Глава 35. Растерянность
— Отец! Отец! Смотри, свинина тушёная! Свинина тушёная! — с набитым фрикаделькой ртом прокричал Лю Сюцай, не отрывая глаз от только что поданного блюда.
Как только тарелка с блестящей от жира тушёной свининой оказалась на столе, шесть или семь пар палочек мгновенно устремились к ней. Когда палочки отступили, не осталось даже листьев горчицы, на которых лежала свинина.
— Посмотрите на себя! Как будто с голодного края! Ешьте медленнее, незнакомые люди подумают, что семью Лю никто не воспитывал!
— Отец, забудь про воспитание, мы даже в Новый год так хорошо не ели. Глянь на кусок сала на твоих палочках, ты ешь не меньше нашего.
Шутка младшего сына обернулась для него ударом палочек по голове.
Видя, как брата наказывают, Лю Цзюйжэнь проглотил кусок и поспешил на помощь: — Отец, да пусть едят. Ради этой еды мы вчера вечером изрядно натерпелись.
Как только он произнёс эти слова, в глазах всех присутствующих, жадно поглощавших пищу, появилось выражение пережитого ужаса.
Вчерашняя ночь была по-настоящему страшной. Мастер сражался с духом прямо под сценой, а они, игравшие наверху, чуть в штаны не наложили от страха.
Затем все, как один, посмотрели на Ли Хована, задумчиво сидящего перед домом и смотрящего в небо.
В их взглядах невольно появилось благоговение. Если бы не этот мастер, то сегодня они вряд ли сидели бы за этим столом.
Этот молодой даос, хоть и молод на вид и безбородый, но явно не простой человек.
Однако, когда слуга принёс следующее блюдо, их внимание мгновенно переключилось.
— О! Курица! Смотрите! Жареная курица!
Палочки, словно змеиные языки, зазмеились над круглым столом.
Когда палочки уже готовы были разорвать курицу на куски, покрытая патиной старая курительная трубка преградила им путь.
— Стоять! Курицу не трогать! Я сейчас позову молодого даоса, будем вместе есть.
— Отец, не зови. Даосы не едят мяса. Ты заставляешь даоса нарушить обет.
— Да чтоб тебя! Не едят мяса монахи! Запомните мои слова: если я вернусь и увижу, что с этой курицы хоть кусочек кожи снят, я вам всем устрою! — Лю Чжуанюань свирепо посмотрел на самого непоседливого младшего сына, вытер жирные руки об край стола и направился к Ли Ховану.
— Молодой даос, хе-хе-хе, молодой даос… — Лю Чжуанюань обращался к нему с нарочитой любезностью, морщины на его лице собрались в складочки.
— Молодой даос, всю ночь на ногах, пойдёмте перекусите. Посмотрите, какие сытные блюда приготовили в семье Ху.
Задумчивый Ли Хован повернулся к нему и, немного подумав, неуверенно спросил: — Глава Лю, ты же видел, как те таблички сами упали? Это точно не было моей галлюцинацией?
— Ой, молодой даос, откуда мне знать? У меня нет ваших способностей, я не смел смотреть. Я потом на сцене с закрытыми глазами пел.
Ли Хован тихо вздохнул. Он снова вспомнил слова, которые услышал. Пусть и очень тихие, но он не мог ошибиться — это был голос его мастера, Даньян Цзы. Только он называл его "Дитя моё".
По идее, услышав голос мастера снова, он должен был сильно встревожиться. Однако Ли Хован чувствовал лишь растерянность, потому что не мог доверять даже самому себе.
"Я сумасшедший, причём серьёзно. Если это был рецидив из-за того, что я не принял Черную Мерзость, то небольшие слуховые галлюцинации — совершенно нормальное явление".
Но внезапно упавшие таблички, появившийся и тут же исчезнувший Добрый дух… Всё это не поддаётся объяснению. Неужели…
Ли Хован вспомнил странные изменения в теле Даньян Цзы перед смертью, и его лицо исказила гримаса.
"Неужели он действительно… обрёл Бессмертие?!"
"Нет! Даньян Цзы не мог обрести Бессмертие! Его так называемая техника Обретения Бессмертия и принимаемая им внутренняя алхимия — это же всё моя выдумка, бред, придуманный на ходу. Как это может помочь кому-то обрести Бессмертие? Значит, то, что он обрёл — не Бессмертие!"
"Но если это не Бессмертие, то что же он обрёл? И почему он преследует меня?"
Лицо Ли Хована исказилось от раздражения.
— Молодой даос? О чём вы задумались? Мы теперь свои люди, говорите, если что-то беспокоит, — слова Лю Чжуанюаня вернули Ли Хована к реальности.
Он глубоко вдохнул и принял решение: "Правда это или нет, сейчас у меня не так много вариантов. Надо сначала отправиться в этот Сицзин, найти монастырь, о котором говорил Лю Чжуанюань. Если это правда, то, возможно, там знают что-то. Я слишком мало знаю об этом мире".
— Глава Лю, ничего особенного, просто вспомнил кое-что. Пойдёмте есть.
Услышав эти слова, Лю Чжуанюань радостно закивал, и они вместе направились к столу.
Когда они подошли, лицо Лю Чжуанюаня вытянулось. На столе, кроме жареной курицы, не осталось ничего. Тарелки были вылизаны дочиста, их даже можно было не мыть.
— А-а… Вкуснотища! Наверное, даже император так не живёт! — сытый Лю Сюцай развалился на стуле и расстегнул пояс.
Лю Чжуанюань неловко улыбнулся Ли Ховану. Не мог же он устраивать разнос при посторонних. Он взял курицу и поставил перед Ли Хованом. — Молодой даос, ешьте. Курица жирная. Извините за это безобразие.
Ли Хован улыбнулся, взял палочки и оторвал кусок курицы: — Ничего страшного, курица вкусная.
Он только начал есть, как в комнату вошла группа людей. Впереди шёл Ху Цинхэ, наниматель Лю Чжуанюаня.
— Отлично, отлично, предки очень довольны. Благовония на столе сгорели дотла, это хороший знак!
Услышав похвалу, Лю Чжуанюань расплылся в улыбке и скромно ответил: — Не стоит благодарности, это мой долг.
— Глава Лю, если будете проезжать мимо, обязательно загляните к нам в гости на чашку чая, — вежливо сказал Ху Цинхэ.
Крепкий мужчина рядом с Ху Цинхэ поднёс поднос, накрытый красной тканью. Он откинул ткань, и на подносе показались десять сверкающих серебряных слитков.
— Как и договаривались, десять серебра. Получите.
— О, благодарю вас, господин Ху! Будьте уверены, господин Ху, если понадобится, просто передайте нам весточку, и наша труппа Лю приедет к вам, где бы мы ни были.
Когда господин Ху ушёл, семья Лю столпилась вокруг подноса, жадно глядя на слитки. Как только Лю Сюцай потянулся к самым большим деньгам, которые он когда-либо видел, его руку перехватила старая курительная трубка.
Лю Чжуанюань взял с подноса четыре слитка и сунул их в карман. На оставшиеся шесть он посмотрел с нескрываемой жадностью.
Но в итоге он снова натянул улыбку и с серебром подошёл к Ли Ховану, который продолжал есть: — Хе-хе-хе, ну-ка, ну-ка, молодой даос, как договаривались, шесть вам, четыре мне. Вот ваша доля.