Том 3. Глава 6. Сражение без оружия

I

10-го апреля группа из шестнадцати боевых кораблей, в числе которых были линкор «Эспаньола» и крейсер «Кордоба», обнаружили это. Это соединение, которым командовал капитан 1-го ранга Гибсон, отправилось с Изерлона патрулировать Коридор.

– Если вы наткнётесь на противника, то ни при каких обстоятельствах не вступайте с ним в бой. Просто отступите к крепости и доложите о том, что обнаружили, – строго напутствовал всех командиров патрулей контр-адмирал Алекс Кассельн, исполняющий обязанности командующего. В отсутствие Яна Вэнли им следовало избегать ненужных битв, насколько это возможно.

Оператор систем обнаружения на крейсере «Кордоба» пил очередную кружку кофе, поглядывая на экраны своих приборов. Вокруг всё было мирно – а значит, скучно. Ему нечем было заниматься, кроме как пить кофе, однако желудок уже подавал сигналы, что с него достаточно кофеина на сегодня. Внезапно глаза оператора загорелись, и он яростно отставил кружку на угол консоли.

– Прямо по курсу наблюдается искажение пространства, – доложил он. – Что-то сейчас завершит переход. Расстояние: 300 световых секунд. Масса объекта…

Взгляд оператора застыл, прикипев к экрану измерителя массы, и он забыл слова, которые собирался сказать. Потребовалось несколько секунд, чтобы голос вновь начал подчиняться ему.

– Масса… Невероятно огромна!

– Назовите точную цифру! – крикнул капитан.

Оператор откашлялся, потом ещё раз, и только с третьей попытки ему удалось слегка справиться с шоком, сдавившим горло.

– Масса около сорока триллионов тонн! Это точно не линкор!

На сей раз наступила очередь капитана замолчать. Но спустя пару мгновений он вздрогнул и помотал головой, после чего, постаравшись придать голосу уверенности, отдал приказ:

– Полный назад! Иначе попадём под сотрясение пространства!

Капитан Гибсон, командующий этим патрульным соединением, тоже отдал точно такой же приказ к немедленному отступлению. Шестнадцать кораблей стали разрывать дистанцию со всё сильнее искажающимся пространством так быстро, как только позволяла мощность их двигателей. Огромные волны космического землетрясения мчались за ними, изгибая и сотрясая само пространство-время, сжимая их сердца невидимыми руками.

Кофейная кружка упала на пол с края консоли и разбилась. Но на неё никто не обратил внимания. Операторы не отвлекались от своих прямых обязанностей, наблюдая за всем происходящим в космосе. Наконец они увидели, как на них надвигается ударная волна, и на корабле поднялся крик…

В командном зале Изерлона воцарилась безумная атмосфера. Операторы находились в постоянном движении. Ни их рукам, ни глазам, ни голосам не было покоя. Контр-адмирал Кассельн вместе с остальными членами командования стоял, наблюдая за происходящим.

– Похоже, патрульная группа снова наткнулась на врага…

– Да, враг не дремлет. Может, они пытаются заработать сверхурочных.

Пустые разговоры в такой обстановке были, конечно же, запрещены, но люди не могли сдержать себя и подчиняться этому правилу, когда чувствовали себя не в своей тарелке. Наконец старший оператор передал исполняющему обязанности командующего отчёт капитана Гибсона.

– Совершивший переход объект имеет приблизительно сферическую форму, состоит из металлических сплавов и керамики, а его масса…

– Сколько?

– Масса по приблизительной оценке превышает сорок триллионов тонн.

– Вы сказали триллионов?! – Кассельн был спокойным человеком, но даже он не смог сохранить самообладания, услышав эту цифру.

Старший оператор продолжил отчёт:

– Судя по массе и форме, это, скорее всего, искусственный планетоид диаметром от сорока до шестидесяти пяти километров.

– То есть… крепость вроде Изерлона? – глухо спросил Кассельн.

Бригадный генерал Шёнкопф, командующий обороной крепости, скривил губы в ироничной улыбке и сказал:

– Не думаю, что Империя когда-либо посылала к нам послов доброй воли в такой форме.

– Значит, то нападение в январе было лишь пробой сил перед этим? – с горечью произнёс Кассельн. Он думал, что враг получил тот же урок, что и они, и будет осмотрительнее в будущем. Неужели он всё это время ошибался? – Итак, у нас имеется имперский флот, притащивший с собой на этот раз и собственную базу?

– Стоит признать их старания, – откликнулся Шёнкопф, хотя похвалы в его голосе не было.

Контр-адмирал Мурай, всегда серьёзный, бросил неодобрительный взгляд на командующего обороной.

– Как бы то ни было, задуманное ими просто невероятно. Притащить сюда на буксире целую крепость… Имперские военные, должно быть, разработали совершенно новую технологию.

– Технология не нова, – возразил Шёнкопф. – Они просто увеличили масштаб. В поразительной мере, должен добавить.

– В чём мы можем быть уверены, – сказал Кассельн, вставая между спорщиками, чтобы вернуть разговор в конструктивное русло, – так это в том, что их силы огромны, а нас застали врасплох. К тому же, адмирал Ян отсутствует в крепости. Пока его нет, здесь командуем мы, а значит, нам и придётся разбираться с этим. По крайней мере, пока.

После слов Кассельна по просторному командному залу пронеслась волна напряжения. Люди обменивались взглядами, полными вполне объяснимого беспокойства. Они были уверены в неуязвимости Изерлона, но теперь в краеугольном камне этой уверенности появилась трещина сомнения, грозящая перерасти в панику. Изерлон выдержал все выстрелы, обрушивавшиеся на него, но это были выстрелы корабельных пушек. Огневая мощь главных орудий появившейся поблизости крепости могла оказаться на совершенно ином уровне.

Среди солдат давно ходила шутка про то, что получилось бы, если выстрелить по Изерлону «Молотом Тора», но теперь нечто похожее могло произойти на самом деле.

«Изерлон, – говорили люди, – имеет четыре ряда многослойной брони из сверхтвёрдой стали, кристаллического волокна и суперкерамики. Это самый крепкий орешек во всей Галактике». Возможно, после этой битвы такие слова будут произносить только в прошедшем времени.

– Дуэль между орудиями крепостей?.. – Кассельн почувствовал, как по его позвоночнику прошёлся холодок. Представляя возможное столкновение этих огромных энергий, он не мог не чувствовать озноба. Не зря же говорили, что видевший выстрел «Молота Тора» собственными глазами, не забудет этого зрелища никогда.

– Вы только подумайте, какой великолепный фейерверк мы сможем увидеть!

Разумеется, это сказал Шёнкопф. Хотя на этот раз, под влиянием испорченного настроения, острота у него получилась не слишком удачной. Описанная им картина выходила за рамки того, над чем могли бы посмеяться солдаты, находящиеся на передовой.

– Нам нужно, чтобы адмирал Ян вернулся со столичной планеты как можно скорее, – произнёс коммодор Патричев.

Судя по его виду, он сразу же пожалел об этих словах, которые могли прозвучать как неуважение к исполняющему обязанности командующего. Кассельн, однако, лишь согласно кивнул, не проявляя ни малейшего неудовольствия. Он прекрасно понимал, что был командиром для мирного времени и служил лишь заменой адмиралу Яну.

И всё же, даже если Ян отправится обратно, как только сообщение по сверхсветовой связи достигнет Хайнессена, расстояние оттуда до Изерлона слишком уж велико.

– По самым грубым прикидкам, – заметил Кассельн, – нам придётся каким-то образом сдерживать их в течение как минимум четырёх недель до возвращения командующего.

– Неплохой прогноз, – сказал Патричев, но его голос прозвучал не столь бодро, как он рассчитывал. Им предстояло сразиться с беспрецедентно сильным противником без своего командира. И не просто командира, а непобедимого героя войны, «Волшебника», «Чудотворца Яна», чьё присутствие само по себе придало бы им сил и уверенности.

По телу Патричева прошла дрожь, достигая каждого отдельного нерва. Он покрылся гусиной кожей, а холодный пот намочил его одежду изнутри. И это было вполне естественно.

В крепости Изерлон и приписанном к ней Патрульном флоте было, в общей сложности, более двух миллионов солдат и офицеров. И даже в нынешнем состоянии, когда многих ветеранов сменили зелёные новобранцы, они по-прежнему были самой грозной военной силой Союза Свободных Планет. Но свою силу они извлекали из абсолютной веры в непобедимость своего командира.

– Как, по-вашему, что случится, если мы потеряем крепость Изерлон? – глухо выдавил контр-адмирал Мурай. – Гигантский флот под командованием герцога Лоэнграмма пройдёт через Коридор и вторгнется на нашу территорию. Если это случится, то Союзу…

Он не произнёс слов «придёт конец», но это и так было понятно всем.

В прошлом, флот Союза много раз сталкивался с имперским флотом, прошедшим через Коридор. Но теперь всё было не так, как два года назад. Не считая Первого флота, силы, имеющиеся по эту сторону Коридора, состояли в основном из новобранцев, сил планетарной обороны, неспособных к дальним перелётам, патрульных эскадрилий с низкой огневой мощью и слабой бронёй и подразделений, пока что находящихся в стадии формирования. Безопасность Союза полностью зависела от крепости Изерлон и Патрульного флота. Фактически, только благодаря им у тех, кто находился в тылу, была возможность обучать новобранцев и создавать новые боевые соединения.

И всё же, в такой критический момент, главнокомандующий был отозван на Хайнессен! И ради чего? Чтобы предстать перед какой-то следственной комиссией, которая не была ни срочной, ни необходимой.

Вдалеке от линии фронта, на столичной планете, политики из фракции Трунихта, не защищающие никого, кроме собственных шкур, тепло одевались и сытно ели. А заскучав от такой жизни, вызвали Яна Вэнли и теперь развлекались, играя в Звёздную Палату. Представив себе их лица, Кассельн почувствовал, как где-то глубоко внутри разгорается ярость. Ради защиты власти и привилегий этих людей, солдатам, находящимся на передовой, каждый день приходилось отдавать жизни. Так было во время государственного переворота в прошлом году, и так же было и до того. Кассельн не удержался от того, чтобы со скепсисом подумать, есть ли вообще смысл в этих войнах.

Если что-то во всей этой ситуации и поднимало ему настроение, так это то, что теперь Ян будет освобождён от бессмысленной борьбы со следственной комиссией на Хайнессене. Если уж придётся сражаться так или иначе, то даже Ян предпочёл бы столкнуться в бою с грозным врагом в космической пустоте. А долгом Кассельна и остальных было удержать Изерлон до его возвращения.

Рассмотрев худшие сценарии, Кассельн принял несколько превентивных мер. Все тактические и стратегические компьютеры были настроены так, чтобы данные с них можно было полностью стереть в любой момент. Секретные документы на материальных носителях также могли быть при необходимости уничтожены. А гражданское население Изерлона в количестве трёх миллионов человек начало готовиться к эвакуации. Быстрота и точность выполнения всех этих мер отражали самую сильную сторону Кассельна.

И, разумеется, с Изерлона в тыл отправилось сообщение:

«10-го апреля многочисленный флот Империи вошёл в Изерлонский коридор. Кроме того, флот сопровождает гигантская мобильная крепость. Запрашиваем немедленное подкрепление».

II

В тот же самый день, 10-го апреля, в столице Союза летели искры в сражении без оружия. Адмирал Ян Вэнли противостоял следственной комиссии, а его адъютант Фредерика Гринхилл, похоже, каким-то образом умудрилась стать врагом всей администрации Трунихта.

Яна допрашивали не каждый день. У всех следователей была и другая работа, в том числе и у председателя следственной комиссии Негропонти, возглавлявшего комитет обороны. Так что, поскольку они не могли сосредоточить всю свою энергию на запугивании Яна, следственная комиссия собиралась лишь раз в два-три дня и потому грозилась растянуться до бесконечности. Нервы Яна сильно пострадали, и, если бы у него был вспыльчивый характер, он бы давно взорвался. В данный момент он мог думать только о том, что целью всего этого является не расследование и желание чего-то добиться, а само по себе продолжение процесса.

«Как они собираются это закончить?» – думал Ян. Предположим, что цель происходящего состояла в том, чтобы узнать, опасен ли Ян для власти Союза. Если будет сделано заключение, что он не опасен, то его отпустят. В противном случае им нужно будет предпринять какие-то решительные меры – но, учитывая угрозу со стороны Империи, они не могут себе позволить потерять Яна. Тем не менее, они не могли продолжать и расследование вечно... Раздумывая над этими обстоятельствами, Ян нашёл их столь нелепыми, что даже немного развеселился.

Что бы они ни решили, рано или поздно им придётся его отпустить, так что Ян стал просто ждать этого, строя предположения, какое же оправдание они придумают, чтобы сохранить видимость законности.

Прошение об отставке лежало у него в кармане. При необходимости он мог в любой момент достать его и сунуть под нос председателю комитета обороны. Ян написал это прошение ночью после первого дня следственной комиссии, а на следующий день, когда он собирался бросить его на стол председателя, заседания не было, что деморализовало Яна, и он сунул прошение в карман. Не то чтобы потом у него не было возможности его выложить, но само знание, что оно есть и может быть вытащено в любой момент, успокоило его, а также пробудило его тёмную сторону: «Давайте подождём, пока ситуация станет более драматичной, и тогда уже покажем им это!»

Дни, когда собиралась комиссия, были для Яна не столь тягостны, как те, что приходилось проводить под домашним арестом в отведённом ему помещении. Там совсем нечего было делать – из окна ничего не было видно, доступа к головидению также не было, а когда он, заранее зная ответ, попросил принести ему пару книг, то получил насмешливый отказ. Решив в таком случае сам что-нибудь написать, Ян обнаружил, что у него есть ручка, но нет бумаги – он изорвал несколько листов, когда писал прошение об отставке, израсходовав тем самым всё, что у него было. Некоторое время адмирал пробовал лежать на кровати, представляя себе, как пытает каждого из членов следственной комиссии, но это ему быстро надоело.

Хотя трижды в день его хорошо кормили, но приносимая ему еда была столь же лишена индивидуальности, как и всё в этой комнате, и не было никакой надежды дождаться разнообразия. К примеру, завтрак был совершенно одинаков в течение всех этих дней – ржаной хлеб, масло, йогурт, кофе, овощной сок, бекон с яйцами, картофель и лёгкий овощной салат. Обильно, сытно и вполне вкусно, но если бы у него спросили, Ян назвал бы эти завтраки «лишёнными искренности и оригинальности». Самым непростительным, конечно, было их предположение, что после еды он должен пить кофе.

Будь здесь Юлиан, он бы заваривал ароматный красный чай из листьев Шиллонга, и, даже если бы подавал яйца к завтраку каждый день, чередовал бы омлеты и яичницу. А его технике приготовления рисового гратена и рисовой каши из остатков вчерашнего ужина, по мнению Яна, не было равных под небесами. Для культуры и общества было бы куда лучше, если бы юноша решил обучаться кулинарии официально и стал поваром вместо того, чтобы заниматься непристойной военной службой, не несущей ничего хорошего для человечества или цивилизации. Поступи он так, Ян бы даже потратил своё пенсионное пособие, чтобы открыть для него ресторан… Хотя, разумеется, для юношеского романтизма должность «повара» проигрывала «капитану боевого корабля».

Так проходили бессмысленные дни  Яна на Хайнессене. Но будет справедливо сказать, что даже такие обстоятельства были куда предпочтительнее, чем тот тяжёлый труд, который взвалила на свои плечи Фредерика, борющаяся за своего адмирала без сна и отдыха.

Получив бездушный ответ от контр-адмирала Бэя, Фредерика и Машенго направились прямо к руководству флота. Дежурный офицер был бюрократического типа, и Фредерика потратила много времени на то, пытаясь чего-то от него добиться. Но наконец её заметил молодой капитан 3-го ранга Эдмонд Мессершмидт, который как раз собирался уйти домой. Он остановился и попытался помочь девушке. Её отец, Дуайт Гринхилл, был заместителем руководителя Военной академии, когда Мессершмидт учился там, и какое-то время, по-видимому, рассматривал его в качестве возможного жениха для дочери.

– Рад помочь, – с лёгкой улыбкой ответил Мессершмидт на слова благодарности. – Если вам что-то понадобится, я сделаю всё, что смогу. Передавайте от меня привет вашей матери. А вы, Фредерика, столь же прекрасны, как и прежде…

Фредерика ещё раз поблагодарила его, но к тому моменту, как перед ней открылась дверь кабинета адмирала Бьюкока, Мессершмидт уже исчез из её мыслей.

– Старший лейтенант, как вы здесь оказались?!

Это было первое, что сказал ей семидесятидвухлетний адмирал. Как и ожидала Фредерика, второй человек в армии Союза ничего не знал о том, что Яна вызвали в столицу. Одно лишь это ясно показывало, насколько тайной была эта следственная комиссия.

Фредерика вкратце изложила ему всё произошедшее. К концу её рассказа его сед брови задрожали, а когда она закончила говорить, он долго молчал. Старик был не столько удивлён, сколько шокирован.

– Честно говоря, – наконец решилась прервать молчание девушка. – Я сомневалась, стоит ли привлекать к этому внимание вашего превосходительства. Хотя я буду признательна за любую помощь в освобождении адмирала Яна, при худшем развитии событий всё это может обернуться столкновением между армией и правительством…

– Это, безусловно, серьёзная проблема. Но в то же время нам уже не о чем беспокоиться.

Эти странные слова старый адмирал произнёс горьким тоном, так не похожим на его обычную приветливую манеру речи. Заметив недоумение девушки, он объяснил:

– Я имею в виду, старший лейтенант, что армия больше не сможет объединиться против правительства.

– То есть, в армии произошёл раскол на две противоборствующие фракции?

– Две! Да уж, можно сказать, что их именно две. Если, конечно, вы можете поставить подавляющее большинство рядом с меньшинством и сказать, что это две части. Я, естественно, среди меньшинства. Хоть это и не повод для хвастовства…

Фредерика тихо вздохнула. Она колебалась, стоит ли произносить эти слова, но не могла не спросить:

– Как подобное могло случиться?

По какой-то причине старый адмирал, похоже, так же не решался ответить на этот вопрос, как она не решалась его задать. Но так же, как Фредерика не смогла удержаться от вопроса, Бьюкок не смог удержаться от ответа:

– Это нелегко говорить, но если нужно указать причину, то всё дело в прошлогоднем государственном перевороте. После него доверие к военным сильно уменьшилось. И политики по-максимуму использовали эту возможность. Манипулируя назначениями военнослужащих так, как они считают нужным, им удалось укомплектовать командование своими людьми. А так как ни я, ни адмирал Куберсли ничего не смогли сделать во время переворота, над нашими возражениями просто посмеялись.

«Моё лицо, наверное, сейчас бледное, как полотно», – подумала Фредерика. Вновь образ её отца, Дуайта Гринхилла, возглавлявшего заговорщиков, встал у неё на пути. Она не могла не любить отца. Однако если бы подобное продолжило происходить и дальше, она вполне могла в конце концов возненавидеть его.

– Так что мы с адмиралом Куберсли сейчас как скалы, окружённые морем. Хотя я так до конца и не понимаю, какие мотивы могли заставить политиков вызвать адмирала Яна в столицу, они, вне всяких сомнений, думают, что до определённого предела могут делать всё, что им заблагорассудится, и сокрушить всякого, кто попытается возражать.

– Я не знаю, что сказать… Я не думала, что ставлю вас в такое сложное положение…

– О чём вы говорите? В моём положении ничего особенного нет. Просто противно, вот и всё. Все эти отвратительные движения вокруг, с которыми я ничего не могу поделать, сводят меня с ума. На самом деле, даже в этом кабинете наверняка установлены жучки. Могу утверждать это с вероятностью процентов в девяносто.

Услышав это, здоровяк Машенго аж подпрыгнул, рассмешив старого адмирала. Однако, встретившись глазами с Фредерикой, он перестал смеяться.

– Причина, по которой я сейчас говорю с вами, хоть и знаю об этом, – сказал он, – в том, что уже слишком поздно пытаться кого-то одурачить насчёт моего мнения, а любые записи, сделанные с помощью незаконно установленных подслушивающих устройств, нельзя использовать в качестве доказательств для обвинения. А вот я мог бы, теоретически, подать на них в суд за нарушения прав человека из-за этого подслушивания. Если, конечно, предположить, что правительство подчиняется Хартии Союза.

– Правительство не может публично попирать фасад демократии. Думаю, мы могли бы использовать этот факт в качестве оружия, когда придёт время.

– Мне приятно слышать, когда лейтенант говорит с такой мудростью и проницательностью. И кстати, возвращаясь к ситуации с адмиралом Яном. Теперь, когда я знаю, что происходит, я сделаю всё возможное, чтобы помочь ему. Можете рассчитывать на моё содействие.

– Это не станет для вас проблемой? – спросила Фредерика.

На этот раз улыбка старого адмирала была весёлой.

– Вы пришли ко мне и попросили, так что теперь поздно волноваться об этом. Я высоко ценю этого молодого человека. О, только не говорите ему этого. В конце концов, молодёжь так быстро начинает задирать голову.

– Я очень вам признательна. И, так как я знаю, что вы хороший человек, то, думаю, вы не будете против, если я скажу, что тоже очень высоко вас ценю, ваше превосходительство.

– Хотел бы я, чтобы вас услышала моя жена. Кстати говоря… – Бьюкок посерьёзнел. – За вами ведь никто не шёл по пути сюда?

В карих глазах Фредерики мелькнуло потрясение, и она обернулась к Машенго. Направляясь в штаб, она думала только о ситуации с Яном и не обращала внимания на возможную слежку. Это было беспечно.

Машенго выпрямился и доложил глубоким басом:

– У меня нет доказательств, но я видел несколько лэндкаров, которые показались мне подозрительными. Если за нами был хвост, они наверняка меняли машины по пути.

– Я так и думал. От этого хитрого лиса Бэя иного ждать и не приходится, – Бьюкок громко щёлкнул языком, возможно, стараясь, чтобы Бэй услышал его через свои невидимые жучки. Старик всегда был дерзким. – Вот на чём базируется наша демократия, лейтенант. Дождь ещё не начался, но облака уже сгущаются и скоро зрелище станет ужасным. Мы находимся на кривой ускорения от плохого к худшему, и вернуться назад к хорошей погоде будет весьма непросто.

– Мы пришли сюда готовыми к этому, сэр.

– Хорошо, – в обычно резком голосе послышалась тёплая нотка. – Полагаю, это значит, что мы товарищи. Несмотря на разницу в поколениях.

III

Хоть она и колебалась перед принятием этого решения, но обратиться к адмиралу Бьюкоку оказалось большой удачей для Фредерики. Бьюкок не просто хотел помочь: с его положением и репутацией даже «подавляющее большинство» не могло позволить себе полностью его игнорировать. Будь у них такая возможность, они бы давно отправили старого адмирала в отставку с занимаемой им должности главнокомандующего космической армады.

Вскоре «Леда-2», изолированная в дальнем углу военного космодрома, была освобождена из-под наблюдения. Экипаж, которому, без объяснения причин, было запрещено покидать корабль, получил возможность выйти на планету и начал действовать сообща с Фредерикой.

Сама же девушка решила принять предложение Бьюкоков и остаться в их доме. Потому что комната, в которой она жила прежде, не только наверняка была набита жучками и находилась под наблюдением, находиться в ней было физически небезопасно. Дом же Бьюкока охранялся набранными лично им людьми, да и без них Бэй просто не смог бы совершить что-либо противозаконное в доме главнокомандующего.

Госпожа Бьюкок также тепло приняла Фредерику.

– Пожалуйста, оставайтесь столько, сколько захотите. Хотя вы, наверное, не можете… Вы должны спасти адмирала Яна и как можно скорее вернуться на Изерлон, да? Как бы то ни было, можете расслабиться и чувствовать себя как дома.

– Мне ужасно неловко вот так навязываться.

– Не стоит волноваться об этом. В этом доме всегда становится светлее, когда сюда приходит кто-то молодой, а мой муж очень рад возможности поссориться с правительством. Так что это мы должны вас благодарить.

Тёплая улыбка госпожи Бьюкок вызвала у Фредерики чувство зависти. Значит, вот как выглядит связь между мужем и женой, прожившими вместе более сорока лет и глубоко понимающими друг друга?

Однако за пределами семьи Бьюкок Фредерика начала сомневаться, не потеряло ли её государство право называться свободным. Дело было даже не в том, что случилось с ней лично – девушке казалось, что разум и непредвзятость быстро исчезают из государства и общества.

Сделав дом Бьюкоков своей базой, Фредерика беспрестанно работала и часто ходила по разным людям и инстанциям. Именно в это время и произошёл один инцидент.

С недавних пор существовала гражданская организация, известная как Комитет Эдвардс. Антивоенные активисты объединились, создав организацию, названную в память о Джессике Эдвардс, пожертвовавшей жизнью во время Резни на Стадионе в прошлом году. Этот Комитет поднял вопрос о несправедливости системы призыва на военную службу.

Они провели исследование жизни семей двухсот сорока шести тысяч высокопоставленных политиков, финансистов и чиновников, у которых были дети в возрасте, подходящем для призыва на военную службу, и результаты оказались просто шокирующими. Менее пятнадцати процентов из этих молодых людей служили в армии и менее одного процента находились в действующих войсках.

– Что показывают эти цифры? Если наш правящий класс не устаёт рассказывать нам о том, что эта долгая война необходима ради торжества справедливости, то почему они не позволяют своим сыновьям и дочерям участвовать в ней? Почему они пользуются своими привилегиями для уклонения от призыва? Единственным ответом может быть то, что они сами не считают эту войну достаточно важной, чтобы отправить на неё своих родных!

Комитет Эдвардс разослал анкеты с вопросами, но администрация Трунихта их проигнорировала.

– Мы не видим необходимости отвечать на это, – вот и всё, что сказал председатель комитета по передаче информации Боннет, являвшийся также официальным представителем правительства по связям с общественностью.

Но что ещё больше разозлило и напугало членов Комитета Эдвардс, так это то, что обнаруженная ими информация почти не освещалась СМИ. Электронные газеты и головидение одну за другой рассказывали истории о преступлениях и скандалах, не связанных с правительством, но полностью игнорировали деятельность Комитета.

Не имея других вариантов, члены Комитета Эдвардс решили донести своё сообщение гражданам непосредственно и вышли на улицы. Но навстречу демонстрации, в которой принимали участие около пяти тысяч человек, вышли полицейские отряды, блокируя им путь. А когда они свернули на боковую улицу, стремясь обойти полицейских, то столкнулись с поджидавшими их представителями провоенной организации, рыцарями-патриотами, державшими в руках керамические дубинки. Полицейские издалека наблюдали, как демонстрантов, среди которых были женщины и дети, жестоко избивают до тех пор, пока они больше не могли держаться на ногах. Наконец рыцари убежали, а полицейские подошли и заковали в наручники истекающих кровью членов Комитета Эдвардс. В качестве предлога для их ареста была указана «организация беспорядков». Как потом пояснили в полиции: «Между членами Комитета Эдвардс произошла внутренняя ссора, которая привела к кровопролитию». Именно так о случившемся было сообщено в средствах массовой информации, а об участии рыцарей-патриотов нигде не сообщалось…</p