Глава 2. Подлинная легенда о Кинтё из Яматои

Часть 1

«Корабль, который отплыл в Эдо, уже наверняка покинул Осаку и вот-вот вернётся в нашу гавань», — подумал тануки, пытаясь что-то учуять в сыром воздухе из своей норы возле склада. Эта земля, которую называли Ава, не годилась для рисоделия из-за крутых холмов, поэтому жила продажей соли и краски индиго, а на вырученные деньги покупала еду и удобрения в других краях. Торговлей руководил клан Оока, владевший большинством кораблей и крупнейшим особняком этих земель. Поговаривали, что у них есть ещё поместье в Эдо — должно быть, они и правда баснословно богаты. К тому же они полностью выкупили гавань на острове Комацу, а это чрезвычайно выгодное место — от неё рукой подать от Осаки и Киото. Поплывёшь на восток — окажешься в Эдо. Пересечёшь воды внутреннего моря Сэто — увидишь берега Кюсю. А коли хочешь, можно проплыть вкруговую до Санъина и Хокурику[1]. Остров служил ключом к рынкам всей Японии — по крайней мере, люди так часто об этом твердили, что тануки волей-неволей запомнил их слова.

— Слушай-ка, ты вроде доделал одежду, которую хотел отправить в Осаку на продажу? И как? Покрасил на свой вкус?

Тануки слышал в разы лучше человека. Ему даже сосредотачиваться было не нужно, чтобы услышать, как Манкити зашёл в магазин и задал этот вопрос. Ему недавно исполнилось двадцать, и он уже много лет работал в Яматое — лавке, где окрашивали ткани. Правда, местные чаще называли этот магазин не Яматоя, а Конъя, потому что больше всего в нём использовали индиго, чтобы получился цвет «кон». Вся Ава жила гречишником, чьи листья летом ферментировали, сушили, затем шелушили и скатывали в шарики чистого индиго. Но если дальше эта краска обычно попадала на корабли, то Яматоя не только сама делала шарики, но и пускала их в дело, а затем продавала уже одежду, платки и многие другие изделия.

— Да вот, старику Хасэгаве не понравился цвет, и он сказал всё переделать, — ответил Моэмон, хозяин магазина.

Должно быть, он сейчас раскуривал свою любимую трубку. По крайней мере, тануки чувствовал, как в воздухе тянуло дымком.

— «Не понравился»? Небось, старик Хасэ опять за своё — придрался к какой-то мелочи, которую никто, кроме него, не понимает. Это ведь уже третий раз за месяц.

— Так он и говорит, что дело мастера в том, чтобы подмечать мелочи, — с усмешкой в голосе ответил Моэмон.

Хасэгава был лучшим мастером Яматои ещё до того, как отец Моэмона передал дела сыну и отошёл от всех дел. Даже став хозяином лавки, Моэмон не смел перечить именитому деду.

— Я понимаю, что в ремесле важны гордость и принципы, но ткань и индиго не бесплатные, — безжалостно заявил Манкити, который заведовал финансами магазина. — В этом месяце у нас особенно большие расходы, ведь мы сделали два новых ведра краски. Помимо них постоянные дурацкие попойки наших мастеров уже обошлись в сто с лишним монов. Ах да, и жена твоя решила порадовать себя новым гребнем, пришлось вычесть из выручки целых пять моммэ серебра[2].

Моэмон вдруг зашёлся кашлем.

— Мда-а, повезло же нам найти такого виртуоза соробана[3].

Послышался твёрдый стук — должно быть, это Моэмон постучал трубкой о бамбуковый сосуд, чтобы стряхнуть в него пепел. Тут же послышались ещё чьи-то шаги — казалось, будто некто ждал именно этого сигнала, чтобы зайти в магазин.

— Здра-асьте, вижу, дела у вас как обычно в гору.

Мужчина лет двадцати двух или трёх. В отличие от Моэмона, который по всем веяниям моды выбривал волосы от лба до затылка и собирал остальное в аккуратный пучок, этот человек просто сматывал свою шевелюру в большую «булку». Сам он оправдывал свою причёску тем, что ленится ходить к цирюльнику, но тануки всегда подозревал, что на самом деле ему просто не хватало денег. Ведь он дважды или трижды в неделю наведывался в этот магазин, чтобы бесплатно поесть.

— Чего пришёл, Ихэй? Опять денег просить?

— Мне всего ничего. Расплатился по долгам, теперь на мели.

— Это потому что ты их держишь до последнего.

Ихэй с детства дружил с Моэмоном. Должно быть, гость как обычно присел на порог магазина в своём броском клетчатом кимоно с наполовину развязанным поясом. Он одевался как безработный гуляка, хотя на самом деле писал развлекательную литературу. Восхищался Бакин Кёкутэем, но его рассказы совершенно не продавались, поэтому сейчас он зарабатывал на жизнь в основном переписыванием книг и составлением писем. Несмотря на свой возраст, он до сих пор не женился, зато каждый день посещал трактиры и игорные дома.

— А у тебя как дела, Манкити?

— Спасибо, хорошо. Хотя от казначейства в Яматое у меня постоянно болит голова.

— Ха-ха-ха, это здорово! — Ихэй весело засмеялся, хотя Манкити явно пытался опосредованно поддеть его. — Магазин может процветать лишь когда за соробаном трудится настоящий мастер своего дела.

Этот мужчина искренне верил, что смех побеждает большинство трудностей, поэтому не любил ныть и жаловаться. Несмотря на все тяготы и печали, он каждый день умудрялся сохранять показную невозмутимость. В целом он был приятным мужчиной, если закрыть глаза на привычку спускать все свободные деньги на алкоголь. А ещё на…

— Что за дела творятся в мире! Все только и обсуждают, как амимото и фунамото[4] дерутся за рыбные места, и как кто-то якобы украл песка с шарика индиго! Почему люди не могут полагаться друг на друга и жить в мире и согласии? Вы же со мной согласны? А для этого нужно всего ничего — чтобы те, у кого в доме избыток, немного поделились благами с сирыми и убогими. Кто ж им запрещает так делать? — выспренно вещал Ихэй, и тануки легко представил себе скептический взгляд Моэмона.

— Короче, ты голодный?

— Вот так бы сразу! У меня так в горле пересохло!

Манкити тяжело вздохнул и встал. Вдруг из глубин магазина донёсся детский плач. Это подал голос младший сын Моэмона, родившийся только в этом году, пока цвели сливы. Должно быть, он проголодался, а мать как назло отлучилась. Тануки повёл ушами и открыл пошире глаза. Затем чихнул, когда прямо перед его носом деловито прополз муравей. Зверёк высунул голову из своей норы, посмотрел по сторонам и выкарабкался наружу.

— О, вот и нянька пожаловала.

Стоило тануки заглянуть в магазин, как Ихэй расплылся в улыбке.

— Хорошо нам, и за соробаном есть кому сидеть, и с ребёнком, — поддакнул Моэмон, выйдя из дальней комнаты с ребёнком на руках.

По какой-то загадочной причине младенец прекращал плакать, как только появлялся тануки, поэтому у того уже вошло в привычку приходить в Яматою каждый раз, как начинался плач. В свою очередь Моэмон спас тануки, когда тот был ещё младенцем и копал свою первую норку. Он ушёл из родительской норы после смерти матери, а местные сорванцы пытались выкурить его из убежища. С тех пор тануки поселился возле склада Яматои. Не то чтобы он чувствовал себя сильно обязанным, но решил, что навещать плачущего младенца — это сущая мелочь, которая ему не в тягость.

— Ну вот, малыш, не плачь. Видишь, Кинтё так волнуется, что пришёл тебя навестить.

Ихэй забрал младенца у Моэмона и сел в позу лотоса, чтобы ребёнок увидел тануки. Плачущий малыш мигом притих и уставился на животное. Возможно, оно казалось ему необычным и удивительным.

— Манкити, у тебя вроде была дыня? — спросил Моэмон, глядя на успокоившееся дитя.

— Да, как раз охладил.

— Покорми няньку. И Ихэя заодно.

— Эй, я для вас что, хуже?!

— Кинтё намного полезнее тебя.

Тануки посмотрел на людей и сел на пол, почувствовав себя среди друзей.

Ветер предвещал скорее лето и доносил ароматы поздней сакуры.

***

— Нападайте, коли жаждете попасть в загробный мир…

Три часа на междугороднем автобусе — и вот Ёсихико уже не на станции Киото, а в городе Комацусима префектуры Токусима, на острове Сикоку. Он направился прямиком к скромному храму с черепичной крышей, но застыл в недоумении при виде того, что творится в парке рядом с ним.

— Я сам отправлю вас всех на встречу с Эммой[5]. Ибо перед вами Эмондзабуро из Дзигоку-баси!

— Я принимаю твой вызов, или имя мне не Кудзаэмон, девятый из братьев Кавасима, правая рука Рокуэмона!

Хлёсткие голоса называли грозные имена, и казалось, что на земле вот-вот прольётся кровь, но вместо этого оружием в начавшейся битве служили скомканные пожелтевшие газеты и обрезки картона. Тем не менее «Эмондзабуро из Дзигоку-баси» и «Кудзаэмон из братьев Кавасима» орудовали ими как мечами, а вокруг них собирались союзники. Шума, гама и скомканных газет становилось всё больше. Кто-то воевал подобранными ветками, кто-то кидал песок, а некоторые уже успели устать от битвы и разлеглись на земле и наблюдали. Иные спорили и делили непонятно где добытые сладости. Но главное, всё это были… тануки. Притом полупрозрачные.

— Я Кадзаэмон, великий генерал славного южного округа Таура, и я присоединяюсь к рати Эмондзабуро! Защищайтесь!

— Раз так, то знай, что тебе противостоит Сакуэмон из братьев Кавасима!

— Ах вот ты где, Сакуэмон! Дух моего отца требует отмщения! Познай ярость Котаки из храма Фудзиноки!

— А я Куматака оттуда же! Готовься к смерти!

Говорили все о мести и старых обидах, однако и эти «битвы» на деле оказались плесканием водой из лужи и догонялками. До кулаков и пинков дело иногда доходило, но дубинок и холодного оружия никто не принёс.

— Бедняга, ты пал смертью храбрых. Я, Ингэн из Такасу, воздам тебе последние почести.

Некоторые тануки притворялись мёртвыми. К ним подходил другой тануки, одетый как буддийский монах, и зачитывал сутры, пока его с интересом слушала «паства».

— Э-э…

Парк был таким крошечным, что в нём хватило места всего на одну детскую горку, и он едва вмещал толпу полупрозрачных тануки. В целом они не слишком отличались от тех, которых привык видеть Ёсихико, но почему-то ходили на задних лапах. Некоторые носили шлемы и доспехи, но это зрелище вызывало не уважение, а улыбку.

— Извините, что отвлекаем вас от важных дел…

Детёныши заметили Когане, сидящего возле ног Ёсихико, и быстро сбежались к лакею с криками: «Лиса! Лиса!». Некоторые кинулись играть с пушистым хвостом, а самые смелые начали карабкаться по лисьей спине. Когане явно не понимал, стоит ли терпеть такое отношение, но в конце концов умудрился сохранить морду кирпичом даже когда детёныши принялись дёргать его за уши. Заметив, что вытворяет детвора, один из более крупных тануки, носивший на шее платок цвета индиго, не на шутку встревожился и кинулся стаскивать молодняк с лиса.

— Нет, это вы простите, что мы таким занимаемся, — ответил тануки, спустив последнего детёныша.

Несмотря на слегка бандитский вид, он разговаривал, как кадровый военный. Вскоре подошёл ещё один тануки, более упитанный и носивший традиционную самурайскую одежду.

— Така, — обратился к нему сородич в платке. — Будь добр, проводи лакея и господина Хоидзина в…

— Господин Кинтё! Вы только посмотрите, какими храбрыми и бесстрашными стали мои сыновья!

— Вижу, Така. Не заставляй гостей ж…

— Вы видели этот великолепный удар?! Какая сила, какая мощь!

— Така…

Но Така так увлёкся потешным поединком, что заливался слезами умиления. Поняв, что прямо сейчас от него ничего не добиться, тануки по имени Кинтё приложил лапу ко лбу и тяжело вздохнул. Затем он лично проводил Ёсихико в свой храм.

Позавчера в молитвеннике всплыло имя Кинтё-Даймёдзина. Его храм расположился в уголке городской детской площадки, а молельный павильон был обыкновенным двухкомнатным жилым домом. Его переделали под религиозные нужды, а в конце пристроили небольшой храмовый корпус ярко-красного цвета. Внутри него стоял детский паланкин и сидели куклы тануки. Вдали притаилась ещё одна комната, с подставкой на восьми ножках— на ней оставляли съедобные подношения. Рядом росла маленькая клейера.

— Наверное, зря я удивляюсь. Божественный лис есть, чего бы не быть божественному тануки?..

Тануки закончили сражение вскоре после того, как Ёсихико прошёл через молельный павильон. Часть разошлись по домам, часть зашла в храм, остальные продолжали играть на площадке. Несмотря на накал страстей во время битвы, как только тануки начали расходиться, «враги» стали охотно махать друг другу лапами и общаться на удивление дружелюбно.

— Да будет тебе известно, что божественных тануки довольно много, — ответил Когане, который, как и Ёсихико, сидел на почётном гостевом месте. — Главные среди них это Дандзабуро-дануки с острова Садо близ Ниигаты, Сибаэмон-дануки с острова Авадзи, да Тасабуро-дануки из Кагавы. Их даже называют «троицей тануки». И я уж не говорю о Сикоку, где о тануки сложено множество легенд. Например, помимо Кинтё-Даймёдзина, у которого ты в гостях, есть Гёбу Инугами из Эхимэ, которого тоже почитают как бога.

Тем временем в храме постепенно собрались не только Кинтё-Даймёдзин, но и другие важные тануки. Сам бог сел на циновку напротив Таки. Рядом с обоими уселись по несколько подчинённых, которые участвовали в недавнем сражении.

— Лакей, господин Хоидзин, позвольте вновь поприветствовать вас в Аве, — сказал Кинтё-Даймёдзин, и тануки дружно поклонились.

Ёсихико охватило чувство, что он пришёл в самурайский клан, а не к горстке животных.

— Извините, что мы пришли в разгар вашей битвы. Вам пришлось из-за нас её прервать?

— Ничего страшного, лакей. Это всего лишь наша тренировка.

— Мы должны упражняться несколько раз в неделю, иначе всё забудем, — подхватил тануки в шлеме.

— И память, и сила превращения требуют закалки, — поддакнул тануки в чёрном плаще.

Остальные звери охотно закивали.

— Это вам ещё не повезло увидеть обычную битву. Бывают с превращениями, вот на них смотреть гораздо интереснее.

— Интереснее? — переспросил Ёсихико.

Все собравшиеся тануки изменили облик. Кто стал знаком автобусной остановки, кто фонарным столбом, кто деревом хурмы, кто аптечным маскотом, кто кошкой, кто собакой, кто статуей дзидзо.

— Ого! Впервые вижу превращение тануки!

Ёсихико аж привстал, засмотревшись на зрелище. Вскоре он заметил, что у столба есть хвост, а у статуи дзидзо — усы, но так было даже милее. И вообще, прелесть тануки как раз в таких невинных ошибках. Причём они даже сейчас оставались полупрозрачными, создавая лёгкое ощущение нереальности происходящего.

— В былые времена превращения давались нам лучше, но теперь мы потеряли часть силы… — сказал Кинтё-Даймёдзин, превративший свою голову в куклу фукускэ.

Он замахал передними лапами, и его лицо вновь стало прежним. Остальные тануки как по команде тоже приняли обычный облик.

— Мы вынуждены постоянно сражаться, чтобы помнить об этом.

— Я понял, что вы превращаетесь во время битв, чтобы не забывать, как это делается. Но что насчёт сегодняшней битвы? Она просто чтобы освежить память? — поинтересовался лакей, и Кинтё-Даймёдзин утвердительно кивнул.

— Мы все — армия Кинтё из войны тануки Авы, которая состоялась на закате периода Эдо. Кстати, лакей, ты вообще наслышан о той войне?

— Э-э… — Ёсихико так растерялся, что при всём желании не смог бы скрыть правду. — Прости, но нет…

— А, не убивайся. В последнее время всё меньше людей слышат о ней, — Кинтё-Даймёдзин продолжал ласково улыбаться. — Эдо вообще был периодом частых войн между тануки. Люди так высоко оценили мои подвиги в них, что стали поклоняться мне как божеству, а религиозная инспекция Ёсиды объявила меня сёити! — с нескрываемой гордостью объявил бог, и остальные тануки зааплодировали, вслух поддакивая.

Тем временем Ёсихико шёпотом спросил у лиса по соседству:

— Ч-что значит «сёити»?..

— Божественный титул высшего порядка. Обычно его выдают кампаку[6], премьер-министрам и так далее. Конечно, как правило людей объявляют богами уже после их смерти.

— Это прямо очень круто? Кого из известных мне людей объявили сёити?

— Что же, если выбирать из тех, о ком ты слышал, то Оду Нобунагу…

— А?

— Тоётоми Хидэёси, Токугаву Иэясу…

— О-он в одном ряду с ними?..

Ёсихико прикусил щеку изнутри. Лис только что перечислил величайших генералов японской истории — во всей стране нет ни одного человека, кто не знал бы эту троицу. Неужели полупрозрачный тануки с синим платком вокруг шеи стоит в одном ряду с такими супертяжеловесами?

— Войны тануки тех времён вошли в множество литературных произведений и устных рассказов. Их так много, что мы и сами можем о каких-то не знать. Но рядом с этим храмом можно встретить всех тануки, о которых вспоминают люди в рассказах о войне Авы.

Кинтё-Даймёдзин показал в сторону входа. Ёсихико перевёл взгляд и увидел группу детёнышей — тех самых, которые до того вились возле Когане.

— Но времена меняются. Люди всё реже рассказывают нашу историю, и от этого здесь появляется уже не так много тануки, как раньше. Мы и сами понемногу теряем память — не можем разобраться, кто был за кого. Из-за этого наши тела стали такими прозрачными. Когда стало понятно, что дальше так жить нельзя, я поговорил со своим старым врагом Рокуэмоном, и мы договорились устраивать потешные бои, чтобы напоминать всем о том, кого как зовут и кто чем занимался, пока шла война.

— Понятно…

Ёсихико вновь обвёл собравшихся тануки взглядом. Оказывается, их «дворовая игра» и правда была важным сражением. А заодно бог объяснил, почему все животные здесь полупрозрачные.

— Ингэн из Такасу, Эмондзабуро из Дзигоку-баси, Кадзаэмон из Тауры, Така и его сыновья Котака и Куматака из храма Фудзиноки — это всё важнейшие тануки, которые появляются во всех рассказах о войне Авы, но сегодня люди понемногу забывают даже их, хотя знают, что был какой-то Кинтё и его бравые ребята, — с нескрываемой тоской в голосе причитал Кинтё-Даймёдзин. Тануки, которых он перечислил, сложили лапы на груди и печально уставились в потолок.

— Но у тебя… есть какой-то заказ, с которым я мог бы помочь? — опасливо поинтересовался Ёсихико.

Про себя он изо всех сил молился, чтобы тануки не потребовал прославить имя Кинтё-Даймёдзин на весь мир, вернуть всех исчезнувших тануки и так далее. Такие подвиги явно были ему не по плечу.

— Ах да, ты же здесь именно для этого. Итак, о чём бы тебя попросить…

— Извини, что мы так внезапно нагрянули. Старшие боги позавчера написали твоё имя, вот я и сорвался с места.

— Да мы удивились побольше твоего! Никогда не думал, что старшие боги сжалятся надо мной, — Кинтё-Даймёдзин самоуничижительно ухмыльнулся и закрыл глаза, погружаясь в мысли.

Остальные тануки завороженно смотрели на своего вождя. Пауза длилась так долго, что Куматака, ещё почти ребёнок, начал следить за порхающей в храме бабочкой, словно борясь с желанием вскочить и погнаться за ней. Наконец, Кинтё-Даймёдзин открыл глаза и посмотрел на лакея.

— Итак, лакей, слушай мой заказ.

Ёсихико невольно выпрямил спину.

— Как я уже сказал, рассказов о тануки Кинтё и его друзьях так много, что даже мы не знаем обо всех. Поэтому не мог бы ты собрать как можно больше преданий о войне Авы, чтобы наши друзья возле храма оставались такими же многочисленными?

— Как можно больше преданий…

— Письменных, устных, в любом виде. Весь смысл нашей жизни в том, чтобы люди рассказывали о нас. Пусть даже какую-то историю знает всего один человек, — Кинтё-Даймёдзин вновь посмотрел на Ёсихико и улыбнулся. — А если ты ещё расскажешь нам то предание, которое понравилось тебе больше всего, то очень порадуешь исчезающих тануки.

Подчинённые бога тут же зааплодировали и наперебой заголосили о том, какой прекрасный заказ придумал их вождь.

— Рассказать вам историю, значит… — Ёсихико сложил руки на груди.

Собрать предания — задание, которое лишь кажется простым, но на деле крайне хлопотное. Кто знает, сколько их вообще существует, особенно устных.

— Сколько мне нужно собрать? Есть какие-нибудь ограничения?

— Сколько тебе самому покажется достаточным, — с хитрой усмешкой ответил божественный тануки.

Ёсихико растерялся. Неужели бог решил заодно испытать его совесть?

— Я уверен, что предание, которое ты перескажешь, поможет нам закрепиться в этом мире навечно. Поэтому заранее благодарю за помощь, — Кинтё-Даймёдзин величаво поклонился, и его примеру последовали остальные тануки.

Молитвенник вспыхнул так ярко, что свет просочился сквозь сумку. Как обычно, старшие боги не дали Ёсихико ни выбора, ни возможности отказаться, и сразу.

***

— Ближе к концу периода Эдо Моэмон, хозяин красильной лавки Яматоя, обнаружил возле склада за магазином яму. Его работники рассказали, что это нора тануки, и, чтобы зверь не навредил, его нужно поймать и сварить из него суп. Но Моэмон отругал их, сказал, что ни в чём не повинное животное не заслуживает смерти, и вместо этого стал каждый день подкармливать тануки. Удивительно, но после этого Яматою так завалили заказами, что у мастеров всегда была работа. Однажды в Манкити, одного из работников магазина, вселился дух и представился как Кинтё — тот самый тануки, живущий рядом со складом. Оказывается, раньше Кинтё жил в священном лесу, но половодье затопило его нору, и ему пришлось переселиться к Яматое. Дух сказал, что в обмен на проявленное милосердие он решил защищать этот дом и дать магазину побольше заказчиков. Наконец, Кинтё попросил Моэмона и дальше относиться к тануки так же хорошо, и тот с радостью согласился. В будущем дух тануки ещё не раз вселялся в Манкити, чтобы общаться с хозяином лавки, помогать с работой, предсказывать судьбу... Для Яматои наступили счастливые времена — их одежда высоко ценилась и отлично продавалась…

Решив первым делом разобраться, что же такое эта война Авы, Ёсихико дошёл до ближайшей библиотеки, которая обнаружилась в десяти минутах ходьбы от храма, и сел за изучение событий, приведших к обожествлению Кинтё-Даймёдзина. Оказалось, что изначально Кинтё был героем фольклора Сикоку, но начиная с периода Мэйдзи и до военных лет усилиями сказителей о нём узнала вся страна. В те времена ещё не придумали кино и телевидения, поэтому на сценах выступали сказители, которые отбивали себе ритм бумажными веерами и зачитывали истории собравшейся публике. Получается, истории о Кинтё стали настолько народными, что их пересказом можно было зарабатывать на жизнь.

— Однажды Кинтё захотел получить подобающий чин и отправился в Цуду к Рокуэмону, предводителю тануки Сикоку. К тому времени Кинтё уже совершил столько славных дел, что Рокуэмон даже предложил ему руку своей дочери, но Кинтё сказал, что хочет вернуться к Моэмону и служить ему дальше верой и правдой. Но это не понравилось Рокуэмону. Он подумал, что рано или поздно Кинтё станет ему врагом, и отправил за ним в погоню большой отряд воинов, чтобы те напали на него посреди ночи. Кинтё дал ответный бой, но в битве погиб его близкий соратник Така, защитивший собой будущего бога. Когда Кинтё добрался до дома, он сказал Моэмону, что на этом его служба окончена, и начал собирать армию возмездия.

Сюжет внезапно стал довольно запутанным. Ёсихико решил взять паузу и оторвал глаза от страниц. Он только что видел потешную битву на детской площадке возле храма и припоминал, что нечто подобное происходило в одном мультфильме. Ему казалось, что противостояние кланов тануки должно греть душу и вызывать умиление, однако, судя по источникам, животные вели себя совсем как люди.

— И вот разразилась настоящая война. В конце концов Кинтё сумел сразить Рокуэмона, однако и сам получил смертельную рану, от которой вскоре скончался…

— Настоящий эпос, не так ли? — спросил Когане, который тоже с любопытством заглядывал в книгу.

Библиотека была почти безлюдной — сказывались будний день и обеденное время. Ёсихико не составило никакого труда отыскать краеведческий уголок, где нашлось сразу несколько сборников рассказов о Кинтё и его тануки. Вот и сейчас лакей просто наугад прочитал одну из историй. По соседству с библиотекой располагалось почтовое отделение, которое так и называлось: «Тануки-почта Кинтё». Всё говорило о том, что в Комацусиме действительно любят этого бога.

— Более того, в 1939 году был снят фильм, который назывался «Война Авы». В следующем году на экраны вышло продолжение, в 1954 выпустили ещё один фильм по тому же сюжету…

Эту информацию Ёсихико добыл уже в Википедии — должен же интернет помнить эту знаменитую историю — и перебрался из книги в смартфон. Энциклопедия также описывала грандиозный успех первого фильма, которому приписывают возрождение загибающейся киноиндустрии. Даже в период Сёва Кинтё продолжал приносить людям благополучие.

— Вот это да. Кто бы что ни говорил, а с таким послужным списком он точно достоин называться богом, — хмыкнул Ёсихико, не забыв и о том, что Кинтё произвели в сёити. — Слушай, с людьми всё понятно, а много ли богов имеют ранг сёити? Есть примеры? — лакей повернулся к чинно восседающему на стуле лису. — Кстати, Когане, у тебя какой ранг? А у Окунинуси-но-ками?

— Ёсихико, мне кажется, ты что-то путаешь, — Когане укоризненно посмотрел на Ёсихико и ворчливо фыркнул. — Ранги существуют лишь у людей, и присваивать их богам — это чрезвычайная наглость. С какой стати важность богов должны определять люди, которые сменяют друг друга так же быстро, как деревья сбрасывают листву?

— Э-э, но ведь фактически…

— Да-да, когда на континенте придумали давать чиновникам ранги, эта мода быстро добралась до Японии и приняла здесь самобытную форму. Начиная с седьмого века местные глупцы додумались присваивать ранги и богам, и храмам. Но всё-таки речь шла в первую очередь о храмах, а среди богов очень мало тех, кто получил официальное место в иерархии. И я сейчас говорю не о сёити из числа людей — этим в последние века слишком уж увлеклись, — разъяснил Когане, раздражённо стуча лапой по столу.

Ёсихико понадобилось несколько секунд, чтобы переварить услышанное.

— То есть… присваивать ранги тебе, Окунинуси-но-ками и прочим — это святотатство, потому что вы истинные боги, которые существуют вне человеческих рамок?

— Именно.

— «Как смеют людишки решать, кто из нас главнее» и всё такое?

— Совершенно верно.

— Э-э, но в случае Кинтё-Даймёдзина речь о тануки, который стал богом, поэтому люди смогли присвоить ему ранг — так, что ли? Но ведь он получил ранг уже как бог. А ты говоришь, люди не делают богов сёити…

Что первее, божественность или сёити? Ёсихико окончательно запутался и понял, что это сродни вопросу, что было раньше — курица или яйцо. Тем временем Когане тяжело вздохнул и нехотя пробормотал:

— Может статься, что все размышления на эту тему ничего не стоят.

— Это почему?

— Видишь ли, никто не знает наверняка, действительно ли Кинтё-Даймёдзин имеет ранг сёити.

— А? — ошалело обронил Ёсихико.

Божественный тануки лично заявил об этом у себя в храме. Как можно сомневаться в его словах?

— Ему… не дали ранг сёити?

— Скорее всего нет.

— Почему ты так считаешь? На каком основании?

— Ты за кого меня держишь?.. — Когане наморщил морду и раздражённо махнул хвостом. — Знай же, что религиозная инспекция Ёсиды, которая предположительно произвела Кинтё-Даймёдзина в сёити, в те времена находилась в Киото. И только попробуй сказать, что слово Ёсида тебе ничего не говорит.

— Ёсида… — пробормотал Ёсихико.

Такую фамилию он знал. И вполне неплохо знаком с одним человеком, который её носил.

— Признавал ли сёгунат легитимность этой инспекции — это уже другой вопрос, но важнее то, что она располагалась в храме Онуси — там же, где поселился я. Повышение тануки до сёити — событие из ряда вон выходящее. Если бы оно произошло на самом деле, о нём остались бы соответствующие записи. Но я никогда их не видел и не слышал, чтобы в храме хоть кто-то об этом заикался.

Ёсихико оставалось лишь почесать висок. Он и подумать не мог, что перед ним очевидец истории. Как тут поспоришь?

— Тогда почему Кинтё-Даймёдзин утверждает, что ему дали ранг сёити?

— Объявить себя сёити — это сродни тому, как купцы в своё время набивали себе цену слухами, что они, дескать, личные поставщики какого-то важного человека. Возможно, что люди вписали ранг сёити в рассказы о Кинтё-Даймёдзине уже когда война Авы осталась в далёком прошлом. А он радостно принял это как факт.

— Да ладно?.. — глухо пробормотал Ёсихико. Появилось чувство, что лучше бы он про это вовсе не спрашивал. — Но главное, что его в любом случае почитают как бога…

— У тебя прямо вот тут написано, что храм Кинтё-Даймёдзина был построен уже в период Сёва в качестве памятника успеху киноленты, — Когане указал лапой на смартфон.

— Чего?

Ёсихико ещё раз пробежался по статье взглядом. Она гласила, что в Комацусиме есть два храма в честь Кинтё-Даймёдзина. Первый — главный — расположен в горах, построен в честь успеха фильма 1939 года и существует на правах часовни другого, более древнего храма. А тот храм, который Ёсихико только что посетил, полностью независимый и построен на деньги кинокомпании после выхода фильма 1954 года.

— Он настолько новый…

Поскольку война Авы — история периода Эдо, поклонение Кинтё-Даймёдзину должно было начаться ещё в те времена. Выходит, что культ божественного тануки долгое время не имел ни одного храма?

— Неважно, что храм Кинтё-Даймёзина новый. Он бог, в этом не может быть никаких сомнений. Но меня беспокоит кое-что другое.

— Что именно?

Когане уставился на лакея зелёными глазами и ответил:

— Прозрачность. Когда боги лишаются силы, то теряют воспоминания, стареют или молодеют. Ещё бывает, что бог принимает вместо человеческого облика первобытный. Но я ни разу ещё не видел, чтобы бог становился прозрачным.

Ёсихико вспомнил недавнюю встречу с кланом тануки. Действительно, свет проходил через каждого из зверьков, и до сих пор лакей не встречал ничего подобного. Складывалось впечатление, будто все эти тануки могут в любой момент раствориться и исчезнуть.

— Что бы это могло значить, великий Хоидзин? — робко спросил Ёсихико.

Что за секрет скрывают тануки? Увы, божественный лис ответил на этот вопрос предельно кратко и сухо:

— Не знаю.

— Понятно…

Ёсихико уставился в пустоту, осознав, что этот вопрос в принципе не стоило задавать. Он прекрасно знал характер Когане — лис не любил делиться с лакеем даже теми знаниями, которые имел.

— Как я уже сказал, меня это беспокоит, однако их прозрачность нисколько не мешает твоему заказу, — Когане поднял морду. Очевидно, он и правда не знал секрета тануки и не хотел о нём задумываться. — Что же, начнёшь сбор историй отсюда?

Ёсихико в ответ лишь глубоко вздохнул и настроился на работу.

***

— Господин Кинтё! Вы знаете, на самом деле оно у меня.

Дело было за двадцать с лишним лет до визита лакея. В этот день в гости к Кинтё-Даймёдзину пришла старшеклассница, которая от рождения знала про существование божественного тануки. Однако она пришла в не в знаменитый храм у детской площадки, где всегда много народа, а в главный, который притаился на склоне горы. Он находился далеко от станции, на вершине крутой лестницы, поэтому люди сюда почти не добирались. Но несмотря на все эти трудности, девушка всё равно пришла именно сюда, словно хотела поговорить с богом наедине о чём-то секретном.

— Хм. Что же, я так и предполагал.

Ему всегда казалась, что эта вещь может находиться только у неё. Кинтё-Даймёдзин сидел под затухающим закатом и прилежно отвечал словам девушки, хоть и понимал, что она его никогда не услышит. Другие тануки вокруг него бились в сумо и играли в догонялки, не обращая на гостью никакого внимания. Она так часто навещала этот храм, что успела приесться.

— Боюсь, это последняя оставшаяся в мире копия. Я спрашивала настоятеля и Ивату, они подтвердили, что их экземпляры не дожили до наших дней. Наш тоже наверняка давно попал бы в мусор, если бы я не забрала его себе.

Девушка в синем пиджаке посмотрела по сторонам. Убедившись, что никто не смотрит, она достала из сумки драгоценное сокровище.

— Я пришла сказать, что отныне больше никуда не буду носить эту копию. Помимо того, что это крайне ценная вещь, обстоятельства больше не позволяют мне брать её с собой…

Увидев серую выцветшую вещь в руках девушки, Кинтё невольно закрыл глаза и тяжело вздохнул. Конечно же, он узнал этот предмет, но сколько же лет прошло с тех пор, как он видел его в последний раз? За эти годы Япония пережила множество трудных времён, но этот скромный осколок прошлого ещё напоминал о былых временах и одним своим существованием воодушевлял Кинтё.

— Ничего, пускай он хранится у тебя вечно. Даже если я никогда его больше не увижу, важно уже то, что ты будешь владеть им. Поэтому прошу тебя никогда его не терять…

Договорив, Кинтё горько улыбнулся. Он знал, что девушка его не услышит. Однако школьница, словно в ответ, подняла вещь над головой и посмотрела в сторону храма глазами, которые блестели не слабее, чем зажигающиеся в вечернем небе звёзды.

— Господин Кинтё, я никогда никому об этом не расскажу. Я буду вечно хранить эту тайну. И эта вещь отныне тоже будет моей.

Эти глаза напомнили Кинтё одного старого знакомого. Да, его лицо тоже светилось этим любопытством и граничащей с безумием решимостью исполнить священный долг.

— Кстати, хотите расскажу, почему я решила больше не выносить эту вещь из дома? Думаю, вы заслуживаете знать правду, господин Кинтё.

Затем школьница шёпотом рассказала причину своего решения. Выслушав этот секрет, Кинтё-Даймёдзин долго хохотал, но в конце концов по его щекам побежали слёзы. Он вновь вспомнил старого друга, который наверняка поступил бы точно так же.

— Ну, раз такие дела, то ничего не поделаешь, — пока школьница бережно убирала вещь в сумку, Кинтё-Даймёдзин от всего сердца желал ей благополучия: — Пусть оно всегда будет с тобой.

Сказав эти слова, божественный тануки ощутил прилив решимости. Пускай поколения меняются, но он останется Кинтё-Даймёдзином, восседающим в этом храме.

— Господин Кинтё!

Голос одного из детёнышей выдернул Кинтё-Даймёдзина из воспоминаний.

— Смотрите, как я здорово научился метать камни!

— Ну и что, я всё равно метче бросаю.

— Зато я — дальше!

Кинтё-Даймёдзин с улыбкой посмотрел на соревнование по метанию камней, которое началось в парке рядом с храмом. Заказ, который бог поручил лакею, невольно напомнил ему былые времена.

— Да как былые… всего лет двадцать прошло, — пробормотал он, опуская взгляд на свои лапы.

Прозрачное тело тануки казалось как никогда разреженным. И чем менее плотным Кинтё-Даймёдзин ощущал себя, тем больше его терзала тревога. День ото дня в нём нарастал страх, что однажды он попросту исчезнет.

Этого он не мог допустить, и вовсе не потому, что такой конец задевал его гордость как бога. Этим бы он предал тех, кто верил в него.

— Даже интересно посмотреть, как много удастся собрать лакею.

Кинтё-Даймёдзин вдруг услышал рядом с собой голос, повернул голову и увидел Таку, который уплетал неизвестно где добытые якитори. Сладковатый запах соуса тэрияки приятно щекотал нос.

— Тебе, по-моему, всё на свете интересно. Аж завидно.

— Ну что вы так, господин Кинтё. Когда знаешь, что можешь исчезнуть в любой момент, как раз и надо по-полной наслаждаться жизнью. Будете?

Така протянул шпажку с якитори. Кинтё оценил её пристальным взглядом, прежде чем забрать.

— Мы все волнуемся за вас, господин Кинтё. Вы в последнее время какой-то вялый и унылый. Нам казалось, что вы попросите у лакея чего-то другого — помощи с тем, что вас по-настоящему гложет.

— Но меня именно это и гложет. Истории о войне Авы помогут нам лучше проявляться в мире смертных, не говоря уже о том, что в результате в мире появится ещё один человек, который наслышан о нас.

— Вы всегда чересчур серьёзны, господин Кинтё.

В парке помимо соревнования по метанию камней почему-то проходили битвы сумо. Это не мешало некоторым тануки фехтовать на палках, а другим попросту спать средь бела дня.

— Вы бы хоть выдохнули и расслабились, — с участливым видом предложил Така.

Кинтё-Даймёдзин вздохнул, медленно и протяжно.

***

Истории о Кинтё и его храбрых тануки оказались такими многочисленными и разнообразными, что Ёсихико быстро понял, почему даже сам бог признался, что не знает всего о войне Авы. Пускай книги из раза в раз пересказывали сюжет о противостоянии Кинтё и Рокуэмона, менялись участники сражений, или по крайней мере их имена. Ёсихико взял с собой по тому всех сборников местных рассказов о Кинтё, а заодно с разрешения библиотекаря ознакомился в читальном зале с «Повестью Кинтё», записанной в городской летописи. У Ёсихико сложилось впечатление, будто её писал некто более осведомлённый. Например, повесть, в отличие от сказок, подробнее рассказывала о смертельном ранении Кинтё. Также от библиотекаря лакей узнал о существовании трёхтомника «Удивительные истории Сикоку: Правда о древней войне тануки», записанного со слов сказителей. Его, увы, не было в печатном виде, но Национальная библиотека Японии имела оцифрованную копию в своём архиве, так что Ёсихико ознакомился и с ним при помощи библиотечного компьютера. Как оказалось, эти книги были написаны ещё в период Мэйдзи. Кое-как поборов первый абзац текста на старояпонском, Ёсихико сдался и закрыл браузер. Главное — он запомнил адрес сайта, а собраться с духом и прочитать книги можно позже.

— Истории Кинтё в основном передавались из уст в уста, и каждый человек рассказывал их по-своему. Поэтому и книги отличаются между собой в зависимости от первоисточника, — пояснила пятидесятилетняя женщина-библиотекарь. Именно она посоветовала Ёсихико заглянуть в городскую летопись, когда тот заявил, что хочет как можно больше узнать о войне Авы. Затем библиотекарь положила ладонь на щеку и добавила виноватым голосом: — Я сама не читала всего, поэтому могу чего-то не знать, но когда просматривала эти сборники народных сказок, мне показалось, что многие из них слишком уж упростили. Бывает даже, что в рассказе вообще называют по именам только троих тануки: Кинтё, Таку и Рокуэмона. С трёхтомником наоборот: там, по-моему, рассказчики добавили кучу отсебятины.

— А есть ещё какие-нибудь материалы по войне Авы? Или эксперты, которые хорошо в ней разбираются? — поинтересовался Ёсихико.

— Даже не знаю… — библиотекарь забегала глазами и обратилась к коллеге, который как раз пришёл забрать какую-то папку. — Не знаешь, кто хорошо разбирается в истории тануки?

Пожилой мужчина в очках поднял глаза.

— Главный по тануки — это дед Ивата… а, только он, вроде, умер.

— Да, в позапрошлом году.

— Тогда… тогда, наверное, Фудзии из торгово-промышленной палаты?

— Из ТПП? — удивился Ёсихико.

Библиотекарь показал на здание через улицу от библиотеки.

— Да. Там есть женщина, которая ухаживает за храмом Кинтё. Может, она что-нибудь знает.

Ёсихико перешёл улицу наискосок, зашёл в здание торгово-промышленной палаты и сказал что ищет Фудзии по вопросу о тануки Кинтё. Как ни странно, его пропустили без лишних вопросов, посадили за стол в угловом кабинете и сказали немного подождать. Вскоре секретарь заглянул ещё раз и принёс бумажный стакан чая.

— Как-то даже неловко, я ведь не договаривался о встрече…

Ёсихико укоризненно посмотрел на лиса, который смел возмущаться тем, что к чаю не дали конфеты, затем сосредоточил взгляд на приоткрытой двери. Через неё виднелись люди — в основном пожилые, хотя встречалась и молодёжь. Почти все сидели за компьютерами, кто-то разговаривал по телефону. Работа кипела. О Фудзии лакей пока знал лишь то, что это женщина, а об остальном оставалось только гадать.

— Извините, надеюсь, вы не заждались! — раздался вдруг голос за спиной.

Ёсихико испуганно обернулся и увидел женские глаза, обрамлённые чёрной оправой очков. Остальную часть лица скрывала пачка из пяти голубых папок, которые женщина прижимала к себе.

— Я Фудзии из комитета по обслуживанию храма Кинтё. У вас какой-то вопрос о храме?

— А, да, именно. Вы не против?

Ёсихико думал было помочь женщине с папками, но не решился, побоявшись, что уронит.

— Зависит от того, что вас интересует. О каких-то вещах лучше спрашивать в туристическом отделе нашей мэрии, потому что я могу чего-то не знать…

— В-вы лучше присядьте.

После слов Ёсихико Фудзии наконец-то водрузила гору папок на стол и выдохнула.

— Извините, меня вызвали сюда как раз пока я искала материалы.

— Нет, это вы меня простите, что я пришёл без предупреждения.

Когда Фудзии села, Ёсихико удивился тому, что его собеседница ещё совсем молода. Она даже могла сойти за школьницу, особенно благодаря своей миниатюрности. В ней было всего полтора метра роста, и джемпер с нашивкой торгово-промышленной палаты сидел на не лучше мешка. Возможно, девушка начала работать здесь сразу после школы, и если бы не форма, Ёсихико бы однозначно бы решил, что она студентка. Увидев растерянность на лице Ёсихико, Фудзии хихикнула.

— Когда я услышала, что кто-то хочет расспросить меня о храме Кинтё, я подумала, что к нам пришёл пенсионер. Так приятно, что молодёжи интересен наш храм.

— Нет-нет, я не такой уж и молодой… Мне скоро 26.

— Это всё равно немного… Итак, что вы хотели узнать?

Фудзии жестом пригласила Ёсихико присесть. Несмотря на моложавый вид, девушка отвечала как полагается. Должно быть, она относится к своей работе куда прилежнее, чем тот же Ёсихико.

— Видите ли, я коллекционирую истории о войне Авы и в целом о Кинтё… Вы же знаете, что каждая книга и рассказ описывают события по-разному? Я хочу собрать как можно больше вариантов этой легенды.

Вспомнив о цели своего визита, Ёсихико выпрямил спину и расправил плечи. Тем временем Фудзии недоумённо наклонила голову.

— Простите, вы что, студент? Или фольклорист?

— А, да нет, я так… дилетант, — ответил Ёсихико, вспомнил, что забыл представиться, и тут же исправил ошибку.

— Тогда зачем вы изучаете тануки?

— Э-э, ну-у… как вам сказать…

Ёсихико предвидел этот вопрос, но так и не придумал, как на него ответить. Пришлось сказать первые пришедшие на ум слова:

— П-просто я… очень люблю их… тануки! — выпалил лакей и тут же пожалел о своих словах.

Он ведь не впервые просит людей о странных вещах. Неужели нельзя было придумать более правдоподобного ответа?

Однако Фудзии вдруг округлила глаза и радостно подалась вперёд.

— Я тоже! Я тоже обожаю тануки!

Такого лакея не ожидал. Ему чудом удалось сдержать две трети своего удивления, чтобы не вызывать подозрения. Он заставил себя растянуть губы в улыбке и изобразить радость от долгожданной встречи с единомышленником:

— О, да?! Вы тоже?!

— Да! Ох, какое счастье, что человек, обожающий тануки, пришёл поговорить о Кинтё! Всё-таки не зря я унаследовала комитет!

Когане сверлил Ёсихико взглядом, но тот знал, что жалобы лиса на плохое актёрское мастерство могут и подождать.

— Комитет? И сколько же у вас подчинённых? — поинтересовался лакей, старательно продолжая улыбаться.

— Если честно, от комитета одно только название, в нём только я. Так что можете считать, что «комитет» — это просто моя должность. В былые времена в нём состояло под сотню человек, но сейчас нет крупных проектов, которым нужна куча людей. Основное, что я делаю, это заведую майским фестивалем Кинтё, который прошёл на позапрошлой неделе. Ещё я принимаю пожертвования, отвечаю на запросы и занимаюсь срочным ремонтом храма. Для этого всего достаточно меня одной, — под конец голос Фудзии стал слегка грустным, но она быстро оживилась: — Но я обожаю свою работу! Разве это не здорово, когда твоя работа связана с тануки?! Я сама перечитала кучу литературы и многое узнала о Кинтё. Возможно, я смогу вам как-то помочь. Сейчас, подождите…

Фудзии ненадолго вышла, после чего вернулась с брошюркой.

— Сборники народных сказок — это то, что вы без труда найдёте в библиотеках и книжных магазинах, а если хотите по-настоящему углубиться в тему, то… вы слышали про «Удивительные истории Сикоку: Правда о древней войне тануки»?

— Это мне только что показывали в интернет-уголке библиотеки.

— Так вот, их издали в сорок третьем году Мэйдзи[7], но среди известных источников есть два, которые считаются ещё старше: это «Житие Кинтё» и «Чудесный сказ о геройствах старого тануки Кинтё». О них почти никто не знает, но когда я училась в нашем университете, то нашла в хранилище местной литературы. Так вот, если верить предисловию «Чудесного сказа», то он написан в десятом году Тэмпо[8].

— Это… период Эдо?

— Да. Говорят, что война тануки разразилась именно в эпоху Тэмпо, как раз когда появился «Чудесный сказ». Думаю, что «Житие Кинтё» тоже книга тех лет. А ещё есть эта брошюра, выпущенная университетским издательством…

Фудзии положила брошюрку на стол. На белой обложке значилось название университета и заголовок: «Аинами, выпуск №5». Судя по всему, это было нечто вроде журнала.

— Видите ли, я писала диплом как раз по «Житию Кинтё», и моя перепечатка попала в этот выпуск «Аинами». Что касается перепечатки «Чудесного сказа», её ещё до меня сделал другой студент нашей кафедры.

— Перепечатка?

— Да, так называют создание печатных версий старых книг. Что «Житие Кинтё», что «Чудесный сказ» были написаны от руки, так что мы полностью перепечатали их содержание на компьютере. Современным людям трудно читать старую каллиграфию, так что печатный текст сильно помогает.

Фудзии пролистала несколько страниц и показала Ёсихико свои труды. Хотя в печатный текст, возможно, выглядел не так красиво, как каллиграфия, да ещё и пестрил непонятными словами, Ёсихико почувствовал, что при должном усердии смог бы его прочитать.

— Это точно. «Удивительные истории» как раз были написаны от руки, и я полз по их каллиграфии со скоростью червяка…

— Если хотите, у меня есть перепечатка в электронном виде, могу вам скинуть.

— О, так можно?!

— Конечно, я буду только рада, если прочитаете, — с улыбкой ответила Фудзии.

Она тут же передала на смартфон лакея файлы с «Житием Кинтё» и «Чудесным сказом». Также у неё нашлись «Удивительные истории», однако их она переслала на электронную почту Ёсихико из-за большого объёма файлов. Девушка работала так быстро и проворно, что лакей невольно засмотрелся. Всё-таки когда человек занят любимым делом, энтузиазм в нём никогда не иссякает.

— Вы столько трудились, чтобы напечатать весь этот текст… Как-то неловко, что он так легко мне достался.

Увидев кучу файлов, Ёсихико почувствовал угрызения совести. Впрочем, именно подобные материалы он и искал.

— Да что вы, я уже давно привыкла перепечатывать книги, мне это совсем не трудно. Дома у родителей была куча древней литературы, а дедушка научил меня читать старую каллиграфию. Поэтому я, например, перепечатывала дневники прадедов времён Мэйдзи.

— Такие древние?!

— И довольно забавные, — Фудзии хихикнула, а Ёсихико уставился на неё растерянным взглядом. Разве могли предки этой девушки подумать, что внучка прочитает их дневники спустя более чем столетие?

— Среди обычных людей мало кто слышал о «Житие Кинтё», «Чудесном сказе» и «Удивительных историях», и для меня будет счастьем, если их прочитает хотя бы ещё один человек. Это ведь такие прекрасные книги! А уж сцена, где Котака и Куматака вступают в бой, чтобы отомстить Сакуэмону, убийце Таки!.. Но когда кажется, что дети благополучно отомстили за отца, Куматака погибает в бою. Котака хочет броситься в самую гущу вслед за ним, но Кинтё останавливает его и говорит: «Ты должен жить, чтобы стать вторым Кинтё, моим наследником». Это такой трогательный момент… — Фудзии так увлеклась, что сложила перед собой ладони и уставилась в пустоту блестящими глазами. — Конечно, мой любимчик — Кудзаэмон, но разве можно устоять перед их суровой решимостью? Что может быть круче, чем когда новые герои появляются как раз для того, чтобы отомстить злодею? Кстати, по поводу имён, мне дико нравится, когда Эмондзабуро добавляет мощное «из Дзигоку-баси», но самое лучшее имя всё-таки у Хинотамы. Хинотама из Тэндзин-баси! Хинотама — это же буквально «огненный шар»! Как можно носить настолько крутое имя?! А если мы говорим о самых ярких подвигах, то мне понравилось выступление куноити Осоно из Самбоммацу. Но метатели камней тоже молодцы. В книге написано, что их снаряды летели, словно метеоры! Вот бы посмотреть на это вживую!

Разошедшаяся не на шутку Фудзии наконец-то опомнилась и смущённо поправила очки.

— Простите, что-то я перевозбудилась.

— Ничего, мне теперь тоже интересно, что в этих книгах.

Всегда приятно послушать, как увлечённый человек рассказывает о любимых вещах, ведь страсть обогощает жизнь. Ёсихико знал об этом не понаслышке, ведь у него когда-то был бейсбол.

— У-у вас есть ко мне другие вопросы? — спросила Фудзии, заново настраиваясь на разговор.

— Что там ещё было… Ах да, насчёт храма. Я уже прочитал в Сети, что его построили в эпоху Сёва. Это получается, что до того в мире не было никаких мест для почитания Кинтё?

Строго говоря, этот вопрос не имел никакого отношения к заказу, однако Ёсихико не переставал думать о нём.

— Было, — Фудзии не раздумывала ни секунды и дала уверенный ответ. — В доме Моэмона Кинтё всегда почитали как бога.

— Моэмона… Это хозяин Яматои, спасший Кинтё?

— Да. Кинтё-Даймёдзин изначально считался ясикигами — домовым божеством Моэмона и его наследников, но позднее его со всеми подобающими почестями переселили в тот храм, который сейчас стоит рядом с детской площадкой. Потомок Моэмона в шестом колене получил сан и стал первым настоятелем храма. Кстати, Яматоя, она же Конъя, существовала на самом деле.

Фудзии с лёгкостью вывалила на лакея такие невероятные факты, что тот на секунду обомлел. Он и подумать не мог, что построенный в XX веке в честь успеха киноленты храм будет иметь хоть какую-то историческую ценность, а теперь оказывается, что в нём служил потомок спасителя Кинтё прямиком из рассказов.

— Ну, хотя да… Война Авы ведь случилась в период Эдо, всего пару-тройку веков тому назад. Так что в целом, в принципе, верится… — пробормотал Ёсихико себе под нос.

В конце концов, благодаря заказам он уже успел повстречать потомков богов и других личностей, связанных с древнейшими мифами Японии. Разве можно после такого удивляться тому, что у Моэмона были наследники? Вот только мысль о том, что потомки героя книги существуют в реальности, немного выбивали из колеи: казалось, будто сказка внезапно стала былью. Пожалуй, вот оно — самое твёрдое доказательство того, что война Авы действительно имела место.

— Скажите… Неужели война между тануки была и в реальности?

Ёсихико с трудом верилось, что однажды в период Эдо две группы тануки устраивали такие битвы, но ставший богом Кинтё и потомки Моэмона подтверждали, что это и правда часть истории.

— Увы, настоятель умер, поэтому подробностей мы уже не узнаем. Но ведь так приятно думать, что люди рассказывают друг другу вещи, которые происходили на самом деле, правда? — Фудзии улыбнулась и добавила на том ниже: — Поэтому я верю, что была.

Ёсихико, не удержавшись, улыбнулся в ответ. Один только Когане повёл ушами, словно о чём-то задумавшись.

Часть 2

Тануки, которого спас Моэмон, переселился из-под корней сосны к складу Яматои незадолго до того, как в магазине случился небольшой пожар. Какие-то хулиганы подожгли обрезки одежды, сваленные в кучу позади склада. Быстро почуяв запах гари, тануки кинулся искать щель, чтобы попасть внутрь магазина и предупредить Моэмона. В конце концов ему удалось открыть задний вход и попасть на кухню, но сколько бы он ни пищал у хозяина над ухом и не толкал лапами, тот никак не просыпался. В конце концов ему пришлось зубами выдернуть подушку из-под спящего человека. После этого случая Моэмон ещё крепче сдружился с тануки. Когда он рассказал об этом случае Ихэю, тот предложил назвать зверька Кинтё — буквально «золотой вожак», — чтобы тот и дальше приносил магазину удачу.

После рождения младенца Кинтё следил за тем, чтобы того не кусали ни крысы, ни дикие кошки. Эти старания быстро заметила и оценила жена Моэмона, а вскоре Кинтё приглянулся и другим работникам магазина. Они не переставая хвалили зверька за ум, благо что тот выгодно смотрелся на фоне бездомных псов, причинявших окрестным домам немалый ущерб.

Постепенно слух о том, что в Яматое живёт удивительный тануки, разошлись так широко, что местные стали чаще заглядывать в лавку, чтобы посмотреть на это чудо. Особенно этому способствовал Ихэй, рассказывающий кому попало такие небылицы, что доверчивые люди сразу бежали в магазин проверять, действительно ли Кинтё умеет гадать, лечит от всех болезней, покровительствует детям и так далее. Мало-помалу слухи обрастали всё более удивительными подробностями и превратились в одну из излюбленных тем для обсуждений среди горожан.

— Проходите, смотрите, вот он — Кинтё из Яматои! Как только он появляется, дети прекращают реветь, а деньги льются рекой! Он настоящий даймёдзин — бог, обладающий потусторонней силой! Если вы здесь впервые, то помолитесь ему как следует! За это вам будет благополучие и в деньгах, и в семье!

Усилиями Ихэя перед магазином появилась площадки для сказителей. На ней же сидел и сам Кинтё, зазывая любопытных зевак. Тануки не делал ничего сверхъестественного, только лежал или сидел, но посетители магазина всё равно любовались им как завороженные. Некоторые даже рвались погладить зверька в надежде, что это принесёт богатство, но Ихэй прогонял тех, кто чересчур наглел.

— Ты говорил, этот тануки умеет гадать? Пускай погадает мне, — заявила одетая в искусно расписанное кимоно дама, глядя то на Ихэя, то на Кинтё.

Как и другие люди, она пришла в Яматою из-за слухов о тануки. Молодая, красивая, но уже с блеском мудрости и достоинства в глазах. Вместе с собой она привела молодого мужчину.

— Конечно, на что вам погадать? Только не забывайте, что это всё-таки тануки, не нужно его нагружать излишне трудными вопросами.

— Мы вскоре собираемся расширить ассортимент. У меня на примете два магазина, и я всё пытаюсь придумать, у которого заказывать товары.

— Понятно. Если вас не затруднит, могли бы вы написать названия этих магазинов на листе бумаги?

Конечно же, Кинтё не умел гадать и лишь смотрел на Ихэя, не понимая, что происходит. Тот заставил девушку написать названия магазинов на двух листах бумаги, затем показал их тануки.

— Понял, Кинтё? Выберешь магазин, который принесёт удачу этой даме? — спросил Ихэй, ненавязчиво поднося правый листок к самому носу тануки.

Кинтё быстро догадался, что от него просят, и дотронулся до этого листа лапой.

— Кинтё выбирает этот, — объявил Ихэй с довольной ухмылкой на губах.

— О, как неожиданно. Но я подумаю над его решением.

Девушка слегка изумилась, вручила Ихэю пару монет, погладила Кинтё и ушла восвояси.

— Молодчина, Кинтё. Эта юная особа — хозяйка Кингё, галантерейного магазина в соседнем городе. Её лавка славится тем, что на её прилавках множество модных вещей, — шепнул Ихэй тануки, пока рядом не было гостей.

Рука мужчины непринуждённо скользнула в карман и спрятала там монеты.

— Теперь слухи о тебе пойдут ещё дальше. Можешь гордиться собой!

— Тоже мне, повод для гордости, — вдруг заявил неизвестно когда подошедший Моэмон и без зазрения совести вытащил монеты из кармана Ихэя.

— А! Эй, это моё!

— Перестань делать деньги на Кинтё. И вообще, что, если ты неправильно ей нагадал? Жаловаться-то будут мне, а не тебе.

— Да ты не волнуйся, я ей всё правильно сказал.

— Откуда такая уверенность? — Моэмон подозрительно покосился на Ихэя, но тот гордо вскинул голову.

— Она по сути спросила, чей магазин лучше — Ино или Нисиоки. Нисиоку я хорошо знаю — он часто бывает в трактирах и в игорном доме. Только и рассуждает, как бы нанимать поменьше людей и где бы схитрить, чтобы увеличить прибыль. Вот я и попросил Кинтё выбрать Ино — его хоть в трактирах и за игрой не встретишь.

Теперь даже тануки понял, почему Ихэй подсунул ему под нос бумагу с именем Ино. Это было никакое не гадание — мужчина принял решение исходя из своего опыта.

— И это всё, чем ты руководствовался?

— А что, Кинтё умный малый. Выбрал Ино, как полагается.

— Бред бредом. Больше не смей втягивать Кинтё в это «гадание», — потребовал Моэмон, прижал к себе сидевшего на сцене Кинтё и ушёл в магазин.

Мужчина знал, как правильно держать тануки, и тот беззаботно прижался к его кимоно. Тануки успокаивал глубоко впитавшийся запах табака — почему-то он напоминал Кинтё о тростнике.

— Манкити, ты уж извини, но можешь сбегать в соседний город и отдать эти деньги хозяйке Кингё? Если мне не изменяет память, её зовут Осоно.

— К-как вернуть?! Отдай лучше мне!

— Ихэй, ты бы поискал себе нормальный заработок вместо того, чтобы ходить по кабакам.

Манкити усмехнулся, услышав ответ Моэмона, взял деньги и вышел на улицу. Стоило ему уйти, как внутрь вошла хозяйка магазина соли через одно здание от Яматои. Она давно дружила с Моэмоном и Ихэем, а в последнее время и с Кинтё.

— Надо же, Ихэй, ты не на сцене? Закончил выступать?

— Моэмон мне запрещает. Переубеди его, будь добра.

— Даже не думай делать деньги с помощью Кинтё.

Моэмон опустил тануки на пол рядом с лежащим младенцем. Обычно отцов за такое ругали — мол, чего садишь зверя рядом с ребёнком, — но против Кинтё никто не возражал. Даже сам младенец радостно задёргал руками и ногами, увидев рядом с собой коричневую шерсть зверька.

— А ведь правда, Ихэй, пора бы тебе начать зарабатывать книгами. Ты, вроде, восхищался серией «Сатоми и восемь псов» и мечтал написать что-нибудь такое же грандиозное. Как продвигается работа?

— А-а… Понимаешь, я никак не могу найти для своей книги подходящего героя…

— Ну вот опять, Ихэй. Ты так легко придумываешь интересные сюжеты, а героев пишешь спустя рукава.

— Да отстань ты! — Ихэй раздражённо поморщился, увидев, как женщина наигранно вздыхает.

— Не дождёмся мы от тебя толковых книг, пока не прекратишь думать, как бы заработать на Кин-тяне.

— Верно говоришь. И вообще, Кинтё мне как сын, а я его опекун. Не дам на нём наживаться.

— Да я в нём тоже души не чаю! Да ведь, Кинтё?!

Прилёгший рядом с младенцем тануки повилял хвостом в ответ на отчаянные слова Ихэя. Кинтё прекрасно знал, что этот мужчина обожает его. Ихэй ни к чему его не принуждал, и это касалось даже выступления на сцене.

— Ну что вы, не горячитесь, давайте лучше поедим. Смотрите, только созрели, — женщина достала из своей корзинки свёрток с пятью мушмулами. — И Кин-тяну тоже дадим.

Кинтё облизнулся. Яматоя наполнилась сладким запахом фруктов и весёлым смехом. Шёл очередной день беззаботной жизни тануки.

***

Ёсихико вернулся в город Токусима, где забронировал на ночь отель. Ужинать пришлось в сетевом ресторане, потому что этого ультимативно потребовал Когане. Затем, уже сидя в номере, лакей пробежался взглядом по добытым сегодня книгам о войне Авы. Кинтё-Даймёдзин попросил, чтобы Ёсихико в конце заказа пересказал ту историю, которая понравится ему больше всего — без чтения никак не обойтись. Рассказы из сборников в библиотеке были крайне простыми, как полагается сказкам, однако файлы Фудзии вдавались в такие подробности, которых не было даже в городской летописи.

— Видимо, по книгам всё. Дальше только людей спрашивать…

Ёсихико уставшие от чтения убористого текста глаза. Если сказки в сборниках были написаны современным языком, то «Житие Кинтё» и «Чудесный сказ о геройствах старого тануки Кинтё» остались на старояпонском даже в печатном виде, и их вдумчивое чтение потребовало немалых усилий. В те годы японские книги уже начали использовать хирагану, но ощущение всё равно было таким, будто он пытается вникнуть текст, опираясь только на значения кандзи.

— Всё-таки с трудом верится, что у одной истории может быть так много версий. Сколько же в мире фанатов тануки.

Должно быть, рассказы о войне зверьков запали глубоко в душу людям, жившим в те времена. Тем более, что сюжет раскрывал близкие японской душе темы долга и мести. Неудивительно, что вся страна по достоинству оценила историю.

— Но откуда человек, сочинивший первую историю, узнал о войне Авы? В предисловии «Чудесного сказа» написано, что книга записана со слов Моэмона. Это и есть первоисточник? Но если так, почему в нём вместо «Моэмон» везде написано «Модзюро»? Разве можно верить книге, которая ошиблась в таком важном имени?..

Ёсихико сверлил взглядом распечатанную копию текста. Он уже привык, что имена тануки постоянно меняются, но теперь путаница добралась и до людей. Может, лучше попросить бога и его свиту внести ясность?

— Кстати, ты чего постоянно рисуешь? — спросил Когане, заметив, что сидящий за столом компактного номера Ёсихико ставит на бумаге какие-то пометки ручкой с логотипом отеля.

Ёсихико постоянно не хватало денег, поэтому он не горел желанием бронировать ночь в отеле и предпочёл бы манга-кафе, но эти места неудобны тем, что в них не получается беседовать вслух с Когане.

— А-а, это я просто помечаю важных людей… в смысле, тануки. Ищу различия в том, какие из них участвуют в разных версиях. Пока что могу сказать, что Кинтё-Даймёдзин прав в том, что Ингэн из Такасу, Эмондзабуро из Дзигоку-баси, Кадзаэмон из Тауры, Така из храма Фудзиноки его сыновья Котака и Куматака — это прямо постоянный набор, который кочует из книги в книгу.

Сравнивая «Житие Кинтё» и «Чудесный сказ», Ёсихико пришёл к выводу, что хотя имена и мелкие детали могут меняться, сюжетная канва и характеры тануки похожи как две капли воды. А вот «Удивительные истории Сикоку: Правда о древней войне тануки» в целом шли по тому же самому сюжету, но с большой примесью ярких моментов, наверняка добавленных рассказчиками, чтобы удерживать внимание слушателей. Поэтому Ёсихико решил, что «Удивительные истории» появились позже и составлялись на основе других книг.

— Фудзии тоже сказала правду, сцена мести Котаки и Куматаки пробивает до слёз… и Кинтё тоже молодец.

— Вижу, тебе понравилось.

— У метателей камней такие смешные имена. Например, Отама из Нэи — это же буквально «ковш из колодца». Или вот: прикинь, тут есть тануки, которого зовут Тори из Канэ — «петух из золота»! Тануки, которого зовут «петух»! А, хотя я что-то поздно спохватился, есть же Така, а это «сокол».

Несмотря на все трудности с текстом текста, Ёсихико втянулся в мир произведения и теперь уже с интересом следил за развитием событий. Теперь он уже отчасти понимал, почему Фудзии так загорелась, рассказывая о войне Авы. Лакей выписал на лист бумаги всех появившихся в сюжете тануки и склонился над получившимся списком, силясь вспомнить, кого видел в храме, а кого упоминала Фудзии. И вдруг…

— Не хватает куноити.

Фудзии упоминала некую тануки-куноити по имени Осоно из Самбоммацу. Ёсихико страшно удивился, узнав о существовании тануки-ниндзя, поэтому имя сразу врезалось ему в память.

— Я её пропустил, что ли…

Ёсихико вновь взялся за кипу распечаток. Ему казалось, что он всё тщательно проверил. Неужели одно имя всё-таки ускользнуло от его глаз?

— Может, она из других книг, написанных со слов рассказчиков? Тебе ведь все три послали на почту?

— Да, поэтому я читал их со смартфона.

Трёхтомник, в который помимо «Удивительных историй» входили «Великая битва Цудауры: повесть о древних тануки» и «Отмщение в Хигайно: повесть о древних тануки», был слишком длинным, чтобы прочитать его быстро и внимательно. Немного подумав, Ёсихико решил спуститься в интернет-уголок на первом этаже отеля и перечитать текст уже там. Файлы он уже перетащил в облако, а большой экран монитора поможет не пропустить важное имя.

— Что ты так привязался к какой-то куноити?

— Фудзии говорила о ней как об одном из её любимых персонажей. К тому же она дала мне копии своих работ, так что от меня теперь нужен полноценный отзыв о войне Авы.

Ёсихико переоделся из пижамы в обычную одежду и обул кроссовки.

— Ты можешь ложиться спать, если хочешь, — бросил он, выходя из комнаты.

— Что же… — пробормотал оставшийся в тишине и одиночестве Когане и свернулся калачиком на кровати. — Посмотрим, какой окажется правда.

***

— Осоно из Самбоммацу? — несколько растерянным голосом переспросил Кинтё-Даймёдзин, когда уже на следующее утро после заказа лакей снова пришёл к нему в храм.

— Ага… Я искал это имя почти всю ночь, но так ничего не нашёл.

По словам Ёсихико, он только что сдал билет на автобус до дома. Объясняя вчерашние события, он едва умудрялся держать глаза открытыми.

— Прошерстил «Удивительные истории», «Великую битву Цудауры» и «Отмщение в Хигайно» — нигде нет никакой Осоно из Самбоммацу. Мне попалась какая-то Ояма из Мацуноки[9], но вряд ли Фудзии могла настолько ошибиться… Я даже заново пролистал «Житие Кинтё» и «Чудесный сказ», но там тоже только Ояма, а не Осоно.

Разумеется, помимо этого лакей проверил все попавшиеся ему сборники сказок и даже поискал в интернете, но так и не встретил загадочную куноити.

— Понятно… Что же… Благодарю за усердие, — прерывисто ответил Кинтё-Даймёдзин, отводя глаза.

Да, он сам попросил лакея собрать как можно больше историй о войне Авы, но и подумать не мог, что человек так быстро наткнётся на это имя. Точнее, тануки считал, что Ёсихико ни за что не узнает его. Очевидно, он недооценил этого парня.

— Поэтому я решил, что проще и быстрее будет спросить тебя, — продолжил Ёсихико, пытаясь не зевать. — Я уже понял, что у войны Авы существует множество прочтений, в каждом из которых можно встретить разных тануки. Мне попались почти все, которых упоминала Фудзии: Куматака, Кадзаэмон из Тауры, Эмондзабуро из Дзигоку-баси, Хинотама из Тэндзин-баси… поэтому я удивился, что Осоно — единственная, которой нигде нет.

У ног лакея сидел божественный лис, весь покрытый роскошным золотистым мехом, и внимательно смотрел на Кинтё-Даймёдзина зелёными глазами. От этого взгляда тануки стало тяжело дышать. Казалось, будто этот настоящий, древний бог уже разгадал все его замыслы.

«Да. Возможно, он и правда всё понял. Но я должен чтить оказанную мне доброту».

Поэтому он решительно шагнул навстречу Ёсихико.

— Лакей, я хорошо тебя понимаю, но суть моего заказа…

— Ну что вы так, господин Кинтё. Давайте позовём Осоно.

Кинтё-Даймёдзин уже собирался вежливо отказаться, как Така вдруг подозвал к себе одного из сыновей и отправил искать Осоно.

— К-Куматака! Подожди, не…

— Осоно-о-о!

Куматака принялся звать Осоно своим звонким голосом, совершенно не замечая охватившего бога волнения. Одна тануки, отличавшаяся от остальных миниатюрными чертами лица, отделилась от играющей на площадке толпы и помахала в ответ.

— Чего-о? — спросила Осоно, как только забежала в храм, очаровательно крутя головой.

Она была молодой на вид и слегка шепелявила. Не отличалась ни полнотой, ни худобой, но имела милое личико и украшала волосы заколкой с красно-золотой рыбкой возле левого уха.

— Лакей хочет тебя о чём-то спросить.

— Меня-я? — круглые глаза Осоно уставились на Ёсихико.

К ней подошли несколько детёнышей, но увидели Когане и облепили его со всех сторон.

«О нет. Это очень плохо».

Увидев, что лакей опустился на колено и разговаривает с Осоно, Кинтё-Даймёдзин настолько разволновался, что начал ходить из стороны в сторону.

— Что с вами, господин Кинтё? Прихватил понос? — спросил Така, пытаясь оторвать детвору от Когане.

— Н-нет! Всё хорошо, — торопливо заверил Кинтё-Даймёдзин.

Пытаясь успокоиться, он сделал глубокий вдох. Нет, пока что всё хорошо. Даже если лакей узнает правду, последнюю оставшуюся копию запретили выносить наружу, так что он всё равно не сможет её увидеть.

«Если, конечно, люди до сих пор уважают меня».

— Извини, что отвлёк от игры. Не подскажешь, которая из версий войны Авы рассказывает о тебе?

— Что такое «версий»?

— Я хотел сказать, в которой из книг. Или это из устных пересказов?

— Мм, я плохо помню, что было в прошлом, а про книги вообще ничего не знаю… Но больше всего меня любил дед Ивата.

— Это кто?

Кинтё-Даймёдзину показалось, будто его схватили за сердце. Слишком уж хорошо он знал это имя.

— Дед Ивата это был добрейшей души человек, который читал детям народные сказки, причём совершенно бесплатно, — пояснил Така, а остальные тануки мечтательно улыбнулись. — Он любил приходить в школы и рассказывать о нас. Увы, в позапрошлом году его не стало…

— Мы все считали его другом и союзником, — торопливо добавил Кинтё-Даймёдзин.

— Хорошо, Осоно. Названия «Житие Кинтё» и «Чудесный сказ о геройствах старого тануки Кинтё» тебе ничего не говорят? — не унимался лакей.

— Это вообще про что-о?

— А «Удивительные истории Сикоку: Правда о древней войне тануки»?

— Не слы-ышала.

— Вот как… Наверное, какая-то из устных историй…

Ёсихико сложил руки на груди и задумался, а Кинтё-Даймёдзин ждал подходящего момента, чтобы обратиться к нему. Больше всего ему хотелось, чтобы лакей махнул рукой и закрыл эту тему. Истории и рассказы пускай собирает, это дело нужное, но в прошлом есть эпизоды, которые лучше оставить в покое.

— Но почему тогда Фудзии сказала про Осоно? Допустим, она слышала рассказы деда Иваты о войне Авы, но в контексте нашего разговора вспоминать куноити было по меньше мере странно.

— Лакей! — фальцетом воскликнул Кинтё-Даймёдзин, осознав, что Ёсихико не намерен сдаваться. — Как я уже вчера говорил, войне Авы посвящено множество историй, в которых немало похожих имён. Возможно, твоя Фудзии просто ошиблась.

— Гмм… Может быть…

— Поэтому я не советую чересчур…

— А! — выпалил вдруг Така, по-прежнему возившийся с детворой рядом с лакеем. — Осоно! Про неё же вроде бы написано в книге… как там её, ещё на «легенда» начинается!

Кинтё-Даймёдзин заскрипел зубами, стараясь не подавать виду. Он давно уже понял, что понятие «деликатность» Таке незнакомо, но такого удара в спину всё равно не ожидал.

— Така, если не уверен, то не…

— Какая такая «легенда»?

— Эта книга хранилась в семье деда Иваты, да только сгорела. Сам дедушка говорил, что помнит её лишь по рассказам своих родителей…

— А, я тоже помню, он рассказывал! — припомнила сама Осоно.

Несмотря на все усилия бога, разговор лакея с остальными тануки шёл дальше и дальше:

— Давны-ым-давно в семье Иваты был один очень педантичный человек, оставивший после себя кучу древней литературы. Это был целый кладезь старых сказок, но он сгорел во время бомбёжек. Поэтому деду Ивате пришлось слушать, как эти истории рассказывают родители. Затем он и сам во всех подробностях пересказывал всё, что касается Кинтё.

Перед тем, как рассказывать младшеклассникам про Кинтё и его тануки, дед Ивата знакомил детей с трудной историей этих преданий. Он делал это столько раз, что Осоно волей-неволей выучила, о чём он говорил.

— Да что ж такое?.. Как оно называлось?..

Така приложил лапу ко лбу и мучительно уставился в потолок, изо всех сил напрягая память. Остальные тануки кто сложил лапы на груди, кто массировал виски, кто сверлил глазами потолок или пол. Один только Кинтё-Даймёдзин стоял с повешенной головой, остановив все свои мысли и оставив в голове лишь тихие мольбы о том, чтобы никто ничего не вспомнил.

— А, точно! — выкрикнул вдруг Така, да так громко, что повскакивали все его прилёгшие вздремнуть сородичи. — «Легенда о Кинтё из Яматои»! Вот как оно называлось, лакей!

Така прокричал эти слова во всё горло, хотя стоял практически вплотную к Ёсихико. Парень даже отшатнулся от такого напора.

— О Кинтё из Яматои…

— Да! Как раз там появляется Осоно из Самбоммацу!

Во взгляде Таки сквозила настолько твёрдая уверенность, что у Ёсихико наоборот — появились сомнения. Судя по его глазам, он отчаянно пытался переварить новость. Но его головная боль была сущим пустяком по сравнению с той, которая ударила по Кинтё-Даймёдзину.

***

Позади Яматои была хорошо продуваемая площадка, на которой сушили вёдра и крашеную материю. С этой стороны магазина бывала только семья Моэмона и его сотрудники, так что в солнечные дни дверь на площадку распахивали настежь, чтобы внутрь задувал приятный ветерок. Кинтё тоже часто бывал здесь, потому что площадка была недалеко от его норы. Иногда он даже сидел на веранде наедине с младенцем, когда у матери и няни были неотложные дела.

Так случилось и в тот день. Обеим женщинам пришлось отлучиться, чтобы помочь покупателю, так что Кинтё присматривал за младенцем. Не то чтобы это было трудно — малыш едва научился держать голову и не умел даже ползать, поэтому лишь энергично дрыгал руками и ногами, лёжа на пеленке, и иногда возился с деревянными игрушками.

Однако идиллия продлилась недолго.

Почуяв запах незваного гостя, Кинтё резко поднялся на лапы и вскинул голову. По площадке к мастерской приближался непонятно откуда взявшийся исхудалый чёрный пес. Несмотря на худобу, он всё равно был вдвое крупнее тануки. От голода из его пасти постоянно вытекала слюна.

«Не подходи!»

Кинтё оскалил зубы и угрожающе зашипел, вперившись в бездомного зверя взглядом. Беззащитный младенец казался псу лакомой добычей. Услышав Кинтё, тот замер, но уже через миг возобновил шаг, подчиняясь зову пустого желудка. Тануки спустился с веранды и медленно направился навстречу псу, чтобы дать ответный бой. Кинтё собирался любой ценой отогнать зверя от младенца и решил, что проще всего отвлечь его внимание на себя и дождаться мать или няню. Конечно, пёс был крупнее тануки, но тот в случае опасности мог забиться в нору или под пол. Поэтому Кинтё продолжал шипеть. Раздражённый его настойчивостью и упрямством, пёс тоже оскалил зубы и принялся рычать. На его облезлой шкуре виднелись шрамы, выражение лица тоже говорило о множестве пережитых битв, но Кинтё не мог струсить и сдаться. Он взял на себя роль защитника младенца и должен был с честью исполнить её.

Пёс и тануки подошли почти вплотную друг к другу и застыли на месте. Оба сверлили друг друга широко раскрытыми глазами и вжимались в землю выпущенными когтями, готовые кинуться в бой.

Подул ветерок, и одно из сушившихся вёдер свалилось с площадки.

Его стук послужил Кинтё сигналом, и он скакнул вперёд, пытаясь укусить пса за горло. Но тот в последний момент увернулся и полоснул тануки мощной лапой. В ярких лучах заблестела вырванная шерсть. Не желая сдаваться, Кинтё вцепился зубами в грудь противника, но пёс без труда сбросил его с себя и прибил к земле. Как тануки и опасался, противник оказался слишком силён. Подумав об этом, он поманил пса за собой и посмотрел в сторону склада. Можно добежать до него, юркнуть в нору и оказаться в безопасности. Но тогда младенец останется без защиты. Разве это правильно? Кинтё на секунду задался этим вопросом, позабыв о погоне. Пёс не простил этой ошибки.

Резкая боль в задней лапе вынудила тануки взвизгнуть. Острые клыки глубоко впились в его плоть. Противник поднял его за лапу и изо всех сил швырнул на каменную площадку, где сушились вещи. Падение выбило из Кинтё весь дух, рассудок помутился, но глаза уже видели белизну клыков бегущего прямо на него пса.

«Решил съесть меня вместо ребёнка? — подумал Кинтё, удивляясь собственному спокойствию. — Хорошо, пусть будет так. Надеюсь, я смогу утолить твой голод. Поэтому оставь младенца в покое, иначе Моэмон никогда меня не простит. Разве смогу я вымолить прощение у людей, которые так меня лелеяли?»

В угасающее сознание проник жар собачьего дыхания, а затем — чей-то далёкий крик.

— Кинтё! Держись, Кинтё!

Услышав знакомый голос, тануки приоткрыл глаза и понял, что до сих пор жив. Нога не двигалась, тело будто горело. Лишь через несколько секунд зверёк понял, что это не жар, а мучительная боль.

— Ужас, что у него с лапой. Её почти оторвало!.. Эй, тащи полотенце!

— Сейчас! — крикнула в ответ какая-то женщина. Наверное, жена Моэмона. И кричала, вроде, тоже она.

Наконец-то сфокусировав взгляд, Кинтё увидел человеческую ногу в плетёных сандалиях. Он узнал тщательно выстиранные лямки цвета индиго — они принадлежали Моэмону.

— Проклятый пёс! Ещё раз увижу — шкуру с него спущу!

Прибежала ещё одна пара ног, на сей раз в грязных сандалиях. Много раз чиненые и латаные лямки выдавали обувь Ихэя.

— Моэмон, что с Кинтё?!

— Он в сознании, но я даже не знаю. Раны ужасные… Манкити! Извини, но можешь сбегать до дома доктора Мацуоки?!

— Конечно! — выпалил Манкити и помчался со скоростью ветра.

Вместо него рядом с Моэмоном вновь появилась его жена и передала мужу крашеное полотенце.

— Всё хорошо, Кинтё.

Нечто тёплое коснулось головы. Ихэй ласково гладил тануки по шерсти. Кинтё хотел ответить, но когда он попытался прояснить сознание, боль вспыхнула с новой силой. Не выдержав, он закрыл глаза. Тело билось в судорогах, которые никак не получалось унять.

— Ты защищал моего сынишку, да? Тяжело тебе пришлось, — сквозь слёзы сказал Моэмон, обернул Кинтё полотенцем и поднял на руки. — Благодаря тебе мой сын жив, цел и невредим.

Кинтё вновь открыл глаза. Теперь он увидел младенца на руках няни. Тот ревел с красным лицом, наверняка почуяв повисшее в воздухе напряжение или же догадавшись, что происходит с Кинтё. Увидев ребёнка, тануки наконец-то расслабился.

У него получилось. Младенец жив. Кинтё не опозорился.

— Держись, Кинтё! Осталось ещё чуть-чуть потерпеть!

Кинтё слышал этот голос, но почувствовал объятия безмятежности и отпустил своё сознание.

Часть 3

Когда Ёсихико позвонил в торгово-промышленную палату и спросил насчёт «Легенды о Кинтё из Яматои», в голосе Фудзии появилось нешуточное волнение. Она сразу же спросила лакея, откуда он знает про эту книгу, и тот честно ответил, что не нашёл никакой информации об Осоно из Самбоммацу, начал рыть глубже и узнал, что когда-то в доме старика Иваты хранилась такая книга. Далее, судя по голосу, Фудзии поняла, что утаить правду всё равно не выйдет, так что предложила Ёсихико встретиться после работы.

— Вот, это «Легенда о Кинтё из Яматои».

Они встретились в парке рядом со зданием палаты, и девушка сразу же показала лакею древний том с оливково-зелёной обложкой.

— Что? Настоящая?

Ёсихико слегка растерялся, не ожидав увидеть подлинную книгу. Узнав о сгоревшей во время войны домашней библиотеке семьи Ивата, он решил, что ни одной копий «Легенды» в мире уже не осталось.

— Она хранится в нашей семье. У этой книги был маленький тираж, поэтому я знаю лишь о трёх копиях: нашей, потомком Моэмона и семьи Ивата. Из них одна с годами потерялась, другая сгорела и осталась только эта. Простите, что не сказала о ней вчера — мне запретили показывать её чужим людям.

Фудзии виновато поклонилась. Ёсихико понял, что девушка говорит искренне и утаила ценную информацию не со злобы.

— Это та книга, в которой есть Осоно из Самбоммацу? — спросил он, и Фудзии кивнула с обречённым видом.

— Если вы прочитали все остальные тома, то уже наверняка заметили, что «Житие Кинтё» и «Чудесный сказ» почти одинаковы по сюжету и отличаются только мелкими деталями. «Легенда о Кинтё из Яматои» тоже во многом похожа на эти книги, так что они перемешались у меня в голове, когда мы вчера разговаривали…

Кажется, Фудзии сильно расстроилась из-за собственной оплошности. Если бы она не упомянула Осоно, лакей бы не заметил подвоха и не углубился бы в дальнейшие поиски. Ёсихико смотрел на девушку в смешанных чувствах. Почему-то он чувствовал себя виноватым.

— Как может быть, что у трёх книг одинаковое содержание?

В современном мире похожие друг на друга книги с разными названиями — явление немыслимое. Такое моментально привело бы к тяжбам из-за авторских прав. Должно быть, в старые времена к подобным вещам относились гораздо лояльнее.

— Такие сходства могут говорить о том, что одна из книг списана с другой. Я не могу вдаваться в подробности, но пришла к выводу, что «Житие Кинтё» и «Чудесный сказ» написаны по мотивам «Легенды», — отчеканила девушка с непоколебимой уверенностью в глазах.

Ёсихико невольно сглотнул от силы, которую она вложила в свой слова.

— То есть… это самая первая книга о войне Авы?

— Я практически уверена, что да, — подтвердила Фудзии и опустила глаза. — Но как я уже сказала, «Легенду о Кинтё из Яматои» запрещено читать посторонним, поэтому я не могу вам её дать. С другой стороны я не хочу, чтобы вы ещё сильнее раздували эту тему. Вы можете по официальным каналам принудить меня раскрыть существование книги, а мне это совсем ни к чему…

Фудзии достала из висящей на плече сумки папку с бумагами и протянула лакею.

— Поэтому вот перепечатка «Легенды». Я согласна отдать её вам, если вы забудете о существовании книги. С самим текстом можете делать всё что угодно — публиковать в интернете, давать другим людям и так далее.

Ёсихико растерялся и понял, что зашёл слишком далеко. Насколько же «Легенда» важна для Фудзии, что она просит его забыть книгу?

— Я вообще-то не собирался ничего публиковать в интернете или рассказывать о книге кому попало…

— Да, я уже поняла. Но всё равно умоляю хранить книгу в тайне… Извините за неприличную просьбу.

— Бери уже, — буркнул сидящий под ногами Когане, и Ёсихико взял папку в руки.

— Можно напоследок спросить одну вещь? — вновь обратился лакей к Фудзии, пока та заворачивала «Легенду о Кинтё из Яматои» в ткань и бережно укладывала в сумку. — Почему вы так дорожите этой книгой? Раз вы её перепечатали, то вас не смущает её содержание. Или там есть нечто, что нельзя предавать огласке, и вы вырезали этот момент во время вашей работы?

Фудзии ахнула и вытаращила глаза, словно впервые объективно посмотрев на своё поведение.

— Нет! Моя перепечатка достоверна до последнего иероглифа. Я просто… не должна показывать людям подлинник.

— Потому что книга проклята, и от её вида вытекают глаза? — пошутил Ёсихико.

— И не поэтому, — Фудзии мягко улыбнулась. — Просто меня об этом попросили.

Проводив Фудзии взглядом, Ёсихико посмотрел на Когане, вкладывая во взгляд слова: «Ну что, давай?» Получив этот сигнал, лис развернулся к росшей за их спинами парковой камфоре.

— Думаешь, мы тебя не заметили?

Повисла пауза, словно кто-то потрясённо затаил дыхание. Наконец, из листвы выглянуло лицо Кинтё-Даймёдзина. В его глазах виднелось разочарование тем, что его всё-таки нашли. По дороге из храма в парк Когане заявил, что чувствует поблизости присутствие потустороннего существа. Оказалось, божественный тануки и правда преследовал их.

— Вы достойны звания древнего бога, великий Хоидзин…

Кинтё-Даймёдзин спустился по веткам на землю и стряхнул с себя листву.

— Не, я бы заметил тебя и без Когане. Ты единственный странно отреагировал на мою просьбу о разговоре с Осоно.

Ёсихико не мог не обратить внимание на нервное поведение бога. В нём чувствовалось стремление скрыть от лакея «Легенду о Кинтё из Яматои». Дискомфорт Кинтё-Даймёдзина так резко бросался в глаза, что Ёсихико, наоборот, решил нарочно ничего не замечать. Но если бог увязался за человеком хвостом, то это дело и правда лишило его покоя.

— Похоже, мне ещё учиться и учиться… — посмеялся над собой полупрозрачный тануки с синим платком на шее.

Ёсихико встретился глазами с тануки и пригласил его на скамейку, чтобы как следует поговорить.

— Ну, и зачем ты сюда пришёл? У тебя будут неприятности, если я получу «Легенду»?

Кинтё-Даймёдзин лично попросил лакея собрать как можно больше историй о войне Авы. Поэтому теперь тануки оставалось лишь виновато почесать щеку и ответить:

— Нет, неприятностей не будет. Но я знаю, что «Легенду» нельзя показывать чужим и не хотел, чтобы ты доставил неприятности девушке…

— Ты знаешь Фудзии?

— Не то чтобы мы прямо друзья, но она часто бывает в моём храме по делам комитета и рассказывает там о себе… Я так и знал, что всё закончится мирно, но всё равно решил прийти и проверить. Вдруг ты бы попытался отобрать книгу силой…

— Я бы ни за что так не сделал.

— Прекрасно понимаю. Но на всякий случай…

Кинтё-Даймёдзин продолжал оправдываться и делать это как можно дипломатичнее, чтобы не задеть Ёсихико. Тем временем лакей вспоминал свои сегодняшние действия — неужели со стороны он казался настолько суровым и безжалостным? Нет, он бы скорее описал своё состояние как заторможенное из-за нехватки сна.

— Фудзии тоже настаивала, что «Легенду о Кинтё из Яматои» не должна покидать дома и попадаться на глаза чужакам. Ты знаешь причину этих запретов? Что там такого ужасного, что Ёсихико не может даже посмотреть книгу сам?

С другой стороны, Когане хорошо выспался и уже допрашивал Кинтё-Даймёдзину, сверля его зелёными глазами. Божественный тануки притих на несколько секунд, словно пытаясь найти подходящие слова.

— Да, я… знаю причину. Но не могу её сказать. Меня об этом попросили.

Ёсихико и Когане переглянулись. Фудзии сказала ровно то же самое.

— Но я могу подтвердить, что «Легенда» — первая книга, которая рассказывает обо мне. А Фудзии, которая её хранит — моя своего рода единомышленница, — добавил Кинтё-Даймёдзин с мечтательным видом. — Лакей, благодаря тебе я случайно узнал, что она по-прежнему бережно хранит сохранившуюся копию. Думаю, этого уже достаточно.

С этими словами тануки спрыгнул со скамейки и повернулся к Ёсихико и Когане.

— Лакей и господин Хоидзин. Я глубоко сожалею о своём неподобающем поведении.

— А, нет, ты чего…

— За это вы вправе отказаться от заказа, и я ничуть не обижусь. Поступай как хочешь, лакей.

Кинтё-Даймёдзин низко поклонился, развернулся и покинул парк. Ёсихико молча проводил маленькую спину взглядом и вновь посмотрел на папку своих руках.

— Первая история о Кинтё и его тануки…

Разве не её искал бог? Но из разговора следовало, что Кинтё-Даймёдзин прекрасно знал и о существовании «Легенды» и о том, у кого она хранится. Ёсихико достал страницы из папки. Напечатанные Фудзии символы бежали по ней ровными строками машинного текста. При виде него Ёсихико искренне захотелось увидеть, как этот текст выглядел в подлиннике.

С каким настроением книжная каллиграфия описывала первые приключения Кинтё?

***

Тануки по своей природе существа ночные, но Кинтё-Даймёдзин вместе со своими друзьями придерживались дневного образа жизни, подражая людям. Впрочем, их «образ жизни» состоял в основном из бега за жуками, различных видов борьбы и попыток играть в бейсбол на спортивной площадке. Тем не менее к вечеру они всё равно выматывались и на удивление крепко спали. Вот и сегодняшней ночью храм был полон мирно сопящих тел. Кинтё-Даймёдзин аккуратно прошёл между ними, вскарабкался на крышу и уставился на луну.

— «Легенда о Кинтё из Яматои»... Эх, столько воспоминаний.

Даже сейчас он хорошо помнил день, когда у книги появилось это название. Её содержание тоже глубоко впиталось в душу тануки.

— Но долго ли я смогу защищать её?

Кинтё-Даймёдзин посмотрел на своё прозрачное тело. Если он расслабится и забудет о своём долге, то другие тануки тем более не смогут защитить книгу. Помня об этом, он храбрился и мужался, насколько хватало сил, но сегодня увидел ту самую зеленоватую обложку и почувствовал приступ тщедушия. Потомки живы. Книга сохранилась. Как же ему хотелось встретиться с этими людьми и спросить у них:

Могу ли я без зазрения совести восседать в этом храме и называть себя Кинтё-Даймёдзином?

Могу ли я быть богом и предводителем моих товарищей?

Он знал, что никто из ныне живущих не даст ему ответа, и всё же…

— О, господин Кинтё, вы чего?

Беспокойно спящий Куматака пинком разбудил своего отца. Очнувшись, Така увидел, что Кинтё-Даймёдзин сидит на крыше, и вполголоса обратился к нему.

— Это луна, а не пирожок. Не пытайтесь её съесть.

— Знаю, я же не ты.

Всю ностальгию как рукой сняло. Кинтё-Даймёдзин вздохнул и вернулся в храм, стараясь не разбудить своих не отягощённых интеллектом товарищей.

Сверху им светила та же луна, что смотрела на эту землю ещё когда она называлась Авой.

***

Вернувшись в Киото, Ёсихико обошёл всё районные библиотеки в поисках книгах о Кинтё. Улов вышел скромным — книги на эту тему встречались редко и в большинстве своём оказывались копиями тех, что лакей уже читал в Токусиме. Поиски продолжились в букинистических лавках, но тоже оказались практически бесплодными. Оставив надежду отыскать что-то новое, Ёсихико засел за уже собранные истории и перепечатки. Глаз как обычно спотыкался о старояпонский текст, но «Легенда о Кинтё из Яматои» во многом повторяла сюжет «Жития Кинтё» и «Чудесного сказа о геройствах старого тануки Кинтё», так что общий смысл лакей всё же улавливал. Также он наконец-то познакомился с подвигом Осоно из Самбоммацу, которая сообщила Кинтё, где засели войска Рокуэмона. Когда настало время подумать, какую из историй зачитать перед тануки, Ёсихико почти не колебался. Да, в книгах, записанных со слов рассказчиков, было множество сильных реплик и эффектных сцен, но после вдумчивого изучения «Легенды» лакей обнаружил поистине бесценный отрывок:

— Лишившись своего лучшего ученика Таки, подавленный Кинтё вернулся в Хигайно. Там он вселился в Манкити, работника Яматои, и сказал: «Я сумел возвратиться живым, но подлый удар Рокуэмона требует непременного отмщения. Я поговорил с сородичами и договорился, что мы обязательно сразим негодяя в ответном бою, дабы упокоить дух Таки. Однако перед этим я хотел попрощаться с вами, господин Моэмон…»

Однако когда пришло время прийти к Кинтё-Даймёдзину, Ёсихико задался неожиданным вопросом: каким тоном пересказать эту историю? Конечно, он мог монотонно бубнить, словно читая сказку на ночь, но лакею казалось, будто такое выступление растеряет всю прелесть книги.

— «Пускай мы больше никогда не увидимся, я никогда не забуду о своём долге перед вами. Даже если мне суждено умереть, мой дух всегда будет охранять ваш дом».

Кинтё-Даймёдзин построил внутри храма башенку из пледов и подушек, и прямо сейчас Ёсихико сидел как раз на ней и зачитывал историю тоном рассказчика, освоенным по видеозаписям в интернете.

— Моэмон ответил ему: «Кинтё, не ходи на эту войну, оставайся у нас навсегда!» Но Кинтё знал, что его решение должно быть исполнено.

«Господин Моэмон, я должен помочь сыновьям Таки отомстить убийцам их отца!»

Ёсихико отмерял ритм при помощи веера, наспех сделанного из кучи старых газет. Поскольку перепечатка была на старояпонском, он постоянно подглядывал в шпаргалку и порой пересказывал сюжетные события своими словами. Тем не менее, выступление производило на тануки огромное впечатление, и их сбежалось столько, что в храме не осталось свободного места. Море зверьков протянулось от самого входа и до самых подушек, на которых сидел лакей.

— А-а-а, господин Кинтё! Вы сама доброта!..

Така, за смерть которого как раз собирались отомстить, уже несколько минут плакал навзрыд, а теперь и вовсе заревел во всё горло, падая ниц на татами. Его сыновья участливо гладили отца по спине. Но и другие тануки не стеснялись показывать эмоции: когда по сюжету Таку убил Сакуэмон, многие из присутствующих обречённо повесили головы, застучали кулаками по полу или кинулись обнимать Таку.

— Ты точно не хочешь послушать вместе с остальными? — спросил Когане у Кинтё-Даймёдзина, присаживаясь рядом с ним у входа в храм и поглаживая лапой одного из маленьких тануки.

— Я и отсюда хорошо слышу. Лакей хороший рассказчик, — тихо ответил Кинтё-Даймёдзин с мягким светом в глазах.

Казалось, будто он смотрит на Ёсихико, но видит вместо него кого-то другого.

— Ещё помнишь сюжет «Легенды о Кинтё из Яматои»?

— Да, конечно, ведь это моя история, — не задумываясь ответил божественный тануки. — И я, кстати, хорошо знаком с автором.

— О? Тануки может дружить с человеком?

— Ха, я и не говорил, что это человек. Вдруг поменявший внешность тануки? — уклончиво сказал Кинтё-Даймёдзин и растянул губы в улыбке. — Тираж «Легенды» — всего четыре книги. Один из них собирались отвезти в Эдо и выставить на продажу в лавке диковинок, но под конец передумали. Поэтому она и осталась малоизвестной.

Тем временем рассказ Ёсихико приближался к кульминации. Котака и Куматака отомстили за отца, но в погоне за Рокуэмоном Куматака попал в ловушку. Поняв, что это конец, он откусил себе язык, и как только лакей дошёл до этого момента, храм вновь наполнился завываниями.

— Потом автор ещё раз много раз делал копии книги, каждый раз меняя названия: то она становилась «Сагой о тануки», то «Хрониками Кинтё». Постепенно он даже перестал вычитывать и править ошибки и опечатки, которые случайно попадали в копии. Ему… и не только ему было важнее распространить историю по стране. И ничего страшного, что книги называются по-разному и содержат небольшие расхождения.

Когане задал немой вопрос, требуя от Кинтё-Даймёдзина объяснений. Но тануки повёл ушами и решительно заявил:

— Умоляю, великий Хоидзин. Позвольте мне сохранить иллюзию до самого конца. Для меня это принципиально.

— И вот Рокуэмон выскочил вперёд с тати наголо, полный решимости! Навстречу ему выбежал только Кинтё. Но когда злодей едва было не разрубил его, появилась Кодзикако. Потерявшая мужа от рук Рокуэмона, оно решительно схватила того за хвост! Увидев долгожданную возможность, Кинтё повалил Рокуэмона на землю, но тати злодея впился ему в бок!

— Господин Кинтё! Не-ет!

— Проклятый Рокуэмон!

— Кинтё не ожидал этого удара. На помощь к нему прибежали Кадзаэмон из Тауры и Котака. Котака сумел обездвижить Рокуэмона, и тогда Кинтё сбросил на злодея огромный камень. Тем временем Кадзаэмон выхватил из лапы Рокуэмона тати и взрезал тому шею! Котака и Кодзикако отрубили Рокуэмону ноги, а последний удар нанёс сам Кинтё: Кадзаэмон вручил ему тати, Кодзикако направила его руку, и клинок отрубил злодею голову.

Как только Ёсихико закончил это предложение, в храме вдруг поднялся вихрь из конфетти. Взбудораженные тануки пустились в пляс.

— Присоединяйтесь, господин лакей!

— А, эй, вы чего! Я же ещё не дочитал!

— Господин Кинтё победил!

— Да, но неужели вы не хотите послушать о его возвращении домой к Моэмону и превращении в бога?

— Лучше пить! Плясать! Петь!

Ёсихико стал невольным гостем на начавшемся празднике. Кинтё-Даймёдзина внесли внутрь на руках и усадили рядом с лакеем. С хвоста бога свисал крепко вцепившийся детёныш.

— Эта история кончается тем, что Кинтё умирает от смертельной раны. Зачем такое рассказывать? — пояснил божественный тануки.

Откуда-то вкатили бочку сакэ. Молодые зверьки вносили охапки угощений. Разноцветные пиалы переходили из руки в руки и вскоре оказались возле лакея.

— Кинтё — он ведь здесь, в этом храме.

Тануки скандировали имя своего господина. Наконец, хозяин храма ухмыльнулся, встал и поднял полную пиалу.

— За вечное счастье тануки и людей!

«За счастье!» — хором подхватили тануки. Некоторые настолько разгорячились, что вскоре пустились в пляс. Ёсихико смотрел на это ошалелым взглядом.

— Тануки и людей… — наконец, тихо повторил он и понимающе улыбнулся.

***

— Пока я читал собранные книги, то понял, что ничего не знал о Кинтё. Если бы заказ не привёл меня в Комацусиму, то я бы так и прожил в неведении всю жизнь.

Через пару часов основная часть тануки напилась и уснула. Ёсихико умудрился избежать соблазна и теперь разговаривал с Кинтё-Даймёдзином.

— Ты заставил меня собирать истории о войне Авы отчасти для того, чтобы я сам получше вас узнал, не так ли? Ты хотел, чтобы в мире появился ещё один знаток твоего клана.

— О, неужели ты раскрыл мой замысел? — Кинтё-Даймёдзин улыбнулся, ничуть не смутившись. — От того, что ты прочитал так много книг, мы задержимся в этом мире подольше. Буду признателен, если ты расскажешь о нас друзьям и знакомым.

— Как-то грустно, когда твоя жизнь зависит от успеха рекламной кампании.

— Что поделать. Это единственное, что нам остаётся.

В периоды Эдо, Мэйдзи и раннем Сёва о Кинтё рассказывали по всей Японии. Но теперь от их славы остался лишь крошечный храм в Комацусиме. Время понемногу стирает их эпос из памяти людей.

— Но я не могу опустить лапы и сдаться. Я Кинтё-Даймёдзин, и я должен защитить легенду о моих друзьях, — торжественно заявил тануки, словно приносил присягу. — Но… если говорить честно, в последнее время я настолько ослаб и увял, что когда вижу настоящего бога вроде Хоидзина, то теряю веру в себя и сомневаюсь, что достоин почитания.

Прямо сейчас Кинтё-Даймёдзину прислуживал Котака, занявший место вдрызг пьяного отца. В «Легенде о Кинтё из Яматои» именно Котака стал вторым вождём клана после гибели Кинтё. С тех пор клан занимался тем, что продолжал охранять Яматою. Говорилось, будто в храме Кинтё-Даймёдзином перед воротам этого магазина никогда не иссякает поток людей.

— Боги и люди всегда поддерживали друг друга, — сказал Ёсихико слова, которые сейчас уже давались ему без труда. — Если любовь людей к Кинтё помогла тебе появиться в этом мире в качестве Кинтё-Даймёдзина, то как ты можешь считать себя недостойным почитания?

Тануки ахнул и вытаращил глаза. Весенние лучи наполнили его слезинки блеском.

— Тебе больше к лицу героические позы и выкрики: «Да, я Кинтё-Даймёдзин!» — Ёсихико хлопнул божественного тануки по спине, пытаясь подбодрить. Вдруг лакей кое-что вспомнил и подобрал лежащие в углу храма бумаги. — Это перевод «Легенды» на современный язык. Я сам его сделал, и он получился вольным, поэтому может несколько отличаться от первоисточника.

Ёсихико вовсю пользовался этими бумагами во время выступления, поэтому они заметно помялись. Он ещё раз перелистал их, показывая содержимое Кинтё-Даймёдзину.

— Я собрал немало историй о войне Авы, но решил остановиться именно на этой из-за концовки. Не знаю даже, как она называется… Может, послесловие или как-то так.

— В конце «Легенды» было что-то ещё? — озадачился Кинтё-Даймёдзин, словно и правда не помнил, чем кончается книга.

Ёсихико вслух зачитал:

— И сегодня в храм Кинтё приходят множество людей, а сам Кинтё до сих пор продолжает жить в нём и в памяти людей. Пусть для него найдётся место и в вашем сердце. Моя жизнь подойдёт к концу, храм тоже сгниёт, но я надеюсь, что эту историю будут пересказывать и дальше…

Наконец, Ёсихико прочитал последнее предложение:

— Ну как, Кинтё? Интересная получилась жизнь?

Ёсихико прочитал множество историй о тануки, но ни в одной из них автор так не обращался к Кинтё. Лакей не знал, какая связь между автором и Кинтё-Даймёдзином. Не представлял, какие узы связывают тануки и людей. Но сомнений быть не могло: тот, кто писал эти строки, вложил в них всю свою любовь и тепло.

— Ну так что, Кинтё-Даймёдзин? Как ты связан с автором этой…

Ёсихико уже начал задавать вопрос, как вдруг увидел, как по щекам тануки катятся слёзы.

— Кинтё… — только и успел сказать Ёсихико, как тело тануки вдруг вспыхнуло так ярко, что весь храм заволокло белизной. — А, что?! Что это за свет?!

Ёсихико машинально выставил руки перед глазами и опустил их лишь когда свет полностью погас. Боязливо подняв веки, он посмотрел на живот бога, потому что свет, кажется, вырвался именно оттуда.

— Кинтё… Даймёдзин?

Он увидел перед собой ошалело стоящего тануки, покрытого чёрно-коричневой шерстью. Это мог быть только Кинтё-Даймёдзин, но если бог всё это время был прозрачным, то теперь его тело, как полагается, преграждало взгляду путь.

— Это же ты, Кинтё-Даймёдзин?! Что случилось?! Ты вылечился от прозрачности!

В поисках ответов Ёсихико смотрел то на Когане, то на божественного тануки. Однако Кинтё-Даймёдзин словно не слышал его слов и лишь бережно взял в лапы лист бумаги, который только что прочитал лакей. Он пробежался по тексту взглядом, затем крепко прижал бумагу к груди, задрожал и зарыдал.

***

Вдруг Кинтё понял, что стоит на углу улицы, на которой расположилась Яматоя. Рядом стоял длинный том, стену которого настолько поросла плющом, что он уже грозился заползти на дверь. На его лианах уже вовсю распустились цветы, хотя обычно это растение цвело на месяц позже. Должно быть, смотрящая на улицу стена слишком хорошо прогревалась от солнца. Почему-то вид цветущего плюща встревожил Кинтё, и он поднял нос повыше. Дождавшись, пока бродячий торговец с котомкой товаров пройдёт мимо, тануки побежал по привычной дороге в сторону Яматои.

Тело казалось намного легче, чем обычно, и Кинтё никак не мог вспомнить, как оказался на улице. Когда впереди показались сине-белые занавески Яматои, тануки ускорил шаг. Он знал, что с восточной стороны в заборе есть щель, оставленная специально для него. От посторонних её, как обычно, скрывал горшок с ипомеей, установленный Моэмоном. Кинтё протиснулся в щель и резко навострил уши, вдруг услышав чей-то плач.

— Как такое могло случиться?..

Голос принадлежал Ихэю.

— Если бы я услышал пораньше…

— Это не твоя вина, хозяин.

Затем послышался разговор Моэмона и Манкити. Немного успокоившись, Кинтё побежал к ним. Однако когда впереди показался склад, тануки застыл на месте. Рядом с тем местом, где находилась его нора, появился небольшой холм. Из него торчало зажжённое благовоние, лежала пара жёлтых мушмул. Вокруг холмика стояли знакомые люди. Кинтё мигом догадался, что они пришли на могилу.

«Ясно… Я умер».

Сразу стало ясно, откуда в теле такая лёгкость. Память понемногу вернулась, и Кинтё вспомнил, что получил ужасную рану от укуса бездомной собаки, однако сейчас на нём не осталось даже шрама. Очевидно, он полностью сбросил телесную оболочку. Век зверя короче человеческого, и Кинтё знал, что однажды этот день настанет. Но почему-то сейчас его грудь всё равно задрожала.

Не потому, что его жизнь оборвалась так легко.

А потому, что его оплакивали люди.

Они утирали рукавами слёзы, которые проливали по маленькому, ничтожному зверьку.

— Это был лучший в мире телохранитель для ребёнка… — тихо произнёс Моэмон. — А я… так ничем ему не отплатил…

Увидев, как задрожали плечи Моэмона, Кинтё не удержался и подбежал к нему. «Нет, неправда! Это ты спас меня, когда смерть разлучила меня с родителями, и я тоже оказался в смертельной опасности. Я лишь возвращал долг и не заслужил твоей скорби!»

Тануки раздражало, что он не может докричаться до людей. Они не слышали его, как он ни старался.

— Вот бы всё это оказалось обманом?.. Говорят же, что тануки любят притворяться мёртвыми, — Ихэй сел на корточки и вздохнул.

Заплаканное лицо Моэмона сморщилось.

— Не говори так, или я захочу его откопать.

— Или что он просто поменял облик. Как бы это было хорошо, Кинтё. Если я узнаю, что ты нас просто разыграл, то рассмеюсь и прощу тебя.

Моэмон утирал слёзы и смотрел, как Ихэй разговаривает с могилой. Хотя именно Моэмон приютил у себя тануки, Ихэй уделял ему не меньше внимания. Ихэй не любил плакать на людях, поэтому быстро моргал, пытаясь прогнать слёзы.

— Знаете… холмик — это чересчур скромно. Может, поставим небольшое надгробие? С гравировкой «Кинтё», — предложил после долгого молчания Манкити.

— Хорошо, — Моэмон кивнул. — Хотя… «небольшое» не годится. На нём должно быть достаточно места, чтобы написать, каким храбрым и верным был Кинтё. Мы обязаны почтить его память хотя бы так.

— Но хозяин, это уже слишком.

— Ты мне запретишь?

— Ваш отец не обрадуется, — хладнокровно пояснил Манкити.

Кинтё не смог сдержать улыбку. Хозяин Яматои всегда предлагал сумасшедшие мысли, а счетовод как обычно пытался держать его в узде.

— Ага… Папка твой ещё не ушёл в мир иной, и Яматоя до сих пор прислушивается к его мнению. Он явно не одобрит появление большой могилы на территории магазина. Даже если объяснить, что тануки спас его внука, он всё равно… — пробормотал Ихэй и медленно встал, разглаживая складки на кимоно. — Но я согласен с тобой. Мне тоже хочется чем-то почтить память Кинтё.

— И как же? Тебе есть что предложить? — спросил Моэмон.

Ихэй молча почесал подбородок.

— Почему бы тебе не написать историю? — неожиданно вмешался Манкити. — Сделай Кинтё героем произведения. В мире куча сказок о том, как тануки меняют облик и обманывают людей, но пусть дети узнают, что бывают и хорошие тануки.

— Это ты хорошо придумал, но разве люди захотят рассказывать друг другу о питомце Конъи? Конечно, спасение младенца от бездомной собаки — это красивый сюжет, но людям нравятся истории поярче, — пробормотал Моэмон и нахмурился.

Вдруг Ихэй распахнул глаза, словно на него снизошло вдохновение.

— Да! Ты прав, Моэмон! — Ихэй вцепился в друга детства и тряс его за плечи, сверкая только что высохшими глазами. — Нужно просто сделать его историю такой грандиозной, чтобы её пересказывали вечно! Эпос о Кинтё!

— Ч-что ты предлагаешь, Ихэй? Хочешь распространять ложь?

— Да не ложь! Я просто немного приукрашу. Обычно тануки обманывают людей, но Кинтё этого сделать не смог, так что я ему помогу!

Моэмон и Манкити недоверчиво переглянулись, но Ихэй продолжал взбудораженно рассказывать:

— Смысл обмана будет не в том, чтобы принести кому-то печаль или несчастье. Я создам историю, которая сохранит память о Кинтё на много поколений вперёд. Люди, которые узнают о ней, невольно втянутся, и будут вместе с нами оплакивать верного тануки!..

— И что ты напишешь?

— Ну, например… что Кинтё, выслужившийся в Яматое… отправился путешествовать! — Ихэй начал расхаживать взад-вперёд, вовсю жестикулируя. — Он узнал, что в Аве есть тануки, которые поделили между собой восемь бусин ритуальных чёток, каждая с гравировкой в честь одной из добродетелей: гуманность, честь, порядочность, мудрость, верность, искренность, почтительность и послушание. Кинтё решил отыскать их и подружиться с ними, чтобы покарать злодея, взявшего в плен хозяина Яматои!

— Да это же сюжет «Сатоми и восьми псов»! И я тебе не разрешаю превращать меня в пленника!

— Ну ладно, тогда он идёт тренироваться, чтобы лучше служить тебе и воздать свой долг!

— Хорошо, и куда он идёт?

— Да уж понятно, куда, к военачальнику всех тануки.

— Военачальником ты сделаешь… Ясиму? Иё? — задумался Моэмон.

Вдруг просветлело лицо Манкити.

— Пусть окажется, что это был совсем другой тануки. Причём он на самом деле главарь злодеев!..

— Молодчина, Манкити! Да, из-за этого Кинтё оказывается втянут в заварушку. Но он никогда не забывает о чести, находит в себе силы совладать со смертью близкого друга и возвращается в Яматою, помня о долге перед тобой!

Моэмон настолько опешил, что лишь моргал, не в силах переварить услышанное. Ихэй вновь схватил его за плечи.

— Ты понимаешь, Моэмон? Мы единственные, кто можем почтить память Кинтё. Так сделаем же из него достойного тануки — пусть обманет весь народ, прежде чем уйти в мир иной! Нам это под силу!

Кинтё наблюдал, как Моэмон всё больше и больше теряется. Тануки гадал, во что эта троица втянет память о нём, и к чему это всё приведёт.

— Ладно… — наконец, Моэмон обречённо выдохнул. — Пусть это будет ему нашим прощальным подарком.

Трое мужчин усмехнулись, совсем как мальчики, задумавшие шалость.

Ихэй сочинил основной сюжет, а Манкити скрупулёзно наполнил его деталями. Первому легко давались масштабные, грандиозные, но несколько пресные истории, а второй со всей присущей ему тщательностью прописывал характеры тануки, превращая их в полноценных персонажей. Моэмон же каждый день перечитывал растущую рукопись и нещадно требовал от Ихэя исправлений, если Кинтё вёл себя неподобающим образом.

— Главное, чего не хватает — это объяснения, как Кинтё стал верным и преданным. Это очень, очень важно. Пусть он будет сыном негодного отца, на примере которого поймёт, как нельзя себя вести.

— Мы и это впишем в пролог? Тебе не кажется, что он получается слишком длинным?

— Что ты постоянно ворчишь, Манкити? Недоволен, что Кинтё вселяется именно в тебя?

— В целом меня это устраивает, но я не пойму, почему не могу быть порядочным человеком.

— Порядочный человек не дал бы тануки повода и возможности вселиться в себя.

— Кстати, Ихэй, как насчёт переименовать Моэмона в Модзюро? Круче же звучит?

— Ты что такое говоришь?! Как можно убрать из истории Моэмона из Яматои?! Без него Кинтё не будет знать, кому должен служить верой и правдой!

Кинтё каждый вечер наблюдал за тем, как спорят мужчины. Пускай он покинул бренный мир, его радовали бурней обсуждения того, как именно протекали некоторые из дней его жизни.

Вскоре после утверждения основы произведения, получившего название «Легенда о Кинтё из Яматои», в магазин наведалась гостья.

— Позвольте к вам заглянуть.

Это была Осоно, молодая владелица галатерейной лавки Кингё из соседнего города. Её как обычно сопровождал слуга, держащий какой-то свёрток, но что удивительно, сегодня эта женщина пришла в довольно скромном кимоно, хотя по слухам купалась в деньгах.

— Как приятно вас видеть, госпожа. Ради чего к нам пожаловали? — спросил Манкити, но его общение продлилось недолго. За прилавком тут же появился Моэмон и натянул на лицо дежурную купеческую улыбку.

— Я услышала о смерти вашего тануки. Это правда? — слегка приглушив голос, спросила Осоно. — Если не возражаете, я хотела бы почтить его память благовониями. В конце концов, я у него в долгу.

Кинтё, стоявший рядом с Моэмоном, наконец-то догадался, почему женщина сегодня выбрала кимоно попроще. Зверёк почувствовал жар где-то в глубине носа.

К этому времени весть о гибели Кинтё уже распространилась по округе, и любившие его люди стали приносить к могиле цветы и еду. Осоно тоже взяла с собой хризантемы, пирожки а также полный денег мешочек. Его она предложила лично Моэмону вместе с соболезнованиями.

— Что вы, что вы, я не могу принять такой подарок.

— Пожалуйста, берите и не отказывайтесь. Я понимаю, что жертвовать деньги самой успешной красильной лавке города не совсем уместно, однако же я пришла именно для этого.

— Но…

— Повторюсь, я в долгу перед Кинтё. Открою тайну: когда я просила нагадать поставщика, мой магазин находился на грани разорения. Если бы я допустила ошибку, то погубила бы дело, начатое ещё дедом. Поэтому я должна отблагодарить его.

Моэмон продолжал отнекиваться, а Осоно упрямо пыталась заставить его принять подарок. Вдруг в магазин зашёл ещё один человек.

— Я всё слышал, — как всегда легкомысленно вмешался Ихэй.

Он настолько увлёкся работой над «Легендой о Кинтё из Яматои», что уже не возвращался по вечерам домой, а ночевал прямо здесь. Это несколько тревожило жену Моэмона, которая подозревала, что Ихэй собирается перебраться сюда насовсем.

— Признаюсь, я недооценил вашу любовь к Кинтё и вашу готовность воздать ему по заслугам. Вы достойны быть хозяйкой Кингё.

— Помолчи, Ихэй. Из-за тебя все разговоры запутываются и затягиваются.

— Ты так не спеши, Моэмон, я вообще-то дело пришёл говорить. Хозяйка, не желаете ли почтить память Кинтё не деньгами, а натурой? Но не подумайте, я не предлагаю ничего предосудительного.

Женщина недоверчиво уставилась на Ихэя, и тот виновато согнулся, пытаясь выправить положение.

— Нам нужны не деньги, а кое-что поважнее. И с этой просьбой мы можем обратиться только к хозяйке магазина, о котором знают не только в Аве, но и на всём Сикоку, а также в Киото и Осаке.

Пока Моэмон, да и сам Кинтё, пытались понять, что задумал Ихэй, тот успел рассказать Осоно о проекте книги, которая держалась в секрете от всего света. Он назвал «Легенду о Кинтё из Яматои» одновременно и прощальным подарком, и способом сохранить память о Кинтё для будущих поколений.

— Книга почти закончена. Там всё уже зависит от скорости моей кисти… Но мало её дописать, наша цель — чтобы о ней узнало как можно больше людей. К счастью, у Яматои много посетителей, но дополнительная реклама не повредит.

— Ты хочешь, чтобы я тоже распространяла эту историю? — Осоно быстро догадалась, чего хочет Ихэй, и смерила его взглядом.

— Эй, Ихэй! Ты думай перед тем, как просить!

Моэмон схватил Ихэя за плечо. Кинтё смотрел на них, затаив дыхание. Действительно, не стоило требовать слишком многого от посетителя магазина.

— Вдруг что-то пойдёт не так, и о Кингё пойдёт дурная слава? Потом меня не вини, если что.

— Как от рассказов о тануки может пойти дурная слава?

— Эх ты. Ты хоть понимаешь, что твои истории получаются расхлябанными как раз из-за того, что ты не умеешь задумываться о последствиях?

— Это другое!

— Хорошо, я согласна, — властный голос молодой хозяйки прервал мужской спор.

— Э-э… вы не шутите? — растерянно спросил Моэмон.

Осоно улыбнулась.

— Даю своё твёрдое женское слово. Но у меня два условия.

Женщина напомнила, что слухи и реклама быстро забываются, поэтому сказала, что готова рекламировать только законченную книгу. А если Моэмон и Ихэй хотят открыть ей дорогу в свет, то она дружит с одним магазином в Эдо, торгующим диковинками из разных уголков Японии.

— И второе условие, — Осоно выставила палец, и её лицо стало по-девичьи хитрым. — Впишите меня в сюжет. Я хочу быть союзницей Кинтё.

Лица Моэмона и Ихэя в тот момент Кинтё запомнил навсегда. Вспоминая их, он всякий раз не мог сдержать улыбки.

Ихэй торопливо ввёл в сюжет ещё одного тануки и вскоре дописал «Легенду». Он сделал с рукописи три копии: для Моэмона, Манкити и Осоно. Примерно в то же время Моэмон сумел убедить отца, что могила на территории магазина — это, конечно, слишком жутко, но можно вместо этого пристроить храм. Так Кинтё принял имя Кинтё-Даймёдзина и стал почитаться у ворот Яматои как бог ранга сёити. К храму пристроили сцену, на которой часто проводили полузакрытые чтения историй о Кинтё, на которые приглашались только сотрудники магазина, покупатели и близкие друзья. О тануки из Яматои знал весь город, поэтому гости с интересом слушали «правдивую предысторию» Кинтё. Благодаря тому, что в храм постоянно захаживали люди, пошли слухи о божественном тануки, поклонение которому защищает от обмана. Эти слухи обрастали всё новыми выдуманными подробностями и ложились в основу новых рассказов, которые расползались не только по Аве, но и по всему Сикоку.

Даже после смерти своих «творцов», Кинтё остался жить на прежнем месте. Он продолжал играть роль бога-даймёдзина, как те и хотели.

***

— Чтоб тебя, Ихэй. Твои слова — такой удар под дых…

Кинтё-Даймёдзин с горькой улыбкой опустил глаза на своё непрозрачное тело. Строка, которая так приглянулась Ёсихико, была дописана Ихэем втайне от тануки. До этого самого дня он даже не подозревал о её существовании.

— Из-за тебя я вспомнил, как всё было.

Остальные тануки тоже потеряли прозрачность, ведь все они были неразрывно связаны с Кинтё — причиной появления войны Авы. Без него не появились бы и остальные тануки из книг.

— Только боюсь, это ненадолго.

Кинтё подозревал, что уже через несколько дней всё вернётся на свои места. Такова судьба богов, созданных писателями.

— Господин Кинтё, вы уверены в своём решении? — тихо спросил Котака, поборов удивление собственным превращением. — Вы так и не сказали господину лакею всю правду…

Когда Кинтё-Даймёдзин неожиданно вспыхнул и перестал быть прозрачным, Ёсихико несказанно удивился и потребовал объяснений. Всполошившись, Кинтё-Даймёдзин умудрился списать чудесное явление на крайнюю взбудораженность, вызванную словами автора. Судя по лицу лакея, его это не убедило. Тем не менее, божественный тануки умудрился уговорить его принять печать в молитвенник и тысячу благодарностей, после чего человек убрался восвояси.

— Мне тоже неловко перед лакеем, но я должен хранить эту тайну.

Кинтё-Даймёдзин не исключал, что если не сам Ёсихико, то Хоидзин уже давно обо всём догадался. И даже если нет, божественному лису не составит никакого труда докопаться до правды. Но пусть это и так, тануки ничего не расскажет сам, чтобы хранить верность людям, сделавшим из него бога.

— Я и не подозревал, что настолько потерял веру в самого себя, — усмехнулся Кинтё-Даймёдзин, дотрагиваясь до синего платка на своей шее.

У него остались друзья, у людей остались потомки, «Легенда о Кинтё из Яматои» тоже не забыта. Конечно, со временем он перестал быть на слуху, но здесь, на этой земле, его по-прежнему любят. Однако швы в его душе понемногу слабели, и через прорехи просачивались сомнения: разве он может быть достойным богом?

«Ну как, Кинтё? Интересная получилась жизнь?»

Услышав эти слова, он будто пробудился от глубокого сна. Зачем он так старательно лез из кожи вон? Да, времена меняются, но что-то обязательно остаётся. Люди по-прежнему хранят в сердцах фрагменты прошлого. Кинтё-Даймёдзин жив в их душах сегодня и будет жить завтра. Вернее, это они даруют ему жизнь. Да, Кинтё всего лишь искусственный бог, который со временем забудется и исчезнет, но он может наслаждаться сегодняшним днём.

Кажется, именно это ему советовала давно покойная троица.

— Если позволите, господин Кинтё, я хотел бы напомнить, что хотя все мы появились на свет и существуем лишь благодаря вам, мы также ваши союзники и всецело желаем поддерживать вас. Так, мой отец в последнее время не находит себе покоя из-за вашего подавленного состояния.

Услышав слова Котаки, Кинтё-Даймёдзин ахнул и обернулся посмотреть на Таку, который лежал на татами в позе звезды. Когда он просил бога расслабиться и выдохнуть, то наверняка догадывался, какую ношу тащит на себе Кинтё.

— Поэтому я умоляю вас больше полагаться на нас. Я не сомневаюсь, что господин Моэмон и его друзья создали нас именно затем, чтобы мы поддерживали вас как бога.

Слёзы застилали взор, и Кинтё как мог прогонял их морганием. Он и не заметил, как замкнулся в себе и начал считать, что не должен ни с кем делить божественное бремя. Моэмона, Ихэя и Манкити не стало, но в мире остались их наследники, созданная имя легенда, а также верные друзья-тануки, которые не устали от его игр даже спустя столько времени.

— Ты прав… Я не одинок, — Кинтё-Даймёдзин погладил Котаку по голове.

У того от смеха задрожали плечи. Должно быть, он много раздумывал о тяготах Кинтё-Даймёдзина, ведь в книге именно его назначили новым вождём.

— Ну ладно, скоро должен прийти Рокуэмон. Он, наверное, тоже удивился, что вдруг перестал быть прозрачным, — просветлев, Кинтё-Даймёдзин заговорил во весь голос и разбудил разлёгшихся товарищей: — Устроим потешную битву в честь возвращения памяти! Всем встать и прибраться!

Услышав приказ, тануки завозились. Некоторые лишь сейчас заметили, что с ними случилось, и подняли шумиху. Тем временем к храму подошла семья прихожан с младенцем, который только-только научился ходить. Они не видели суматохи, которую устроили тануки, и лишь покорно остановились перед молельным павильоном. Тануки как по команде замерли, повернулись к гостям и повторили за ними хлопки в ладоши и поклоны.

— За вечное счастье, — прошептал кто-то, скрывая голос за шумом маленьких лап.

***

— Благодарю за всё.

Пускай некоторые вопросы остались без ответов, Ёсихико получил печать в молитвенник и покинул храм Кинтё-Даймёдзина. Перед тем, как вернуться в Киото, он заглянул в торгово-промышленную палату, чтобы ещё раз увидеться с Фудзии. Когане сопровождал лакея до выхода из храма, но затем куда-то исчез, сославшись на неотложное дело.

— Книга, которую вам запретили выносить из дома, оказалась очень кстати.

— Не за что, я рада, что смогла помочь.

Фудзии вышла к лакею в фойе здания. Она, как обычно, носила фирменный джемпер не по размеру и очки в чёрной оправе. Ёсихико и сам не отличался выдающимся ростом, но рядом с этой девушкой чувствовал себя великаном.

— Но можно я задам ещё один вопрос? — Ёсихико решил поинтересоваться насчёт одной вещи, которую так и не удалось спросить у Кинтё-Даймёдзина: — Как автор этой книги связан с Кинтё?

Когда лакей собирался задать этот вопрос богу, тот вдруг вспыхнул и превратился в обычного тануки. Сразу после этого пошли отговорки про сильные чувства и тысячи благодарностей. Ёсихико и слова не успел вставить, как его принудительно отблагодарили и выпроводили. Насколько можно судить по слёзам Кинтё-Даймёдзина, та строчка нашла по-настоящему глубокий отклик в его душе. Подробности так и остались тайной во многом из-за того, что Ёсихико увидел, как тануки раз за разом перечитывает строку и прижимает бумаги к груди.

— Хмм, это очень интересный вопрос, — Фудзии сложила на груди руки с закатанными рукавами. Но было очевидно, что она не задумалась всерьёз, а лишь притворяется. — Если честно, я не знаю и не хочу знать. А вам я желаю побольше думать об этой тайне. И помнить о Кинтё, разумеется.

Ёсихико почувствовал, как к груди подступил жар. Да, важнее всего то, чтобы этот тануки как можно дольше жил в своём храме и называл себя Кинтё-Даймёдзином.

— Теперь понятно, почему он назвал вас единомышленницей, — пробормотал Ёсихико, вспомнив слова тануки.

Пока люди помнят его, он будет и дальше веселиться в том парке вместе со своими друзьями.

— Я расскажу о Кинтё всем своим знакомым. Чем больше людей о нём узнает, тем лучше, не так ли?

— Да! Заранее благодарю!

Солнце рисовало на бетоне отчётливые тени, возвещая о приближении лета, а городские деревья шелестели пышной листвой.

***

— Фудзии, у меня вопрос по поводу материалов к завтрашнему совещанию.

Проводив Ёсихико, Фудзии вернулась за свой стол, заваленный материалами по войне Авы. Услышав голос другой сотрудницы, она подняла голову. Гостья окинула взглядом бумаги на столе и удручённо вздохнула.

— Опять тануки? Ты от них прямо фанатеешь.

— Да ладно тебе. Всё-таки моя работа — поддерживать храм Кинтё.

— С этим, конечно, не поспоришь.

— Тем более, в моей семье есть давняя традиция рассказывать всем про тануки.

— Это ещё зачем? — с ухмылкой спросила коллега, вручила Фудзии материалы к совещанию и присела рядом. — Твоя семья ведь из Комацусимы, коренная? Поэтому у вас такая любовь к тануки?

— Именно. Я знаю семейную историю вплоть до позднего периода Эдо, и все, когда я нашла, жили в Комацусиме. Кажется, у нас в роду был какой-то писатель, но непопулярный.

— Кстати, ты говорила, что нашла дневник какого-то предка. Расшифровала уже?

— Он там в старости вспоминает молодые годы. Но никаких ошибок не признаёт и не раскаивается, — насмешливо ответила Фудзии.

Коллега вновь ухмыльнулась. Вскоре её вызвала начальница, и она покинула кабинет. Оставшись в одиночестве, Фудзии вытащила из ящика стола обёрнутую тканью «Легенду о Кинтё из Яматои». Да, эту книгу запрещалось выносить из дома, но девушка делала исключения из этого правила. Она открыла том на последней странице и увидела гордую строчку, выведенную чуть причудливой каллиграфией.

— Ну как, Кинтё? Интересная получилась жизнь? — тихо прочитала Фудзии.

На этом тексте было два сантиметровых развода. Фудзии положила на них палец и улыбнулась.

— Я сдержала обещание.

В своём дневнике неудачливый автор, живший на излёте Эдо и в начале Мэйдзи, рассказывал о том, как в молодости работал над «Легендой о Кинтё из Яматои». Магазин диковинок заказал у него копию, но предок решил, что взялся за это дело не ради наживы и отказался. Судя по записям, он нуждался в деньгах, но всё равно не мог поступиться принципами. Должно быть, он обладал необычайной привязанностью к тануки по имени Кинтё, раз пошёл ради него на такие жертвы. Копия на руках Фудзии якобы была самой первой, и в дневнике сказано, что автор от избытка чувств разрыдался прямо на страницы, пока сшивал их вместе. Ему стало от этого так стыдно, что он попросил своих предков хранить книгу в строжайшем секрете. В послесловии он обратился к Кинтё, однако сам не сумел сдержать слёз, перечитывая написанное. Фудзии пришла к выводу, что этот предок был человеком, которого разрывали внутренние противоречия.

— Простите, что не сказала вам правды, — Фудзии улыбнулась, вспоминая Ёсихико. — Но это часть великого обмана одного тануки и троих людей.

Она прошептала правду, и слова растворились в офисном шуме.

— Фудзии, вас вызывают по второй линии, — раздался голос, и девушка вновь превратилась в начальницу.

На самом деле она была уже далеко не девушкой, но даже в преддверии сорокалетия сохранила внешность школьницы. Из-за своей любви к тануки коллеги шутили, что Фудзии, как и эти зверьки, меняет свой облик, чтобы обманывать окружающих.

Ей втайне нравилось, что о ней так говорят. Возможно, что однажды и о ней сложат такую же легенду.

***

Сев на автобус до Кансая, Ёсихико надолго погрузился в раздумья. Как ни в чём не бывало вернувшийся лис расположился у окна и увлеченно глядел на проплывающие пейзажи. Повёрнутый к лакею хвост покачивался, выражая любопытство бога, и иногда задевал лицо Ёсихико, но даже это не нарушало сосредоточенности парня.

— Слушай… — Ёсихико поймал пушистый хвост и обратился к его владельцу: — Я не пойму, Кинтё-Даймёдзин и автор «Легенды о Кинтё из Яматои» были друзьями?

— К чему вдруг этот вопрос?

— Да так, я всё думаю, думаю, и кое-что никак не сходится. Как мог историю о войне между тануки написать человек? Он должен был узнать все подробности у участников тех событий, чтобы достоверно всё изложить. Но люди и тануки не понимают друг друга, и вообще неясно, была ли эта война на самом деле…

Выдернув хвост из ладони Ёсихико, Когане вздохнул.

— Ты слишком легко повёлся на их уловку.

— М?

— Я не знаю, о чём именно думали люди из прошлого, но если о Кинтё помнят даже спустя столько лет, то их задумка однозначно удалась.

— Мм?

— Мне тоже стало интересно, поэтому я сегодня сходил к духу горы Хиноминэ, и он сказал, что… Хотя, тебе это знать ни к чему. А, только позволь мне взять кое-какие слова обратно.

Голова Ёсихико наполнилась вопросительными знаками, а Когане как ни в чём не бывало заявил:

— Я хочу отказаться от заявления о том, что Кинтё-Даймёдзин не получил ранга сёити.

— А?

— Потому что они заслужили хотя бы это.

— Погоди… Ты вообще про что?!

Великий обман, задуманный людьми и тануки, продолжался и дальше…

1. Регионы на западном побережье Хонсю.

2. Моны — самые мелкие японские монеты тех времён, делались из меди или железа. Также в ходу было серебро и золото, за 5 моммэ серебра (немного меньше 20 грамм) давали 300-400 монов.

3. Японские счёты.

4. Амимото — начальник рыбаков, которые ловят неводами. Фунамото — начальник рыбаков, которые рыбачат на лодке.

5. Японский буддийский бог преисподней, судья душ.

6. Старший советник императора. В период Хэйан кампаку имели больше власти, чем сам император.

7. 1910 год.

8. 1840 год.

9. Самбоммацу — буквально «три сосны», а Мацуноки — просто «сосна»

Глава 2. Подлинная легенда о Кинтё из Яматои

Комментарии