Глава 32. Храм предков

Люди, которые могли позволить себе нанять артистов для исполнения пьесы для духов, не принадлежали к обычным семьям. Семья Ху в Улигане считалась одним из самых больших кланов: примерно треть жителей деревни носила фамилию Ху.

Ли Хован уже узнал от Лю Чжуанюаня, что представление заказал самый богатый землевладелец во всем Улигане, он же — старший по поколению, Ху Цинхэ.

Сейчас Ли Хован сопровождал Лю Чжуанюаня и остальных, направлявшихся к храму предков семьи Ху.

— Господин Ху сказал, что ничего страшного не случится. Он и раньше нанимал другие труппы для исполнения пьес для духов. Ничего не происходило.

Ли Хован взглянул на него, не зная, кого тот пытается успокоить этими словами. Прикоснувшись к колокольчику на поясе, Ли Хован почувствовал себя немного увереннее. Даже если что-то и случится, этот предмет придавал ему спокойствия.

Конечно, лучше бы обошлось без происшествий, ведь каждый вызов бродячего даоса стоил Ли Ховану трёх месяцев жизни.

Идя по деревенской тропинке, они вскоре добрались до храма предков семьи Ху, освещённого множеством красных фонарей.

В этот момент там было очень многолюдно, Ли Ховану и остальным не удалось протиснуться внутрь. Сквозь толпу он увидел, как многие люди кланяются и возжигают благовония перед черными поминальными табличками.

— Вот и господин Ху. Он ещё говорил, чтобы мы после представления не уходили сразу, а остались на ужин, — Лю Чжуанюань указал пальцем на старика в шёлковой одежде, стоящего в первом ряду кланяющихся.

Пока он говорил, люди закончили кланяться, с почтением сняли чёрные таблички предков и поставили их на заранее приготовленный алтарь. Табличек было много, алтарей тоже; они заполнили собой всё просторное трёхэтажное здание храма предков.

Столы перед табличками не были пусты, на них стояли различные вкусные блюда.

Красные свечи, благовония, золотые слитки юаней и жёлтая бумага, аккуратно разложенные на тарелках, были подношением предкам.

Казалось, опасаясь, что заботы окажутся недостаточными, у стены храма предков стояло с десяток бумажных слуг с чаем и водой, которых, вероятно, позже поставят у столов.

— Эй, господин Ху действительно щедрый, сам оплачивает труппу, чтобы устроить представление для предков.

— Да уж, неудивительно, что в семье господина Ху все здоровы и благополучны, это всё благодаря покровительству предков.

— Эх, интересно, буду ли я так же богат после смерти.

— Это зависит от того, смогут ли твои потомки заработать столько же денег, сколько господин Ху. Нанять людей для представления духам стоит немалых денег.

Слушая разговоры людей из семьи Ху и глядя на торжественную обстановку, Ли Хован немного успокоился. Ничто не предвещало беды.

Он слегка повернулся к Лю Чжуанюаню: — Глава Лю, вы столько лет путешествуете, что вам встречалось чаще: призраки или те существа, которые просят дать им имя?

— Хм?! А это разве не одно и то же? — Лю Чжуанюань широко раскрыл глаза, выражая крайнее удивление.

— Как это может быть одним и тем же? Одно — это то, во что превращаются люди после смерти, а другое… — Ли Хован не знал, как объяснить.

Однако Ли Хован был уверен, что ни Ведьма, которую Даньян Цзы использовал для алхимии, ни Бродяги, ни даже женщина с перевязанными ногами той ночью, определённо не были призраками, по крайней мере, не теми, какими он их себе представлял.

В тот момент, когда таблички предков семьи Ху были установлены, Ху Цинхэ с большой группой членов семьи подошёл к Лю Чжуанюаню.

— Глава Лю, прошу вас потрудиться. Цзяо Лян, помоги главе Лю установить сцену.

— Ой, как неудобно, господин Ху, вы слишком любезны.

— Глава Лю, вы знаете правила представления: когда предки выйдут посмотреть пьесу, потомкам нужно уйти домой и запереться. Пожалуйста, присмотрите за храмом предков, — господин Ху с добродушным выражением лица дал наставления.

— Конечно, конечно. Господин Ху, не беспокойтесь, со мной храм предков будет в безопасности, — Лю Чжуанюань, ударив себя в грудь, сказал с непоколебимой уверенностью. Хотя никто не смотрел, он действительно не смел ошибиться. Если что-то случится с храмом предков, семья Ху могла бы живьём закопать всю труппу Лю.

— И ещё, когда начнётся представление, живым нельзя разговаривать с актёрами, чтобы не потревожить предков.

— Что касается пьесы, выберите что-нибудь повеселее. Предки во сне сказали, что в загробном мире слишком скучно, хотят посмотреть что-нибудь радостное.

— Не нужно играть всю ночь. Когда пройдёт пятая стража, мой сын придёт забрать таблички предков домой, и вы сможете отдохнуть.

Лю Чжуанюань кивал головой, как цыплёнок, клюющий зерно: — Да, да, господин Ху, не беспокойтесь, мы не нарушим правил.

С помощью семьи Ху сцена в храме предков была быстро установлена. Сегодня вечером выступали только пять человек, Ло Цзюанхуа не пришла, потому что женщинам нельзя было входить в храм предков.

Затем, по команде Ху Цинхэ, толпа зевак быстро разошлась по домам.

— Цян-цзян! Цян-цзян! — Когда труппа Лю начала выступление, Ли Хован остался ждать за кулисами.

Время шло, весь Улиган погрузился в тишину, большая деревня утонула во тьме, только в храме предков горел свет.

Живые пели для мёртвых, для Ли Хована это тоже было впервые. Он отодвинул занавес за кулисами и посмотрел наружу. Надо сказать, вид был довольно жуткий: на сцене шумно и весело, а в зале — мёртвая тишина. Никаких аплодисментов, только ряды чёрных табличек с выгравированными именами и погребальные свечи с жёлтой бумагой между ними.

После павильона Чистого Ветра Ли Хована было трудно напугать такими вещами, чего нельзя было сказать о труппе Лю. Лю Цзюйжэнь, игравший на сцене, несколько раз забывал слова, а Лю Чжуанюань, игравший на гонге, очень волновался.

Но со временем они вошли в ритм, и представление пошло гладко.

В тихую ночь звуки пения разносились далеко. Ли Хован с мечом за спиной сидел за кулисами, закрыв глаза и отдыхая под эту музыку.

Слушая, он, откровенно говоря, начал даже различать в ней некоторое очарование и покачивал головой в такт пению.

В такой обстановке незаметно прошла вторая стража, наступила третья. Ли Хован уже понял, что третья стража — это с одиннадцати вечера до часу ночи, четвёртая — с часу до трёх, а пятая — с трёх до пяти. Обычно после пяти часов в деревне начинали петь петухи.

Он зевнул. Почему-то здесь он уставал быстрее других. Но, взяв деньги, он не мог заснуть, поэтому достал небесный свиток и начал изучать его, чтобы отогнать сонливость.

В последнее время по вечерам, когда он дежурил, он тоже доставал его и изучал, но, кроме убеждения, что это обычное монашеское писание, призывающее к добру, он ничего не нашёл.

Прошла вторая стража, наступила третья. В храме предков всё было спокойно, ничего не происходило.

Ли Хован посмотрел на Лю Чжуанюаня, который гримировался перед медным зеркалом, и подумал: "Наверное, у главы Лю сейчас сердце кровью обливается — зря потерял шесть серебра".

В принципе, ничего не должно было случиться. Это же храм предков семьи Ху, потомки пригласили предков посмотреть пьесу, предки вряд ли стали бы портить представление.

Но как раз тогда, когда Ли Хован подумал, что ночь пройдёт спокойно, случилось непредвиденное. Он услышал, как звуки пения снаружи внезапно прекратились.