — удивилась я.

— Майн! — папа слегка отшатнулся, смотря на подскочивших дворян с палочками наготове.

— Майн, держи себя в руках! — воскликнул Верховный жрец.

— Нет. Моя мана — это доказательство любви к родным, потому использую ее ради них, — прошептала я. Кольцо засияло ярче, и молитва сама собой слетела с моих уст.

— О великие Король и Королева бескрайних небес, о могучий бог Тьмы и богиня Света; о великая Вечная Пятерка, что правит миром смертных, богиня воды Флютране, бог огня Лейденшафт, богиня ветра Шутцерия, богиня земли Гедульх, бог жизни Эгвилибе. Прошу вас, услышите мою молитву и с ниспошлите благословение, — медленно я развела руки, и слабый трепещущий свет вспыхивал внутри кольца, когда я называла имя бога. Я желала, чтобы моя семья получила как можно больше благословений. Раз я не могу быть с ними, пусть останутся они. — Отдаю Вам сердце, мольбы и благодарность и прошу священной защиты. Даруйте тем, кого люблю, силу стремиться к своей цели, исцелять боль, переносить испытания и невзгоды, и охраните от зла.

Комнату наполнил мягкий желтый свет, а затем взорвался мелкими искрами, похожими на снежинки. Свет не полностью озарил мою семью, часть его вылетела из комнаты и направилась к дорогим мне людям.

— Ожоги исчезли… — сказал папа, пораженно проводя пальцами по совершенно здоровой левой руке.

— Это исцеляющая сила богини воды Флютране, — обронила я.

— Я горд, что ты моя дочь. Используй свои силы с умом и защити город, — улыбнулся папа.

— Обещаю, что не разочарую тебя.

Мы с папой стукнулись кулачками. Отец повернулся к договору и тоже подписал. Его рука дрожала. Папа порезал палец и приложил к имени. Это далось ему с трудом. Он стиснул зубы и опустил голову.

Держа в руках ручку, я посмотрела на каждого из моей семьи. У Туури блестели красные глаза; Камиль только успокоился, поскольку мое благословение исцелило порез; мама тихо всхлипывала и прижимала малыша к себе, папа стоял рядом, прикрыв глаза.

— Папа, мама, Туури, Камиль. Я люблю вас.

Передо мной лежало два договора. Один — забирал меня из семьи, а второй менял имя «Майн» на «Розмайн». Стиснув зубы, я быстро подписала оба, а затем протянула ладонь к отцу. На его лице блестели слезы. Он решительно сделал небольшой надрез на моем пальце и впечатал выступившую кровь на оба договора. Они вспыхнули золотом и исчезли.

— Договоры скреплены. Перед нами стоит Розмайн, дочь дворянина, — сказал серьезно Сильвестр. Родные вздрогнули, впервые увидев золотое пламя, а затем опустились на колени, смотря в пол.

— Тогда мы уходим, — сказал отец погасшим голосом.

— Берегите себя, госпожа, — прошептала мама.

— Прощай… те, — всхлипнула Туури.

Больше мы не имели права говорить на равных. Они не смогли бы понять, почему я кланяюсь, но я постаралась выразить в японском поклоне всю свою благодарность и уважение.

— Спасибо, что пришли сегодня. От всего сердца я буду молиться о новой встрече.

Родные ушли, и осталась только Розмайн, которая не могла последовать за ними. Одна.