Том 3. Глава 6. Сражение без оружия (2)

Когда Фредерика услышала эту историю от Жуана Ребелу, знакомого политика Бьюкока, она поначалу не могла поверить в услышанное. Хотя она прекрасно знала о случившемся с Яном и с ней самой, но её вера в демократическую систему и свободу журналистики имела слишком прочные корни.

Но даже эта вера таяла день ото дня в ходе деятельности Фредерики. Даже с публичной поддержкой Бьюкока и тайным содействием Ребелу, она всё время натыкалась на невидимые стены и цепи. Им наконец удалось выяснить, в каком здании проводятся заседания следственной комиссии – Ребелу узнал об этом, связавшись с Хваном Руи. Оно находилось на территории штаб-квартиры тыловой службы вооружённых сил Союза, но даже адмирал Бьюкок не смог попасть туда, так как это было запрещено в связи с некой «государственной тайной». Также Бьюкоку было отказано и во встрече с теми, кто там распоряжался и мог что-либо ответить на его вопросы. После этого старый адмирал заметил за собой постоянную слежку, и во время второй личной встречи со свидетелем, которого ему наконец удалось найти, запуганный кем-то человек отказался давать показания.

Когда Фредерике во второй раз удалось загнать в угол контр-адмирала Бэя, тот вилял в ответ на все её вопросы, решительно отказываясь ответить прямо. Потеряв терпение при виде этого, девушка решила снова попробовать пригрозить ему тем, что обратится к прессе. Однако на сей раз ответ Бэя отличался от сказанного им прежде.

– Если вы хотите что-то сказать им – пожалуйста. Но вы не сможете найти репортёра, который согласится вас выслушать. Вас или проигнорируют, или превратят в посмешище.

Фредерика посмотрела ему в глаза и успела заметить слабую вспышку паники и сожаления. Он только что сказал что-то, чего не должен был говорить.

Сердце девушки обдало холодом. Как она видела на примере случившегося с Комитетом Эдвардс, администрация Трунихта чувствовала уверенность в своих возможностях управлять средствами массовой информации. А когда политическая власть и журналистика вступают в сговор, демократия утрачивает способность к самокритике и самоочищению, позволяя укорениться смертельной болезни. В их государстве всё уже зашло настолько далеко? Неужели правительством, армией и СМИ управляет один и тот же человек?

На следующий день ей не раз приходилось вспоминать об этом. Мичман Машенго читал электронную газету, но, увидев Фредерику, попытался тут же спрятать её. Естественно, это лишь вызвало у неё подозрения. Она попросила отдать ей эту газету, и Машенго неохотно подчинился.

В газете была размещена статья о Фредерике, где говорилось о том, что она всё ещё занимает должность в армии Союза, несмотря на то, что её отец, Дуайт Гринхилл, был «предводителем заговорщиков, устроивших государственный переворот в прошлом году». Также там были представлены комментарии от неназванного информатора, предполагающего, что между ней и её командиром, адмиралом Яном, могут быть романтические отношения. Происхождение и предназначение этой статьи были ясны как день.

– Это всего лишь куча лживого мусора, – возмущённо сказал Машенго.

Но Фредерике не хотелось злиться. Должно быть, гадости, перешедшие определённую черту, возымели противоположный эффект, не вызывая больше ярости. Ещё одной причиной было нетерпение и одновременно чувство беспомощности, которое она испытывала, будучи неспособной придумать, как вытащить Яна из сложившейся ситуации.

Однако чудо наконец случилось. Однажды с ней в срочном порядке связался адмирал Бьюкок.

– Большие новости, лейтенант, – сказал этот смелый старый солдат, с трудом сдерживая волнение. – Крепость Изерлон находится под ударом. Имперский флот снова вторгся на нашу территорию.

Фредерика ахнула. Но ещё до того, как успело схлынуть первое удивление, в её голове вспыхнула мысль, и девушка вскричала:

– В таком случае, им придётся освободить адмирала Яна!

– Именно так. По иронии судьбы, имперский флот в этот раз стал нашим спасителем.

Как это ни странно, Фредерика действительно была рада. Впервые в жизни она чувствовала благодарность по отношению к имперскому флоту.

IV

С самого начала того дня заседание следственной комиссии было полно признаков непогоды. Хотя Ян решил смириться с чем угодно, президент Оливейра из Университета государственного управления, возможно, увлечённый академической страстью, начал читать ему лекцию о смысле того, что называется войной. По его словам, негативные мысли на этот счёт были не более чем продуктом лицемерия и сентиментальности.

– Вы хороший человек, адмирал, но вы ещё молоды. Вы просто пока не понимаете, что такое война.

Ян промолчал, но это никак не помешало Оливейре продолжить лекцию для невольной аудитории.

– Послушайте меня. Война – это продукт цивилизации, а также наиболее разумный метод разрешения внешних и внутренних конфликтов.

«Кто такое сказал? – хотелось спросить Яну. – Кто в мире когда-либо признавал подобное?»

Но он даже не попытался спорить, будучи уверен в напрасности этих усилий. А Оливейра, по-видимому, расценив его молчание так, как было удобно ему, продолжил напыщенно излагать свою теорию:

– Человек – это животное, которое очень легко может сбиться с истинного пути. В частности, мир и свобода приводят людей к самоуспокоенности. Именно война порождает бурную деятельность и упорядоченную дисциплину. Война сама по себе двигает цивилизацию вперёд, делает людей сильнее и развивает как физически, так и духовно.

– Замечательная мысль, – заявил Ян без капли искренности в голосе. – Возможно, будь я кем-то, кто никогда не отнимал жизни и не терял семью на войне, я бы даже захотел в это поверить.

Когда Ян был в настроении, он мог отпускать саркастические замечания даже в лицо высокопоставленным правительственным чиновникам. До сих пор он сдерживался лишь потому, что шансы высказаться ему предоставляли редко, а последствия наверняка были бы слишком уж неприятны. Но к этому моменту в нём уже накопилась критическая масса агрессии.

Терпеливость и молчание не обязательно и не в любых обстоятельствах являются достоинствами. Терпеть то, что должно быть нестерпимым, и молчать о том, что должно быть сказано, – значит, позволять эго противников беспрепятственно раздуваться и позволять им самим думать, что их эгоцентризм приемлем в любой ситуации. Если нянчиться с имеющими власть, как с маленькими детьми, и позволять им топтаться по себе – ничем хорошим это закончиться не может.

– Естественно, – продолжил Ян, – эта идея, должно быть, имеет свою прелесть для людей, получающих преимущества от войны и пытающихся построить собственное благосостояние на жертвах других. Ну, знаете, для таких людей, которые прикрываются любовью к стране, к которой на самом деле ничего не чувствуют, чтобы обмануть слушателей.

На лице Оливейры впервые мелькнула ярость.

– В-вы говорите, что наш патриотизм – обман?

– Я лишь говорю, что если защищать отечество и приносить жертвы действительно так важно, как вы утверждаете, то как насчёт того, чтобы делать это самому, вместо того, чтобы отдавать приказы всем остальным? – тон Яна теперь был почти беззаботным. – Например, вы могли бы собрать всех политиков, чиновников, интеллигентов и финансистов, ратующих за войну, и создать их них какой-нибудь «Патриотический полк». И, когда Империя снова нападёт, встать в первой линии обороны. Но для начала вам следовало бы перебраться из безопасных мест вроде столицы поближе к фронту, в тот же Изерлон. Что скажете? У нас достаточно свободных кают, чтобы разместить всех.

Мёртвая тишина, повисшая в зале после этих слов Яна, была наполнена враждебностью и нерешительностью. Эффективных контраргументов привести никто не мог, поэтому молчание затягивалось. Понимая, что ответа не дождётся, Ян нанёс ещё один удар:</p

– Знаете ли вы, что является наибольшей наглостью среди человеческих поступков? Это когда люди, имеющие власть, а также те, кто им подпевает, прячутся в безопасном укрытии и оттуда восхваляют войну, навязывают патриотическое, жертвенное мышление народу, а потом отправляют людей умирать на поле боя. Если в этой Галактике когда-нибудь наступит мир, для этого в первую очередь необходимо уничтожить подобных паразитов, а не продолжать бессмысленную войну с Империей.

Воздух в помещении, казалось, заледенел. Никто из следственной комиссии не мог предположить, что молодой адмирал может извергнуть на них столько яда. Даже Хван Руи смотрел на Яна с удивлением.

– Под «паразитами» вы подразумеваете эту следственную комиссию? – спросил Негропонти. Он неплохо держался, демонстрируя спокойствие, но всё же голос его слегка дрожал от сдерживаемых чувств.

– А что, похоже, что я имел в виду кого-то другого? – бросил в ответ Ян намеренно неуважительным тоном.

Охваченный гневом Негропонти раздулся как лягушка, схватил молоток и начал яростно бить им по столу.

– Необоснованные оскорбления! Наглость, переходящая все границы! Похоже, у нас нет выбора, кроме как поставить под сомнение саму природу вашей личности, адмирал Ян! Это следствие необходимо продлить ещё больше!

– Возражаю… – начал говорить Ян, но остальная часть его фразы утонула в грохоте молотка.

– Я запрещаю подследственному говорить!

– На каких основаниях?

– На основании моих полномочий как главы этой следственной… нет, постойте. Я не обязан вам отвечать. А вы должны подчиняться процедуре следствия.

Ян упёр руки в бока и дерзко посмотрел на председателя комиссии. Он давно уже решил, что в какой-то момент точно не выдержит и взорвётся, и вот, похоже, этот момент наступил.

– Тогда не могли бы вы просто приказать мне покинуть этот зал? Потому что, честно говоря, я больше ни секунды не смогу выдерживать звуков ваших голосов и вида ваших лиц. Просто вышвырните меня за то, что не заплатил за вход, или ещё за что-нибудь. Потому что моё терпение уже на преде…

В этот момент рядом с председателем комитета обороны раздался звонок, и Ян прервался.

– Алло? Да, это я. В чём дело? – раздражённо спросил Негропонти в трубку, продолжая сверлить взглядом Яна, но затем единственная фраза с другого конца линии явно потрясла его. Мышцы его лица заметно напряглись, и он несколько раз попросил подтвердить какие-то детали.

Когда Негропонти наконец положил трубку, он с испуганным видом осмотрелся и высоким голосом сказал:

– Мы прервём наше заседание на час. Прошу членов комиссии пройти в соседнюю комнату. Адмирал, вы подождите нас здесь.

Было очевидно, что возникла какая-то непредвиденная ситуация. Ян безо всяких эмоций проводил взглядом поспешно удаляющихся членов комиссии.

«Какие-то политические потрясения? – задумался он. – Или даже лучше, вдруг Трунихта хватил удар…»

Не слишком джентльменские, но вполне понятные в его ситуации мысли.

А в соседней комнате побледневшие следователи смотрели на Негропонти.

«Крупномасштабное вражеское вторжение через Изерлонский коридор» – это сообщение невидимым молотом сбило их с ног.

– Что нужно делать – вполне понятно, – сказал Хван Руи, единственный среди них, кто сохранил самообладание. – Тут даже думать не о чем. Необходимо приостановить следствие, вернуть адмирала Яна обратно на Изерлон и приказать ему… нет, попросить его дать отпор имперскому флоту.

– Но мы не можем вот так взять и развернуть всё на сто восемьдесят градусов! До этого момента он находился под следствием!

– Что ж, тогда будем придерживаться первоначального плана и продолжим? Пока имперский флот не придёт прямо к нам, на Хайнессен?

И вновь ни у кого не нашлось, что на это ответить.

– Как бы то ни было, похоже, у нас нет выбора, – подытожил Хван.

– Но мы не можем решать это самостоятельно, – сказал Негропонти. – Нужно спросить у председателя Верховного Совета Трунихта, как нам быть.

С жалостью поглядев на Негропонти, Руи сказал:

– Тогда идите и сделайте это. Думаю, разговор займёт не более пяти минут.

Ян досчитал примерно до пятисот, когда члены следственной комиссии вернулись в зал. Он заметил, что их настроение полностью изменилось по сравнению с недавним. Он мысленно приготовился и посмотрел на председателя комитета обороны, который занял своё место и, чуть помешкав, заговорил:

– Адмирал, возникла чрезвычайная ситуация. Крепость Изерлон столкнулась с вероятностью массированной атаки со стороны флота Империи. Как бы невероятно это ни звучало, но враг, по-видимому, прикрепил двигатели к космической крепости и доставил её к нам целиком, вместе с большим флотом боевых кораблей. Подкрепления должны быть отправлены немедленно.

– Так вы, эм… Говорите мне лететь туда?

После десяти секунд молчания Ян повторил свой вопрос. Его голос и выражение лица были мягкими. Негропонти заметно смутился, но каким-то образом ему удалось заставить себя сказать:

– Ну, разумеется! Вы же командующий крепостью Изерлон и Патрульным флотом. На вас лежат долг и ответственность остановить вторжение врага, разве не так?

– К сожалению, я сейчас далеко от передовой и вообще нахожусь под следствием. Более того, я произвожу плохое впечатление, так что, возможно, в итоге буду уволен из рядов вооруженных сил. Разве я могу покинуть следственную комиссию до её окончания?

– Она закрыта. Адмирал Ян, как председатель комитета обороны  и ваш старший офицер, я приказываю вам немедленно отправляться на Изерлон, возглавить нашу оборону и затем контратаковать. Вы поняли?

Он произнёс это суровым голосом, но лёгкая дрожь, прозвучавшая в вопросе «Вы поняли?» показывала беспокойство, испытываемое им в глубине души. С юридической точки зрения он действительно был старшим офицером для Яна, но если бы тот проигнорировал его приказ, и это закончилось падением Изерлона, то законные основания его высокого положения обрушатся, и он лишится всей своей власти.

Негропонти наконец осознал, что они играли с огнём, сидя на пороховой бочке. Он мог наслаждаться властью только при поддержке государства. Он мог давить на кого-то только потому, что те подчинялись ему как представителю власти этого государства. Но ни он, ни кто-либо ещё в правительстве не обладает никакой силой, данной от природы.

– Слушаюсь. Я сейчас же отправлюсь на Изерлон…

Негропонти вздохнул с облегчением, услышав слова Яна.

– …ведь там, в конце концов, остались мои подчинённые и друзья. Вы можете гарантировать мои полномочия и свободу действий?

– Конечно. Вы можете делать всё, что хотите.

– Что ж, в таком случае прошу меня простить…

Когда Ян поднялся на ноги, собираясь уйти, один из следователей обратился к нему. Это был один из тех, кто сидел на краю стола и чьи имена Ян забыл сразу же после того, как их услышал. Сейчас в голосе этого человека ясно слышались заискивающие нотки:

– Как вы думаете, адмирал, у нас есть шансы на победу? А, ну, конечно же, есть. В конце концов, вы же Чудотворец Ян. Уверен, вы оправдаете наши ожидания.

– Я сделаю всё, что смогу, – коротко ответил Ян.

У него не было ни малейшего желания или намерения плести словесные кружева, чтобы удовлетворить членов следственной комиссии. По сути, у него не было причин отвечать даже так, как он ответил. Кроме того, он пока не представлял, как справиться с этой угрозой.

Естественно, именно члены следственной комиссии должны были нести ответственность за возникновение сложившейся ситуации. Но также бессмысленно было отрицать и тот факт, что новая тактика имперцев застала его врасплох. Он не стал бы спорить, если бы его назвали наивным, но всё же человеческому воображению есть предел.

Выставить крепость против крепости. Прикрепить к ней двигатели, чтобы она могла летать в космосе. Вообще-то, это была вариация на старую тему про «большой корабль с большими пушками» и новой эту тактику назвать было трудно. Однако она оказала сильное психологическое воздействие на правительство Союза, так что его представители даже оказали Яну услугу, освободив его от своего маленького фарса.

Молодой адмирал всегда полагал, что если какая-то революционно-новая технология когда-нибудь нарушит баланс сил между двумя враждующими государствами, то это будет разработка средства, позволяющего делать прыжки в космосе на сверхдлинные дистанции в десять тысяч световых лет и более. Если бы что-то подобное удалось претворить в жизнь, Империи не понадобилось бы проводить свои корабли через Изерлонский коридор, и она отправила бы огромный флот непосредственно в сердце территории Союза. И однажды жители Хайнессена внезапно подняли бы глаза и увидели сотни линкоров, заслоняющих солнце. Они бы смотрели на них в недоумении, не в силах сдвинуться с места. Тогда у правительства Союза не останется иного выбора, кроме как «принести клятву у стены замка» – то есть, клятву, которую приносят, когда враг прижал тебя к стенке, и отступать некуда – и безоговорочно сдаться.

О том, что бы он делал в таком случае, Ян даже не задумывался. Такие обстоятельства выходили за рамки того, с чем он мог справиться. Если бы его попытались заставить что-то делать в такой ситуации, он бы просто отказался. Никто не платит ему за то, чтобы он совершал чудеса.

Ян вновь надел свой форменный берет, подчёркнуто неторопливо отряхнул от пыли одежду и широким шагом направился к выходу.

– О, постойте, я чуть не забыл сказать кое-что важное, – вдруг сказал он, останавливаясь возле самой двери. Он обернулся к членам следственной комиссии и спросил с неуважением, граничащим с открытым неповиновением: – Мне очень интересно, кто именно выбрал время вторжения имперского флота для того, чтобы отозвать меня с Изерлона. Если крепость, конечно, не падёт, то я надеюсь всё же узнать это. А сейчас мне пора…

Ян повернулся на каблуках и покинул помещение, в котором вынужден был терпеливо выдерживать эти ужасные и бессмысленные дни. Он бы не отказался посмотреть, как искажаются лица следователей после его замечания, но это означало бы провести в этом гнетущем пространстве ещё какое-то время, а этого ему совершенно не хотелось.

Дверь распахнулась, а потом снова закрылась под взглядами девяти пар глаз. На одном лице читалось поражение, другое выражало неловкость, ещё одно всё ещё было белым от гнева.

– Кем этот наглый сопляк себя возомнил? – глухо прорычал кто-то.

Краска отслоилась, обнажив скрытую под ней мерзость.

– Если я правильно помню, это герой, спасший нашу страну, – с сарказмом ответил Хван Руи. – Если бы не этот «наглый сопляк», мы бы уже сдались Империи, или, в лучшем случае, гнили в тюрьме, как политические заключённые. И у нас точно не было бы роскоши коротать часы, играя в следователей. Он наш общий благодетель. И какую же благодарность мы проявили к нему, удерживая его здесь и запугивая целыми днями?

– Но вам не кажется, что это неуважительно – так обращаться к тем, кто выше него?

– Выше? Но действительно ли политики такие впечатляющие существа? Какой вклад мы носим в общественную деятельность? Да, нам доверена обязанность честно собирать и с пользой распределять налоги. Это то, что мы делаем и за что нам платят. И всё. В лучшем случае мы всего лишь паразиты, живущие за счёт общественных механизмов. А если мы выглядим впечатляюще, то это лишь благодаря соответствующей рекламе. Как бы то ни было, вместо того, чтобы спорить об этом… – тут свет, наполняющий глаза Хвана, стал ещё более ироничным. – …нам следовало бы обратить внимание на ещё один пожар, который находится ближе к дому, так как насчёт того, чтобы заняться этим? Как и сказал адмирал Ян, кто-то должен взять на себя ответственность за то, что его отозвали с передовой прямо перед вторжением со стороны Империи? Одно прошение об отставке необходимо. И это, разумеется, должен быть не адмирал.

Все взгляды сошлись на Негропонти. Челюсть председателя комитета обороны задрожала. Идея вызвать Яна в столицу принадлежала не ему. По крайней мере, изначально. Он выполнял волю другого человека. Хотя, конечно, не пассивно.

В головах окружавших Негропонти людей слово «бывший» уже было добавлено к его должности.

V

Когда Ян вышел наружу, под тихий и яркий солнечный свет, он раскинул руки и глубоко вздохнул, выпуская из лёгких влажный грязный воздух.

– Адмирал Ян!

Слегка дрожащий голос ударил по его барабанным перепонкам и добрался до самых глубин сердца. Ян обернулся, ища взглядом обладательницу этого голоса. Неподалёку под ярким солнцем он увидел стройную фигуру Фредерики, а рядом с ней – адмирала Бьюкока и мичмана Машенго.

– Лейтенант Гринхилл…

«Я наконец-то вновь оказался среди людей», – подумал Ян. Хотя бывали моменты, когда он чувствовал другое, но всё же его место в мире было именно здесь, рядом с ними.

– Простите, что втравил вас во всё это, – произнёс он, сердечно кланяясь Бьюкоку.

– Если вам есть что сказать, – как всегда прямо ответил старый адмирал, – скажите это лейтенанту Гринхилл. Я лишь протянул ей руку помощи.

Ян повернулся к Фредерике.

– Спасибо, лейтенант. Я не знаю, что… эм… то есть, не знаю, как вас и благодарить.

Фредерика, сдержав совсем другой импульс, лишь чуть улыбнулась в ответ.

– Как ваш адъютант, я делала лишь то, что должна была, ваше превосходительство. Но я рада быть вам полезной.

Нижняя челюсть старого адмирала совершила несколько движений. Возможно, он пробормотал что-то вроде: «Они оба неуклюжи, как школьники», но никто не стоял достаточно близко, чтобы это услышать. Вслух же он произнёс:

– Ну что ж, вы, наверное, торопитесь на Изерлон, но мы не можем отпустить вас с пустыми руками. Я знаю, что нужно сделать ещё много приготовлений, но для начала давайте все вместе пообедаем. Думаю, столько Изерлон сможет подождать, да и наше личное участие в подготовке по большей части не требуется.

Это было разумное предложение.

Жуан Ребелу ждал их в ресторане под названием «Белый олень». Поскольку он был политиком, состоящим в оппозиции к действующему политическому курсу, то не рискнул идти на военный объект, где содержали Яна.

Приняв от адмирала благодарность за помощь и, в свою очередь, поздравив его с освобождением, он заговорил очень серьёзно:

– Прямо сейчас мы находимся в точке, когда люди теряют веру в политиков, и в то же время у нас есть высокопоставленный боевой офицер, обладающий как способностями, так и огромной популярностью. Я говорю о вас, адмирал Ян. Это чрезвычайно опасные условия для нашей демократической системы. Можно даже назвать их тепличными условиями для возникновения диктатуры.

– А я, значит, тепличный цветок?

Однако Ребелу не подержал шутливый тон Яна:

– Если случится худшее, адмирал Ян, можно даже представить будущее, в котором вас будут помнить как второго Рудольфа фон Голденбаума.

– Эм… Сделайте паузу, пожалуйста, – взволнованно прервал его Ян. Его называли по-разному, и его это ничуть не задевало, но данный случай был просто исключительным. – Скажу сразу, у меня нет ни малейшего желания становиться правителем. Если бы таковое было, я мог бы просто воспользоваться идеальным шансом, который предоставил мне прошлогодний военный переворот.

– Я тоже так считаю и хочу в это верить. Но… – Ребелу мрачно помолчал, а потом прямо посмотрел на молодого черноволосого адмирала. – Люди меняются. Пятьсот лет назад, действительно ли у того же Рудольфа с самого начала были амбиции стать диктатором? У меня есть в этом сомнения. Не считая определённой самоуверенности, он, вполне возможно, был всего лишь реформатором, увлечённым своими убеждениями и идеалами. По крайней мере, до тех пор, пока он не получил в руки какую-то реальную власть. И эта власть изменила его, превратив самоуверенность в самообман.

– Значит, вы полагаете, что если бы я обладал властью, то это изменило бы и меня? – спросил Ян.

– Я не знаю. Я могу только молиться. Молиться, чтобы никогда не наступил день, когда вам придётся пойти по пути Рудольфа ради самозащиты.

Ян промолчал. Ему хотелось спросить Ребелу, кому он будет молиться, но знал, что не получит удовлетворительного ответа. Ян уважал Ребелу как добросовестного политика, и именно поэтому ему было неприятно слышать о его сомнениях.

Когда Ребелу почти сразу ушёл, не оставшись на обед, Ян пробормотал про себя: Ну и ладно». Фредерика и Бьюкок чувствовали то же самое. Несмотря на признательность, которую они к нему испытывали, подобный пессимизм был неуместен на их встрече.

Покончив с основным блюдом из жареной оленины, и отведав немного дынного шербета на десерт, Ян почувствовал себя сытым и довольным, но по дороге из ресторана он столкнулся с тем, которого меньше всего ожидал увидеть. Это был Негропонти, тот самый человек, с которым он боролся на следственной комиссии совсем недавно.

– Адмирал Ян, как офицер и общественный деятель, вы должны защищать честь государства. Поэтому вы не будете делать никаких заявлений, которые могли бы нанести ущерб имиджу правительства, не правда ли?

Ян внимательно посмотрел на него. Если бы он когда-нибудь хотел узнать, насколько наглым может быть человек, то ответ стоял сейчас прямо перед ним.

– Говоря так, вы признаёте, что сведения о том небольшом представлении, в которое вы меня вовлекли, могут повредить имиджу правительства, если об этом узнают посторонние. Так?

Негропонти заметно отшатнулся от этой контратаки, но всё же ему удалось устоять на месте. Его работа сейчас заключалась в том, чтобы заткнуть Яну рот и не позволить ему испортить имидж председателя Верховного Совета Трунихта, поэтому он пришёл сюда и терпел позор.

– Я лишь исполнял свои обязанности государственного чиновника, вот и всё. И несмотря на это… нет, именно поэтому я уверен, что имею право просить вас также исполнить свои обязанности перед государством.

– Председатель комитета свободен быть уверенным в чём захочет, – ответил Ян. – Что же до меня, то мне не хочется даже вспоминать об этой следственной комиссии, а все мои мысли сейчас заняты только тем, как бы выиграть предстоящую битву.

Не говоря больше ничего, Ян прошёл мимо Негропонти. Казавшийся недавно таким вкусным обед теперь словно прокис в животе. Планета Хайнессен обладала такой природной красотой, но потом на неё пришли люди… Нет, думать о победе в битве было в самом деле куда приятнее, чем об этих людях.

«Я не проиграл Райнхарду фон Лоэнграмму, так что уж точно не проиграю его подчинённым…» – Ян криво улыбнулся, поймав себя на такой мысли. Это звучало скорее как тщеславие, а не уверенность в себе.

– Как ни посмотри, – сказал он адмиралу Бьюкоку чуть позже, – у правительства есть дурная привычка связывать мне руки, а потом отправлять на войну. Это сводит меня с ума.

Ян не считал, что сказал лишнее. Так действительно происходило с тех самых пор, как он захватил Изерлон. Ему всё время приходилось сражаться в условиях, когда его полномочия принимать стратегические решения были сильно ограничены. Он бы хотел большей свободы действий. Как бы это желание ни противоречило его ненависти к войне, всё же, оно имело место быть.

– Тут вы правы, – ответил Бьюкок. – Но, что бы они ни делали, в этот раз нет иного выбора, кроме как идти и сражаться.

– Верно. Да и, в конце концов, Изерлон – это мой дом.

И это не было преувеличением. Место, которому он принадлежал, никогда не было на земле.

Хоть Ян и родился на Хайнессене, он потерял мать, когда ему было всего пять лет, и с шести начал жить на межзвёздном торговом корабле, принадлежавшем его отцу, Яну Тайлуну. Незадолго до того, как ему исполнилось шестнадцать, отец Яна погиб. И, хотя после этого он поселился в общежитии Военной академии, в последующие десять лет не было случая, чтобы он провёл на поверхности планеты хотя бы месяц без перерывов. Алекс Кассельн даже подшучивал по этому поводу, что Ян скоро совсем разучится ходить по земле.

Кроме того, на Изерлоне находился Юлиан. Да и вообще большинство важных для Яна людей.

– Ну что, лейтенант, отправляемся домой? – спросил он свою прекрасную помощницу.