Глава 44. Недосказанность
В храме Единого Достоинства, в Зале Пяти Будд, Ли Хован снова встретился с настоятелем Синь Хуэем. На этот раз настоятель был не один, позади него сидели четыре старых монаха.
— Раз уж Сюань Ян здесь, то перейдем сразу к делу. Нам нужно провести большую молитву за упокой души Даньян Цзы, — сказал Синь Хуэй.
— Хорошо, настоятель, давайте начнем, — тут же ответил Ли Хован.
— Не торопись, Сюань Ян. Причина и следствие смерти Даньян Цзы связаны с тобой. Прежде чем мы начнем обряд, тебе нужно успокоить свой ум.
— Успокоить ум? — спросил Ли Хован.
— Амитабха, твой ум неспокоен. Ты болен, — не успел договорить настоятель, как Ли Хован резко возразил:
— Я не болен!
Произнеся это, Ли Хован испугался собственного громкого голоса.
Видя, как пятеро старых монахов многозначительно смотрят на него, Ли Хован глубоко вздохнул и сжал дрожащие кулаки.
— Позвольте спросить, настоятель, как мне успокоить свой ум?
Перед Ли Хованом появилась книга в желтой обложке.
— Возьми эту Сутру Пяти Пустых и читай ее трижды в день: утром, днем и вечером.
Ли Хован взял книгу и открыл ее. Внутри были непонятные буддийские тексты, смысл которых он совершенно не понимал.
— Просто читать? Никаких упражнений? Не нужно ничего есть?
Такая простая инструкция оказалась гораздо проще, чем предполагал Ли Хован.
Увидев, как настоятель Синь Хуэй покачал головой, Ли Хован взял книгу и направился к выходу. Но у самой двери он обернулся и посмотрел на старых монахов, сидящих на подушках.
— Настоятель Синь Хуэй, есть ли в храме Единого Достоинства методы совершенствования?
— Конечно, есть. Если ты пожелаешь постричься в монахи и вступить в наш храм, то сможешь свободно читать книги в библиотеке.
Ли Хован развернулся и ушел. Эти слова явно означали отказ.
— Сюань Ян, оставайся в храме на это время. Так тебе будет удобнее, и нам тоже, — сказал Синь Хуэй.
На этот раз Ли Хован не стал отказываться. Раз уж он доверился им, то дальнейшая осторожность выглядела бы мелочностью.
В храме Единого Достоинства для Ли Хована подготовили отдельную комнату. Он спокойно сидел там и читал данную ему книгу.
Первые несколько дней Ли Хован нервничал, но, обнаружив, что в храме никто не обращает на него внимания, даже когда он приходил в главный зал и смотрел, как монахи толкуют предсказания, постепенно успокоился.
Поздней ночью, при свете масляной лампы, Ли Хован читал книгу: "Жизнь моя подошла к концу. Святой путь пройден… Дела завершены, нет будущего перерождения. Когда этот закон был изложен, пять бхикшу освободились от всех страданий. Уверовали, приняли и стали следовать…"
Поначалу, читая Сутру Пяти Пустых, Ли Хован ничего не чувствовал. Но со временем он заметил, что стал лучше спать, и понял, что книга действительно помогает.
Спокойно дочитав, Ли Хован закрыл книгу, задул лампу и собрался спать, размышляя о своих дальнейших планах.
"Когда разберусь с делом Даньян Цзы, пойду искать Черную Мерзость. Если я смогу стабилизировать свою болезнь, то смогу спокойно жить в этом мире".
"Но эта Черная Мерзость выглядит довольно жутко. Если я ее поймаю, как мне ее связать, чтобы каждый месяц отрезать от нее кусок и есть?"
"И еще сила. Мне нужно обрести достаточно силы для самозащиты, но это тоже непросто".
В этот момент Ли Хован увидел мелькнувшую за дверью тень, похожую на человеческую голову, и мгновенно напрягся.
"За мной кто-то следит в храме?"
Ли Хован замедлил шаги и тихо подошел к двери, снял засов.
Резко приоткрыв дверь, он увидел освещенный луной пустой двор. Ли Хован осторожно выглянул и заметил вдали, как край желтого монашеского одеяния быстро скрылся в темном коридоре.
"Что здесь происходит?"
Немного подумав, Ли Хован тихонько последовал за монахом.
Сделав несколько быстрых шагов, при свете луны Ли Хован увидел впереди бритую голову. Лица не было видно, но по отсутствию следов от прижиганий можно было понять, что этот монах не занимает высокого положения в храме Единого Достоинства.
Так, в тишине храма, один шел впереди, а другой следовал за ним на расстоянии.
Внезапно монах юркнул в приоткрытую дверь.
Ли Хован хотел последовать за ним, но, подумав, обошел здание с другой стороны и проделал дырку в бумажном окне, смочив палец слюной.
В отличие от Зала Пяти Будд, где находился настоятель, этот зал был небольшим, даже тесным. Божество с бутылью в одной руке и сложенными в мудру пальцами другой было меньше человеческого роста. На алтаре горели всего две свечи, отчего в зале было очень темно.
Перед статуей кто-то молился, но это была не монах, а женщина.
"Женщина? Что она делает в храме ночью?"
Не успел Ли Хован ответить на этот вопрос, как женщина зашептала: — Великий и милосердный Будда, умоляю тебя, даруй мне сына! Если я не рожу сына, муж меня продаст.
Пока она говорила, из-за спины божества бесшумно подошел монах с обнаженным торсом.
Он взял красную ленту и аккуратно завязал ею глаза женщине.
Женщина вздрогнула, но не сопротивлялась. Ее дыхание стало частым. Пока она дышала, из темноты вышли еще семеро бритых монахов и, сложив руки, медленно окружили ее.
"Так вот в чем секрет чудотворной силы божества, дарующего детей!" — Ли Хован ошеломленно смотрел на происходящее, все его представления о храме Единого Достоинства рушились.
Внезапно он почувствовал что-то, резко обернулся и увидел, как в лунном свете стоит, словно статуя, Цзянь Дун.
"Меня заметили!"
Цзянь Дун, посмотрев на Ли Хована, ничего не сказал, лишь махнул рукой и удалился.
Бросив еще один взгляд на начавшееся в зале действо, Ли Хован тихо последовал за монахом.
Цзянь Дун не повел Ли Хована куда-то еще, а вернул в его комнату, зажег лампу и сел на стул.
— Я знаю, о чем ты думаешь. Наверное, считаешь, что монахи храма Единого Достоинства нечисты на руку? Но неужели ты думаешь, что все эти прихожане — простаки? Зачем они приходят молиться поздно ночью?
Стоявший у двери Ли Хован промолчал, ожидая продолжения.
— Кому-то нужен сын, мы даем им сына. Монахи милосердны, это благое дело.
Услышав это, Ли Хован нахмурился.
— И таких благих дел вы делаете немало.
— В храме Единого Достоинства никто из монахов никогда не говорил, что наше божество помогает зачать ребенка. Это сами прихожане так говорят, мы им ничего не обещали, а они нас не спрашивали.