Том 1. Глава 25. На милость суда

Суд Эртании – понятие, о котором барды слагают шутовские песни. Великолепный пример верховенства дворян над простолюдинами. По крайней мере так было несколько лет назад. С незапамятных времён власть имущие вершины общества имели право судить крестьян по своему усмотрению, руководствуясь лишь личной выгодой и чёрной справедливостью, однако с приходом на престол последнего короля, Ричарда Эдварда III, свод основных законов переписали.

Его стараниями в каждом графстве установился действующий суд из представителей всех слоёв населения: от крестьян до дворян, и ни один вельможа не мог обойти эту систему, за исключением графа и короля. Им даровалось особое право голоса в подобных вопросах, использовавшееся в ситуациях крайней необходимости.

Хотя у Бласа Анвилля и имелось подобное право, использовать его он не спешил, ведь каждое принятое с его помощью решение будет пересмотрено королём лично, да и среди народа популярность дворянина, пренебрегающего свободами граждан, сильно упадёт, что чревато выступлениями против установившейся власти.

В данный момент граф Лирана располагался в зале для аудиенций. Он восседал на простом троне, не имеющем знаков отличия: деревянный стул с инкрустированными полудрагоценными камнями. И хотя мастера резьбы по дереву всячески украшали его, символом власти он никак не мог стать. В королевстве настоящее кресло правителя могло принадлежать лишь одному королю, однако нельзя же заставлять графа по нескольку часов в день стоять перед горожанами, идущими к нему со своими просьбами?

Блас выглядел весьма помятым, его ментальная стойкость внезапно куда-то пропала. Всё потому, что графа терзали сомнения. Он уже обменял дочь на собственную безопасность и неприкосновенность Лирана в ближайшие несколько лет. Его решение хоть и исходило из нужд города, который могла разграбить оппозиция, всё же являлось очень тяжёлым для принятия. Граф чувствовал, что предал собственную дочь, хотя и понимал: Лили сделала бы то же самое на его месте.

Но… Но может он поторопился? Может есть ещё шанс всё исправить? Не зря принцесса Лирана славилась дипломатическими навыками, наверняка, если бы он обратился к ней как отец, а не как граф, она помогла бы ему придумать выход.

«Что же я делаю? — устремив пустой взгляд в даль, Блас задавал себе этот вопрос снова и снова. — Почему всё так трудно?»

Шикарные стены дворца, мраморные колонны и диковинные фрески – все они давили на него, будто обвиняя в слабости.

Однако остатки гордости наконец-то пробудились в графе лиранском, когда в зал для аудиенций вошёл Прэйтон – дворецкий, которому Блас доверял не меньше, чем сэру Уорнайту.

Мужчина преклонных лет в строгом костюме следовал всем правилам этикета и не позволял срочности ситуации торопить его. Он медленно шёл навстречу графу, а после того, как приблизился к краю ковровой дорожки, низко поклонился. Стража, пропустившая его, лязгнула доспехами, поворачиваясь к трону.

— Ваша светлость, маркиз Олаф де Фальбала требует аудиенции в срочном порядке. С его слов, он намерен просить экстренных полномочий для обхода судебного процесса и казни простолюдина.

Поправив дорогой кафтан, Блас Анвилль в подобающей дворянам манере возвысил себя над дворецким, поддерживая этикет. Не мог же он нарушать устоявшиеся правила лишь из-за того, что его не видел никто, кроме двух стражников и верного слуги.

В свою очередь Прэйтон обратил внимание на то, что вместе с графом в зале для аудиенций никого не было – подозрительная тишина. Обычно около трона находились первый рыцарь, писарь и секретарь.

Дворецкий всё прекрасно понимал. Хоть господин и не афишировал это, его отношения с оппозицией и собственной дочерью в последнее время нельзя было назвать спокойными. Отчасти, Прэйтон почувствовал себя виноватым в том, что принёс дурные вести.

— Вот как. И кого же маркиз хочет казнить? — голос графа звучал чётко и громко, как и подобает дворянину. Блас был уверен, что Олаф де Фальбала просто зол на какого-нибудь выпивоху, окатившего его бранной руганью на улице.

Не медля с ответом, Прэйтон продолжил:

— Маркиз не уточняет, однако я лично видел, как городская стража привела во дворец иноземца, которого ваша светлость приглашал на банкет. Если меня не подводит память, имя ему Кендзи, мастер ки с востока.

На лице графа поселилось безумие. Он, как маленький ребёнок, вскочил с трона и подбежал к витражу, сквозь краски которого смутно виднелась площадь при дворце.

Столпившийся там народ не мог никак взять в толк, почему более трёх десятков стражников сопровождают одного заключённого в обитель графа. Они являлись обычными зеваками, однако даже зеваки понимали абсурдность сложившейся ситуации: безоружный плебей под стражей трёх дюжин солдат.

Без сомнений, это был Кендзи. Бласу не потребовалось и секунды, чтобы узнать его, и душа графа покинула тело. Он побледнел, а губы налились краской цвета морских волн. Графу не хватало воздуха.

— С вами всё в порядке, господин? — поинтересовался Прэйтон.

— Если бы… Прэйтон, скажи маркизу, что я жду его. И пошли за Лили! Без неё здесь точно не обошлось.

— Сию минуту, ваша светлость.

Дворецкий удалился, оставив Бласа наедине с грызущими мыслями. Меньше всего граф хотел снова связываться с простолюдином, победившим Рубиновую розу и разоблачившим, пусть и не специально, его дочь. Он считал, что уже доставил Кендзи немало проблем.

Рухнув на трон подобно бездыханному трупу, граф погрузился в сомнения. Правильно ли он поступает? Власть оппозиции, бесспорно, велика, но стоит ли сохранение военных расходов на нынешнем уровне подобных уступок? В конце концов, мастер ки не сделал ничего дурного, напротив, он спас дочь Бласа от самого опасного из мародёров Прасконии – Зарона, мастера ки, учившегося в землях Шу.

Будь на его месте кто-нибудь другой, например Уорнайт, что бы он сделал? Старый вояка наверняка бы руководствовался честью и рыцарским кодексом.

Верно было и то, что Блас ничего не знал о причине казни, однако ему не верилось в то, что маркиз делает это не из личной прихоти, а ради порядка в стране. Как мог такой спокойный и благоразумный человек, как мастер Кендзи, нарушить закон и заработать смерть? Граф отказывался в это верить, и, чем больше он думал об этом, тем больше в его груди закипал гнев. В конце концов, прорвав старую плотину сдержанности, тот вылился наружу – с уверенностью во взгляде Блас поднял голову и гордо встретил проблему.

В тот же миг двери зала открылись, и стража вновь встала по стойке смирно. На этот раз на графа оказывала давление настоящая толпа. Без преувеличений, аудиенция стала сборищем аристократов.

Впереди всех вальяжно вышагивал толстый маркиз, чей кафтан слуги так и не почистили. Рядом с ним расположилась пара служанок и Прэйтон. Справа от Олафа смиренно двигался сэр Уорнайт, изредка бросающий косой взгляд на придворную ведьму Кендерию, чья аура стала намного более мрачной; слева же красивой походкой плыла принцесса Лирана, сопровождаемая Алексией.

Следующая волна посетителей состояла целиком из дворцовых стражников, окруживших одинокого заключённого. Скрывая взгляд под шляпой, Кендзи оставался совершенно спокоен даже несмотря на то, что его руки сковали кандалы.

В заключающей части колонны шли дворяне, которые не могли пропустить эдакое редкое шоу, как казнь с помощью привилегий графа. Они уже предвкушали, как станут перемывать косточки Бласа за его спиной.

Рядом с троном разместились сэр Уорнайт и писарь, дополняя величественный образ правителя Лирана. Воцарилась тишина.

Блас обратил внимание на спокойную улыбку своей дочери, будто говорящую: «У меня всё под контролем». От этого его уверенность лишь разгорелась с новой силой. Всё то, что бурлило внутри него, заставило графа поменять свою точку зрения. Он более не желал быть чьей-то марионеткой, теперь Блас намеревался стать истинным правителем, а потому все предложения маркиза, не учитывающие его мнение, он был намерен игнорировать. Отныне он полностью пересмотрит свою политику ведения переговоров и начнёт с приговора Кендзи.

Не давая маркизу взять инициативу в свои крохотные ручки, граф громко сказал:

— Потрудитесь объясниться, маркиз! Почему гость нашего города сейчас заключён в кандалы?

Опешив от такой смелости, Олаф де Фальбала на мгновение забыл заранее отрепетированную речь и только через пару мгновений пришёл в себя. Ему помог вид принцессы, поддерживающей его своей блистательной улыбкой. По крайней мере, тому так показалось.

— Ваше сиятельство, правитель Лирана, граф…

— Отложим любезности, я жду ответа, — подняв руку в воздух, Блас Анвилль решительно прервал маркиза, чем указал ему на его место. Дворяне восприняли данный жест как проявление силы и решили повременить со ставками. Возможно, граф не так беспомощен, как они считали.

Совершенно не понимая, как из сломленного человека Блас стал победителем, Олаф продолжал теряться в собственных мыслях, однако его стратегии не мог помешать грубый тон графа.

«С тобой я разберусь позже, зазнавшаяся жаба», — про себя выругался маркиз. Он жестом указал страже подвести заключённого.

Несколько гвардейцев расступились, не желая выполнять приказ лично, однако на глазах у графа они не могли показывать трусости, а потому, стянув горло невидимой удавкой, выполнили приказ. Толкая Кендзи в спину копьями, они подвели его ближе к трону.

По всем правилам этикета подсудимый не мог стоять: он должен был преклонить колени и снять головной убор. И всё же никто не решился ему указывать, как следует себя вести. От спокойствия Кендзи веяло опасностью.

— Мой господин, граф Анвилль, этот человек обвиняется в посягательстве на неприкосновенность вашей дочери. Он, руководствуясь похотливыми желаниями и жаждой мести, улучил момент и, проникнув в замок под покровом ночи, заставил мою невесту обручиться с ним под знамёнами великой Геры.

Подобно тому, как стаи птиц взлетают с полей, на которых появляется хищник, дворяне начали гулко шептаться, обсуждая произнесённые маркизом слова. Это был тот редкий случай, когда абсурдность заявления казалась настолько явной, что данную реплику можно было принять за шутку.

Ни для кого не станет секретом, что только жрица Геры имеет право заключать подобный священный брак, к тому же лишь глупец осмелится сотворить подобное с принцессой. Разве Кендзи, победивший Рубиновую розу, мог выглядеть глупцом в глазах дворян?

Волна недовольства и насмешек покатилась по залу.

«Почему эти свиньи смеются надо мной? Вот увидите, через месяц я уже сяду на трон Лирана», — снова выругался Олаф де Фальбала и продолжил:

— Понимаю, ваше сиятельство, что подобные речи кажутся бредовыми, однако принцесса, я уверен, подтвердит мои слова. Без сомнений, она стала жертвой простолюдина, возомнившего о себе слишком многое. Прошу разрешения выслушать её.

Лёгким кивком Блас дал добро, и Лили, поправив платье, гордо вышла вперёд, поворачиваясь к публике. Она была готова к выступлению не меньше маркиза, а потому верила, что всё произойдёт быстро. Всего пара её слов превратят Олафа в посмешище и лишат того права на дворянство. Угроза чести и свободе человека – самое тяжёлое преступление в современной Эртании, как бы ни лицемерно это звучало для государства, сохранившего в своей структуре рабство. Можно сказать, что подобные нормы в последнее десятилетие установились для всего западного общества.

Подготовив мелодичный голосок к речи, Лили открыла рот, но внезапно её прервал грубый мужской тембр. Его обладатель будто бы выковал голосовые связки в тёмных кузнях Кадерона. Ко всеобщему удивлению, пленник заговорил:

— В этом нет нужды, — уверенно сказал Кендзи.

Лили старалась понять, тот ли это человек, с которым она когда-то разделяла трапезу. Сейчас его голос звучал совершенно иначе. От него веяло холодом.

— Плебею запрещено говорить на суде, пока ему не дадут слово! Стража!

Маркиз не упустил своего шанса наказать простолюдина и дал гвардейцам команду приструнить нахала, однако те ослушались. Они с треском в зубах наблюдали за тем, как кандалы разлетелись подобно хрупкой скорлупе.

Звон стальных винтов, посыпавшихся на мраморный пол, напугал дворян; те в ужасе отхлынули от мастера ки, и только одна персона показалась счастливой. Кендерия засияла от радости, утопая в потаённых желаниях своего сердца.

— Я признаю свою вину, — громко сообщил Кендзи, после чего воцарилось молчание. — Я, свободный путник, не являющийся гражданином ни одной страны, признаю свою вину и согласно законам королевства Эртания готов понести ответственность, будь то плаха или повешение.

«Что ты творишь?!» — Лили хотелось закричать, она была готова позабыть о гордости, выхватить копьё у стражника и со всей силы огреть Кендзи древком по голове. Этот человек снова спутал все её планы!

«Какого чёрта?» — подумала Алексия. Она тоже не могла никак взять в толк, зачем невиновный мастер Кендзи сознался в прегрешениях. Даже рыцари не понимали сей поступок.

— Видите! Видите?! Он признал свою вину, а потому я требую его немедленной казни! Священный брак может быть расторгнут только в смерти! Граф, внемлите моим словам. Этот простолюдин опасен для вас и вашей дочери, для всего королевства!

Насколько жалким должно было стать положение маркиза, чтобы он публично признал плебея угрозой целому королевству… Именно об этом подумали дворяне, они не могли и дальше терпеть эту трагикомедию, как, однако, и не могли ничего сделать с признанием Кендзи. По всем законам Эртании речь мастера ки давала Олафу право лишить его жизни на месте.

Не желая мириться с подобным положением дел и видя обескураженность на лице собственной дочери, Блас задал ей вопрос:

— Лили, слова этого человека правдивы?

Голос отца подобно петле обернулся вокруг шеи принцессы, сдавливая её дыхание. Лили оказалась меж двух огней. С одной стороны, Кендзи уже признал вину и теперь даже её слова будут неспособны что-либо изменить, с другой же, если она скажет нет в данной ситуации, то поставит под вопрос свой авторитет и может даже лишиться дворянского титула, ведь законы Эртании распространялись не только на маркиза, но и на неё.

— Лили? — граф повторил вопрос в более нетерпеливой манере. — Мы ждём ответа.

Девушке ничего не оставалось, кроме как согласиться с абсурдностью ситуации. Её планы провалились из-за какого-то жалкого простолюдина!

— Отец, думаю, сказанное маркизом можно считать…

Тудуууууу!

Заглушая последние слова принцессы, в зале раздался рёв горна, потрясший стены и заставивший задрожать витражи. Некая неведомая сила использовала военное снаряжение – магический рог – чтобы остановить процесс.

Казалось бы, после добровольного признания вины, уже ничто не могло удивить присутствующих, однако это не было правдой. Обладателем магического горна мог являться только очень высокопоставленный человек, например, генерал или военный советник короля.

Стража расступилась, пропуская вперёд одинокую фигуру в зелёном плаще, расшитом золотом. Эти дорогие одеяния являлись символом большого богатства и служили знаком отличия.

Решив не заставлять толпу ждать, незнакомец сбросил капюшон, и весь зал замер. Пара остроконечных ушей сразу бросилась дворянам в глаза – настоящий живой эльф! Потрясению местечковых знаменитостей не было предела.

В королевстве Эртания проживало всего трое эльфов, и все являлись почётными гражданами. Двое из них занимались сельским хозяйством в деревеньке, раскинувшейся на границе с Империей Рамерус. Последний же служил в элитном полку Хрустальной принцессы, Амелии Эдвард, дочери действующего короля.

— Позвольте представиться, — демонстрируя яркую платиновую медаль на груди, эльф повесил горн на пояс, — третий генерал великой армии Эртании, Силлиан из племени лесных эльфов. Я прибыл с личным поручением короля.

Достав из внутреннего кармана свиток, эльф показал печать графу, чтобы тот мог удостовериться в её подлинности.

— С вашего позволения, милорд, я зачитаю сие письмо.

Блас кивнул, он и сам уже плыл по течению, не понимая, что в его городе забыл такой высокопоставленный человек, правая рука принцессы. Его дочь также устала делать какие-либо предположения. Лили лишь изредка поглядывала на Кендзи, который не выказывал никаких признаков страха или гнева. Неужели он обо всём знал?!

— Кхм, — прочистив горло, эльф начал читать: