Глава 3. Боевая сука
1
Яркое солнце постелило на землю чётко очерченные тени. Воздух был настолько чистый, что снайпер мог подстрелить тебя за несколько километров. Над полем хлопал флаг 17‑й роты, колыхаясь от южного, тихоокеанского бриза.
Морской воздух нёс аромат, который проникал в нос и щекотал язык, продвигаясь к глотке. Рита наморщила лоб. Больше походило не на зловоние Мимика, а на едва уловимый запах рыбы, который можно учуять в тарелке с рыбным соусом.
Если отбросить в сторону напряжение военного времени и постоянную угрозу смерти, Дальний Восток обладал шармом. Линия побережья, какую так сложно защищать, позволяла себе великолепные закаты. Вода не уступала воздуху по своей чистоте. Если уж Рита, которая обладала лишь десятой долей утончённости и культурности среднестатистического человека, находила это место красивым, тогда всамделишный турист принял бы его за рай. Картину, правда, портила надоедливая влажность.
Погода грядущей ночью идеально подходила для воздушной атаки. Как только бы зашло солнце, бомбардировщики, загруженные GPS-управляемыми боеприпасами, могли взмыть роем в небо и превратить остров в безжизненную лунную поверхность, чтобы облегчить завтрашний наземный штурм. Великолепный атолл, пышная флора и фауна — все разделили бы судьбу врага, если бы всё пошло согласно плану.
— Прекрасный день, не правда ли, майор Вратаски? — На толстой мужской шее, которая по сравнению с шеей стандартного пилота Жилета казалась секвойей на фоне бука, висела старая плёночная камера. Рита проигнорировала его. — Отличное освещение. В такие дни, как сегодня, даже самолётам из стали и заклёпок можно придать вид работы да Винчи.
Рита фыркнула.
— Постановочный кадр ловишь?
— Да как можно такое говорить единственному фотожурналисту в японской экспедиции? Я горжусь тем, что преподношу публике правду о войне. Разумеется, 90 процентов правды передаёт освещение.
— А ты умеешь вести непринуждённый разговор. Тебя наверняка обожают за пиар. Сколько же у тебя языков?
— Только один, какой даровал американцам Господь. Хотя я слышал, у русских и критян их два.
— Вроде бы есть один японский бог, который вырывает язык лгунам. Смотри, осторожнее, а то неприятности на свою голову навлечёшь.
— Боже упаси.
У кромки гигантского тренировочного поля, где стояли Рита и фотограф, дул мощный ветер с океана. В центре поля 146 человек из 17‑й роты 301‑й японской Бронепехотной дивизии замерли ровными рядами в положении у земли. Любопытная тренировка, называемая изо-отжимом. Рита никогда раньше такой не видела.
Остальные из отряда Риты стояли чуть поодаль, их плотные, щетинистые руки выдавались вперёд. Они занимались тем, что лучше всего получалось у солдат — потешались над беднягами, которым повезло меньше, чем им. Может, так они отрабатывают поклоны? Эй, самураи! Через час тренировка на мечах!
Никто из сослуживцев Риты не приблизился бы к ней за тридцать часов до атаки. Как неписанное правило. К ней осмеливались подойти только инженер из числа коренных американцев, который едва мог видеть дальше своего носа, и фотограф Ральф Мурдок.
— Они совсем не двигаются? — Рита выразила сомнение.
— Нет, они просто сохраняют одно положение.
— Не похоже на самурайскую тренировку. Как по мне, больше смахивает на йогу.
— Это так странно, искать схожие моменты в индийском мистицизме и японских традициях?
— Девяносто восемь!
— Девяносто восемь!
— Девяносто девять!
— Девяносто девять!
Прилипнув глазами к земле, словно фермеры, наблюдающие за ростом риса, солдаты гавкали в такт с инструктором по строевой подготовке. Крики 146 человек отдавались тягучим эхом в черепе Риты, и давняя мигрень непременно напомнила о себе. В этот раз она была особенно сильной.
— Опять голова болит?
— Тебя не касается.
— Я не понимаю, как доктора, ответственные за взвод, не могут найти лекарство от какой-то головной боли.
— Как и я. Почему бы не попробовать тебе? — огрызнулась она.
— Они держат этих парней на коротком поводке. Я даже не могу взять у них интервью.
Мурдок поднял камеру. Рита не очень понимала, зачем ему фотографии полностью застывшей картины. Может, продаст их в бульварную газету, которой больше нечего печатать.
— Безвкусица какая-то. — Рита не знала ни одного солдата на поле, но ей и не требовалось их знать лучше, чем Мурдока.
— Фотографии лежат вне рамок хорошего или плохого вкуса. Если кликнешь по ссылке, и всплывёт фотография трупа, дело вполне могут направить в суд. Если та же фотография появится на главной странице New York Times, то она может получить Пулитцеровскую премию.
— Это другое.
— Да?
— Ты вломился в центр обработки данных. Если бы не твоя промашка, этих людей сейчас бы не наказали, и ты не фотографировал бы их. Я бы назвала это дурновкусием.
— Не спеши с выводами. Меня обвинили по ошибке. — Звук затвора его камеры стал нарастать, маскируя их разговор.
— Охрана здесь никакая по сравнению с центром. Не знаю, что ты пытался откопать в этом захолустье, но не причиняй никому своими действиями вред.
— Так ты следишь за мной.
— Меня просто взбесило, что блюстители взялись за тебя как раз тогда, когда ты стал играть по-крупному.
— Правительство не может рассказывать нам ту правду, какая им угодна. И там правда, и там правда, — сказал Мурдок. — Людям остаётся решить, где что. Даже если это что-то такое, о чём правительство не хочет сообщать.
— Как эгоистично.
— Назови хорошего журналиста-неэгоиста. Таким приходится быть, чтобы откопать сюжет. Ты знаешь каких-нибудь Мечтателей?
— Религия меня не интересует.
— Ты знала, что Мимики пришли в движение почти в тот самый момент, как вы начали крупную операцию во Флориде?
Мечтатели составляли группу пацифистов — гражданские, разумеется. Появление Мимиков нанесло серьёзный удар по морской экосистеме. Организации, ратующие за охрану дельфинов, китов и прочих морских млеков, исчезли. На их месте возникли Мечтатели.
Мечтатели верили, что Мимики разумные, и настаивали на том, что человечество совершило ошибку, не выйдя с чужаками на контакт и развязав войну. Активисты руководствовались тем, что раз Мимики смогли так быстро развить в себе мощное оружие, со временем они могли также развить и средства коммуникации. Мечтатели начали вербовать измученную войной публику, которая верила, что человечество никогда не сможет одолеть Мимиков, и по прошествии двух-трёх лет размер движения раздулся, как воздушный шар.
— Я брал у нескольких из них интервью перед приездом в Японию, — продолжил Мурдок.
— Кажись, неплохо поработал.
— Все они мечтают о том дне, когда человечество проиграет Мимикам. Думают, это какого-то рода сообщение, которое пришельцы пытаются нам передать. Не мне говорить тебе об этом. — Мурдок облизал губы. Его язык был слишком мал для его тела, что делало мужчину отдалённо похожим на моллюска. — Я немного покопался и выяснил, что особенно рьяно о таком мечтают тогда, когда близится крупная атака американского спецназа. И за последние несколько лет в Мечтатели подалось ещё больше людей. Публично не говорилось, но такие люди присутствуют даже в армии.
— Ты веришь всему, что говорят новостники? Слушай их дальше, и они тебя убедят, что Морские обезьянки [1] были заправскими Эйнштейнами.
— В академических кругах уже обсуждают вероятность наличия у Мимиков разума. А раз так, есть вероятность, что вскоре они попытаются выйти с ними на контакт.
— Если ты что-то не можешь разобрать, не надо искать там скрытых посланий, — заявила Рита и фыркнула. — Продолжай в том же духе, и скоро расскажешь мне, что нашёл признаки разума в нашем правительстве, но мы оба знаем, что там их искать бесполезно.
— Очень смешно. Но научные данные ты не можешь игнорировать. Каждая ступень в эволюционной лестнице — от одноклеточных организмов до хладнокровных и теплокровных — характеризуется десятикратным увеличением потребления энергии. — Ральф опять лизнул губы. — Если взять энергию, которую потребляет человек в современном обществе, это в десять раз больше, чем теплокровное животное схожего размера. При этом Мимики, которые якобы хладнокровные животные, потребляют такое же количество энергии, как и человек.
— Типа они выше нас на лестнице? Занятная теория. Обязательно опубликуй.
— Я вроде припоминаю, как ты говорила про сны.
— Само собой, у меня бывают сны. Обычные сны.
Рита считала поиск смысла в снах пустой тратой времени. Кошмар оставался кошмаром. И временные витки, в которых она застряла на войне, ну полностью отличались от сновидений.
— На завтра готовится атака. Все ли люди, у которых ты брал интервью, получили сообщение?
— Несомненно. Утром я говорил с Лос-Анджелесом, чтобы подтвердить. Все трое видели сон.
— Теперь я знаю, что это неправда. Это невозможно.
— Откуда ты знаешь?
— Сегодняшний день проходит в первый раз.
— Опять эти непонятки? Как один день может идти в первый или второй раз?
— Лучше надейся, что никогда не узнаешь.
Мурдок демонстративно пожал плечами. Рита перевела взгляд обратно на несчастных людей на поле.
Пилоты Жилетов не особо полагались на силу мышц. Нынешняя эпоха требовала больше выносливости, не толчковой силы. Чтобы развить выносливость, отряд Риты практиковал стойку из кунг фу, известную как ма бу. Ма бу включала разведение в стороны ног так, словно сидишь на лошади, и поддержание этой позы в течение длительного времени. Укреплялись мышцы ног, а ещё это годилось для отработки равновесия.
Рита не могла уверенно сказать, был ли хоть какой прок от изо-отжима. Сущее наказание, ясно как белый день. Японские солдаты, разложенные, словно сардины в банке, замерли в одном положении. Наверняка одно из худших событий в их жизни. Но даже так Рита завидовала их короткой памяти. И она уже давно ни с кем не не общалась так непринуждённо.
Удушливый ветер трепал её ржаво-красные волосы. Чёлка, всё ещё длинная, сколько бы раз девушка её ни состригала, щекотала лоб.
Мир пребывал в самом начале петли. Что здесь происходило, помнила только Рита. Трудности японских солдат, ругань и веселье американских спецназовцев — всё исчезнет без следа.
Рита хотела не думать об этом, но, глядя на этих солдат, за день до атаки тренирующихся на влажном воздухе в пропитанных потом, прилипших к телу рубахах, она прониклась к ним сочувствием. В некотором смысле в том, что Мурдок явился сюда вместе с ней, виновата она.
Рита подумала, как сократить ФП и прекратить бессмысленное на вид упражнение. А что если оно вселяет в них самурайский дух? Хотя нет, ребята всё равно ходили под себя во время первого столкновения с Мимиками. Она хотела остановить пытку, даже если её сентиментальность оценит лишь она одна.
Осматривая тренировочное поле, Рита встретила пару глаз, демонстративно пялящихся прямо на неё. Она привыкала к постоянным взглядам в свою сторону, которые выражали послушание, восхищение, даже страх, но она ни разу не видела это: взгляд совершенно незнакомого человека, наполненный несдержанной ненавистью. Если бы незнакомец мог стрелять из глаз лазером, Рита бы за три секунды пропеклась лучше, чем индейка на День благодарения.
Она знала лишь одного человека, накал взгляда которого лежал где-то рядом. Тёмно-синие глаза Артура Хендрикса не знали страха. Рита убила его, и сейчас взгляд синих глаз покоился глубоко в холодной земле.
Судя по мускулам, уставившийся на неё солдат был новобранцем, не так давно покинувшим учебный лагерь. Совсем не как Хендрикс. Тот был американцем, лейтенантом и командиром отряда спецназа США.
Отличался и цвет глаз. И волосы. Лицо и тело не походили даже близко. Но что-то в солдате-азиате Рите всё же понравилось.
2 Риту всегда интересовало, каким был бы мир, если бы существовала машина, способная точно измерить потенциал человека.
Если ДНК определяла человеческий рост и форму лица, то почему бы сюда не отнести и менее очевидные черты? Наши отцы и матери, дедушки и бабушки — в конечном счёте каждый индивид развивался как продукт крови тех, кто жил до него. Беспристрастная машина могла бы обрабатывать эту информацию и оценивать её численно, как рост или вес.
Что если кто-то, кто обладал потенциалом открыть формулу для разгадки тайн вселенной, захотел бы стать писателем лубочных рассказов? Что если кто-то, кто обладал потенциалом создать бесподобные гастрономические деликатесы, душой припал бы к гражданской инженерии? Есть то, что мы желаем делать, и есть то, что мы способны делать. Когда эти две вещи не совпадают, по какому пути нам пойти, чтобы обрести счастье?
Маленькая Рита обладала двумя дарами: играть в подковки и имитировать слёзы. Её головку никак не могла посетить мысль, что в её ДНК содержится потенциал стать великим воином.
До того как девочка потеряла родителей в возрасте пятнадцати лет, она оставалась обычным ребёнком, которому не нравились его рыжие волосы. Она не показывала особых успехов в спорте, а оценки в средней школе получала средние. Риту не отличала от остальных и нелюбовь к болгарскому перцу и сельдерею. Лишь её умение притворно плакать оказалось по-настоящему исключительным. Она не могла провести свою мать, зоркий взгляд которой видел каждую её уловку, но все остальные подчинялись ей спустя несколько секунд безудержного плача. Единственной прочей отличительной чертой Риты служили рыжие волосы, которые девочка унаследовала от бабушки. Во всём остальном она ни в чём не отличалась от остальных трёхсот миллионов американцев.
Её семья жила в Питсфилде, маленьком городке чуть восточнее Миссисипи. Не Питсфилд во Флориде, не Питсфилд в Массачусетсе, а Питсфилд в Иллинойсе. Её отец был младшим ребёнком в семье мастеров боевых искусств — преимущественно дзюдзюцу. Но Рита не хотела отправляться в военную академию или заниматься спортом. Она хотела остаться дома и выращивать свиней.
За исключением молодых людей, вступивших в армию, у всех людей жизнь в Питсфилде проходила спокойна. Это место легко позволяло забыть, что человечество находилось в разгаре войны со странным и пугающим врагом.
Рита была не против жить в маленьком городке и никогда не видеть никого, кроме тех же самых четырёх тысяч или около того жителей. Визг свиней день напролёт мог немного утомить, но воздух был чистым, а небо широким. В своём тайном уголке девочка могла подремать после обеда и поискать четырёхлистный клевер.
Пожилой торговец-пенсионер держал в городке небольшой универмаг. Он продавал всё от продуктов и комплектующих до серебряных крестов, которые вроде как отгоняли Мимиков. У него завалялись даже натуральные кофейные бобы, какие нигде больше не найти.
Атаки Мимиков обратили большую часть пахотных земель развивающихся стран в пустыню, делая такие продукты, как натуральный кофе, чай и табак, очень редкими. Вместо них пустили в ход заменители или ароматизаторы, идентичные натуральным, которые никогда не оправдывали ожиданий.
Городок Риты, как и многие другие мелкие поселения, пытался обеспечить голодающую нацию и армию зерном и скотом.
Первые жертвы Мимиков оказались и самыми уязвимыми: беднейшие регионы Африки и Южной Америки. Архипелаги в юго-восточной Азии. Страны, не обладающие никакими средствами обороны, наблюдали, как пустыня неумолимо пожирала их земли. Люди бросили культивацию товарных культур — кофе, чай, табак и пряности, столь желанные в более благополучных государствах — и начали выращивать основные продуктовые культуры — бобы и сорго, всё что угодно, лишь бы избежать голода. Развитые государства, в общем-то, смогли остановить продвижение Мимиков на линии своих берегов, но львиная доля продуктов, которые у них расходились как само собой разумеющееся, исчезла с магазинных полок за одну ночь.
Отец Риты, выросший в мире, в котором даже жители Среднего Запада каждый день могли себе позволить свежие суси, был, можно сказать без преувеличения, кофеинщиком. Он не пил и не курил — его пороком стал кофе. Часто он брал Риту за руку и удирал с ней в лавку старика, пока мама не видела.
Белая борода старика контрастировала с бронзовой кожей.
Когда он не рассказывал истории, то жевал стержень трубки от кальяна, временами выдыхая дым. Старик проводил дни в окружении экзотических товаров со стран, о которых большинство нормальных людей никогда не слышало. Серебряные фигурки маленьких животных. Гротескные куклы. Тотемные столбы с вырезанными на них птичьими мордами или причудливыми зверями. Пьянящий воздух в лавке состоял из дыма старика, неописуемых пряностей и аромата натуральных кофейных бобов, до сих пор хранящих память о плодородной почве, на которой они росли.
— Эти бобы из Чили. Вот эти из Малави в Африке. А эти проехали весь Шёлковый путь из Вьетнама в Европу, — рассказал он Рите. Для неё все бобы выглядели одинаково, но стоило ей указать на какие-нибудь, как старик выстреливал без заминки их происхождение.
— Есть сегодня из Танзании? — Её отец прекрасно разбирался в кофе.
— Что, ты уже прикончил последнюю пачку?
— Теперь ты говоришь, как моя жена. Что сказать. Они мои любимые.
— Как насчёт вон тех — они реально что-то с чем-то. Премиум кофе Кона, растущий на Большом гавайском острове. Большая редкость даже в Нью-Йорке или Вашингтоне. Просто понюхай!
Морщины на голове старика углубились в складки, когда он улыбнулся. Отец Риты сложил руки на груди, оказавшись под впечатлением. От сложной дилеммы он получал подлинное удовольствие. Столешница была немного выше головы Риты, и девочке приходилось стоять на носочках, чтобы хорошо разглядеть товар.
— Они захватили Гавайи. Я видела по телевизору.
— Ты хорошо осведомлена, юная леди.
— Не смейся. Дети больше смотрят новости, чем взрослые. Единственное, что нас заботит — это бейсбол и футбол.
— Не могу не согласиться. — Старик провёл рукой по лбу. — Да, это последние. Последний кофе Кона на лике земли. Как только этих бобов не станет, его уже не будет.
— Где ты умудрился его достать?
— Это, мой дорогой, секрет.
Пеньковую сумку заполнили бобы кремового цвета, более круглые, чем большинство кофейных бобов, но во всём остальном они выглядели обычно.
Рита взяла один из бобов и осмотрела его. Нежареные экземпляры были прохладными и приятными на ощупь. Она представила, как бобы купаются в лучах солнца под лазурным небом, которое простиралось вплоть до горизонта. Отец рассказывал ей про небо над островами в океане. Рите нравилось тонкое и водянисто-голубое небо над Питсфилдом, но она хотела хотя бы раз увидеть небеса, которые наполнили редкие бобы солнечным теплом.
— Ты любишь кофе, юная леди?
— Не очень. Он несладкий. Лучше шоколад.
— Жалко.
— Но пахнет хорошо. А этот так вообще лучше других, — сказала Рита.
— Ах, тогда для тебя ещё не всё потеряно. Что скажешь, позаботишься о моей лавке, когда я отойду на покой?
Вмешался отец Риты, который до сих пор не отрывал взгляд от кофейных бобов.
— Не давай ей дурных советов. Нам нужен кто-то на ферме, и она единственная, кто у нас есть.
— Тогда, может быть, она найдёт многообещающего молодого человека или девушку, кому я смогу передать свою лавку, а?
— Не знаю, я подумаю, — с безразличием ответила Рита.
Её отец опустил сумку с кофе, которым восхищался, и встал на колени, чтобы взглянуть Рите в глаза.
— Я думал, ты хотела помочь на ферме?
Старик поспешно вставил комментарий.
— Давай позволим этому дитя самому выбирать свой путь. Это ещё свободная страна.
В глазах молодой Риты вспыхнул свет.
— Вот именно, пап. Выбор же мой? Ну, пока меня не заставят вступить в армию.
— Совсем не любишь армию, хы? ОСО не такие уж плохие, знаешь ли.
Отец Риты рассердился.
— Ты сейчас говоришь с моей дочерью.
— Но любого могут призвать, как только ему исполняется восемнадцать. У нас у всех есть право защищать свою страну, и у сынов, и у дочерей. Это хорошая возможность.
— Просто я не уверен, что хотел бы видеть свою дочь в армии.
— Ну, вообще, я не хотела бы в неё идти, пап.
— Ох, почему это? — на лице старика проскользнуло подлинное любопытство.
— Мимиков нельзя есть. Я читала в книге. А нельзя убивать животных, которых нельзя есть, только ради того, чтобы убить их. Наши учителя, пастыри и все остальные так говорят.
— А ведь с тобой хлопот не наберёшься, когда вырастешь.
— Я просто хочу быть как все.
Отец Риты и старик посмотрели друг на друга и обменялись понимающими смешками. Рита не поняла, что тут смешного.
Четыре года спустя Мимики атаковали Питсфилд. Налёт произошёл в середине необычно суровой зимы. Снег падал быстрее, чем его успевали убирать, и город промёрз чуть ли не насквозь.
Никто тогда не знал, но Мимики отправили нечто вроде разведывательного отряда перед атакой — маленькую мобильную группу, которая продвинется как можно дальше вглубь и вернётся к остальным с добытой информацией. В итоге с наступлением января три Мимика проскользнули через карантин ОСО и добрались по Миссисипи незамеченными.
Если бы горожане не заметили, как что-то подозрительное двигается в тени, вряд ли бы разведывательный отряд обратил внимание на Питсфилд с его пастбищами и акрами сельхозугодий. Вышло так, что выстрел дозорного из охотничьей винтовки привёл к резне.
Охрану штата задержал снег. Потребовались бы часы, чтобы поднять взвод ОСО на вертолёте. К тому времени половину зданий в городе сравняли с землёй, а треть пятнадцатитысячного населения перебили. Мэр, священник и старик из универмага попали в число мёртвых.
Люди, которые службе в армии предпочли выращивать кукурузу, погибли, защищая свои семьи. Маленькие армии были бесполезны против Мимиков. Пули только лишь царапали их тела. А копья Мимиков запросто пробивали деревянные и даже кирпичные стены.
В итоге кучка ободранных горожан победила трёх Мимиков голыми руками. Люди ждали момента, когда Мимики только собирались атаковать, неслись на монстров и подставляли их под собственные копья. Убили таким образом двух Мимиков и отвадили третьего.
Умирая, мать обняла Риту. Девочка лежала на снегу и наблюдала, как её отец погиб, сражаясь. Над пламенем спиралью поднимался дым. В ночи порхали яркие угольки. Небо сияло кроваво-красным.
Находясь под телом матери, уже начавшим остывать, Рита задумалась. Её мать, убеждённая христианка, сказала, что притворный смех — это ложь, и если она лгала, тогда Господь осудит её бессмертную душу и не пустит в Рай. Когда мать сказала Рите, что если Мимики не лгали и потому могли попасть в Рай, девочка разозлилась. Мимики родились не на Земле. Ведь у них нет души? Рите стало интересно, а что если есть, и они в самом деле попадают в Рай. Будут ли люди и Мимики там драться? Может, как раз это ожидало её родителей.
Правительство отправило Риту жить с какими-то дальними родственниками. Она украла паспорт у беженки, что была на три года старше и жила в обветшалой комнате по соседству, и направилась в призывной пункт ОСО.
Люди по всей стране начинали уставать от войны. В ОСО требовались любые солдаты, что годились для отправки на линию фронта.
Армия не отказала бы никому, если только кандидат не совершал какое-нибудь особенно омерзительное преступление. С точки зрения закона Рита не доросла до армии, но военком едва пробежался глазами по её присвоенному паспорту и вручил контракт.
Армия предоставляла людям один последний день, чтобы отказаться от военной службы, если они вдруг передумали. Рита, теперь носившая фамилию Вратаски, провела свой последний день на жёсткой скамейке около пункта ОСО.
Рите было не на что менять своё решение. Она хотела только одного: убить всякого Мимика, который вторгся на её планету. Она знала, что может. Папина ведь дочка.
3 В следующую ясную ночь посмотри на созвездие, которое люди называют Раком. В правой клешне гигантского небесного ракообразного висит тусклая звезда. Как ни напрягайся, её не увидеть невооружённым глазом. Её можно рассмотреть только в телескопе с тридцатиметровой апертурой. Даже если ты можешь путешествовать со скоростью света и можешь обогнуть Землю семь с половиной раз за секунду, потребуется более сорока лет, чтобы достичь этой звезды. А сигналы, посланные с Земли, рассеиваются, когда отправляются в путешествие по бездне между ними.
На планете около этой звезды существовала жизнь более многочисленная и разнообразная, чем на Земле. Росли и процветали культуры более продвинутые, чем наши, и правили всем создания с интеллектом, превосходившим таковой у H. sapiens. В контексте нашей сказки будем звать их народом.
Однажды субъект на указанной планете изобрёл устройство, названное экоформирующей бомбой. Устройство могло быть закреплено на закраине космического корабля, который был намного проще любого корабля, отягощённого живыми организмами и необходимостью поддерживать их жизнь, и который мог относительно легко пересекать пустоту космоса. Достигая пункта назначения, груз корабля взрывался, разбрасывая наноботов по поверхности планеты.
Сразу по прибытию наноботы начинают видоизменять мир, трансформируя любую агрессивную среду в такую, какая подходила для колонизации народом, создавшим их. Сам процесс выглядит намного сложнее, но детали не имеют значения. Космический корабль, перевозящий колонистов в новый мир, появится после того, как наноботы закончат трансформацию.
Учёные народа задавались вопросом, этично ли уничтожать существующую среду планеты без предварительного обследования. Всё-таки, как только процесс запущен, его уже не остановить. Уместно ли предположение, что планета, столь подходящая для их собственной жизни, также может содержать местную жизнь, возможно, даже разумную. Правильно ли это, спрашивали они, красть втихую мир у его коренных обитателей?
Создатели устройства напоминали, что их цивилизация основана на прогрессе, который нельзя умалить. Чтобы расширить свою территорию, в прошлом они никогда не чурались жертвовать малой жизнью. Леса были расчищены, болота осушены, плотины построены. На ум приходило много примеров того, как жители уничтожали естественную среду и приводили к вымиранию видов ради собственной выгоды. Если они могли делать это на собственной планете, почему к какому-то неизвестному миру в пустоте космоса от них требовали относиться иначе?
Учёные настаивали, что экоформинг планеты, которая могла давать пристанище разумной жизни, требует непосредственного контроля. Их протесты записали, рассмотрели и, в итоге, проигнорировали.
Были проблемы более тягостные, чем сохранение какой-то жизни, которую могло невзначай испепелить экоформирующими проектами. Жителей на их собственной планете стало слишком много, и бурно растущей популяции требовалась другая. Родительская звезда избранного мира не должна находиться слишком далеко, также неприемлемы двойные и пульсирующие звёзды. Планета сама по себе должна двигаться по орбите вокруг звезды G-класса на расстоянии, достаточном для существования воды в жидкой форме. Одна такая звёздная система, отвечающая всем этим критериям, относилась к звезде, которую мы зовём Солнцем. Их не беспокоило то, что единственная звезда в этой части Млечного Пути, подходящая им, могла служить домом разумной жизни, подобной им. Планета находилась на расстоянии более сорока световых лет, и ждать восемьдесят лет, пока придёт какой-нибудь ответ, не захотели.
Космический корабль, построенный на далёкой планете, в конце концов достиг Земли. На нём не оказалось представителей чуждого вида. Не оказалось и оружия для вторжения. Были только производственные машины.
Когда его обнаружили, межзвёздный корабль привлёк внимание всего мира. Но все попытки Земли выйти на контакт остались без ответа. Потом корабль разделился на восемь частей. Четыре из них утонули глубоко в океане, а три упали на сушу. Последняя часть осталась на орбите. Части, приземлившиеся в Северной Америке и Австралии, достались НАТО. Россия и Китай сражались за кусок, приземлившийся в Азии, но Китай взял верх. После многочисленных споров между земными державами главный корабль, пребывающий на орбите, залпом ракет превратили в маленькую кучу космического мусора.
Инкубаторные машины, что остались на дне океана, начали спокойно и методично выполнять свои инструкции. В океанских глубинах машинам довелось повстречаться с иглокожими — морскими звёздами. Биопродуцирующие наноботы пробили жёсткий эндоскелет морской звезды и начали размножаться в симбиозе с носителями.
Получившиеся создания питались почвой. Они жрали мир и опорожнялись ядом. То, что текло в их жилах, отравляло земную жизнь, но подходило народу, который их выслал. Медленно территория, где кормились эти создания, погибала и превращалась в пустыню. Моря, где они плодились, приобретали молочно-зелёный цвет.
Сперва возникли мысли, что эти создания стали результатом мутации, вызванной утечкой химикатов, или же тектоническая активность высвободила доисторические формы жизни. Некоторые учёные настаивали на версии о резко эволюционировавших саламандрах, хотя доказательств в поддержку своих заключений они не предоставили. А тем временем новые существа продолжили работу по перекройке земли, не обращая внимания на сообщество людей. В конце концов, они образовали группы и отважились выйти из воды.
Когда чужеродные ксеноморфы впервые появились на суше, они не были орудием войны. Передвигались они медленно, и отряд вооружённых людей мог легко с ними расправиться. Но, подобно тараканам, вырабатывающим устойчивость к ядохимикатам, чужеродные создания развивались. Инкубаторные машины, создавшие их, пришли к выводу, что для выполнения задачи ксеноформинга планеты они должны устранить препятствия, возникшие на их пути.
Война поглотила весь мир. Экосистеме наносился быстрый и огромный ущерб. В ответ на это появились Объединённые Силы Обороны. А врагу, из-за которого мир оказался на грани краха, человечество дало специальное название. Люди назвали чужаков Мимиками.
4 Рита Вратаски вступила в спецназ США после боя, который принёс ей медаль Тора за доблесть. Эту медаль в виде былинной богини с молотом в руках, присуждали солдату, который убил десять или более Мимиков за одно сражение. Мимики оказались единственным противником, способным выстоять против взвода пятидесяти бронепехотинцев и их града пуль. На удивление, медалей Тора понадобилось несколько.
Офицер, вешая блескучую медаль Рите на шею, похвалил девушку за вступление в элитные ряды тех, кто теоретически мог уложить вдвое больше Мимиков. Рита стала первым солдатом в истории, удостоившимся такого почёта после своей второй битвы. Находились те, кто прямо интересовался у Риты, где это она умудрилась приобрести навыки, необходимые для совершения такого подвига уже ко второй полевой операции. Рита отвечала им вопросом на вопрос:
— А еду готовить не опасно?
Большинство отвечало нет. Но что если газовая плита рассвирепеет, как огнемёт? Под раковиной может ждать своего часа целый бак горючих материалов. Полки с наставленными на них банками могут не выдержать и обрушиться лавиной из железа и стали. Мясницкий нож может убить так же просто, как кинжал.
Всё же несколько человек признавали кулинарную профессию опасной, но реальная угроза всё-таки маловероятна. Любой, кто провёл хоть сколько-то времени на кухне, знаком со свойственным этому месту риском и знает, что можно делать без опаски, а что нет. Никогда не лить воду на горящее масло, не направлять нож на сонную артерию, не использовать крысиный яд, когда по рецепту идёт пармезан.
Как по Рите, война ничем не отличалась.
Мимики проводили бесхитростные атаки. Они напоминали Рите свиней, которых она растила в Питсфилде. Солдаты могли бы выносить Мимиков по одному, но чужие действовали слишком сумбурно. Подобно венику, метущему пыль на полу, Мимики атаковали разом целые группы солдат. Пока ты знал, как движется веник, Мимики могли атаковать сколько угодно, и тебя бы не смело. Секрет борьбы с Мимиками заключался не в том, чтобы избегать опасности, а в том, чтобы бежать ей навстречу.
Попробуй в следующий раз. Просто ведь.
Обычно этого хватало, чтобы заставить их ошарашенно отшатнуться.
Рита, которой только исполнилось шестнадцать, не понимала, почему она так одарена в боевом плане. Она больше радовалась бы таланту печь мясные пироги или знать, где свинья хотела почесаться, но, по-видимому, у Господа было чувство юмора. Должно быть, он заметил, как она дремала на всех проповедях, когда родители брали её в церковь по воскресеньям.
Силы Специального Назначения подходили для индивидуалистов — людей, у которых проблемы с властями. Каждый в отряде мог оказаться гнусным убийцей, которому предоставили выбор между армией и петлёй. Здешние ребята охотнее в человека выстрелят, нежели заговорят с ним, и они не делали различий между союзниками и Мимиками, когда отправляли 20‑миллиметровые снаряды в полёт. Нервы здесь расшатывались быстрее всего, и спецназовцы постоянно следили за тем, чтобы новоприбывшее мясо закрывало брешь в их рядах, оставленную убитыми в бою.
Фактически подразделение Риты превратилось в отряд закалённых в бою ветеранов. Если расплавить все медали, полученные её отрядом, можно выплавить охуенную олимпийскую штангу для тяжёлой атлетики.
Отряд состоял из пиздатых типов, которые прошли сквозь ад и вернулись обратно так много раз, что уже были с Дьяволом на ты. Когда летит дерьмо, они начинают отваливать шутки. Правда, не такие, какие можно рассказать матери за ужином. Однако в противовес их репутации в этой компашке водились хорошие ребята. Рита мгновенно привязалась к своим новым товарищам.
Отряд удерживал вместе старший лейтенант по имени Артур Хендрикс. У него были блестящие светлые волосы, пронзительные голубые глаза и красивая жена, столь хрупкая, что обнимать её приходилось с большой осторожностью, а то, глядишь, сломается. Насколько бы пустячная его операция ни ждала, Хендрикс загодя звонил жене, за что над ним постоянно потешалась остальная команда.
В отряде, где каждый, что мужчина, что женщина, говорил на языке, который мог довести монашку до инфаркта, Хендрикс единственный никогда не сквернословил. Поначалу он относился к Рите, к её ужасу, как к младшей сестре. Она никогда бы не призналась, но ей начинало нравиться.
Рита числилась в отряде где-то полгода, когда оказалась заперта во временной петле, которая стала задавать ей с тех самых пор ритм жизни. Валькирией Риту Вратаски сделала операция, крупная даже по меркам американского спецназа. Президент готовился к переизбранию и хотел отличиться военной победой.
Несмотря на возражения со стороны его генералов и СМИ, он направил на операцию все силы, каждый танк на гусеницах, каждый боевой вертолёт, способный держаться в воздухе, и более десяти тысяч взводов, состоящих из солдат в Жилетах. Их цель: вернуть контроль над полуостровом Флорида. Это было самое опасное, самое бездумное и однозначно самое трудное сражение, какое видела Рита.
У спецназовцев в словарном запасе водилось много непристойных слов, но страх не входил в их число. При всём этом потребовалось более одного отряда, чтобы изменить ход безнадёжной войны с превосходящим противником. Жилет наделял владельца сверхчеловеческой силой, но одна сила не могла превратить людей в супергероев. Во время Второй Мировой войны Эрих Гартманн сбил 352 самолёта на русском фронте, но Германия всё равно проиграла войну. Если руководство малюет план, который требует невозможного, миссия будет провалена, просто, как раз-два.
После боя Флориду захламили бесхозные Жилеты — их расколотые панцири служили гробами для своих хозяев.
Рита Вратаски как-то умудрилась пройтись на носочках по линии толщиной с рояльную струну, что змеилась между жизнью и смертью. Погнула свой колобой, потом и вовсе его потеряла. У неё заканчивались боеприпасы. Она сжала 20‑миллиметровую винтовку так крепко, что та едва не приварилась к руке. Подавляя рвоту, Рита отцепляла батареи с тел павших друзей, баюкала на руках свою винтовку.