Том 2. Глава 32. Болезненные ошибки

Сегодня мы принесем котелок и золу в лес и проварим белые волокна около часа, пока кора другого сорта дерева посушится на солнце. Люц двигался быстрее обычно, может, потому что один котелок не причинял ему неудобств, пусть и с сажей в качестве дополнительного груза.  

Дойдя до истока реки, я вытащила кору из корзинки и разложила на солнышке. В это же время Люц позаботился о своей ноше. Поставив полный воды котелок на каменный очаг, он подбросил дров в будущий костер.

— Слушай, Майн, смотри внимательно за варевом, не оставляй его без надзора.

— Да знаю я уже!

Котелок и зола очень ценны, особенно в денежном эквиваленте, в том смысле, что сами мы не найдем замену. Да и белые волокна не хотелось утратить, потому кто-то из нас обязательно должен следить за процессом, даже если это такая бесполезная персона, как я. Люц прекрасно знал, что я прилагала больше усилий к собирательству в последнее время, потому ходила здесь и там. Он оставлял меня следить, чтобы быть уверенным – у меня останутся силы на обратный путь. Вот же умник.

— Конечно знаешь, но стоит тебе заметить что-то интересное, как тут же отвлекаешься.

— Я не отойду от котелка до твоего возвращения, поспеши и делай дело.

Впервые дойдя до леса, я оставила корзинку и пошла на исследования несмотря на то, что это меня утомляло. Как же тогда разозлились Люц и Туури. В отличии от Японии в этом мире нельзя оставить свои вещи где бы то ни было и пойти гулять. Их легко могут украсть. Вот почему дети до и после посещения леса несут на спинах корзинки сами.

Люц поджег костер и побыстрее пошел собирать, чтобы набрать побольше. Я докладывала кору из корзинки и уставилась на котелок, время от времени поправляя корзину, когда двигались тени.

— Кипит?

— Ага, думаю готово.

Я положила золу и белые волокна в бурлящую воду, а потом поняла, что мне нечем мешать. И с собой не было ничего подходящего.

…Ну, не-е-ет, как же я могла забыть?

Сетуя на слабое воображение, которое не предвидело подобную ситуацию, я оглянулась вокруг в поисках палки.

— Люц, нам нужны две палки одного размера, чтобы мешать. Подойдет любая ветка, но бамбук лучше всего. Недалеко же рос бамбук, да?

— Две бамбуковые палки, да? Найду.

Люц нашел бамбук и отрезал два куска одинаковой длинны, а я стала мешать ими варево.

Должно быть ему стало легче иметь дело с бамбуком, после вырезания полосок.

Мешая я услышала, как Люц бубнит под нос.

—…Майн, хорошо выходит.

— Шта?! Оу, ум-м-м-м, да. Довольно хорошо, да?

Я натянуто улыбнулась, покрываясь холодным потом. В этом мире не существовало азиатской кухни, потому никто не пользовался палочками. На сколько я знаю, ни у кого таких палочек нет. В мире не было ни одной маленькой девочки, которая небрежно попросила бы палочки, чтобы помешать в котелке, а потом держала бы их, как палочки для еды, вместо того чтобы хватать по отдельности за концы.

…О, н-е-е-ет, я опять кажусь Люцу странной. Это просто воображение, я просто преувеличиваю. Нет никаких оснований для подозрений .

Я продолжала мешать варево, избегая мыслей о реальности. Будет еще подозрительнее, если я стану держать их иначе только из-за его слов. Оставалось только проявить бдительность в будущем, а пока сердце не переставало взволнованно колотиться в груди.

…А-а-а, Вот, дурочка, невероятная идиотка! Я сама даю ему пищу для подозрений!

Я старалась улыбаться и вести себя, как обычно, помешивая в котелке кипящую кору, пока не послышался звон колокола. Готово.

Я вывалила горячую кору в реку и смыла золу, оставив сушиться на солнце. Свет выбелит волокна. Уж не знаю, так ли ведут себя растения из этого мира, как с Земли, но мне в любом случае придется все выяснять опытным путем.

— Теперь оставим кору здесь на сутки.

—М-м-м. Ладно.

Нужно оставить белую кору вымываться в реке, чтобы она стала настолько белой, насколько это возможно. Люц помыл котелок, и мы занялись собирательством. На этот раз я внимательно определяла растения на ядовитость. К счастью на этот раз обошлось без прецедентов.

***

Сегодня в наши обязанности входит принести кору из леса домой. Мы позанимались сбором в лесу как обычно и ко времени возвращаться вытащили белые волокна из реки. Из дома сегодня мы принесли корзинки специально для мокрой коры.

— Теперь мы будем работать только на складе.

—Хорошо. Думаю, сегодня нужно насобирать как можно больше, а?

Я нарвала множество съедобных растений (одобренных Люцом), мерила (собранного Люцем), и наконец, ягод кранса на варенье. Пока собирала, наелась ягод сама. Кислее японских, но в моей жизни сейчас так мало сладостей, что есть даже ягоды – настоящее наслаждение.

***

На следующий день с восходом солнца мы начали свою работу не в лесу, а в переделах стен на складе. Я хотела довести весь процесс до конца и «закончить» с бумагой сегодня, раз назвалась груздем, пора полезать в кузов.

Сначала нужно было очистить кашу из волокон от примесей. Этим можно заниматься сидя, потому я сама взялась за дело. Пока я ковырялась в смеси, Люц чистил фрукты, давил их и смешивал с водой, чтобы получилось тороро.

— Слушай, Майн, а каким это тороро вообще должно быть?

—…М-м-м, вроде. Если клеиться, то все, наверное, в порядке, но я не совсем уверена. Думаю, смешаю с волокнами и посмотрю, как они будут прилипать друг к другу.

Смесь очистили, время отбивать волокна. Люц брал в руки куб из дерева, похожего на дуб и бил по волокнам, пока они не стали мягкими, как пух. Он просто продолжал раскачиваться, держась за ручку внизу, вырезанную людьми с лесопилки, завернутую в ткань, которую он принес из дома, чтобы не повредить руку.

Такая у Люца работа. Я старалась не мешаться, что я могу сделать со своими руками-крюками. Волокон было немного, и мальчик вскоре закончил, но, если мы займемся массовым производством, дела пойдут куда серьезнее.

После мы уложили волокна в корыто с тороро и добавляли воду по чуть-чуть, регулируя клейкость. Обычно для перемешивания использовали грабли или что-то вроде гребня, но здесь было не так много коры, поэтому я попросила Люца сделать мне еще две пары палочек.

М-м-м… Уверена эта смесь напоминает мне кашу из картонных коробок, когда я добавила крахмал.

Поскольку я не велика мастерица, мне не совсем удавалось соблюдать верный состав, но я напрягала память изо всех сил, чтобы сделать верную смесь из волокон и тороро. С этим закончили, теперь нужно сделать бумагу с помощью сукэты. До этого дня изготавливали двойную рамку и фильтр.

— Фух. Вот теперь мне становится что-то ясно.

Мои воспоминания о создании бумаги из коробок из-под молока в школе сводились к следующему: Вскипятить картон, убрать примеси, хорошенько помешать, добавить крахмал для стирки, разложить на сукэте и высушить. Впервые мой опыт создания бумаги пригодился для создания васи.

…Наконец-то! Спустя столько времени настало мое время блистать! Спасибо высшим силам за очки опыта!

— Ты на самом деле понимаешь, что делаешь?

Люц, подперев голову, смотрел с подозрением на то, как я готовлю сукэту.

Я имею ввиду… Конечно, я многое помнила недостаточно детально. Решив использовать теоретический опыт на практике, я поняла, что многое подзабыла, но все ошибки идут от отсутствия практических навыков.

Недоверие Люца меня немного раздражало, я надула милые девчачьи щечки и задрала подбородок.

— Да! Верь мне! Я уже делала это.

— …Где и когда? — Спросил Люц резко, нахмурив брови. От его голоса мое сердце замерло на секунду.

— А? Э-эм-м-м, э-это девчачий секрет! Даже не думай совать нос в чужие дела!

А-А-А-А-А! Какая же я тупица! Зачем я это сказала? Люц смотрит сейчас прямо на меня с таким равнодушием. Прямо на меня. А-А-А-А! Неужели я только что вырыла себе яму?!

Я скрыла душевные вопли за фальшивой улыбкой и налила воду с волокнами в сукэту. Немного дрожали пальцы, но я постаралась не обращать внимания на это. Когда сукэта наполнилась водой, я начала двигать ее из стороны в сторону, вверх и вниз.

— Зачем ты ее так двигаешь?

— Ну, двигая так массу в воде мы раскатываем волокна, чтобы бумага вышла тонкой. В зависимости от того, насколько тонкую бумагу ты хочешь, ты дольше двигаешь сукэту.

— Хех, интересно. Ты знаешь это, потому что уже занималась подобным?

Люц впился в меня взглядом. Я знала, что любое изменение в моем выражении лица может выдать меня. Я не знала, что ответить. Я делала все в полнейшей тишине, полностью сосредоточившись на деле.

— М-м, Люц, я думаю поэкспериментировать и посмотреть, сколько движений потребуется, чтобы получилась бумага той или иной толщины. Что думаешь?

Люцу похоже не понравилось, что я избежала ответа. Я чувствовала, как тяжелеет его взгляд, пока двигала сукэту по кругу.

А-а-а… Чувствую, что карабкаюсь на скалу, чтобы снова упасть…

Закончив трясти сукэту, я вытащила фильтр из рамки и уложила будущую бумагу на полочку для сушки.

— Воздуха не должно остаться, когда укладываешь листы друг на друга. Начиная с края требуется двигаться вниз.

— Легко.

Люц взял следующий фильтр и вставил в рамку, а затем принялся повторять мои движения. Мы делали бумагу всего лишь размером с открытку, так что пары махов хватало, чтобы распределить волокна по фильтру.

Люц и я молча водили сукэтой по кругу, распределяя воду. Я надеялась, что волокон хватит на три листика, но снова ошиблась. Мы закончили с десятью листиками на руках.

— Сейчас нам не нужна целая кипа бумаги, но в любом случае, сегодня нужно оставить листы сохнуть на полочке. Вода будет испаряться сутки.

— А дальше что?

— Мы аккуратно выдавим остатки воды при помощи пресса. И весь следующий день листы пролежат под ним, чтобы от липкости тороро не осталось и следа.

— Ух ты. Ты много знаешь об этом. Ну, ладно. Так ты расскажешь мне, где занималась этим раньше?

…Уф, это ранит. Он все-таки вывел меня на чистую воду. Я не просто упала со скалы, я сама с нее сиганула. Такая дура.

Однако, несмотря на все игры в гляделки, Люц мне ничего не сказал. Я не хотела опять карабкаться на скалу подозрения, чтобы снова испытать унизительное саморазрушение, потому просто делала бумагу, стараясь не сболтнуть лишнего. Я уже выдала себя, сказав правду. Это было слишком рискованно. Могу только представить, что он захочет узнать, когда мы закончим с бумагой.

У меня уже было готовое решение на случай худшего исхода, так что ничего страшного. Не люблю боль и не хочу испытывать страха. Будь то боль или страх, я всегда могу отдаться пламени внутри и сгореть в нем. За этими мыслями жар становится сильнее, потому не понадобиться много времени, чтобы все случилось.

Беда в том, что я уже привязалась к этому миру. Все, что нам оставалось сделать с бумагой - дать ей высохнуть. В принципе, все идет гладко с бумагой. До своего исчезновения я бы хотела сделать как можно больше книг.

…Я мечтаю прожить как можно дольше. Даже купила бы время. Я хотела бы отсрочить смерть пока не сделаю книгу.

С этими мыслями и сгущающимися над головой тучами я продолжала работать.

***

На следующий день мы шли в лес в полной тишине. Я уложила кору в реку и отправилась собирать. Мы сделали остановку на складе, чтобы уложить пресс, и на этом все. Я не могла не думать о чувствах Люца. Судя по его взглядам, он думал то же обо мне.

— Знаешь…

— Хм? Что случилось?

Услышав голос Люца, я вздрогнула. Думала, что сохраню хладнокровие, но тело выдавало мысли.

Все еще дрожа, я хотела, чтобы Люц продолжил, но он только взлохматил светлые волосы и пробормотал.

—…Забудь.

— А-а?

Я знала, что пожинаю то, что посеяла, но такое положение дел причиняло мне сильную душевную боль.

***

На следующий день я не забыла захватить разделочную доску, и мы отделили на ней волокна от коры. В отличие от коры тромбэ, с обычным деревом было куда сложнее работать. Волокна вышли рассыпчатыми. И не только у неуклюжей меня, но и у более аккуратного Люца. Волокна тромбэ подходили лучше всего, но вопрос о том, как его добывать оказался открытым.

— …Думаю с каждым видом древесины работается по-разному.

— И то верно.

Рассыпчатые волокна напоминали мои с Люцем отношения на данный момент. Я могла только вздыхать.

— Когда высохнут эти волокна, все будет хорошо.

— Конечно. Знаешь… Эх, потом. Скажу тебе, как закончим. — Замялся Люц, прежде, чем снова замолкнуть. Я кивнула, моя решимость стала сильнее.

Люц понял, что я не Майн и уже готов назвать меня фальшивкой. Тут и думать нечего. Он больше не называл меня «Майн» со дня, как я выдала себя. Что же он скажет, когда бумага будет готова? Накричит? У Меня было слишком хорошее воображение особенно касательно таких вещей. Мне казалось, Люц наговорит после всего множество жестоких и болезненных слов. Мой разум вонзал копья в сердце, оставляя в нем лишь сочащуюся кровью печаль.

…Это зашло слишком далеко, Люц! Ты жестокий! Воображение или еще чего, мне остается лишь плакать! Я буду плакать!

На следующий день мы работали на складе. Сперва Люц и я забрали белые волокна, заготовленные со вчера, развесели на корзине и взяли с собой. Затем мы аккуратно сняли пресс с бумаги на полочке и прикрепили ее к дощечке.

— Чтобы окончательно избавиться от пузырей было бы неплохо пройтись по листам кистью, но я забыла заказать ее. Ой-ёй. Но листы маленькие, так что все будет хорошо, в любом случае.

— …Ты позабыла много всего.

Люц грозно посмотрел на меня. Однако в последнее время я и не такое от него слышала, так что просто пожала плечами и сдулась.

— Нужно закончить хотя бы с этими листами, прежде, чем преступать к следующей партии. Еще важнее высушить листы на солнце. Солнечный свет сделает их белее.

Люц вынес доску на улицу и установил у стены как раз на солнце. Затем он вымыл полку для сушки и поставил рядом с первой доской, чтобы просушить как следует.

Белая бумага, подсыхающая под голубым небом, выглядела красиво. Исполнив первый этап к созданию книг, я почувствовала удовлетворение.

— Э-э-эх, бумаженька. Настоящая, всмаделяшняя бумага. Мы сделали это…

— Эй…

— Но еще не закончили. Бумага будет сохнуть до вечера. Когда высохнет, мы медленно снимем ее, осторожно, чтобы не порвать, вот тогда и закончим.

Я рассказала, что окончание процесса будет только вечером, чтобы отсрочить разговор с Люцем. Он все прекрасно понял. Он окинул меня полным разочарования взглядом.

— Но в целом, все готово, да?

—…Ну, не могу не согласиться, но…

— Я тебя предупреждал, что скажу кое-что, когда мы закончим, помнишь?

Вот и настало время допроса. Зеленые глаза Люца горели свирепым огнем, я чувствовала кожей его гнев. Я прикусила губу и повернулась к мальчику лицом, твердо упираясь ногами в землю, чтобы выстоять несмотря на любые слова.