Том 3. Глава 3. Тонкая нить (2)

– Я вкладываю всего себя в то, что я делаю. И я готов к тому, что всё это может взорваться у меня в руках. Но они думают, что деньги просто растут на земле, и для их получения не нужно использовать ни ума, ни силы. И этого я не могу простить.

– Ладно-ладно, мы поняли. Кстати, я услышал нечто странное от чиновников из столицы доминиона.

– О? И что же ты услышал?

– Говорят, правителя в последнее время часто видят в странном капюшоне.

– В капюшоне? Как-то не вяжется с образом Чёрного Лиса.

– Как ни странно, он подходит ему лучше, чем ты думаешь. Потому что, видимо, это такой капюшон, какой идёт в комплекте с длинным чёрным плащом…

В здании капитолия, где работал Адриан Рубинский, сотрудники перешёптывались, поглядывая в сторону приёмной.

При его чрезвычайно занятой общественной и личной жизни, правитель всегда говорил, что ему нужно два тела или сутки длиной в пятьдесят часов, чтобы всё успевать. Поэтому никто не мог понять, что на него нашло, что он провёл последние несколько дней в конфиденциальных беседах с каким-то загадочным религиозным лидером. На Феззане мало кто знал об особых отношениях, связывающих их планету с Землёй, и лишь небольшая горстка их работала в главном здании правительства.

Облачённая в чёрный плащ фигура неподвижно стояла в приёмной под неодобрительными взглядами работников правительства. Наконец вышел секретарь и сопроводил человека в офис правителя. Посетители, записавшиеся на встречу к Рубинскому раньше него, могли лишь раздражённо смотреть в спину удаляющейся фигуре, так как их собственные аудиенции откладывались.

Этого епископа, отправленного Великим Епископом Земли присматривать за Рубинским, называли «Дегсби». Это было одновременно и имя, и статус.

Войдя в комнату, епископ Дегсби откинул капюшон.

Лицо, скрывавшееся под ним, оказалось на удивление молодым – возможно, ему не было ещё и тридцати. Его узкое бледное лицо говорило о жизни в строгости и воздержании от мирских удовольствий, а также о не совсем правильном питании. Длинные чёрные волосы выглядели неопрятно, а блеск голубых глаз напоминал солнце в тропическом лесу – пылкий блеск, вызывающий у встретившихся с ним взглядом дискомфорт, предполагая явный дисбаланс между разумом и верой.

– Прошу вас, присаживайтесь, ваше превосходительство, – сказал Рубинский. Его вид и каждое его движение выражали смирение. Однако хоть он и вёл себя так, это не было его подлинным желанием, идущим из сердца.

Дегсби опустился в предложенное кресло с выражением скорее не высокомерия, а незаинтересованности в тонкостях.

– То, что вы мне вчера сказали, правда? – сразу же потребовал он ответа. Похоже, он не видел смысла в обмене приветствиями.

– Несомненно. Я собираюсь начать уделять повышенное внимание экономическому сотрудничеству с Империей, а также окажу финансовую помощь. Хотя и не слишком большую.

– Таким образом, вы нарушите баланс сил между Империей и Союзом. Как вы собираетесь использовать это?

– Я позволю герцогу Райнхарду фон Лоэнграмму объединить всю Галактику, после чего уничтожу его и захвачу его наследие. С этим есть какие-то проблемы?

После слов Рубинского на лице епископа сначала появилось удивление, за которым постепенно проступила подозрительность. После нескольких секунд, потребовавшихся ему, чтобы собраться с мыслями, он произнёс:

– Это хорошая идея, хотя, возможно, несколько эгоистичная. Однако белобрысого мальчишку будет не так-то просто одурачить, а кроме того, на его стороне этот мерзавец Оберштайн. Вы правда думаете, что они позволят вам осуществить задуманное?

– Похоже, вы весьма неплохо осведомлены о ситуации, – любезно сказал Рубинский. – Тем не менее, ни герцог Лоэнграмм, ни Оберштайн не всезнающи и не всемогущи. Наверняка есть слабое место, которым мы можем воспользоваться. А если его не существует, то я сам его создам.

Будь Райнхард фон Лоэнграмм столь всесилен, как про него говорят, он бы не оказался прошлой осенью мишенью убийцы и не потерял своего ближайшего сподвижника, Зигфрида Кирхайса.

– Если говорить о власти и функциях правительства, то есть один момент, на который стоит обратить внимание… – задумчиво проговорил Рубинский. – Чем больше вы их централизуете, тем проще потом манипулировать всей системой, просто изъяв одну часть. В новой династии, которая вскоре воцарится, мы убьём лишь одного человека, герцога – или правильнее будет сказать императора – Лоэнграмма и возьмём под свой контроль нервный центр его правительства. И одно это сделает нас правителями всей обитаемой Вселенной.

– Однако, – сказал Дегсби, – правительство Союза нам ближе. Вы, феззанцы, держите их за горло своим богатством, а недавно, во время государственного переворота, председатель их Верховного Совета Трунихт был спасён нашими же учениками. Конечно, мы можем встать на сторону Галактической Империи, но не будет ли напрасной тратой позволить убить наших пешек в Союзе? Говоря вашим языком, мы потеряем свои инвестиции, не так ли?

Епископ зрил в корень. Каким бы ни было его психическое состояние, он, конечно же, не испытывал недостатка в интеллекте.

– Вовсе нет, ваше превосходительство, – ответил Рубинский. – Правительство Союза сыграет свою роль, разрушая его изнутри. Вообще-то, не бывает государств, настолько сильных, что их может разрушить лишь внешний враг. А внутренние противоречия облегчают внешним врагам задачу. И вот что важно – распад государства никогда не начинается с низов. Как говорится, рыба гниёт с головы. Из этого правила нет ни одного исключения.

После этих слов Рубинского епископ посмотрел на него с иронией:

– Феззан называется доминионом, но, по сути, тоже является государством. Но я уверен, его голова не начнёт гнить так, как у Союза.

– Это было довольно грубо. Как бы то ни было, я думаю, что для одного дня мы уже достаточно обсудили. А я не должен забывать о своих обязанностях государственного деятеля.

Затем Рубинский сказал, что вечером планируется банкет, и предложил епископу прийти, но тот резко отказался и вышел.

Его место занял молодой человек. Он выглядел так, словно только что окончил колледж, но в его взгляде не было юношеской наивности, а красивое лицо выглядело сухим и бесчувственным. Телосложение у него было довольно стройное, а рост хоть и повыше среднего, но недостаточно, чтобы можно было назвать его высоким.

Это был Руперт Кассельринг, с прошлой осени ставший помощником Рубинского. Его предшественник, Болтек, отправился в Галактическую Империю в качестве уполномоченного и в данный момент участвовал в важной операции на Одине.

– Должно быть, вам ужасно тяжело нянчиться с этим епископом.</pав. С фанатичным догматиком труднее иметь дело, чем с медведем, поднятым из спячки… Он хоть знает, что такое «жить ради удовольствия»?

Рубинский, всегда называвший себя гедонистом, усмехнулся, вспомнив пуританское поведение молодого епископа.

– Несколько тысяч лет назад христианам удалось захватить старую Римскую империю благодаря религиозному промыванию мозгов её правящей верхушке. А те грязные трюки, которые они использовали потом, чтобы подавить или уничтожить другие религии?! И в итоге они стали править не только империей, но и всей цивилизацией! Нет иного примера более успешного захвата власти. Я уже говорил, что собираюсь повторить эту часть истории, но это было в то время, когда я планировал разгромить и Империю, и Союз…

Чёрный Лис Феззана раздражённо щёлкнул языком. Существовала причина, по которой он вынужден был отказаться от своего первоначального плана. Во всём виновато было восхождение Райнхарда фон Лоэнграмма. Его гений охватывал как военное дело, так и руководство страной, и под его управлением Империя сейчас подвергалась радикальным внутренним реформам. Старая и слабая династия Голденбаумов должна была исчезнуть навсегда – и было бы естественно – но из её пепла готова была родиться молодая и сильная династия Лоэнграммов.

Одолеть одновременно и Союз, и эту новую династию было бы трудной задачей. И если бы даже это удалось, во всей Галактике наступил бы политический хаос и возникли бы многочисленные преступные группы. Чтобы восстановить стабильность, потребовались бы огромные военные силы, и всё равно период междуцарствия продлился бы долго. За это время права и интересы Феззан, скорее всего, обратились бы в ничто, растаскиваемые легионами мелких политических и военных сил, которые возникли бы до того, как сформировался бы новый порядок.

«А этого нам не нужно, – думал Рубинкий. – Тогда что же делать?»

Феззан должен вместе с этой новой Галактической Империей захватить полную власть над разделённой Галактикой. К такому выводу пришёл Рубинский.

Слово «разделённой» не означало, что он хотел ввести государственные границы в космосе. Нет, вся человеческая семья будет объединена под флагом Галактической Империи, и всем политическим и военным суверенитетом, вместе с сопутствующей им властью, будет обладать лишь её император. Феззан тоже будет подчиняться ему. Однако экономический суверенитет будет принадлежать Феззану. Разделяя контроль над функциями общества, «Новая Империя» и Феззан смогут сосуществовать и участвовать во взаимном развитии. А упадочнический и безнадёжный Союз Свободных Планет должен будет сыграть роль удобрения, ставшего почвой для новой эры.

Однако Рубинский поделился с молодым епископом Церкви Земли лишь отредактированной версией своего плана. Целью Церкви являлось не просто религиозное господство, а теократия, при которой политическое и религиозное руководство объединились бы в одних руках. Если бы они сделали Землю храмом для всего человечества, если бы паломничества никогда не прекращались – что ж, это не было бы большой проблемой. В конце концов, эта слабая пограничная планета действительно являлась колыбелью человеческой расы. Но мысль о Земле, как о местонахождении теократии, о том, чтобы она снова стала центром власти над всей человеческой расой, была слишком ужасна.

Это означало бы лишь появление Великого Епископа Земли вместо «священного и неприкосновенного императора Рудольфа», шаг назад вместо развития. Чтобы предотвратить такое развитие событий и сделать реальностью намерения самого Рубинского, он должен был пока что демонстрировать ложное послушание Церкви Земли, а потом, когда установится двойная правящая система Империи и Феззана, использовать имперскую военную машину для подавления и полного уничтожения терраизма. Разумеется, чтобы добиться этого необходимо будет действовать крайне осторожно. В прошлом, как только правитель Феззана делал попытку сбросить ярмо Земли, ему приходилось платить за это жизнью. Адриан Рубинский не хотел повторить их путь – только идеальная победа могла помочь сбросить оковы Земли.

IV

Граф Йохан фон Ремшейд, некогда высокопоставленный представитель Галактической Империи, теперь жил жизнью перебежчика в довольно отдалённой части главной планеты Доминиона Феззан.

Так как при старой системе он был влиятельным чиновником, при новой его ждал суд, если бы он решил вернуться в Империю. Возможно, его бы простили, если бы он покаялся в грехах и поклялся в верности герцогу Лоэнграмму, но его собственная гордость и традиции высокородной семьи не позволяли ему согнуть колени перед выскочкой вроде этого белобрысого мальчишки. Поэтому он покинул свою официальную резиденцию и поселился в Измайловском округе в полудне пути от столицы. Искусственное море поблизости наполняла сиреневато-голубая вода, а с другой стороны высились скалистые горы, цветом напоминающие агат.

С тех пор, как граф потерял официальные средства к существованию, он жил в одиночестве и скуке, но теперь, впервые за прошедшее время, показавшееся ему столетиями, он сидел в гостиной, принимая гостя. Этим гостем был молодой помощник правителя Феззана по имени Руперт Кессельринг.

Пара пренебрежительных замечаний о новой системе правления Райнхарда послужили вместо приветствий, после чего гость сразу же перешёл к причине своего визита.

– Прошу простить мне мою прямоту, граф, но ваше сиятельство сейчас находится в крайне затруднительном положении.

После паузы Ремшейд произнёс:

– Я не нуждаюсь в том, чтобы слышать это от вас, – при этих глазах в его взгляде промелькнула тоска. Хоть он и вложил свои активы в трастовую компанию на Феззане и не терпел никаких неудобств в повседневной жизни, он не мог отрицать существования пустоты в своей душе. Ненависть к новой политической системе, стремление вернуться домой и к старому порядку – хотя эти чувства были окрашены в негативные света, всё же это были чувства. Желание восстановить старый порядок буквально горело в маленьких глазках графа.

Руперт Кессельринг, который был более чем на двадцать лет моложе графа, наблюдал за ним со смесью прохлады и сарказма во взгляде, но когда он заговорил, то был очень вежлив.

– На самом деле я здесь в качестве неофициального посланника правителя. Он хотел бы предложить вашему сиятельству определённый план, поэтому, если я могу привлечь ваше внимание…

Пятнадцать минут спустя граф смотрел на Кессельринга со смесью изумления и недоверия.

– Это довольно смелое предложение. И, признаю, весьма привлекательное. Но я не могу задаться вопросом, действительно ли это желание правителя Феззана или же это ваша собственная игра.

– Я всего лишь преданный слуга нашего правителя, – скромно произнёс молодой помощник, хотя это были лишь пустые слова. В глазах же на мгновение блеснула сталь.

– Как бы то ни было, – сказала Ремшейд, – я всё ещё не уверен. Не поймите меня неправильно – ваше предложение звучит для меня как музыка. Но для чего это Феззану? Мне кажется, что в перспективе вам было бы экономически выгоднее сотрудничать с новой имперской властью.

На лице Кессельринга промелькнула улыбка. Развеять опасения бывшего имперского представителя было для него детской игрой. Всё, что ему нужно было сделать, это подтвердить его предрассудки.

– Герцог Лоэнграмм пытается изменить не только имперскую политику, но также и экономику. Его действия слишком радикальны и в своих поступках он опирается лишь на собственное мнение. Он уже начал ущемлять права феззанцев, которыми мы пользовались в Империи. Изменения – это само по себе неплохо, но мы не можем игнорировать изменений, идущих неправильном направлении. Конечно, это упрощённое объяснение, но оно отражает позицию Феззана.

Кессельринг сделал паузу, дав Ремшейду подумать, а затем продолжил:

– Естественно, когда этот план достигнет успеха и династия Голденбаумов будет спасена из рук презренного узурпатора, Феззан должен будет получить компенсацию, соразмерную оказанным услугам. Но слава спасителя государства достанется вам. Что скажете? Разве вам не кажется, что это привлекательная сделка для обеих сторон.

– «Сделка», значит… – усмехнулся Ремшейд. – Для вас, феззанцев, всё является лишь возможностью для заключения сделок – даже жизнь или смерть целого государства. И это показатель силы. Если Империи удастся восстановить такую же жизненную силу, её будет ждать ещё пятьсот лет порядка и стабильности.

Повернувшись в сторону и сделав вид, что рассматривает пастельную картину, Кессельрингу удалось сдержать позывы расхохотаться. Мудрый человек осознаёт трудности, для дурака же нет ничего невозможного. Граф Ремшейд наверняка не был глупцом, но идея Вечной Империи, вбитая в него с самого детства, мешала ему думать. И до тех пор, пока приверженцы старого порядка будут продолжать жить этой фантазией, правительство Феззана сможет использовать их. Как тех, кто перебрался на Феззан, так и тех, кто остался в Империи.

В тот день молодой помощник правителя Феззана не терял времени даром. Покинув дом графа Ремшейда, он сразу же направил свой лэндкар к дому человека по фамилии Хенлоу. Хенлоу был направлен на Феззан в качестве представителя Союза Свободных Планет, что делало его частью дипломатического посольства Союза на Феззане. Однако у него было ещё одно неофициальное задание. Он являлся главой антиимперской разведки на Феззане. Таким образом, он играл стратегически-важную роль для Союза. Однако положение, ответственность и способности не всегда идут рука об руку.

Квалификация представителей Союза в последние годы всё ухудшалась. С каждой сменой администрации высшие должностные лица вознаграждали хлебными местами своих сторонников, а бизнесмены и политики, ничего не знающие о дипломатии, с радостью принимали назначения в посольство, чтобы улучшить свою репутацию. Отец Хенлоу был основателем известной корпорации, и хотя теперь он являлся её владельцем, его неумелость исчерпала терпение членов совета директоров, и они тактично отправили его подальше.

Когда Хенлоу, человек с большим животом, вислыми щеками и едва заметными бровями, здоровался с Кессельрингом, то не смог скрыть смущения. Тот указал ему на кое-какие государственные облигации, приобретённые Феззаном  у Союза, по которым прошли сроки погашения.

– Общая стоимость составляет около пятисот миллиардов динаров. Обычно мы бы настаивали на немедленной выплате, но…

– Всё сразу?.. Но это же… Я имею в виду…

– Да, именно так. Прошу прощения за грубость, но эта сумма превосходит возможности выплат со стороны вашего государства. Поэтому мы бы хотели, чтобы вы обратили внимание на терпение нашего доминиона в осуществлении его законных прав и приняли это в качестве доказательства дружбы и доверия, которые мы испытываем к Союзу.

– Не знаю, как вас благодарить…

– Однако это продлится только до тех пор, пока Союз остаётся стабильным демократическим государством.

Хенлоу ощутил нечто зловещее в голосе и выражении лица Руперта Кессельринга.

– Вы хотите сказать, что Феззан усомнился в политической стабильности Союза?

– Именно это я и сказал.

После этой резкой реплики представитель Союза смущённо замолчал. Кессельринг продолжил уже мягче:

– Феззан действительно желает продолжать видеть в Союзе Свободных Планет сильное и стабильное демократическое государство.

– Так и есть.

– Беспокойства, подобные прошлогоднему государственному перевороту, ставят нас в крайне неудобное положение. Если бы заговорщики преуспели, капитал, который мы инвестировали в Союз, был бы изъят во имя социализма безо всякого возмещения. Свобода промышленности и защита частной собственности необходимы для выживания Феззана, поэтому нам было бы крайне неприятно, если бы правительство вашей страны сменилось таким образом, чтобы начать отрицать эти вещи.

– Я, конечно же, согласен с вами. Однако этот безрассудный заговор провалился, и моя страна по сей день продолжает защищать традиции свободы и демократии.

– Если говорить об этом, то вклад адмирала Яна Вэнли был… чрезвычайно велик, – слова Кессельринга также подразумевали, что Хенлоу и ему подобные вообще ничего не внесли в эту победу, но тот, разумеется, этого не понял.

– Да, верно. Он отличный командир…

– В плане чистого таланта, репутации и способностей во флоте Союза нет никого, кто мог бы встать рядом с адмиралом Яном, не так ли?

– Ну… Пожалуй, да, но…

– И как долго, по-вашему, такой человек будет терпеть приказы нынешней администрации? Вы думали об этом, господин Хенлоу?

Некоторое время Хенлоу размышлял над словами молодого помощника, после чего на его лице отразились удивление и ужас.

– Вы… вы полагаете, что он…

Руперт Кессельринг ответил улыбкой, достойной ученика Мефистофеля.

– Вижу, вы проницательный человек, ваше превосходительство, – Кессельрингу пришлось сделать над собой некоторые усилия, чтобы произнести эти слова. Про себя он проклинал тупость собеседника. Хотя, разумеется, своих настоящих чувств он никак не проявил. В этот момент ему приходилось терпеливо направлять посла, словно тренируя забывчивую собаку делать трюк.

– Но… но ведь… во время прошлогоднего переворота адмирал Ян поддержал правительство и подавил мятеж. Так почему же такой человек может теперь повернуться против правительства?

– Прошлый год – это прошлый год. Учтите хотя бы вот что: это лишь благодаря адмиралу Яну заговорщики были разгромлены так быстро и полностью. Но если у него когда-нибудь появятся собственные амбиции, кто сможет его остановить? Разве не оказались перед ним бессильны даже Изерлон и Ожерелье Артемиды?

– Но…

Хенлоу начал было возражать, но сразу же остановился, достал платок и вытер с лица пот. От сомнений, щедро приправленных страхом, у него свело живот. Кессельринг ясно видел это. Добавить ещё немного специй и сомнения превратятся в подозрение.

– Я понимаю, что мои слова звучат как навет, но у меня есть некоторые основания для них…

– О чём вы говорите? – Хенлоу наклонился вперёд с напряжённым выражением лица. Теперь он окончательно превратился в марионетку, пляшущую под дудку Кессельринга.

– Ожерелье Артемиды. Двенадцать боевых спутников на стационарной орбите над Хайнессеном. Адмирал Ян уничтожил их все. Но действительно ли было необходимо уничтожать все двенадцать?

– Теперь, когда вы об этом упомянули… – подумав, пробормотал Хенлоу.

– Вот именно. Что, если он видел в них препятствие для того, чтобы позже самому захватить Хайнессен, и потому устранил их, когда представился шанс? Я говорю это лишь из привязанности к правительству Союза, и если я ошибаюсь, значит, ошибаюсь, но не кажется ли вам, что было бы лучше попросить адмирала Яна объясниться?

Вылив на голову Хенлоу ещё немало ядовитых речей, Кессельринг покинул резиденцию представителя Союза.

Приехав в здание правительства Феззана, Кессельринг доложил обо всём Рубинскому и замер, чуть нахмурясь.

– В чём дело? Кажется, тебя что-то тревожит.

– Я рад, что всё прошло хорошо, но когда людьми так легко удаётся управлять, то кажется, будто чего-то не хватает. Я бы хотел как-нибудь поучаствовать в настоящем противостоянии, знаете, таком, когда от напряжения готовы посыпаться искры.

– Так бывает не всегда. И уже очень скоро ты захочешь встретиться с кем-нибудь, с кем проще договориться. И не думай, что сегодняшние переговоры прошли успешно благодаря твоим превосходным дипломатическим способностям.

– Я понимаю. Дело было в том, что представитель Союза находился в очень слабой позиции... как с официальной стороны, так и с личной, – Кессельринг негромко рассмеялся. Хенлоу был человеком, подверженным мирским страстям, и Кессельринг, по приказу правителя, сам предоставлял ему деньги и красивых женщин, приручая его для будущего использования. Развращение и подкуп иностранных дипломатов не нарушали морального кодекса феззанцев. Признавая существование вещей, которые невозможно купить, они не видели ничего неправильного в том, чтобы купить за разумную рыночную цену то, что продаётся, а затем использовать.

– Кстати, ваше превосходительство. Не знаю, вправе ли я поднимать столь мелкий вопрос, но не могли бы вы уделить минуту, чтобы поговорить о человеке по имени Борис Конев?

– Я помню, кто это. Что насчёт него?

– Мы получили на Бориса Конева жалобу от нашего представителя в Союзе. Похоже, он не слишком открыт к сотрудничеству и трудолюбив, а главное – совершенно немотивирован.

– Хмм…

– Как свободный торговец, он, видимо, неплохо соображал и умел вести дела. Но связывать его статусом госслужащего… Разве это не то же самое, что приказать кочевнику вспахать поле?

– Хочешь сказать, что он не подходит для этой работы?

– Пожалуйста, простите, если рассердил вас. Наверняка действия вашего превосходительства являются результатом всестороннего рассмотрения…

Рубинский сделал крохотный глоток вина, покачав его во рту.

– Здесь не о чем беспокоиться. Возможно, Конев и вправду лучше подходит для самостоятельной работы. Однако у меня есть пешки, которые кажутся бесполезными сейчас, но чьё предназначение станет очевидным впоследствии. Причём зачастую, как с банковскими счетами и облигациями, – чем дольше срок, тем выше процентная ставка.

– Это, несомненно, так, но…

– Сколько сотен миллионов лет потребовалось для образования нефти в пластах Земли, прежде чем она стала чем-то полезным? По сравнению с этим, если человеку дать пятьдесят лет, то он обязательно покажет результат, как бы бестолков он ни был. Не нужно волноваться.

– Сотни миллионов лет, вы сказали?.. – пробормотал помощник со странным чувством поражения, словно разрыв между ними только что в одно мгновение увеличился до отказа.

Подумав несколько секунд, Кессельринг снова посмотрел на правителя.

– И всё же… Направление движения пешек на шахматной доске определено изначально, но к людям это не относится. Они двигаются в ту сторону, куда хотят сами, и превратить их во что-то полезное бывает на удивление трудно…

– Не надо портить моих метафор. Я прекрасно знаю, что человеческая психология и поведение куда сложнее, чем у шахматных пешек. И поэтому, чтобы заставить их двигаться так, как необходимо тебе, нужно их упростить.

– Что вы имеете в виду?

– Если поставить человека в определённые обстоятельства, можно ограничить его возможные ходы. Возьмём, к примеру, того же Яна Вэнли из армии Союза…

В настоящее время Ян находился в несколько неопределённом положении. Правительство Союза относилось к нему неоднозначно. Им не доставляла удовольствия мысль о том, что Ян может прийти в политику и, со своим нынешним уровнем поддержки, законно лишить их власти. Кроме того, у них были страхи – те самые, которые подогрел Рубинский с помощью Кессельринга – что Ян может использовать военные силы для установления своей власти и безо всякого закона. Учитывая эти две проблемы, власть предержащие, со своей стороны, предпочли бы ликвидировать Яна. Однако его военный гений был абсолютно необходим Союзу. Если бы молодого адмирала вдруг не стало, вооружённые силы Союза могли и вовсе сдаться без борьбы. Довольно иронично было, что лучшей защитой для Яна являлся имперский диктатор, герцог Райнхард фон Лоэнграмм. Не будь угрозы с его стороны, правители Союза тут же избавились бы от Яна, в чьём присутствии отпала бы надобность. Это не значило, что они пошли бы так далеко, чтобы убить его и навлечь на себя недовольство народа, но точно не стали бы думать дважды, прежде чем спровоцировать какой-нибудь политический или сексуальный скандал, способный запятнать его репутацию или ущемить в гражданских правах. Первоклассный правитель ищет цели в вопросе «Чего я могу добиться с помощью своей власти?», в то время как единственная цель второсортных политиков в том, чтобы удержать эту власть в своих руках как можно дольше. И в данный момент времени Союзом явно руководили правители второго сорта.

– Ян Вэнли сейчас стоит на тонкой нити. Один конец удерживает Союз, другой – Империя. Пока сохраняется баланс, Ян может стоять, пусть и неуверенно. Однако…

– Вы хотите сказать, что мы, феззанцы, обрежем эту нить?

– Нам даже не придётся этого делать. Достаточно лишь слегка пообтрепать. И если мы это сделаем, количество возможных вариантов действий у Яна будет неуклонно уменьшаться. Ещё два-три года – и у него останется лишь два пути: быть уничтоженным нынешним правительством или сбросить его и самому встать во главе государства.

– Также есть вероятность, что он будет убит в сражении с Райнхардом фон Лоэнграммом ещё до того, как это случится, – не преминул указать на возможную проблему помощник правителя.

– Я не могу допустить, чтобы герцог Лоэнграмм получил такое удовольствие, – спокойным тоном произнёс Рубинский, но в глубине его крылось нечто мрачное.

У Кессельринга возникло ощущение, что Рубинский уклоняется от его вопросов.

– А ещё возможно, что Ян Вэнли победит герцога Лоэнграмма. Что вы станете делать в такой ситуации?

– Господин Кессельринг… – голос правителя изменился. – Похоже, я сказал слишком много, а вы слишком много услышали. У нас обоих полно дел помимо того, чтобы сидеть здесь и вести философские беседы. Этот план требует от нас создать лидера из графа Ремшейда, а мы ещё не отобрали членов команды для предстоящего дела. В первую очередь я хочу, чтобы вы позаботились об этом.

– Мои извинения, – после короткой паузы сказал Кессельринг. – Я скоро закончу отбор кандидатов и предоставлю вам отчёт.

Помощник покинул комнату, и мощное тело Рубинского откинулось назад в кресле.

Когда этот проект будет приведён в действие, Галактическая Империя под диктатурой Лоэнграмма и Союз Свободных Планет станут смертельными врагами. Однако этот план должен быть приведён в исполнение прежде, чем возникнет какой-то дальновидный политик и попытается добиться мирного сосуществования двух держав.

На твёрдой челюсти правителя возникла хищная усмешка.

Он не должен дать им возможности осознать, что врагом Союза Свободных Планет была не Галактическая Империя, а династия Голденбаумов. В тот момент, когда Союз и Империя признают династию Голденбаумов общим врагом, которого нужно совместно уничтожить, возможен будет мир между новым имперским порядком Лоэнграмма и Союзом. Поэтому они никогда не должны этого осознать. Борьба между двумя великими государствами должна продлиться ещё немного. Не вечно. Ещё трёх-четырёх лет будет достаточно.  И потом, когда пламя войны погаснет, эти глупцы и представить не смогут, кто управлял всеми обитаемыми планетами, а также связывающим их космическим пространством…