Том 3. Глава 4. Утраченное (2)

– Вот как? Прошу, расскажите. Я бы хотел услышать, о каких трёх вещах вы говорите.

– Конечно… Его сердцу не хватало спокойствия, его глазам не хватало проницательности, а ушам не хватало готовности прислушаться к мнению подчинённых.

– Понятно.

– А если говорить о вас, ваше превосходительство, то вы добились победы над могущественным врагом как раз потому, что обладали всеми этими качествами.

Райнхард отметил, что она использовала прошедшее время, и взгляд его сверкающих льдисто-голубых глаз слегка затвердел. Он поставил на стол кофейную чашку из тонкого как бумага фарфора, и внимательно посмотрел на своего симпатичного секретаря.

– Похоже, вы хотите мне что-то сказать, фройляйн.

– О, это всего лишь разговор за чашкой кофе. Не стоит смотреть на меня столь пугающим взглядом, ваше превосходительство.

– Вам не стоит бояться меня… – Райнхард криво усмехнулся, и на мгновение в его лице проявились мальчишеские черты.

Хильда кивнула и начала говорить:

– Государства, организации, союзы – называйте как хотите, но есть кое-что абсолютно необходимое для объединения групп людей.

– Да? И что это?

– Враг.

Райнхард издал короткий смешок.

– Вы говорите правду. И как всегда прямы, фройляйн. Итак, что же за враг нужен мне и моим подчинённым?

Хильда дала Райнхарду ответ, который, он, наверное, и ожидал услышать:

– Династия Голденбаумов, разумеется, – сказала она, глядя прямо в глаза молодому канцлеру Империи. – Новому императору всего семь лет, и его возраст, таланты, способности и всё прочее в данный момент не представляют для вас никакой опасности. То, что он нынешний глава императорской семьи и мог бы стать символом для объединения консервативных сил – единственная связанная с ним проблема, никаких других нет.

– Вы абсолютно правы, – сказал Райнхард, кивая.

Какими качествами сможет обладать в будущем Эрвин Йозеф было пока неизвестно никому. Помимо некоторой раздражительности, он казался обычным мальчиком, не проявляющим особого ума или талантов и не обладающим внешностью и внутренним светом, которые отличали Райнхарда в том же возрасте. Тем не менее, даже среди великих встречалась такая вещь, как «поздний расцвет», так что было трудно предполагать, каким человеком он вырастет в итоге.

Райнхард ни в чём не ограничил императора материально, хотя и сократил расходы на содержание дворца и количество камергеров по сравнению со временем правления Фридриха IV. Тем не мене, оставались ещё десятки людей: репетиторы, повара, специально обученные няни и медсёстры, даже собаководы… Еда, одежда и игрушки императора были роскошны и выходили далеко за рамки доступного простому человеку. Ему разрешалось делать всё, что он пожелает, и никто не мог его отругать… Возможно, это и был лучший способ пресечь на корню всё великое, что он мог бы в себе развить. Даже человек, обладающий потенциально великим умом, был бы развращён подобной средой.

– Не волнуйтесь, фройляйн, – мягко сказал Райнхард. – Даже я не хочу становиться убийцей детей. Я не буду убивать императора. Как вы и говорили, мне нужен враг. А я хотел бы быть более великодушным, чем мои враги, и настолько праведным, насколько это возможно…

– Неплохо сказано, ваше превосходительство.

Хильда не испытывала симпатии к династии Голденбаумов. Ей самой казалось странным, что она, рождённая в аристократической семье, обладала мышлением, присущим скорее республиканцу. И всё же она не хотела, чтобы Райнхард стал убийцей детей. Самой узурпации стыдиться нечего. На самом деле, это было бы поводом для гордости, доказательством того, что  чьи-то способности взяли верх над власть предержащими. Но убивать ребёнка? Вне зависимости от обстоятельств, будущие поколения никогда не простят этого…

IV

Прежде, чем приступить к испытаниям работы двигателей, адмирал Карл-Густав Кемпф ненадолго вернулся на Один, чтобы доложить о ходе работ гросс-адмиралу Райнхарду фон Лоэнграмму, главнокомандующему Космической Армады Империи.

– Думаете, это будет работать?

– Обязательно будет, – по-солдатски чётко ответил Кемпф на вопрос Райнхарда. – Можете рассчитывать на это.

Райнхард окинул взглядом своих светло-голубых глаз высокую и мощную фигуру подчинённого, кивнул, а потом, со смягчившимся выражением лица, порекомендовал ему провести одну ночь дома с семьёй. Кемпф планировал возвращаться в Гайесбург незамедлительно, но сменил маршрут и вернулся в свою официальную резиденцию. У него были жена и двое детей. Им впервые за несколько месяцев удалось собраться вместе, и Кемпф с признательностью подумал о молодом главнокомандующем, придя домой.

– Ваш папа скоро отправится в космос, чтобы разобраться с плохими парнями. Вы оба мужчины, поэтому я хочу, чтобы вы вели себя хорошо и заботились о маме.

Кемпф прекрасно знал, что всё совсем не так однозначно, но считал, что в общении с детьми нужно говорить просто и ясно. Когда они подрастут, то сами осознают, насколько сложен и уродлив этот мир. Быть может, тогда они станут возмущаться тем мировоззрением, которое передал им отец, но он верил, что, когда они сами станут родителями, они поймут его.

– Мальчики, попрощайтесь с отцом.

По подсказке матери, старший из сыновей, восьмилетний Густав Исаак, обхватил руками тело отца и, подтянувшись так высоко, как только мог, сказал:

– До свиданья, папа. Возвращайся скорее.

Пятилетний Карл Франц подбежал к ним, и, запрыгнув на спину брату, тоже подтянулся поближе к отцу.

– Пока, папа. Привези мне подарок, ладно?

Старший из мальчиков развернулся и стал ругать его:

– Глупый! Папа отправляется работать. У него не будет времени покупать подарки!

Но их добрый отец лишь рассмеялся и погладил каштановые волосы заплакавшего младшего сына своей большой ладонью.

– Я привезу подарки, когда приеду… Или нет, постойте, как насчёт такого? Мы давно не навещали вашу бабушку. Давайте поедем к ней все вместе, когда я вернусь?

– Дорогой, ты уверен, что стоит давать такие обещания? Дети обидятся, если ты нарушишь их.

– А? Да ничего, всё будет хорошо. После успешного выполнения нынешнего задания, я точно получу возможность отдохнуть. И мы даже сможем отправлять больше денег твоим родным.

– Это не то, о чём я… дорогой, просто постарайся вернуться целым и невредимым. Это всё,  чём я прошу.

– Про это не стоило и упоминать. Я вернусь.

Кемпф поцеловал жену, легко подхватил обоих детей и снова улыбнулся.

– Разве я когда-нибудь не возвращался, отправляясь на битву? – спросил он с оттенком деревенского юмора.

Хильда была не единственной, кто критически относился к идее вторжения. Вольфганг Миттермайер и Оскар фон Ройенталь, прозванные «Двойной Звездой», придерживались того же мнения. Хотя поначалу они были разочарованы тем, что кому-то другому поручили эту миссию, это сожаление быстро превратилось в шокированное неверие, когда они узнали, что весь план операции изначально исходил от инспектора Научно-технического отдела Шафта. Было совершенно очевидно, что тем руководили лишь личные мотивы.

Однажды ночью, в клубе для высокопоставленных офицеров, они вдвоём пили кофе и играли в покер в отдельной комнате. При этом они на все лады ругали Шафта.

– Даже если он и придумал какую-то новую тактическую теорию, то всё равно глупо думать, что это повод настаивать на атаке. Это мумеи-но-ши, позорно предлагать такое командующему, – жёстко сказал волевой и честный Миттермайер, критикуя Шафта.

«Мумеи-но-ши», древнекитайский термин, означающий «напрасная жертва 2500 солдат», обычно использовался для описания беззаконных войн, не имеющих высокой цели, и был самым резким из терминов для критики войны.

Кемпф был назначен командовать операцией, и Миттермайер сдерживался от  публичного высказывания своего мнения. Во-первых, дело уже вышло за рамки того, когда допустима критика, а во-вторых, он не хотел, чтобы люди подумали, будто он завидует возможным успехам Кемпфа. Так что он сказал одному лишь Ройенталю:

– Конечно, рано или поздно мы должны разгромить Союз, но нынешняя затея бессмысленная и ненужная. Для государства вредно устраивать мобилизацию без особой нужды и становиться заносчивым только из-за своей военной мощи.

На поле боя Миттермайер был храбрым командиром – настолько, что заработал прозвище «Ураганный Волк» – но это отнюдь не означало, что он был агрессивен. Напротив, он был очень далёк от того, чтобы совершать бессмысленные акты жестокости или излишне гордиться военной силой.

– Если бы Зигфрид Кирхайс был жив, уверен, он смог бы отговорить герцога Лоэнграмма от этого, – со вздохом добавил Миттермайер.

Все любили этого рыжего парня. Он был до крайности самоотверженным, и его смерть стала ударом для многих. С течением времени горе и шок приуменьшились, но чувство утраты только углубилось. Всем, кто знал его лично, казалось, что в их сердцах возникло пустое место.

«И если уж даже я чувствую это, то насколько же хуже приходится герцогу Лоэнграмму?» – подумал Миттермайер, не в силах сдержать сочувствия.

Он и его друг и коллега Оскар фон Ройенталь познакомились с Райнхардом четыре года назад. В то время будущему главнокомандующему было восемнадцать, и он служил в должности коммодора. Двадцатишестилетний Миттермайер и двадцатисемилетний Ройенталь были капитанами 1-го ранга, а Зигфрид Кирхайс, тенью следовавший за Райнхардом, ещё не поднялся выше капитана 3-го ранга.

Райнхард в то время ещё не вошёл в ряды высшей знати вместе с новой фамилией, а носил свою прежнюю фамилию фон Мюзель. Он только что вернулся из звёздного региона Флота Вана, где захватил в плен офицеров Союза, и солдаты почувствовали лёгкое потрясение, увидев его. Он был невероятно красивым молодым человеком, на спине которого вполне уместно смотрелись бы белые крылья. Но при этом все подспудно чувствовали, что во взгляде его пронзительных голубых глаз больше напора, чем доброты, больше ума, чем невинности и больше резкости, чем дружелюбия.

– Что думаешь? – спросил тогда Миттермайер. – Об этом белобрысом отродье или как называют его старшие офицеры?

– Это прозвище уже устарело, – ответил Ройенталь. – Не стоит путать тигрёнка и кота. Этот наверняка скоро вырастет в тигра. Он действительно младший брат наложницы императора, но враги бы не стали проигрывать ему только из-за этого.

Миттермайер решительным кивком выразил согласие с этими словами. Молодого человека по имени Райнхард фон Мюзель в то время сильно недооценивали. Одной из причин этого было то, что его старшая сестра Аннерозе являлась наложницей императора, что заставляло многих думать, будто Райнхард достиг всего лишь благодаря ей. Другой причиной, немного странной, было то, что за прекрасной внешностью мало кто видел его подлинный характер. Люди обычно считали, что острый ум плохо сочетается с внешней красотой. Кроме того, сама мысль о том, что Райнхард мог продвинуться так высоко за счёт собственных талантов, была неприятна для завистливых аристократов, и они хотели верить, что незаслуженно подниматься наверх ему помогает влияние сестры.

Поскольку Ройенталю и Миттермайеру с самого начала удалось точно распознать способности Райнхарда, они впоследствии никогда не удивлялись тому, скольких новых успехов добился «белобрысый щенок» и сколько повышений он получил. Но даже им потребовалось время, чтобы понять истинную ценность Зигфрида Кирхайса. Тот всегда держался на шаг позади Райнхарда, но присутствие этого рыжего здоровяка терялось за блеском Райнхарда, несмотря на то, что и сам он был весьма ярок.

– Он из тех, кого называют верными сторонниками, – сказал Ройенталь, хотя в то время он имел в виду лишь то, что Зигфрид был обычным человеком, чьим единственным достоинством была верность тому, кому он служил. Но справедливо было бы добавить, что Ройенталь отличался от прочих аристократов, с уважением относясь к верности. Остальные же, если не игнорировали Кирхайса, то насмехались над ним, говоря что-то вроде: «Если сестра – звезда, то брат – планета… и посмотрите – у неё даже есть спутник».

Не стараясь добиться чего-то для себя, Кирхайс молча играл роль тени Райнхарда, помогая и поддерживая его. Когда он руководил операцией во время восстания Кастроппа, многие впервые узнали о его выдающихся способностях…</p

Ройенталь, возможно, относился к новой мобилизации даже более резко, чем Миттермайер. По его словам, в предложении Шафта не было ничего принципиально нового, а просто возрождалась старая доктрина про «большой корабль с большими пушками», вытащенная на свет и раскрашенная по-новому.

– Кого труднее убить? Одного огромного слона или десять тысяч мышей? Очевидно, что вторых. Но чего ещё можно ожидать от болвана, не видящего ценности действия группой во время войны? – слова молодого адмирала сочились презрением, а глаза разного цвета зло блестели.

– И всё же они могут добиться успеха. Даже если дальше всё пойдёт так, как ты говоришь.

– Хмф… – Ройенталь с недовольным видом пригладил свои каштановые волосы, явно не желая соглашаться.

– Меня в этой ситуации больше беспокоит герцог Лоэнграмм, чем этот сноб Шафт, – произнёс Миттермайер, делая глоток кофе. – Я ловлю себя на мысли, что он немного изменился после гибели Кирхайса. Не могу сказать конкретно, где и в чём, но…

– Когда люди теряют то единственное, что не могут позволить себе потерять, то не могут не измениться.

Кивком соглашаясь со словами Ройенталя, Миттермайер подумал:

«А как бы изменился я, если бы вдруг потерял Евангелину?»

Затем он поспешно выгнал из головы эту зловещую и неприятную мысль. Он был мужественным человеком, которого всегда славили за храбрость на поле боя и за его пределами, а также за здравый смысл. Наверняка он ещё не раз даст повод для таких похвал. Но и у него было то, о чём ему не хотелось даже думать.

Его друг бросил на него взгляд, наполненный сложными чувствами. Он высоко ценил Миттермайера как друга и как солдата, но просто не мог понять, почему тот, несмотря на личное обаяние и статус, стремится связаться себя лишь с одной женщиной. А может, Ройенталь только говорил себе, что не может понять этого. Может, он просто не хотел этого понимать.

V

Утром того дня, когда должны были состояться испытания, в крепости Гайесбург находились двенадцать тысяч человек, большую часть которых составляли технические специалисты. Два адмирала, Кемпф и Мюллер, естественно, тоже были там, но среди их подчинённых ходили весьма своеобразные теории насчёт того, почему к ним присоединился генерал-полковник Шафт, инспектор Научно-технического отдела. Одна из историй гласила, что Шафт изначально надеялся наблюдать за ходом эксперимента вместе с гросс-адмиралом Лоэнграммом, но молодой главнокомандующий холодно сказал ему: «Командная рубка Гайесбурга гораздо более подходящее место для вас в данной ситуации», и отправил его в крепость. Многие верили в эту историю. Хотя не было никаких подтверждающих её доказательств, но все легко могли представить, что такой человек как Шафт предпочёл бы наблюдать за опасным экспериментом со зрительских мест для привилегированных персон. Впрочем, в случае неудачи, оказаться рядом с Райнхардом тоже было бы небезопасно.

Райнхард, сопровождаемый высшим офицерским составом в лице Миттермайера, Ройенталя и Оберштайна, а также Валеном, Лютцем, Меклингером, Кесслером, Фаренхайтом и тремя штабными офицерами Карлом-Робертом Штейнметцем, Гельмутом Ренненкампфом и Эрнстом фон Айзенахом, сидел в центральном командном зале своего адмиралтейства, пристально глядя на огромный экран. В случае успешного завершения эксперимента, крепость Гайесбург должна была появиться на нём – серебристо-серая сфера, внезапно возникшая на глубоком синем свете небес, покрытом множеством серебряных и золотых точек. Это было бы поистине драматическое зрелище.

– Однако это случится лишь при успешном завершении эксперимента, – голос Ройенталя, прошептавшего эти слова Миттермайеру, был скорее бессердечным, чем ироническим. В отличие от своего коллеги, считавшего Кемпфа лучшим командующим, чем он сам, оценка Ройенталя была пренебрежительной. Хотя и относилась больше ко всей этой ситуации в целом. Конечно, Кемпф всего лишь выполнял приказ, но вкладывать сердце и душу в столь бесполезное дело Ройенталь считал глупостью

Три члена адмиралтейства, Вернер Альдринген, Рольф Отто Браухитч и Дитрих Сокен, входили прежде в штаб Кирхайса, но после его гибели перешли под прямое командование Райнхарда. Все они были вице-адмиралами. Кроме них, контр-адмирал Хорст Зинцер перешёл под командование Миттермайера, а контр-адмирал Ханс-Эдуард Бергенгрюн – под командование Ройенталя. Эти адмиралы тоже смотрели на экран из глубины зала, где стояли вместе с другими контр– и вице-адмиралами.

В общем, в главном командном зале адмиралтейства собрались сливки имперского военного командования. Одним небрежным жестом они могли отправить десятки тысяч линкоров в путь через пустоту космоса.

«Здесь и сейчас, – подумал Ройенталь, – можно было бы изменить весь ход истории Галактики, просто сбросив одну фотонную бомбу на это здание».

Хотя это было не совсем верно – вовсе не обязательно было умирать всем. Достаточно было исчезнуть одному из них, белокурому молодому человеку несравненного ума и красоты, этого было бы достаточно для изменения судьбы человечества. Это предположение заставило его почувствовать смутное беспокойство, но в то же время и интерес. Ройенталь подумал о том, что случилось полгода назад – о словах Райнхарда, сказанных им после получения доклада о захвате канцлера Лихтенладе: «То же относится ко всем вам. Если у вас есть решимость, и вы готовы рискнуть всем, то действуйте. Можете бросить мне вызов в любое время». Такая уверенность! Взгляд карего и голубого глаз Ройенталя чуть сместился, обращаясь к его молодому командиру. Затем, вздохнув так тихо, что никто больше не услышал, он снова переключил внимание на экран. Его ушей достиг голос, ведущий обратный отсчёт:

– …три, два, один…

– Ооо! – среди адмиралов пронёсся удивлённый вздох. На долю секунды изображение вздрогнуло, но прежде, чем они успели осознать это, картинка на экране сменилась. Теперь в его центре, на фоне моря звёзд, висела серебристо-серая сфера, окружённая двадцатью четырьмя огромными двигателями.

– Сработало! – послышался тут и там возбуждённый шёпот. Адмиралы с различными эмоциями на лицах глядели на экран.

Переход удался. Крепость Гайесбург, способная нести два миллиона солдат и шестнадцать тысяч кораблей, появилась на внешней границе системы Вальгалла. После этого было принято официальное решение отправить её в путь, чтобы вернуть Изерлон. Это было 17-го марта 489-го года по имперскому календарю.

Герцог Лоэнграмм, канцлер Империи, неожиданно сказал:

– Пожалуй, я посещу Гайесбург.

На следующий день он взошёл на борт «Брунгильды», своего флагманского корабля, вместе со своим секретарём, Хильдегардой фон Мариендорф, и адъютантом, контр-адмиралом Штрейтом. Спустя полдня полёта на обычной скорости, «Брунгильда» добралась до Гайесбурга, и капитан 2-го ранга Нимеллер, капитан корабля, завёл её в порт с мастерством, близким к настоящему искусству.

Адмиралы Кемпф и Мюллер вышли поприветствовать главнокомандующего. Райнхард поздравил их, потом помахал рукой команде и сразу же направился в Большой зал.

Кемпф и Мюллер обменялись удивлёнными взглядами.

В Большом зале крепости Райнхард в прошлом году праздновал победу в Липпштадтской войне в прошлом году, и именно в нём несравненная преданность Зигфрида Кирхайса привела его к гибели.

– Я хочу побыть здесь один какое-то время. Не впускайте никого внутрь, – с этими словами Райнхард открыл двери и исчез внутри.

Сквозь узкую щель в тяжёлых дверях была видна стена с проломом, оставленным выстрелом из ручной пушки. Он так и не был заделан. Практичный администратор Кемпф решил, что в распространении ремонта на декоративную отделку нет никакой надобности. Это, конечно, было правдой, но теперь, когда Райнхард был здесь, казалось бесчувственным, что работа оказалась невыполненной.

Неужели только мёртвым Райнхард может открыть своё сердце?

Хильда ощутила, как её грудь резанула боль. Если всё действительно так, то его одиночество слишком велико для любого человека. Зачем тогда Райнхард положил конец старой Империи и зачем пытался начать править всей Галактикой?

«Это неправильно», – подумала Хильда. Несомненно, Райнхард мог бы вести куда более полноценную жизнь, подходящую для молодого человека вроде него. Что же она должна сделать, чтобы добиться этого?

В этот момент двери окончательно захлопнулись, словно отвергая всё живое.

За этими дверями Райнхард сидел на давно заброшенных ступенях, ведущих к помосту. Сцены полугодичной давности проносились перед его льдисто-голубыми глазами. Зигфрид Кирхайс, лежащий в луже собственной крови и из последних сил произносящий: «Пожалуйста, возьмите всю Вселенную в свои руки… И скажите госпоже Аннерозе…. Скажите ей, что Зиг сдержал обещание, данное в детстве…»

«Ты сдержал своё обещание. Так что и я сдержу слово, данное тебе. Во что бы то ни стало, я сделаю эту Вселенную своей. А потом увижусь с сестрой. Но мне холодно, Кирхайс. Из мира, где не осталось ни тебя, ни Аннерозе, исчезли тепло и свет. Если бы я только мог перемотать время назад на двенадцать лет, если бы я только мог вернуться в те дни… если бы я только мог делать это снова и снова… тогда мой мир был бы немного теплее и ярче…»

Райнхард сжал в руках серебряный медальон, который до этой минуты носил на шее. Он прикоснулся пальцем к часто нажимаемому месту, и медальон открылся, являя на свет прядь слегка вьющихся рыжих волос, словно окрашенных расплавленными рубинами. Белокурый юноша долго сидел неподвижно, глядя на неё…

***

В кабинете правителя Феззана его помощник Руперт Кессельринг докладывал Адриану Рубинскому о последних новостях. В первую очередь сообщив о том, что тестовый переход крепости Гайесбург прошёл успешно, он перешёл к действиям Союза Свободных Планет.

– Правительство Союза временно вызвало адмирала Яна Вэнли на Хайнессен и, по всей видимости, решило провести в отношении него следственную комиссию.

– Следственная комиссия? Значит, не военный трибунал…

– Будь это военный трибунал, понадобилось бы официальное обвинение, чтобы его начать. Ответчику должны были бы предоставить адвоката, а весь процесс был бы открыт для общественности. Однако следственная комиссия никак не прописана в законе. Иными словами, она полностью произвольна по форме. И это куда эффективнее, чем трибунал, если поставленная цель – психологическое давлении, основанное на подозрениях и спекуляциях.

– Подобное как раз в стиле нынешнего руководства Союза. На словах они превозносят демократию, а в действительности – игнорируют законы и правила, превращая их в пустые оболочки. Это опасный способ ведения дел, и так не может продолжаться долго. Как раз из-за того, что их власти сами не уважают закон, общественные нормы в Союзе столь непрочны. Государство на грани краха.

– Даже если так, они должны сами решать свои проблемы, – кисло произнёс Руперт Кессельринг. – Нам не стоит о них беспокоиться. Когда кто-то наследует состояние, не имея собственных способностей, он должен пройти соответствующее испытание. И если не выдержит его, то его ждёт разрушение. Это относится не только к династии Голденбаумов…

Рубинский, ничего не говоря, постучал пальцами по столу.