Глава 262. Перемены

Услышав столь возмутительные слова от своего младшего сына, которого он так долго держал подвешенным, Лю Чжуанюань пришел в ярость.

— Ты!.. — Лю Чжуанюань замахнулся тростью, чтобы ударить сына по лицу, но Ли Хован перехватил его руку.

Ли Хован был знаком с Лю Сюцаем уже довольно давно и хорошо изучил его характер. Он знал, что юноша всегда был робким и никогда бы не сказал таких слов. Очевидно, что-то произошло.

Ли Хован подошел ближе и внимательно посмотрел на подвешенного Лю Сюцая. Глаза юноши горели ненавистью и жаждой убийства, он был похож на раненого зверя.

Пережив столько событий, Ли Хован научился разбираться в людях. Такой взгляд никак не мог принадлежать простому, застенчивому юноше.

Почему-то эти глаза показались Ли Ховану очень знакомыми.

Задумавшись, Ли Хован резко обернулся и посмотрел на высокое безголовое женское тело позади него.

Пэн Лунтэн!

Он вдруг понял, что нынешнее состояние Лю Сюцая очень напоминало Пэн Лунтэн.

Слегка удивленный, Ли Хован взял меч с фиолетовой кисточкой и стал его рассматривать. Лю Сюцай изменился после того, как всего лишь подержал этот меч.

Хотя меч был хорош, Ли Хован недооценил его побочные эффекты, которые он сам не чувствовал благодаря состоянию Чистосердечного.

"Настоятельница говорила, что оружие воинов обладает негативной энергией, но эта энергия не может рассеять туман Чистосердечного. Однако она не сказала, что произойдет с обычным человеком, если он коснется такого оружия".

Теперь Лю Сюцай дал Ли Ховану ответ на этот вопрос.

Он снова посмотрел на Лю Сюцая, изучая его глаза, полные злобы.

"Неужели Пэн Лунтэн не всегда была такой? Может, она, как и Лю Сюцай, изменилась под каким-то воздействием?"

Ли Хован попытался вспомнить все, что связано с Пэн Лунтэн. Если не считать синих узоров на ее лице, она выглядела как обычная девушка на выданье.

Но именно эта женщина убила тысячи людей, не моргнув глазом.

Благодаря переменам в Лю Сюцае, Ли Хован стал лучше понимать воинов. Очевидно, что такие, как Пэн Лунтэн, когда-то были обычными людьми.

Но чтобы обрести силу, будь то через тренировки или что-то еще, их тела были вынуждены принять нечто, что изменило их характер.

Ли Хован вспомнил монахов из храма Единого Достоинства и их эксперименты с божествами из плоти и крови, а также монастырь Спокойной Любви, наполненный зловонием.

"Похоже, независимо от того, как они тренируются, они в конечном итоге поглощают нечто, что влияет на их характер и поведение".

"Настоятельницы поглотили разложение, монахи — похоть, а что же воины? Жестокость? Кровожадность? Или жажду убийства?"

Видя, как Ли Хован хмурится, погруженный в раздумья, глава Лю почувствовал неладное. Забыв о гневе, он с тревогой посмотрел на юношу. Проблема с его младшим сыном, похоже, была гораздо серьезнее, чем простое непослушание.

Пусть Лю Сюцай ударил и оскорбил его, но это все равно был его сын.

— Молодой даос, что с моим сыном? Он одержим? Вы можете ему помочь?

Вернувшись к реальности, Ли Хован еще раз осмотрел Лю Сюцая, а затем повернулся к Лю Чжуанюаню и честно ответил:

— Я не совсем понимаю, что с Лю Сюцаем, но, судя по всему, если его характер смягчится, то его еще можно спасти. Если нет… Глава Лю, советую вам быть готовым ко всему.

Смысл слов Ли Хована был очевиден.

Услышав это, глава Лю пошатнулся, словно пораженный громом. Прежде чем кто-либо успел среагировать, он упал на колени перед Ли Хованом.

Ли Хован быстро отступил в сторону, нахмурившись: — Глава Лю, вы хотите сократить мою жизнь?

— Нет, нет, нет! — Лю Чжуанюань поднялся, отчаянно жестикулируя, — даос, это моя вина. Если бы не я, он бы не вздумал украсть ваш меч!

Собравшиеся молча слушали Лю Чжуанюаня, атмосфера становилась все более гнетущей.

Еще раз взглянув на подвешенного Лю Сюцая, Ли Хован вздохнул и повернулся к Бай Линмяо: — Может, ты попробуешь?

— Бум-бум-бум… — раздался ритмичный стук барабана.

— Солнце село за гору, небо потемнело, каждый дом закрыл свои двери. Сороки и вороны полетели к большим деревьям, воробьи и горлицы — под крыши. Дорога стала короче, звезды засияли ярче, хижина разрушена, путь труден. Девять из десяти домов заперты, остался один с открытой дверью…

Зазвучала мелодия, школа Сострадания начала свой ритуал. Тлеющие благовония вставили в горло Ли Чжи, но Лю Сюцай никак не отреагировал.

— Старший брат Ли, духи говорят, что с Лю Сюцаем все в порядке.

Ли Хован фыркнул. Эти духи хороши только для показухи, а в настоящей беде от них никакого толку.

Огорченный Лю Чжуанюань дрожащими руками повернулся и ударил Лю Сюцая по лицу.

— Так ему и надо! Это его вина! Взрослый человек, а занимается воровством! Это его наказание!

Ругань Лю Сюцая стала еще громче.

Несмотря на ночное происшествие, им нужно было продолжать путь.

Днем Лю Сюцая по-прежнему держали связанным, но уже не подвешивали на дереве, а привязали к повозке.

Хотя лица всех членов труппы Лю были омрачены, для видавшего виды Ли Хована даже смерть Лю Сюцая не была бы чем-то из ряда вон выходящим.

У Ли Хована и своих проблем хватало, ему не было дела до чужих.

День за днем они продолжали свой путь, и постепенно все привыкли к переменам в Лю Сюцае.

В конце концов, Лю Сюцая развязали. Он был не Ли Хован. Когда человек достаточно слаб, его ненависть выглядит смешно.

Изменение характера не сделало его сильнее. Он по-прежнему оставался худым юношей, который перед лицом трости Лю Чжуанюаня и кулаков старшего брата мог только покорно идти вперед.

Глава Лю заметил, что, хотя его младший сын стал гораздо вспыльчивее, в остальном он не сильно изменился.

Например, он все еще рассказывал пошлые анекдоты с Псом и играл со своей племянницей Сю`эр, только голос его стал гораздо громче.

Однако он так и не простил отцу то, что тот подвесил его и избил. Он продолжал злобно смотреть ему в спину.

Но он смотрел только на Лю Чжуанюаня, а на Ли Хована, который тоже его бил, даже не смел взглянуть.