Глава 1. Небо глазами пугала

Часть 1

В глубокой древности боги ниспослали людям рис из священных садов Аматэрасу-омиками. Он распространился по Японии усилиями белых лисиц на службе Уканомитама-но-ками. Обычно их считают воплощениями богини Инари. Целые стаи божественных лисиц бежали по всей стране, сжимая в зубах рисовые колосья. И с тех пор вся Япония наполнилась заливными полями, в глади которых отражается небо.

Раз, два, родитель покажет,

Три, четыре, ребёнок повторит.

На заре рисоделия люди сеяли рис, распевая эту песню, а он следил за ними с ласковой улыбкой. Законов агрономии ещё не придумали, а поля выглядели совсем не так, как сейчас, но рис прорастал одинаково во все времена. А в совсем древние времена люди порой сеяли рис вперемешку с просом. Человечество всегда совершенствовало технологии и пыталось собирать как можно больше урожая. Иногда им помогали его советы, которые воспринимались людьми как божественные откровения.

Если снизойдёт милость небес,

Мы будем лишь плясать от радости

И молиться, чтобы рис тянулся выше.

Даже сейчас он хорошо помнил, как весело работали руками люди. А ведь занимались очень серьёзным делом — добывали нужное для жизни пропитание! Огородное пугало рядом с полем становилось вместилищем местного бога, и люди искренне почитали его.

Раз, два, мы поём небесам,

Три, четыре, и Соходо поёт с нами.

В этом ветшающем теле небо над головой было для него красивее всего.

***

— Думать не смей тратить моё время на эти глупости, — отрезал Когане, даже не убирая лап с окна вагона и не отрываясь от созерцания пейзажей по пути в Нару.

— Почему же глупости? — вопросил Ёсихико чуть громче, чем собирался, и тут же зашёлся кашлем, чтобы не вызывать подозрений.

Шла вторая половина дня, и хотя пассажиров было не слишком много, сидячих мест в вагоне не осталось. Дождавшись, пока на него перестанут смотреть, Ёсихико вполголоса продолжил:

— Надо же поздравить Хоноку с поступлением в университет. Я уже месяц голову ломаю, но до сих пор ни одной дельной мысли.

Сакуры уже отцвели, наступило первое мая. Послезавтра начинались долгожданные длинные выходные. Естественно, Хонока, которая ещё в марте благополучно окончила школу, уже вовсю ходила на пары. Если судить по недавней переписке, ей вполне нравится студенческая жизнь. Ёсихико подумал, что новоиспечённой студентке неплохо бы что-нибудь подарить, но в бесплодных раздумьях об этом прошёл уже целый месяц. Он целыми днями думал о том, что может порадовать девушку на пять лет младше него, заглядывал после работы в магазин мелочёвки, а затем задумчиво брёл домой. А ведь старший брат Хоноки, пылинки с неё сдувающий, наверняка уже подарил что-то действительно ценное, и Ёсихико сомневался, что сможет посоперничать при таком тощем кошельке.

— Мы же сейчас едем к богу мудрости? Наверное, он может помочь советом.

— Почему бы не спросить у твоей демонической сестры?

— От одной мысли об этом кровь стынет в жилах.

Когда младшая сестра Ёсихико поступила в университет, она безжалостно отобрала у него десять тысяч иен наличными. Страшно было даже спрашивать, на что она их потратила, не то что совета просить. Но что гораздо важнее — сестра ничего не знала о Хоноке, так что подобный разговор наверняка превратился бы в допрос с пристрастием, а уже к вечеру и родители Ёсихико, и даже Котаро наверняка бы узнали все подробности их знакомства. К тому же младшая сестра в этом году перешла уже на четвёртый курс, а значит уже в следующем году выпускной и устройство на работу — ему тогда точно аукнется история с подарком Хоноке.

— Это лишний раз доказывает, что ты должен думать над этим вопросом сам. Я уже говорил — боги тебе не советчики, — неодобрительно фыркнув, заявил Когане.

— Ну ты и упрямый, — проворчал Ёсихико.

Когане не остался в накладе и безжалостно провёл когтями по ноге парня.

Вчера в молитвеннике появилось новое имя. Ёсихико видел его впервые в жизни, но пушистая энциклопедия пояснила, что оно встречается в «Записках о деяниях древности», правда, всего один раз. Вообще, Ёсихико уже несколько раз пролистывал переведённое на современный японский издание «Записок», но имя этого бога не запомнил. Впрочем, там в принципе слишком много богов, и запомнить получилось лишь самых известных.

— Когда Окунинуси-но-ками строил страну, у него в услужении появилось множество мелких богов. Один из них — это Сукунабикона-но-ками, которого ты уже встречал, однако поначалу Окунинуси-но-ками не знал его имени. Поэтому он обратился за помощью к одной жабе, а та направила его к сегодняшнему богу — мол, он сможет тебе подсказать.

Сегодня Ёсихико была нужна станция Мива. Стоило выйти на ней, как в глаза бросились многочисленные знаки, показывающие дорогу к «самому старому храму Японии». Однако лакей направлялся не туда, а в небольшую часовню по соседству. Пройдя через железнодорожный переезд, он оказался на храмовой дороге, украшенной фонарями, которая зазывала людей ко входу в дремучий лес, обозначенный деревянными ториями. Ёсихико прошёл под ними, не замедлив шага, деловито прошагал мимо лапшичной и пошёл между жилыми домами, пока не показалась нужная ему тропинка. Глаз сразу зацепился за табличку: «Бог мудрости». Ёсихико поднимался по лестнице, оценивая взглядом растущие по бокам бамбуки, и вскоре увидел впереди скромную молельню с черепичной крышей.

— Куэбико-но-микото. Куэ — это в переводе с древнего языка «разваливаться». Иначе говоря, имя его означает мужчину, отданного во власть стихиям. Этот бог — пугало, которое не может ходить, но знает обо всём на свете.

— Пугало?.. — пробормотал Ёсихико, встав на площадке сбоку от молельни.

Да, перед ним на деревянном кресте висело пугало. Оно состояло из палок толщиной с руки лакея и носило латанные-перелатанные лохмотья, которые даже не закрывали деревянные ноги. Высотой фигура примерно метр шестьдесят, а лицом ей служила скомканная грязная тряпка. Кто-то нарисовал на ней тушью пару круглых чёрных глаз, нос в виде перевёрнутой буквы Г и улыбающиеся губы. Но лицо не двигалось, и глаза больше напоминали окна в бездну.

— Э-э, да он вообще жив?!

— О-о, можно ли бога считать живым — это глубоко философский вопрос.

— Да я не про это! Оно точно не пустое? Жуть берёт!

За всё время разговора пугало даже не шелохнулось. Будь вокруг рисовые поля, Ёсихико решил бы, что это обычное чучело.

— И вообще, как может пугало знать обо всём на свете? Оно ведь стоит на одном месте.

— Как раз из-за своей неподвижности оно вынуждено весь день наблюдать за миром. Хотя иногда его называют не богом мудрости, а богом сельского хозяйства и богом полей.

Эти слова не захотели укладываться в голове Ёсихико, и тот недоумённо заморгал. Наблюдать за миром — это хорошо, но разве много можно увидеть, стоя в одном месте? И всё же Когане наверняка сказал правду. Всё-таки боги — это такие существа, которых нельзя понять логикой современного человека.

— Э-э… Это ты, Куэбико-но-микото? — робко спросил Ёсихико и подумал, что будет последним придурком, если окажется, что пугало всё-таки обычное.

— Я ли Куэбико-но-микото? — раздался ответ после короткой паузы. — Если хочешь называть палки и ткань этим именем, то да.

Хотя Ёсихико ясно слышал голос, рот пугала не двигался. Лакей сразу почувствовал, что собеседник будет не из простых — ожидал-то он в ответ просто «да» или «нет».

— Но скажи мне — куда исчезнут слова “палки” и “ткань”, если я представлюсь как Куэбико-но-микото?

Услышав этот встречный вопрос, Ёсихико застыл с разинутым ртом, глядя в жутковатые глаза пугала. Ему никогда в жизни не приходилось так глубоко задумываться о палках и ткани.

— Ох, как неудобно получилось. Кажется, Куэбико-но-микото опять заумно рассуждает, — раздался вдруг зычный, но расслабленный голос откуда-то с земли.

Ёсихико опустил глаза и обнаружил, что под ногами пугала в какой-то момент объявилась чудовищно огромная жаба. У неё была зелёно-коричневая спина со множеством бородавок и белое брюхо. Большие жёлтые глаза смотрели на лакея вертикальными зрачками.

— Жаба? Ну и здоровая… — обронил Ёсихико в порыве искренности.

Он не имел ничего против земноводных, но всё равно на секунду напрягся. Кстати, откуда эта жаба вообще взялась?

— Ого! Вы же Хоидзин и лакей, не так ли? — пока Ёсихико разглядывал жабу, сверху вдруг раздался ещё один голос. Не успел лакей отреагировать, как нечто беззвучно спикировало к земле. — Добро пожаловать в храм Куэбико-но-микото!

Этот голос, в отличие от жабьего, был высоким и жизнерадостным. Он принадлежал округлой, сорокасантиметровой сове, которая удобно устроилась на руке пугала.

— Как вы уже заметили, Куэбико-но-микото — пугало. Хотя «Записки» утверждают, что он не может ходить, на самом деле ему под силу так или иначе перемещаться в любое место на территории своего храма и на любую межу рисовых полей. Однако в последнее время он в основном лишь неподвижно стоит здесь, а все дела поручает нам, своим слугам. Меня зовут Фуку, а жабу — Ё.

Вся компания переместилась вглубь бамбуковой рощи, подальше от человеческих глаз. Фуку по-прежнему сидела на левой руке Куэбико-но-микото и бегло вводила гостей в курс дела, жестикулируя коричнево-белыми крыльями.

— Наш хозяин также может становиться человеком, но этот облик не даёт больше свободы, потому он почти не покидает храма, — добавила Фуку, после чего заговорил уже сам Куэбико-но-микото:

— Тем более, что в человеческом обличье я начинаю задаваться вопросами о границе между людьми и богами. Если люди созданы по божественному обличью, то как может бог принимать «человеческий» облик?

— А-а-а, не надо больше таких умных мыслей! — торопливо вмешался Ёсихико, опасаясь, что Куэбико-но-микото вновь провалится в бездну собственного разума. Пусть философствует не при гостях.

— Сначала Хируко-но-оками не может ходить, теперь Куэбико-но-микото… У меня, конечно, тоже колено побито, но совсем не ходить — это, наверное, ужасно неудобно.

— О? Колено?

— Бейсбольная травма, — пояснил Ёсихико, пожав плечами.

Даже спустя столько лет его колено порой начинало ныть после долгих прогулок и в плохую погоду.

— А это, говоришь, Ё… Уж не та ли это жаба, которая познакомила Окунинуси-но-ками и Куэбико-но-микото?..

— О-о! О-о! Ты тоже слышал эту историю, лакей?! Да, так и есть, я та самая жаба! И как раз из-за того случая я стал слугой Куэбико-но-микото! — ответил Ё, сидевший на другой руке пугала.

Он едва открывал свой огромный рот, поэтому разговаривал медленно и гулко. В отличие от Фуку с её пушистыми перьями, внешность Ё всё-таки вызывала отвращение, но постепенно Ёсихико привык и даже заметил, что жабье лицо на удивление выразительно.

— Никак не ожидал, что столкнусь здесь с семьёй Окунинуси-но-ками… — пробормотал лакей.

Многие боги и животные имеют даже если не кровные, то всё равно крепкие связи с Окунинуси-но-ками. Пожалуй, если смотреть шире, то Куэбико-но-микото и правда можно называть его дальним родственником.

— Для меня такая честь, что господин лакей помнит обо мне. Если никто не против, я хотел бы отблагодарить его песней.

Не успел Ёсихико хоть как-то отреагировать, как Ё надул горло. В следующее мгновение воздух наполнился басовитым пением:

Раз, два, родитель покажет,

Три, четыре, ребёнок повторит.

Гулкий, хриплый голос Ё напоминал скорее шуршание сухой листвы. Жаба пусть не сильно, но отчётливо фальшивила, и эта песня вызывала такое отвращение, которое не могла перебить даже приятная атмосфера весенней бамбуковой рощи. Пожалуй, даже вопли ощущались бы приятнее жабьего «пения».

— Ё! Хватит! — выкрикнула Фуку, дрожащая от могучего вибрато.

В следующий миг она вспорхнула, сделала круг и от души пнула Ё, а потом снова уселась на левую руку Куэбико-но-микото.

— Я прошу прощения, господин Хоидзин и уважаемый лакей. К сожалению, Ё считает себя великим поэтом-песенником и не осознаёт, насколько у него плохой музыкальный слух. Он любит петь о делах давно минувших дел.

— Поэт-песенник без музыкального слуха? Во дела…

Ёсихико потёр покрывшиеся мурашками руки. Судя по реакции Фуку, она уже кучу раз ругала Ё за такое пение, но тот до сих пор не понял, что его голос никому не нравится. В некотором смысле он заслуживал называться непобедимым и несгибаемым.

— Ну дай уж допеть. «Песнь полей» — моя любимая.

От пинка Ё едва не свалился с руки Куэбико-но-микото, но умудрился ухватиться за пугало передними лапами.

— И правда, Фуку, пускай поёт. Подумаешь, птички попадают от головной боли.

— Куэбико-но-микото, это тоже неприемлемо.

И сам бог, и Фуку не скупились на безжалостную критику в адрес Ё, но тот даже не обиделся. По-видимому, такие спектакли у них разыгрывались ежедневно.

— Тяжело с такими слугами…

Уши Когане удручённо опустились к голове. Похоже, даже знаменитый Хоидзин не оценил пение жабы.

— Э-э, может, перейдём к делу? — предложил Ёсихико, чтобы сдвинуть разговор с мёртвой точки.

Ему хотелось поскорее разобраться с заказом и попросить мудрого совета насчёт подарка Хоноке.

— В чём заказ Куэбико-но-микото? — продолжил парень, посмотрев в лицо бога.

Глаза пугала по-прежнему напоминали чёрные дырки, рот тоже не двигался. Когда бог хранил молчание, смотреть на него становилось жутковато.

— Мой заказ?.. — переспросил Куэбико-но-микото, выдержав длинную паузу.

— Да, проси чего угодно — решить проблему, исполнить желание и так далее. А, только не требуй изменить мироздание и так далее. Чур, всё в рамках того, что под силу мне.

— Я должен просить лишь то, что тебе по плечу?

— Да. По плечу обычному, заурядному человеку.

Куэбико-но-микото задумчиво наклонил голову, а затем резко выпрямил, словно его осенило.

— Раз так, у меня есть одна просьба.

— Ага, какая?

— Я хочу на пен…

— А-а-а!!!

Оглушительный визг Фуку заглушил слова Куэбико-но-микото. У Ёсихико от испуга чуть сердце не прихватило.

— Куэбико-но-микото! Опять вы за своё! Вам только кажется, что вы этого хотите!

— Но…

— Хо-хо, неужели снова про пенсию? Вы стали таким тщедушным, хозяин, — Ё медленно и устало моргал, восседая на правой руке Куэбико-но-микото.

— Так, послушайте… — вмешался Ёсихико в разговор трёх божественных существ, всё ещё держась за сердце. — Куэбико-но-микото сказал, что хочет уйти на пенсию?

Фуку и Ё, сидевшие по разные стороны от головы пугала, переглянулись и дружно вздохнули.

— Видите ли, — взяла слово жаба, — в последнее время Куэбико-но-микото настолько ослаб, что совершенно не хочет ничего делать. Вот как раз недавно был случай: он решил, что раз всё равно стоит на одном месте, то напишет детективный роман, но вот заканчивать его как-то не захотел…

— Секундочку! Роман?! То есть он принял человеческий облик и писал ручкой на бумаге?

Хотя Ё рассказал об этом случае просто как о примере, Ёсихико вцепился в его слова мёртвой хваткой. Прямо сейчас руками Куэбико-но-микото служили обыкновенные палки. С трудом верилось, что бог может держать ими ручку.

— А-а, нет-нет, не ручкой…

Ё распахнул надетое на Куэбико-но-микото кимоно, и лакей увидел на груди пугала прямоугольник с логотипом в виде надкушенного яблока.

— На этом планшете.

— Планшете?!

— Это подарок Окунинуси-но-ками.

— Его?!

Где его угораздило раздобыть такую вещь?! Ёсихико чуть не свалился на землю в приступе бессилия, но умудрился устоять. Конечно, он не ожидал, что Куэбико-но-микото выберет для написания романа этот инструмент, но с другой стороны, богу мудрости наверняка ничего не стоило разобраться в современном гаджете.

— Планшет — это вон та штука, похожая на большой смартфон? — пробормотал Когане, покачивая хвостом.

Лис, кажется, тоже более-менее освоился в современном мире.

— Именно Окунинуси-но-ками посоветовал Куэбико-но-микото написать роман. Мол, ты ведь сам сыщик в кресле, так что наверняка придумаешь что-нибудь интересное.

— Почему это в кресле?..

— Так описывают сыщиков, которые даже не ходят на место преступления, а то и вообще не покидают своего кабинета — а раскрывают дела с помощью улик, которые им приносят, и силы дедукции, — ответила Фуку. — Сегодня это уже считается одним из полноценных детективных жанров. Скорее всего, когда Окунинуси-но-ками узнал об этом, он подумал, что эти сыщики как раз восходят к Куэбико-но-микото, ведь просто со слов Ё тот узнал Сукунабикону-но-ками.

Ёсихико помассировал виски. В принципе, эта теория имела право на жизнь, но оставалось непонятным, как вообще Окунинуси-но-ками до такого додумался.

— Окунинуси-но-ками даже придумал слоган для книги: «Тело моё пугало, мозги мои чистая мудрость, имя моё Детектив Бог»...

— Он перечитал манги.

— Так или иначе, как мы уже сказали, в какой-то момент работа над книгой встала. Пейзажи перестали вдохновлять Куэбико-но-микото, даже на посетителей своего храма он смотрел с полным безразличием. А потом начал говорить, что хочет на пенсию… — Фуку вытерла мокрые глаза крылом.

— Другими словами, хочет перестать быть богом?..

Ёсихико сразу предположил, что это значит вернуться на небеса. Куэбико-но-микото бессильно кивнул и ответил:

— Будучи богом мудрости, я знаю о мире всё. Меня уже ничто не удивляет и не восхищает. Даже небо, которое я считал самым красивым, что есть в этом мире, мне уже приелось. Думаю… дальше этот мир проживёт и без меня.

Куэбико-но-микото неуклюже поднял голову, чтобы посмотреть на небо сквозь стволы бамбуков.

— Нет-нет, не проживёт! Конечно, вас уже ничто не удивляет, но мир не может без богов!

— Но ведь за рисовыми полями следят Инари и рисовые духи…

— Л-людям всё равно нужен бог мудрости! Человечество никогда не перестанет быть любопытным!

— Бог мудрости… — пробормотал Куэбико-но-микото таким глухим голосом, что Фуку и Ё дружно вздрогнули. Кажется, они сказали что-то не то.

— Лакей… О ком ты думаешь, когда слышишь о боге мудрости?

Взгляд неподвижных чёрных глаз остановился на Ёсихико, и пареньт замялся с ответом. На этот вопрос нужно отвечать только правду.

— Е-если честно, бог мудрости… это который в Китано-Тэммангу…

— Ну господи-и-ин лакей! Думайте, прежде чем говори-и-и-ить!

Фуку вспорхнула и полетела в Ёсихико со скоростью выпущенной стрелы. Тот и моргнуть не успел, как получил совой в лицо и грохнулся на землю.

— Да, так я и думал… — пробормотал Куэбико-но-микото, глядя вдаль, пока Ё пинал Ёсихико по животу, чтобы не отставать от коллеги. — Но ты прав. Моя мудрость касается в основном возделывания земли, орошения и прочих навыков, необходимых для выживания. Да и обращаться ко мне именно за мудростью стали совсем недавно, когда у людей стало в избытке еды, и они перестали бояться голода. В этом смысле я нынче устаревший бог. Пусть всей мудростью заведует Сугавара-но Митидзанэ, который восседает в Китано-Тэммангу и Дадзайфу-Тэммангу, а мне, старичку, пора на покой.

Ёсихико не ожидал, что его ответ подтолкнёт бога к этим выводам.

— Итак лакей, слушай мой заказ: помоги мне передать дела в преддверии выхода на пенсию.

— Нет! Мы, ваши слуги, отказываемся с этим мириться! Заказ будет другим: не допустить, чтобы Куэбико-но-микото ушёл на пенсию! — Фуку перекрикивала своего господина и смотрела Ёсихико в глаза, стоя на его груди.

— И что мне делать в таких случаях? — Ёсихико обратился к Когане, даже не пытаясь подняться с земли.

— Не надо ничего делать, просто спроси у молитвенника, — ответил лис, хладнокровно глядя на лежащего парня сверху вниз.

— Фуку, лакей пришёл сюда выслушать мой заказ.

— Вы можете говорить что угодно, но мы всё равно не позволим вам попросить его об этом!

— Вы всего лишь ослабли и немного потеряли веру в себя!

Пока Ёсихико шарил в своей сумке и доставал молитвенник, его тело продолжало служить ареной для спора между богом и его слугами. Кое-как открыв блокнот на странице с именем Куэбико-но-микото, Ёсихико спросил у бога:

— Ты хочешь уйти на пенсию, верно?

— Да.

Однако молитвенник никак не отреагировал.

— А Фуку и Ё хотят этого не допустить.

— Именно! — ответили хором слуги, и молитвенник привычно вспыхнул.

— Кажется, старшие боги предпочли этот вариант… — пробормотал Ёсихико и боязливо отвёл глаза от чернильной каллиграфии.

Сова и жаба плясали от радости, а гниющее пугало обречённо повесило голову.

***

— Куэбико-но-микото, Куэбико-но-микото! Только полюбуйтесь на плоды человеческого гения!

Что именно задумали Фуку и Ё — не так уж и важно: раз старшие боги приняли такое решение, то Ёсихико оставалось лишь прислушаться к нему. Он уже прикинул, как можно остановить бога от выхода на пенсию, и пришёл к выводу, что ничего, кроме обычных уговоров, ему не под силу. Куэбико-но-микото был прикован к своему храму и рисовых полям, так чтомог лишь любоваться приевшимися пейзажами, которые уже не трогали его. Решив, что в этом и есть причина его тоски, Ёсихико решил показать богу то, чего он никогда не видел. Он привязал пугало к спине и вышел из храма. Поводов для беспокойства не было — всё равно обычные люди не видят богов.

— Ха-ха, я знаю, это называется вентилятор! У нас такой стоит в храмовой конторе, но тот создаёт ветер с помощью лопастей, а этот…

Ёсихико вернулся к станции вместе с Куэбико-но-микото и его слугами и зашёл в магазин бытовой техники. Лакей предположил, что хотя бог регулярно пользуется планшетом, он наверняка не видел многие из достижений современных технологий. Вдруг какой-нибудь из приборов вызовет у него любопытство?

— Фуку, не стой так близко, потом перья поправлять придётся, — обратился Ёсихико к сове, которая слишком уж внимательно изучала работающий турбовентилятор.

Если Куэбико-но-микото висел на спине и вёл себя хорошо, то его слуги оказались теми ещё непоседами. Тем более, что компанию им составлял крайне любопытный лис.

— Ёсихико, это же новейшая модель рисоварки с тремя индукционными нагревателями с независимым управлением, с помощью которых воссоздаётся движение языков пламени, и рис начинает плясать внутри кастрюли!

— Меня больше удивляют не чудеса инженерной мысли, а то, как ты запоминаешь рекламу.

Должно быть, Когане видел этот прибор по телевизору. Он вообще резко менялся в лице, как только ему показывали что-то, связанное с едой.

— Господин лакей, господин лакей! — прорвался голос сквозь бесконечно кричащую рекламу.

Поискав его источник, Ёсихико обнаружил Ё, еле втиснувшегося в барабан стиральной машины.

— Смотрите, какую чудесную комнату я нашёл!

— Это не просто образец, а… б-быстрее вылезай! Тебя сейчас постирает!

Подождав, пока консультантка отвернётся, Ёсихико спас Ё и вытер со лба холодный пот. Почему-то он не подумал о том, что не только Куэбико-но-микото, но и его слуги впервые увидят такое количество незнакомой бытовой техники.

— Где Фуку?..

Ёсихико поставил жабу на пол и начал искать взглядом второго божественного слугу. К счастью, сова по-прежнему стояла у вентиляторов, но, судя по встопорщившимся перьям на голове, в какой-то момент всё-таки повернулась к ним спиной.

— Ладно, это ещё куда ни шло…

— Ёсихико, это та хлебопечка, которая умеет выпекать из рисовой муки?

— Понятия не имею, но наверное.

— «Тающая во рту выпечка со вкусом, который можно описать только как rich». А что такое rich?

— Рич — брат Рица, — буркнул Ёсихико первое, что пришло в голову, и сложил на груди руки.

Лис, как обычно, интересовался только приборами для приготовления еды. Но если лакею придётся и дальше присматривать за троицей зверей, то как он покажет Куэбико-но-микото силу мудрости современных японцев?

— Когане, присмотри пока за Фуку и Ё, — попросил Ёсихико у лиса, который до сих пор пытался понять, кто такой Рич, и перешёл в другую секцию магазина.

Куэбико-но-микото как раз выглядывал из-за плеча, а значит, они всегда смотрели на одни и те же товары.

— Заскучал? — спросил Ёсихико, делая вид, что изучает расставленные вдоль стены телевизоры. — Или злишься, что твой заказ не одобрили?

Новые модели поражали чёткостью картинки в сравнении с тем телевизором, который семья Ёсихико купила домой несколько лет назад. Прямо сейчас все передачи показывали ток-шоу, в котором обсуждалась свадьба какой-то певицы.

— Я нисколько не сержусь. Злоба — она временами не более чем эгоизм. Я ведь прекрасно понимаю, что Фуку и Ё жалко отпускать меня, — раздался возле уха голос пугала.

Оба продолжали смотреть в телевизор.

— Просто я спрашиваю себя: в чём смысл мне, древнему богу, настолько засиживаться в бренном мире?

В мире не бывает бесполезных богов. Однако Ёсихико уже много раз наблюдал таких, которые ослабли настолько, что потеряли веру в себя и даже память. Возможно даже, что Фуку и Ё совершенно правы, считая, что желание выйти на пенсию — не более чем наваждение.

— Конечно, сегодня боги одобрили просьбу не отпускать тебя на пенсию, но это не значит, что ты никогда не отойдёшь от дел.

Поменялся канал, и на секунду в черноте экрана отразилось лицо Куэбико-но-микото.

— Я хочу сказать, что уйти на пенсию ты успеешь всегда, а пока задержись в этом мире и насладись плодам человеческого разума. Если ты безвылазно сидишь в храме, то вряд ли видел современную электронику помимо планшета. А ещё есть машины, небоскрёбы и так далее. Или ты всё это уже видел через планшет?

Рядом с храмом Куэбико-но-микото находился только небольшой холм и безмятежные рисовые поля. Конечно, при желании вокруг можно было отыскать и жилые дома, и торговые центры, однако в эти места люди приезжают смотреть в первую очередь на древние курганы. Поэтому лакей надеялся пробудить в боге любопытство различными атрибутами современности.

— На планшете я в основном пишу. Иногда Фуку берёт его, чтобы подключиться к конторскому вайфаю и смотреть видеоролики… Но я впервые вижу видеоизображение на таком большом экране, и это, конечно, впечатляет, — тихо ответил Куэбико-но-микото, и лакей почувствовал, что пугало немного сдвинуло голову.

Решив заинтриговать бога ещё сильнее, парень показал пальцем на один из телевизоров.

— Смотри, тут написано, что эта модель 8К. Классно, да? Картинка просто шикарная.

Ёсихико понятия не имел, что такое «8К», но видел качество изображения. Насколько он знал, есть ещё и некое «4К», но не представлял, в чём между ними разница.

— Лакей, тебе известно, как именно телевизоры выводят на экран изображение?

— Э-э… и как?

— Начнём с того, что они используют свет трёх цветов: красного, зелёного и синего. Эти цвета также называются базисными, потому что с их помощью можно создать любой другой. Телевизор заставляет эти трёхцветные огоньки мигать слева направо, чередуя в каждом кадре чётные и нечётные строки, и таким образом показывает тридцать изображений в секунду, а человеческому глазу кажется, будто картинка двигается.

— П-понятно…

Ёсихико посетило неприятное предчувствие. Его глаза забегали из стороны в сторону.

— А что касается разницы между 4К и 8К…

— Ты и про неё знаешь?!

— Это разные разрешения. 8К означает, что экран содержит 7680х4320 точек. По горизонтали выходит почти восемь тысяч, поэтому это разрешение называют 8К. «К» это сокращение от «кило», что означает тысячу. Следовательно, восемь тысяч — 8К. В случае 4К…

— Так, подожди! Стоп!

Ёсихико запротестовал, почувствовав, что объяснение рискует затянуться. Он вообще не ожидал, что пугало знает слово «разрешение».

— Куэбико-но-микото… ты что, разбираешься в бытовой технике? — Ёсихико повернул голову, стараясь посмотреть на бога.

Пугало как обычно встретило его парой чёрных глаз.

— Лакей, я, конечно, устаревший бог, но всё-таки обновляю свои устаревшие знания и уже хорошо понимаю современность. Особенно бытовую технику — она развивается так быстро, что я стараюсь получать новые знания о ней ежедневно, — ответил Куэбико-но-микото как всегда спокойным голосом, и Ёсихико невольно прикусил губу. — И тем не менее… человеку нетрудно узнать всё то же самое, немного поискав в интернете. Мои знания бесполезны, — самоуничижительно заявил бог. — Как ни крути, я уже не нужен этому миру.

От этого монолога, доносящегося из-за спины, хотелось схватиться за голову. По всей видимости, этот заказ будет намного труднее, чем казалось поначалу.

***

Вечером Ёсихико решил, что относить Куэбико-но-микото в его храм в Наре уже поздновато, поэтому он повёз всю божественную компанию домой. Однако пока лакей мылся в ванной, пугало, сова, жаба и лис заняли всю кровать, так что парню оставалось лишь перекочевать на пока ещё холодный пол. «Зачем пугалу вообще кровать?» — мысленно ворчал Ёсихико, кутаясь в еле отобранное покрывало. Заснуть, увы, не получилось — уже скоро Ё захрапел так, что задрожали стены, и лакею пришлось выйти из комнаты.

— Видимо, у этого бога уши с шумоподавлением, раз он его терпит…

Шёл уже второй час ночи. Решив, что лучше уж спать на диване, Ёсихико спустился по лестнице и увидел, что из зала пробивается мигающий свет.

— Кто тут не спит? — пробормотал он, открывая дверь.

Поскольку родители ложились рано, на диване он ожидаемо увидел Харуну — свою младшую сестру, с которой его разделяло четыре года. Она сидела, подобрав колени, и смотрела телевизор. Лампы на потолке не горели, на стенах плясал лишь свет экрана.

— Кто бы говорил. Ты чего тут забыл в такой час?

— Да так, что-то не спится.

Хотя Когане называл сестру Ёсихико демонической, она вовсе не враждовала с братом. Просто в семье Хагивара утвердился матриархат. Пытаясь отвести от себя подозрения, Ёсихико зашёл на кухню выпить воды. Раз сестра заняла диван, то поспать на нём не выйдет. Просить бесполезно — она тут же спросит чего это брат не ночует у себя.

— Слушай… — тихо обронила Харуна, не отрывая глаз от ночной юмористической передачи, пока Ёсихико ломал голову над тем, как ему быть. — Как ты выбрал свою работу?

Ёсихико застыл со стаканом в руке, застигнутый врасплох. Насколько он знал, его сестра-четверокурсница уже прошла внутренний отбор в несколько серьёзных компаний. Если сам он занимался только бейсболом, то Харуна училась на «отлично», состояла в оргкомитете университетских мероприятий и продолжала заниматься лёгкой атлетикой и теннисом, которыми увлеклась ещё в школе. Также она отличалась прямолинейностью и упрямством, поэтому Ёсихико полагал, что выбор работы дастся ей так же легко, как и всё остальное.

— Мой опыт тебе не поможет — я выбирал не такую работу, которая мне интересна, а такую, которая не мешала бы играть в бейсбол, — Ёсихико осушил свой стакан, стараясь изображать хладнокровие.

Очевидно, даже демонические сёстры колеблются, когда им приходится делать важный жизненный выбор.

— А, ну да, ты же был помешан на бейсболе.

Хотя Ёсихико волновался за сестру, она ответила ему пренебрежительно. В телевизоре громко засмеялись. Ссутулившаяся девушка казалась похудевшей и хрупкой.

— У тебя что-то случилось? — спросил Ёсихико, поставив стакан в раковину.

— Да нет, — лениво ответила Харуна, переключая каналы. — Просто никак не могу найти что-то прямо моё. Я уже второй курс веду свои проекты и участвую в корпоративных исследованиях, получила предварительные одобрения от компаний, в которые хочу попасть, но всё равно не знаю, что отвечать, когда спрашивают, действительно ли я хочу там работать.

Девушка щёлкала пультом, изображения на телевизоре быстро сменяли друг друга. Прогнозы погоды, реклама, выступления артистов, кулинарные шоу, мультики, собственные передачи известных шоуменов. Но Харуна продолжала ритмично переключать каналы, никак не находя того, который бы её устроил.

— Такое чувство, будто меня все подгоняют, а я только больше сомневаюсь. Но ведь если ты вышел на работу, а потом понял, что это не твоё, то рыпаться уже поздно. Правда, толку от этой мысли нет — я всё равно не понимаю, чего хочу.

Ёсихико задумался о том, что сказать в ответ на жалобы сестры.

— Если работа не понравилась, её всегда можно поменять. Не слишком ли ты себя накручиваешь?

— Как у тебя всё просто. Я таким трудом пробила себе дорогу в эти компании, а ты предлагаешь мне начать весь путь заново, да ещё и без скидок, которые полагаются выпускнику? В нашей стране менять работу слишком рискованно. И тем более, даже если новая работа отыщется, ты всё равно заранее не узнаешь, насколько она тебе подходит, — отчеканила Харуна без малейшей паузы.

Ёсихико поджал губы. В такие минуты худшее, что можно сделать — это пытаться спорить с ней на равных. К тому же Ёсихико опасался, что отчасти сам подогревает беспокойство девушки, ведь он бросил нормальную работу вскоре после травмы и с тех пор перебивается подработками. Его личный пример мог внушить Харуне, что единственная ошибка способна закрыть ей дорогу наверх. Пускай Ёсихико сильно занят из-за обязанности лакея, девушке наверняка казалось, что он просто бестолковый старший брат, который отчаялся в жизни.

— Не мне, конечно, говорить об этом свысока, но в твоём возрасте вообще мало кто находит работу, которой по-настоящему хочет заниматься.

В последнее время корпорации расширяют программу стажировок, чтобы студенты могли подыскать себе занятие по душе, но далеко не каждая компания предоставляет такую возможность. Да и как можно ожидать от 22-летнего человека, что он здесь и сейчас определит свою судьбу на следующие шестьдесят лет? А ведь впереди ожидают такие важные вехи, как выход замуж, которые могут многое изменить в жизни Харуны. Поэтому Ёсихико казалось, что менять работу и без конца искать занятие по душе — вполне себе вариант.

— Но даже если ты нашёл работу, к которой лежит душа, и умудрился попасть в компанию мечты, однажды ведь всё равно можно всё потерять, — пробормотала девушка, остановив палец.

Телевизор показывал горный пейзаж, снятый с высоты птичьего полёта.

— Даже если тебе так кажется, всё равно выбирай не проходные варианты, а тот, что лучше всего подходит тебе. Я вот нисколько не жалею о том, что больше не могу играть в бейсбол.

На сей раз сестра ничего не ответила и лишь продолжала молча сидеть спиной к Ёсихико, обхватив руками колени.

Часть 2

— Как же всё болит…

Девять утра. Ёсихико заваривал на кухне чай, держался за поясницу и ворчал. Накануне ему всё-таки пришлось вернуться в свою комнату, где храп Ё не оставлял никакой надежды выспаться, поэтому накопившаяся усталость никуда не исчезла. Более того, он будто даже сильнее вымотался. Родители уже ушли на работу, и даже сестра только что облачилась в свой лучший деловой костюм и поехала в город. Ёсихико не знал, что у неё сегодня — собеседования или уже инструктажи. Они не обсуждали ночную встречу, и оставалось непонятным, нашла ли девушка ответ на свой вопрос.

— Что ж, все через это проходят, — пробормотал Ёсихико.

Включив электрический чайник, он решил, что завтракает оставшимся от родителей хлебом — точнее, сделает тосты с яйцами.

Дождавшись, пока домочадцы разойдутся, лакей пошёл будить богов. Когане, как обычно, уже ушёл на утреннюю прогулку. Фуку и Ё тоже уже проснулись и пытались включить компьютер Ёсихико, несомненно заинтересовавшись необычным устройством. Такие понятия, как личная жизнь, их нисколько не волновали. Увидев, что происходит, Ёсихико немедленно вынес Куэбико-но-микото в гостиную, чтобы постоянно держать бога и его слуг в поле зрения.

— Ёсихико, сделай-ка на завтрак вот это.

Пока парень читал на упаковке хлеба, не просрочен ли он, неожиданно вернулся Когане, держа в зубах пакет теста для оладушков.

— Привет… Так, где ты это раздобыл? Не украл, надеюсь?

— Не глупи. Это тесто купила твоя мать, и я видел, как она его печёт. По-моему, получилось очень вкусно.

Неужели лис уже выучил, какие продукты хранятся у них дома? Он уже не бог благоприятных направлений, а бог продскладов какой-то.

— Ого-о! Это же холодильник! Я вчера такие видела в магазине! Ха-ха, тут столько всего лежит!

Услышав голос Фуку, Ёсихико резко обернулся и увидел, что сова внимательно смотрит в выдвинутый лоток для овощей.

— Где-то на… 550 литров…

Куэбико-но-микото, установленный между столом и стулом, меланхолично оценил объём холодильника. Неужели он настолько увлекался бытовой техникой?

— Кстати, господин лакей!

Не успел Ёсихико толком посмотреть на Куэбико-но-микото, как Фуко окликнула его. Сова покрутила головой, затем указала крылом в лоток.

— С тех пор, как Ё провалился туда, он утверждает, что пришла зима.

— Чего?!

Ёсихико кинулся к холодильнику и увидел Ё, застрявшего головой между кочанов капусты. А жаба в холодильнике, пускай даже божественная, зрелище крайне неприятное.

— Да-а уж, я чуть в спячку не впал, — вызволенный из холодного плена Ё лениво моргнул.

— То есть у божественных слуг тоже есть спячка?..

— Не совсем, я бы сказала, она по-настроению. Кстати, в прошлом году я…

— Господин лакей, можно я открою верхнюю дверь холодильника?

— Ёсихико! Давай уже готовь оладьи!

Как получилось, что дом превратился в зоопарк? Лакей тяжело вздохнул, закрыл дверь холодильника и приказал всем животным больше не заходить за кухонную стойку. Это, разумеется, не помешало лису подглядывать, пока Ёсихико возился с тестом. В голову пришёл запоздалый вопрос о том, едят ли пугало, сова и жабу такую еду, но один рыже-пушистый бог оладушков как-то заявил, что еду правильнее рассматривать в качестве подношения, поэтому жалоб быть не должно.

— Лакей, известна ли тебе разница между блином и оладьями?

Доставать противень не хотелось, и Ёсихико решил ограничиться большой сковородой. Он жарил на ней по два оладушка за раз, и вдруг услышал вопрос со стороны Куэбико-но-микото.

— Блином и оладьями?..

Увы, лакей никогда глубоко не задумывался о кулинарных терминах. В голове у него отложилось лишь, что блинчики — это то, о чём любят рассуждать женщины в телевизоре, и чему посвящены специальные блинные кафетерии, а оладушки — это что-то из домашней еды, особенно на завтрак.

— Слово блин означает любую плоскую выпечку, которая делается на сковороде. А оладьи — это всего лишь один из подвидов блинов.

Чёрные словно космос глаза следили за тем, как Ёсихико переворачивает тесто на сковороде.

— Сейчас ты используешь тесто для оладьев, но делаешь это на сковороде, поэтому мне кажется, что результат можно будет называть и блинами. Однако, насколько мне известно, некоторые люди настаивают, что оладьи слаще и толще, а блины, наоборот, преснее. Какое мнение тебе ближе, лакей?

— Мне, если честно, без разницы.

— Ты выбираешь нейтралитет? Что же, в нём тоже сокрыта истина…

Ёсихико посмотрел на Куэбико-но-микото, которого посещали откровение за откровением, и решил сосредоточиться на своих оладушках-блинчиках. В конце концов, не так уж важно, как они называются — лишь бы вышли съедобными.

— Какие любопытные слова. Ёсихико, мы просто обязаны попробовать и оладьи, и блины, чтобы выяснить, в чём между ними разница, — опёршийся на стойку Когане вытянул морду ещё сильнее. Его глаза недвусмысленно блестели.

— Да ты просто жрать хочешь.

— Вовсе нет! Наблюдение за человеческой культурой, равно как и знакомство с ней на личном опыте, — важный элемент глубокого понимания людей!

— Понял, понял. Достань масло из холодильника.

— Я тебе не помощник!

Куэбико-но-микото задумчиво наблюдал за разговором лакея и лиса.

Ёсихико подал к столу готовые оладьи, дополнив завтрак быстро пожаренными сосисками и беконом. Хотя выпечка с неизвестным названием получилась неоднородной по размерам и форме, да ещё и чуточку подгорелой, главное, что тесто прожарилось, а значит, его можно есть. Стоило разложить еду по тарелкам, как Когане тут же запрыгнул на стул.

— Может, надо было спросить немного раньше, но Куэбико-но-микото точно может есть в таком виде? — спросил Ёсихико, глядя на стоящее под углом пугало.

— Я с благодарностью принимаю твои помыслы, лакей, и благодарю за подношение, — мягко ответил Куэбико-но-микото, однако Фуку начала протестовать:

— Нет-нет, так не пойдёт! Господин лакей так старался, чтобы приготовить это угощение, поэтому вы просто обязаны отведать его. Смотрите, Хоидзин тоже будет есть.

— Но…

— Она дело говорит, Куэбико-но-микото. Я тоже хочу отведать этих оладушков… или блинов…

Видимо, существует негласное правило, по которому слуги бога не могут есть еду, от которой отказался их хозяин. Вздохнув от слов совы и жабы, зажатый между столом и стулом Куэбико-но-микото выпрямился и вдруг подпрыгнул. Однако на пол он приземлился уже не палкой, а человеческими ногами.

— Давненько я не принимал этот облик.

Хотя бог так и остался в лохмотьях пугала, сейчас он выглядел как юноша лет шестнадцати-семнадцати с на удивление мягким, улыбчивым лицом. Куэбико-но-микото достал из кармана шнурок и подвязал свои длинные, ниспадающие до плеч волосы. Наконец, он сел за стол. В движениях юноши сквозила лёгкая неуклюжесть, и Ёсихико до сих пор остолбенело изучал новую внешность бога. Поскольку тот порой рассуждал на заумные темы, лакей уже успел вообразить его упрямым стариком, но вместо этого увидел юного джентльмена.

— Он ведь гораздо удобнее другого…

Как утверждали слуги, Куэбико-но-микото ограничен в перемещениях даже когда превращается в человека, но у него должны работать руки, и одно это открывает перед ним множество новых возможностей.

— В древности я часто пользовался этим обликом, но теперь он меня тяготит. Поскольку я всё равно забросил работу над романом, а в храме всё делают Фуку и Ё, меня вполне устраивает быть пугалом, — Куэбико-но-микото пожал плечами, затем снова окинул взглядом стол. — Что же, попробуем этот угощение. Как именно его есть?

Как только Куэбико-но-микото сменил тему, к разговору с видом всезнайки подключился Когане:

— Как хочется, так и ешь. Можешь смазать маслом, полить кленовым сиропом — как угодно.

— Понятно.

Хотя Ёсихико заранее разрезал оладьи, помня о том, что их будут есть животные, Куэбико-но-микото взял вилку и принялся неуклюжими движениями отрезать от выпечки маленькие кусочки, чтобы кормить ими Фуку и Ё.

— Ёсихико, налей мне сиропу и смешай его с маслом.

— Понял-понял. Какой ты требовательный.

— Господин лакей! Ваши оладушки довольно вкусные!

Отведав угощение из рук Куэбико-но-микото, Фуку радостно затопала по столу, распушив перья.

— Ё, тебе тоже нравится?

— Да, это славное лакомство.

Понаблюдав за своими слугами, Куэбико-но-микото наконец-то потянулся к своей тарелке. Неуклюже смазав оладушек маслом, он крепко сжал вилку и отрезал сколько получилось. Бог робко отправил угощение в рот и тут же вытаращил глаза.

— Какая сладость! Эти оладьи такие сладкие, мягкие… но немного… горькие…

— А, это он там подгорел.

— Ёсихико, как ты посмел угощать пришедшего в гости бога горелым? Сам бы съел этот кусок.

— Я себе и так самое горелое оставил. И кстати, эй, ты! Это моё!

— Куэбико-но-микото, мне можно кусочек с кленовым сиропом?!

— А мне бы с маслом.

Куэбико-но-микото вышел из ступора и принялся нарезать слугам мягкие оладьи.

***

В полдень Ёсихико ушёл на подработку, и боги вышли вместе с ним. На этом настоял сам лакей, вспомнив о том, как с утра животные пытались проникнуть в его компьютер. Ёсихико решил взять с собой на работу всю компанию и взвалил на спину Куэбико-но-микото, который до сих пор оставался в человеческой форме, но весил столько же, сколько пугало.

В этот день Ёсихико назначили чистить помещение на первом этаже торгово-офисного центра. Компания, которая снимала офис, недавно переехала, а теперь его взяла в аренду другая организация и отправила запрос в клининговую службу. Офис был не слишком большим и занимал всего один этаж, поэтому на работу отправили троих: полноценного сотрудника-ветерана, Ёсихико и ещё одно парня, который работал по совместительству. Пока лакей катал по полу полировальную машину, животные сначала неторопливо изучили здание, а затем с подачи Когане ушли любоваться ассортиментом кофейни в том же здании. Куэбико-но-микото не мог никуда ходить, поэтому сидел на стуле, чтобы не мешать, и меланхолично наблюдал, как работают люди.

— Хагивара, после этого можешь идти на перерыв, — сказал старший сотрудник.

— Понял, — ответил Ёсихико, который как раз складывал бутылки с чистящими средствами.

Перерыв у них длился всего пятнадцать минут, но и это время ему было нужно как воздух. Ёсихико сунул в карман заранее купленную банку кофе, посадил Куэбико-но-микото себе на спину и направился к пожарной лестнице. Солнце уже понемногу набирало летнюю силу, однако в тени по-прежнему дул прохладный ветерок. И очень кстати, потому что по лбу Ёсихико как раз побежала капля пота.

— Не заскучал? — Ёсихико прислонился к перилам на шестом этаже и открыл банку.

— Я внимательно следил за тем, как ты работаешь в поте лица. Человеческий труд воистину достоин уважения.

Куэбико-но-микото стоял рядом с Ёсихико и смотрел вниз на улицы. Ходить он не мог, зато стоять — вполне. Видимо, на эту форму тоже распространялись все особенности огородных пугал.

— Это сейчас труд стал разнообразным, а вот раньше у людей была всего одна главная работа — возделывать рисовые поля. Без этого человечество просто не могло прожить. А если не станет людей, то и боги станут не нужны. Известно ли тебе, лакей, что когда-то в японском было слово «омитакара», которое обозначало народ и особенно крестьян? Оно состоит из трёх частей: «о» — большое, «ми» — почтенное и «такара» — сокровище, и я считаю, что это никакое не преувеличение. Люди для нас, богов, это и есть любимое сокровище.

— Омитакара… — повторил Ёсихико, осознавая, что боги любят людей намного глубже, чем ему казалось.

Но почему же бог, питающие такие нежные чувства к людям, хочет уйти на пенсию?

— Нынешние люди для тебя тоже омитакара?

— Конечно… Но мне любопытно, как люди относятся к богам, — Куэбико-но-микото посмотрел вслед ветру. — Времена меняются. Вместе с ними меняются и занятия людей, и их культура, и всё остальное. Меня знали как бога рисовых полей и мудрости, но времена, когда я жил рядом с людьми, уже позади.

— Ты не…

Ёсихико хотел было возразить, но замялся. Ему казалось, что он пока не собрал достаточно веских доводов, чтобы опровергнуть это мнение, а бог мудрости — явно не то существо, с которым стоит общаться пустыми словами. Но как только Ёсихико прервался, сверху послышалось пение, да такое, что лакей невольно поморщился и поднял глаза.

— Это ведь Ё, да?..

Видимо, ему понравилось на высоте. Как и во время знакомства, он распевал «полевую песнь», мучая всех вокруг душераздирающими звуками жабьего голоса.

— Это плохо. Его пение может вызвать электромагнитные помехи.

— Даже так?!

Не жаба, а диверсионное оружие какое-то. Ёсихико вновь взвалил Куэбико-но-микото на спину и побежал на крышу. Она, как оказалась, служила работникам здания курилкой, и поэтому не закрывалась на ключ. Впрочем, сейчас на этой бетонной площадке находились только растянувшаяся на полу сова, кислый лис и довольная жаба.

— О, Куэбико-но-микото и господин лакей. Как ваши дела? — допев, Ё посмотрел на Ёсихико и бога круглыми глазами.

— Ё, будь осторожнее, когда поёшь. Ты мешаешь людям.

— Ну что вы преувеличиваете. Подумаешь, немного спел.

Пока поставленный на пол Куэбико-но-микото разговаривал с жабой, Ёсихико подобрал Фуку. Он уже не в первый раз задумывался о том, что чуткий совиный слух наверняка ей совсем не в радость. Непонятно только, как она умудрялась крепко спать посреди храпа Ё.

— Это вообще каких времён песня? — спросил Ёсихико, глядя на Когане, который лежал на первый взгляд мирно, но его опущенные уши казались увядшими.

— О-о? — отозвался Ё. — Древних. Далёких-предалёких времён, когда люди только начали возделывать рис.

— То есть Куэбико-но-микото в те времена был ещё полон сил?

— Да-да, что и говорить. В те времена люди глубоко почитали его, называли богом риса и мудрости. Он и сам тогда обожал слушать эту песню.

Куэбико-но-микото на секунду поморщился, услышав эти слова. Благодаря тому, что он любезно согласился остаться в человеческой форме, у него наконец-то появилась мимика.

— Можешь спеть ещё раз, Ё? — неожиданно попросил Ёсихико.

Когане подозрительно покосился на лакея, а лежавшая в его руках Фуку резко открыла глаза.

— Господин лакей, вы головой ударились?!

— Нет, я серьёзно.

— Давай-ка объяснись, — приказал Когане, продолжая лежать на бетонном полу со сложенными ушами.

— Это я так, просто подумал, что ничего не знаю ни о древних людях, ни о Куэбико-но-микото, который за ними присматривал, вот и захотелось послушать песню из тех времён. Это же так здорово, что она сохранилась до наших времён, — Ёсихико перевёл взгляд на Куэбико-но-микото. — Как там, будут помехи?

— Нет, если он не будет петь слишком долго, то ничего страшного, — бог устало пожал плечами.

— Что же, позвольте, я спою, — радостно заявил Ё и вновь затянул «полевую песнь».

Раз, два, родитель покажет,

Три, четыре, ребёнок повторит.

Если снизойдёт милость небес,

Мы будем лишь плясать от радости

М молиться, чтобы рис тянулся выше.

Раз, два, мы поём небесам,

Три, четыре, и Соходо поёт с нами.

Пение был невероятно отвратительным, и у Ёсихико закружилась голова. Этот голос, пожалуй, сойдёт за оружие. Тем не менее, лакей сумел дослушать «полевую песнь» до конца и удивился простоте слов, из которых она состояла.

— Это рабочая песня — люди пели её, пока трудились в поле. Она, конечно, была далеко не одна, и даже сегодня есть места, в которых традиционные песни ещё сохранились. Но глубокого смысла в них нет, — объяснил Куэбико-но-микото.

Однако если слова песни казались беззаботными, то взгляд бога отчего-то выглядел мрачным.

***

— Что думаешь насчёт Куэбико-но-микото?

После работы Ёсихико вернулся домой, вновь неся на спине бога, и остаток дня самоотверженно охранял компьютер от посягательств Фуку и Ё. Когда стемнело, и шумные гости улеглись на его постель, лакей направился в ванную и молился о том, чтобы сегодня божественные гости спали тихо.

— К чему этот вопрос?

Когане лежал на крышке, которая накрывала половину ванны. Тепло его явно разморило, и резкий блеск в глазах уже заметно смягчился.

— Да он что-то твердит, что хочет на пенсию, но при этом не забывает обновлять знания: разбирается и в электронике, и в современной культуре. Ты тоже думаешь, что он слишком себя принижает, говоря, что устарел и никому уже не нужен?

Поскольку днём Куэбико-но-микото всегда находился рядом, Ёсихико только сейчас получил возможность обсудить эту тему с лисом. Но судя по тому, насколько Когане сейчас блаженствовал, возможно, её стоило поднять уже после выхода из ванной.

— Разве это не обычное следствие упадка сил?

— Это-то да, но, по-моему, есть какая-то более фундаментальная причина. Например, Ё говорил, что Куэбико-но-микото обожал «полевую песнь», но я не заметил у него на лице никакой радости, когда пел Ё. Даже наоборот, он будто о чём-то грустил. Но ведь эта песня людей, которых он называет омитакара, к тому же он уже слышал её много раз.

Понятно, что вокальные данные Ё оставляли желать лучшего, но от песни всё равно возникали образы работающих родителей, за которыми ходят дети, риса, который выращивают всей деревней, чтобы не голодать, и в целом теплоты. Однако сам Куэбико-но-микото не сказал о песне ни одного ласкового слова.

— Бывает, что песня приедается, если её слишком долго слушать, — заявил лис.

— Даже такая хорошая?

Когане опустил хвост в воду. Кажется, он впитывал её с помощью капиллярного эффекта.

— И песни, и пейзажи ощущаются по-разному — смотря что на душе. Возможно, сегодня Куэбико-но-микото уже не может воспринимать эту песню так, как в старые добрые времена.

— Почему?

— Твоя работа как раз в том, чтобы найти ответ на этот вопрос.

— Не поспоришь.

Ёсихико ёрзнул и ушёл в воду по губы. Видимо, когда бог растерял силу, что-то внутри него изменилось. Передумает ли он уходить на пенсию, если вернуть утерянное?

— А?

Приняв ванну, Когане заявил, что идёт спать. Ёсихико вытер ему хвост и решил заглянуть в зал, где неожиданно увидел своих родителей.

— Ничего себе. Вы что, ещё не спите?

Шёл уже первый час ночь. Конечно, завтра начинались выходные, но на родителей Ёсихико календарь не распространялся, и с утра их ожидал очередной рабочий день. В такой час они обычно не выходили из спальни.

— Харуна до сих пор не вернулась, — со вздохом объяснила облокотившаяся на стол мать.

Отец сидел на диване с открытой газетой, но было очевидно, что и он не спал из-за дочери.

— В шесть вечера она написала, что поужинает с друзьями, а потом придёт домой, но я ей пишу-пишу, а она не отвечает, хотя все сообщения прочитаны. Звонки тоже не принимает. Она тебе ничего не писала?

Ёсихико поднял свой телефон, который как раз заряжался в зале. Никаких уведомлений о новых сообщениях не было. Конечно, их семья ни от кого не требовала возвращаться домой к определённому часу, но Ёсихико казалось, что его сестра никогда не приходила позднее одиннадцати. А вот он сам порой задерживался подольше.

— Ну, электрички ещё ходят, и она уже совершеннолетняя, так что мне кажется, чересчур волноваться не стоит. Может, они пошли толпой в караоке и слишком увлеклись?

— В таком случае надо хотя бы написать и предупредить!

— Я, конечно, понимаю, но…

Вдруг Ёсихико вспомнил, как его сестра выглядела вчера. Тот разговор давал весомый повод для волнения.

— Ладно, я тоже попробую ей написать.

Но стоило произнести эти слова, как они услышали щелчки дверного замка. Мать сразу бросилась, и Ёсихико последовал за ней. Харуна снимала обувь. У неё было на редкость красное лицо и пустые глаза. Даже с такого расстояния от неё разило алкоголем.

— Что-то ты припозднилась. Ещё и на сообщения не отвечала. Знаешь, как я волновалась?

В голосе матери слышалось облегчение, но она, очевидно, чувствовала, что её долг как родителя — отчитать дочь за поведение.

— Я так напилась, что пальцем в буквы не попадала, — пробормотала Харуна, не глядя ей в глаза.

— Но хоть позвонить-то можно?

— Я была в караоке.

— Это дело трёх минут!

— Да-да, в следующий раз позвоню, — раздражённо процедила Харуна и ушла в свою комнату. Она явно была не в духе.

— Ну-ка постой, Харуна!

— Да ладно тебе, мам, что толку разговаривать с пьяной? Порадуемся хоть тому, что она жива-здорова, — успокоил Ёсихико мать, которая чуть было не погналась за дочерью.

Вообще-то Харуна не больно любила выпивать, поэтому почти никогда не возвращалась домой в таком виде. Неужели она пыталась развеять свою тоску с помощью бутылки?

— Сейчас уже поздно, расспросим обо всём завтра, — заявил вышедший в коридор отец.

Мать, наконец-то успокоившись, тяжело вздохнула, пробормотала «ладно» и вернулась в зал. Её отношения с дочерью были самыми что ни на есть благоприятными, так что до большого конфликта скорее всего не дойдёт. Женщины в их семье иногда ссорились, но никаких последствий их споры не имели.

— Папа, — Ёсихико остановил отца, когда тот уже собирался пойти в спальню. — У тебя газета вверх ногами.

— Спокойной ночи, — сказал отец вместо ответа и ушёл на второй этаж.

Должно быть, в глубине души он тоже волновался, хоть и старался изображать невозмутимость.

Как только родители ушли к себе в спальню, в зале снова появилась Харуна. Даже не посмотрев на сидящего напротив телевизора Ёсихико, она резким движением открыла холодильник и достала из него воду. Видимо, девушка изрядно проголодалась, потому что затем она вытащила холодный варёный рис, размешала его чаем и влила в себя, словно напиток.

— Ты бы хоть за стол села, — прокомментировал забытый сестрой Ёсихико.

— Заткнись, — бросила та в ответ. — Мне и так нужно поскорее помыться и идти спать, а то завтра к девяти на подработку. Завтра праздник, так что надо кровь из носу там быть.

— Раз так, не надо было возвращаться домой так поздно. И ты, кстати, захлебнёшься насмерть, если полезешь в ванну в таком состоянии. Лучше утром ополоснись под душем.

— Ну уж нет. Мне будет так противно, что я уснуть не смогу, — упрямо возразила девушка, доедая рис палочками.

Ёсихико не сразу придумал, что тут можно сказать.

— И ещё… Страдать тебе никто не запрещает, но не надо так беспокоить родителей.

— Кто бы говорил!

— Да, не поспоришь.

Получив ожидаемый ответ, Ёсихико безропотно вывесил белый флаг. Да, у него и впрямь не было морального права учить сестру жизни.

— И вообще, братик, я страдаю именно из-за твоих слов о выборе того, что лучше всего подходит мне! Я теперь постоянно ломаю голову и пытаюсь понять, который вариант лучше! — взорвалась вдруг девушка, и Ёсихико уже предчувствовал настоящую бурю, но Харуна лишь швырнула миску в раковину и ушла из зала.

Услышав, как хлопнула дверь ванной, Ёсихико вздохнул. Кто мог подумать, что его сестрёнка, вся из себя умница и отличница, на самом деле так страдает?

— Может, не надо было ей такое говорить?..

Ёсихико откинулся спиной на диван и уставился в потолок. Может, сестре было бы лучше, если бы он оставил своё мнение при себе?

— Что у вас случилось?

Убедившись, что сестра покинула ванную комнату живая, Ёсихико вернулся в свою комнату. Открыв дверь как можно тише, он увидел сборище спящих зверей и Куэбико-но-микото, который смотрел на него, сидя на кровати.

— Прости. Мы слишком громко шумели?

— Тебе не за что извиняться, это лишь праздное любопытство. Как я понял, ты чем-то рассердил сестру?

— Ну, как рассердил… скорее, она сердится сама на себя.

Ёсихико сел на стул, обхватив руками его спинку. Ё сегодня не храпел, словно осознавая, что сейчас обстановка не располагает к шуму.

— У неё в жизни наступила пора, когда надо определяться с местом работы после выпуска из университета. Она, в отличие от меня, умная и пользуется популярностью, поэтому несколько компаний уже предварительно одобрили её кандидатуру, но она никак не может выбрать из них ту самую.

— Ох уж эти мучения из-за изобилия, — Куэбико-но-микото тихо усмехнулся.

— В случае чего она всегда может поискать новую работу, поэтому я думаю, она просто боится неудачи. И ещё одна причина в том, что она хороша во всём, но при этом никогда не склонялась к чему-то одному и не имела главного увлечения. Поэтому ей так тяжело отказываться от каких-то вариантов.

Что, если среди отброшенных возможностей окажется именно то, чем она на самом хотела бы заниматься? Несомненно, сестра Ёсихико терзала себя этим вопросом.

— Может показаться, что ума и мудрости много не бывает, но правда в том, что с ними приходят и сомнения. Ты всегда начинаешь подозревать, что должен быть другой, самый лучший вариант. Вот и сестра твоя чересчур умна, — Куэбико-но-микото говорил как можно тише, чтобы не разбудить животных.

— Возможно, ты прав. И вообще, современный мир — это не те времена, когда людям приходилось сажать рис просто чтобы выжить. У нас сейчас больше выбора и больше связанных с этим мучений. Наверное, если так посмотреть, то с развитием технологий люди мучаются всё сильнее. А ведь должно быть очевидно, что человеку нужно перепробовать много разных занятий, прежде чем он поймёт, чем на самом деле хочет заниматься…

Пожалуй, в нынешнем обществе люди, которые занимаются действительно любимым делом, оказались в меньшинстве, ведь на первое место встала добыча денег на жизнь.

— Кстати, про мучения, я вот сам страдаю — из-за подарка в честь поступления… — пробормотал Ёсихико, вспомнив другой нерешённый вопрос.

— Поступления?

— Никак не пойму, что подарить… но я посоветуюсь с тобой на этот счёт уже после заказа, — Ёсихико вяло улыбнулся, закрывая тему. — Лучше скажи, что ты можешь посоветовать моей сестрёнке на правах бога мудрости.

Возможно, очередные советы от бестолкового брата лишь разозлят Харуну ещё сильнее. В ответ на полушутливый вопрос Ёсихико Куэбико-но-микото сначала улыбнулся, затем положил ладонь на подбородок.

— Пожалуй, умному человеку не скажешь, чтобы он стал дураком. Значит, могу посоветовать лишь разговаривать со своей душой и страдать плодотворнее. Когда настанет подходящий момент, она сама поразится тому, с какой лёгкостью сделает правильный выбор, и всё у неё сложится хорошо.

Нет какой-то волшебной пилюли, которая разом разрешила бы проблемы сестры Ёсихико. Куэбико-но-микото говорил чистую правду, и он действительно предлагал лучшее, что она могла сейчас сделать.

— Когда ты решил уйти на пенсию, этот выбор тоже дался тебе «с лёгкостью»? — спросил Ёсихико, крепче обнимая спинку стула.

Куэбико-но-микото озадаченно моргнул, застигнутый вопросом врасплох. Затем он немного скривился.

— Если честно, я долго колебался. Пожалуй, я и сейчас колеблюсь, — бог опустил взгляд на свои руки. — Возможно, что я тоже стал слишком мудрым. Меня постоянно гложет чувство, будто я упустил какое-то важное знание, и поэтому не заслуживаю называться богом мудрости. Что именно его мне не хватает, чтобы растопить замёрзшее сердце и разогнать нависшие тучи… — Куэбико-но-микото ненадолго прервался. — Хотя нет… Это всего лишь пустая мечта.

Бог покачал головой, словно закрывая тему. Его взгляд остановился на спящей Фуку.

— Что же, уже поздно. Людям пора спать.

Куэбико-но-микото бесцеремонно отодвинул лежавших под подушкой сову и жабу, освобождая место для Ёсихико. Животные, как обычно, спали таким крепким сном, что даже подобное обращение их не разбудило. Сам Куэбико-но-микото восседал в середине кровати, так что Когане, к счастью, свернулся калачиком у края.

— Извини, что накануне оставили тебя без постели. Сегодня можешь вволю выспаться.

— Но как же ты?.. А, точно, у нас внизу лежит запасной матрас, я сейчас схожу за ним.

— Мне хватит и стула. Более того, я умею спать стоя. Всё-таки я пугало, — шутливо сказал Куэбико-но-микото.

В спальне раздались приглушённые смешки человека и бока.

***

— Раз, два, родитель покажет… три, четыре, ребёнок повторит…

Когда Ёсихико уснул, Куэбико-но-микото приоткрыл занавеску, не вставая со стула, и уставился в ночное небо. До рассвета оставался всего час. Восточное небо уже начинало белеть, и чёрное покрывало ночи постепенно сползало на запад.

— Если снизойдёт милость небес, мы будем лишь плясать от радости и молиться, чтобы рис тянулся выше…

Бог шептал песню, которую раньше так часто пел. В те времена он распевал её вместе с людьми и чувствовал себя частью их общества. Куэбико-но-микото медленно сжал кулаки. Когда он в последний раз принимал человеческий облик? Казалось, будто лишь в глубокой древности. Сейчас ему уже не хотелось ни выглядеть как люди, ни дописывать тот роман.

Его устраивало быть бессильным пугалом, которое даже не может ходить.

С каких пор он начал относиться к себе с таким пренебрежением?

— Если пугало сгнило, то его судьба — лишь гнить дальше. Так будет правильно, — прошептал Куэбико-но-микото, не став заканчивать песню. — Раз уж я всё равно бесполезен…

Тихий голос бога растворился в тающей ночи. Куэбико-но-микото потёр собственные колени.

Он так и не заметил, что спавший на кровати Ёсихико лежал с приоткрытыми глазами.

Часть 3

На следующее утро пушистый бог оладьев безапелляционно потребовал очередной порции дани, так что Ёсихико пришлось делать тесто самому. Если лис чем-то увлекался, то начинал хотеть только этого, и надоест ему дня через три, не раньше. Фуку смотрела телевизор, чуть ли не прижимаясь лицом к экрану, а Ё умудрился уснуть, пока сидел на диване. Когда Ёсихико разогрел сковороду и уже собирался приступить к собственно выпечке, на смартфон пришло уведомление о новом сообщении.

— Ого, как быстро.

Проснувшись поутру, Ёсихико решил написать одному человеку (или не совсем человеку). Должно быть, пришёл ответ. Ёсихико окликнул сидевшего на кухонном стуле Куэбико-но-микото, поставил перед плиток и непринуждённо вручил ему миску с тестом, пока бог не успел опомниться.

— Я схожу позвоню, испеки пока.

— Кто, я?

— Ты же вчера видел, как это делается?

— Видел, но…

— Кроме тебя делать это некому — у кого лапки, у кого перья. Не волнуйся, это очень просто. Тем более, тебе будет подсказывать один лис цвета хлебной корочки.

— Да. Переворачивай, когда начинают лопаться пузырьки.

Ёсихико убежал говорить по телефону, оставив опешившего Куэбико-но-микото у плиты. Когда он вернулся, то увидел, как на стойке, затаив дыхание, стоят сова и жаба. Лис же внимательно следил за происходящим в сковороде.

— Л-лакей, я пытался наливать тесто так же, как ты, но что-то оладьи склеились.

— А, это ничего. Просто разрежь их вот так, — Ёсихико разделил непослушные оладьи лопаткой и вернул сковороду Куэбико-но-микото. — Кстати, раз уж начал, делай до конца. Ты сегодня дежурный по завтраку.

— Дежурный?

— Куэбико-но-микото! Если включить огонь посильнее, оладьи наверняка испекутся быстрее!

— О-о, какой чудесный запах. Сразу аппетит проснулся.

Пока Фуку и Ё как обычно пороли чушь, следивший за тестом Когане вдруг воскликнул:

— Пора! Переворачивай!

Куэбико-но-микото вздрогнул от неожиданности и торопливо попытался просунуть лопатку под тесто. Тут-то и оказалось, что бог, кажется, забыл размазать масло по сковороде, потому что оладушки крепко прилипли к ней. Кое-как соскоблив один из них и подняв его лопаткой, бог застыл, не найдя в себе мужества подбросить оладушек. Куэбико-но-микото лишь ритмично поднимал и опускал лопатку. Тем временем тесто уже начало свисать с краёв.

— Л-лакей!..

— Делай резче, и всё получится.

Ёсихико положил свою руку на ладонь Куэбико-но-микото, дал короткий обратный отсчёт и помог перевернуть тесто. Правда, лопатка ударилась о бортик, и оладушек лёг под углом.

— Теперь следующий.

Подгоняемый лакеем Куэбико-но-микото перевернул второй кусок теста. Этот развалился пополам, и бог как мог попытался склеить блинчик обратно, но лишь ещё больше испортил его.

В конечном счёте Куэбико-но-микото испёк восемь оладьев методом проб и ошибок, однако в какой-то момент всё-таки прислушался к Фуку и прибавил огня, так что часть выпечки получилась горелой снаружи и сырой внутри. Осознав ошибку, бог сделал огонь как можно меньше, но так оладьи вообще перестали прожариваться. В конечном счёте относительно съедобных получились всего два.

— Какой волнительный момент! Не думала, что буду пробовать еду, которую приготовил сам Куэбико-но-микото! — Фуку нетерпеливо переступала с ноги на ногу, глядя на микроволновку, в которой доделывались не до конца испёкшиеся оладьи.

— Это вот да-а. Сколько лет я его слуга, но представить не мог, что настанет такой день! — Ё довольно щурил глаза, волоча к столу бутылку кленового сиропа.

— У меня ничего не получилось… — сам Куэбико-но-микото сидел на стуле с таким видом, словно только что вагоны грузил. — Я ведь должен был знать, что от сильного огня тесто быстрее не испечётся, и что маслом нужно покрыть всю сковороду…

— Да ладно, первый блин комом, как говорится, — сказал Ёсихико, ставя перед Куэбико-но-микото лучший из получившихся оладушков. — Только это ещё не конец. После еды нужно будет помыть посуду — и особенно сковородку. А я тем временем развешу сушится постиранную одежду.

— Мыть посуду?..

— Да. И побыстрее, потому что мы потом кое-куда поедем.

Ёсихико хлопнул в ладоши и пожелал всем приятного аппетита. Куэбико-но-микото опомнился и ответил теми же словами. Его глаза неотрывно и проникновенно смотрели на его первый оладушек.

— Как это понимать, Ёсихико?

После завтрака Ёсихико кратко объяснил Куэбико-но-микото, как мыть посуду, а сам сел разгружать стиральную машину.

— Почему ты помыкаешь Куэбико-но-микото? — вполголоса спросил Когане, который тоже пришёл в ванную комнату, но то и дело поглядывал в сторону кухни.

— Помыкаю? Ну ты и слова выбираешь, — Ёсихико укоризненно посмотрел на лиса, трамбуя в корзину тяжёлые, мокрые вещи. — Это всё не просто так. Ему нужно попробовать различные занятия. Ему этого и недостаёт.

Вспомнились слова, которые Куэбико-но-микото обронил незадолго до рассвета.

— Потому что сдётся мне, что даже знания и мудрость не помогают понять всего.

С кухни донёсся звон бьющейся посуды. Когане дёрнул ушами, а Ёсихико горько улыбнулся. Он догадывался, что этим всё и кончится.

***

— Простите за ожидание. Это вы Хагивара?

Хотя почти весь центр Киото уже превратился в один большой туристический район, ближе к границам города пока ещё встречались рисовые поля. А сейчас как раз шла посевная. Безусловно, её сроки зависели от района и используемого сорта риса, но встречались такие фермы, которые приглашали туристов попробовать семейную работу в поле на майские праздники.

— У нас как раз одна семья отменила заявку, так что вы как нельзя кстати!

— Это вам спасибо, что согласились взять меня без бронирования.

— Нет-нет, что вы! Вы же друг Инамото, а я у него в долгу.

Это место называлось «Городской фермой здоровья» и держало участки размером со школьные огороды, которые желающие могли арендовать для полевых работ. Перед Ёсихико как раз были два участка, уже вскопанные, заполненные водой и ожидающие ростков. На них уже собралось несколько семей, которые переобувались в резиновые сапоги и готовились к работе. Ёсихико разговаривал с администратором лет тридцати пяти на вид. Его звали Ёнэда, и он даже состоял в JA, поскольку его семья владела рисовым полем.

— Ёсихико… Инамото это…

— Тот, что из JA.

— Ах ты! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не пользовался богами в корыстных целях!

— Не кипятись! Я всего лишь спросил у него, есть ли в Киото места, где можно попробовать сажать рис! Я обращался не к духу риса Инамото, а к члену JA Инамото!

Пока Ёсихико пытался успокоить возмущённого лиса, Куэбико-но-микото просто стоял рядом. Он изменил свой магнетизм и стал видимым для обычных людей. На его плечах как обычно сидели сова и жаба, однако вместо старого рваного кимоно он носил олимпийку Ёсихико и взятые взаймы кроссовки, причём эта одежда на удивление хорошо сидела на нём. Помня о том, что бог может ходить лишь по храму и грядкам рисовых полей, Ёсихико поставил его перед грядкой, и дальше тот действительно шёл самостоятельно, пусть и неуклюже.

— Что это, лакей? — непонимающе вопросил Куэбико-но-микото с обмотанным вокруг шеи полотенцем.

— Посевная.

— Посевная?..

— Да. Мы сейчас все будем сажать рис, — Ёсихико поправил вывернутый край олимпийки бога и посмотрел ему в глаза. — Пробовал когда-нибудь?

Май — дождливая пора, но сегодня стояла ясная погода. Жаркие лучи отражались от воды рисового поля.

— Нет, — ответил Куэбико-но-микото, и Ёсихико никогда ещё не видел, чтобы лицо этого бога так сияло.

После инструктажа Ёнэды по мерам предосторожности и правилам обращения с рисом, участникам мероприятия раздали ростки. Первые три ряда Ёнэда засадил лично, показывая пример новичкам. Куэбико-но-микото пристально следил за ним, затесавшись в толпу детей. Когда пришло время переходить к работе, часть людей предпочла остаться в резиновых сапогах, а часть работать босыми. Куэбико-но-микото тоже снял обувь и шагнул в полевую воду.

— А, эй, Куэбико-но-микото! Подожди!

Ёсихико пошёл следом и едва не упал, увязнув в грязи. Посмотрев на лакея, Куэбико-но-микото улыбнулся и протянул руку помощи.

— Не спеши. Если будешь ходить через силу, упадёшь в грязь.

— Ты точно в первый раз сажаешь рис?

— Точно. Но у меня большой опыт стояния в рисовых полях. Правда, в основном на одной палке, так что чувствовать землю ногами всё равно необычно.

Ёсихико шёл по полю, превозмогая трудности. В начальных классах их уже возили сажать рис на экскурсии, однако подробности той поездки уже забылись. Из головы выветрилось и то, как грязь обволакивает стопы, и как вода ощущается на удивление тёплой. Собственно, и сейчас дети куда быстрее учились ходить по полю в то время как обутые в сапоги взрослые то и дело падали на пятые точки.

— Взять три-четыре ростка, зажать большим, указательным и средним пальцем, затем засунуть их прямо в грязь…

Пока Ёсихико посмеивался над взрослыми, Куэбико-но-микото уже вовсю повторял движения, которые показывал им Ёнэда, и деловито сажал рис. Безусловно, умом бог мудрости должен был и раньше понимать, как это делается, однако когда начинаешь работать своими руками, то неуверенность появляется уже на этапе перебирания ростков.

— А, их бы немного поглубже.

Обходивший поле Ёнэда добрался до Куэбико-но-микото и вдавил его ростки глубже в землю.

— Вот настолько, иначе потом всплывут.

— Хорошо. Благодарю за наставления.

— Не надо таких слов, тут все свои, — Ёнэда смущённо улыбнулся и пошёл к ребёнку, который ставил опыты над рисом вместе с отцом.

— Это сейчас рис сажают машинами, но раньше люди постоянно работали руками, — проникновенно заметил Ёсихико, пытаясь подражать действиям Куэбико-но-микото.

Когане и Фуку сидели на меже и подбадривали бога одобрительными возгласами. Ё находился рядом с ними, но не удержался и свалился в грязь. Впрочем, как жабу его это не слишком беспокоило.

— В стародавние времена люди сеяли прямо рисинки. Лишь относительно недавно люди придумали проращивать их отдельно и сажать уже ростки.

— Правда?

— Да. И тем не менее полевые работы всегда оставались важной частью жизни людей.

Подул ветерок, пуская рябь по рисовым полям.

Через пару секунд девочка, сажавшая рис рядом с Ёсихико, поскользнулась и встала руками в грязь. Однако брызги попали ей на лицо, и девочка так резко отшатнулась, что упала назад.

— Ну вот, доигралась!

Со всех сторон донёсся добродушный смех. Мама помогла дочери подняться. Разумеется, все присутствующие были готовы запачкаться, так что девочка тоже захохотала, глядя на свою грязную одежду.

— У тебя всё хорошо? — поинтересовался Куэбико-но-микото.

— Я уже кучу раз шлёпалась, и вот опять упала, — девочка улыбнулась, показывая, что ничего страшного не случилось.

— Значит, ты уже не первый раз сажаешь рис?

— Не-а! Мы ещё дома у дедушки каждый год сажаем, а это нам как упражнение.

Раз, два, родитель покажет,

Три, четыре, ребёнок повторит.

— А сегодня я буду упражняться вместе с вами. Только я сажаю впервые, так что покажи, как это делается.

— Хорошо!

Если снизойдёт милость небес,

Мы будем лишь плясать от радости

И молиться, чтобы рис тянулся выше.

Раз, два, мы поём небесам…

Когда в руках Ёсихико закончились ростки, он похлопал себя по ноющей пояснице и окинул поля взглядом. В этот момент он случайно встретился глазами с Куэбико-но-микото, который тоже как раз разминал затёкшую спину. Увидев грязь на лицах друг друга, лакей и бог дружно засмеялись.

***

Оба маленьких участка засеяли рисом где-то за час, и все участники мероприятия принялись убираться и мыться. Затем Ёнэда принёс прохладный злаковый чай и онигири. По его словам, и то и другое было сделано из риса, выросшего на этих полях, и мужчина не преминул воспользоваться поводом пригласить всех на жатву — разумеется, тоже платную.

— Не ожидал, что меня заставят сеять рис…

Куэбико-но-микото сел на межу вдали от семей, протянул вымытые ноги, и устало сгорбился.

— Я столько времени наблюдал за полями, но никогда так не работал.

— Ну, бог мудрости, в общем-то, и не должен заниматься физическим трудом, — ответил Ёсихико, вручая Куэбико-но-микото онигири и бумажный стакан чая, которые только что получил от Ёнэды. Усевшись рядом с богом, лакей продолжил: — Но как раз поэтому я хотел, чтобы ты попробовал его.

Куэбико-но-микото взял обёрнутый бумагой онигири обеими руками и держал его чуть ли не с благоговением.

— Понравились свои оладушки?

— Да. Сладкие вышли.

— А как тебе их печь?

— Трудно. Очень важно правильно выставить огонь.

— Ты ещё пока мыл — разбил тарелку.

— Прошу прощения, что так получилось. Я не ожидал, что моющее средство такое скользкое, — Куэбико-но-микото отпил немного чая. — И ещё я не подозревал, что холодный злаковый чай после работы в поле кажется таким вкусным.

Приятный ветерок потрепал только что посаженные ростки.

— Вот видишь. Оказывается, в мире ещё есть вещи, о которых ты не знал, — заявил Ёсихико.

Губы Куэбико-но-микото немного растянулись.

— Да. Например, эти чувства.

Если все размышления так и остаются замкнутыми в голове, то ум, конечно, множится, а вот опыт — нет. А когда у тебя нет опыта, жизнь полна открытий и неожиданностей.

— Но на этом можно поставить точку, лакей. Потому что тебе жизни не хватит, чтобы помочь мне испытать всё, что я хочу, — с лёгким равнодушием в голосе заявил Куэбико-но-микото и кисло улыбнулся.

Ёсихико почти уже снял обёртку со своего онигири, но замер и попытался подобрать нужные слова:

— На самом деле я вытащил тебя сюда не только ради этого, Куэбико-но-микото.

По тропинке с другой стороны межи гуляли Когане, Фуку и Ё, останавливаясь возле каждой семьи и изучая еду, которую люди принесли с собой. Многие взяли лишь закуски, зная, что на ферме будут онигири.

— Пусть ты и говорил, что хочешь выйти на пенсию из-за успехов другого бога мудрости, из-за того, что больше ничего не интересно, но я думаю, главная причина в том, что ты ненавидишь самого себя. За то, что умеешь копить знания, но прикован к месту и не можешь их использовать, — Ёсихико внимательно смотрел в резко распахнувшиеся глаза бога. — Вот почему ты считаешь себя бесполезным.

Слушая накануне «полевую песнь», Ёсихико задумался: что, если этому богу хотелось быть в кругу тех, кто её исполняет?

Его мудрость льётся через край, его почитают как бога, но всё, чего ему хотелось — это стать ближе к обычным людям и их повседневной жизни, в которой они поют такие рабочие песни.

— Мне казалось, что я не могу разделить твои мучения, ведь мне не под силу научить тебя ходить. Но оказалось, что я напрасно ломал голову.

Куэбико-но-микото отвернулся от Ёсихико и стиснул зубы. Он и сам не заметил, что его ладони крепче сжали онигири.

— Я прожил долгие годы. В мире сменялись эпоха за эпохой и случалось всякое: засухи, войны, бедствия… И всякий раз я думал, что помогаю людям как бог мудрости и риса. Но однажды меня поглотили тени сомнения: разве могу я, торчащий посреди поля, понять невзгоды людей?

Разве от такого бога есть польза? Разве от того, что он называет людей омитакара, он стал лучше понимать их чувства? Может, он и не достоин такой чести?

И раз так, лучше попросту сгнить.

— Что вы такое говорите, Куэбико-но-микото! — вмешалась в разговор лакея и бога как всегда громкая Фуку. — Именно благодаря вам люди научились собирать с полей такие урожаи! Вы только посмотрите на эти прекрасные поля! Без вас у людей бы не было такого замечательного будущего!

Фуку не залетела, а почему-то взбежала на межу и бесцеремонно подошла прямиком к Куэбико-но-микото.

— Говорите, вы просто стояли на месте?! Но разве этого недостаточно?! Люди уважают и почитают вас, ведь вы безмолвно терпите самый несносный зной и ужасные морозы!

— Фуку… — Куэбико-но-микото слегка опешил от напора маленькой подчинённой и поморщился от её слов.

— Куэбико-но-микото. Может, споёшь ту песню? — предложил Ёсихико, заставив бога заморгать от изумления.

— Господин лакей, давайте лучше я!

— Нет, Ё, не надо, — Ёсихико взмахнул рукой, останавливая жабу. — Дай Куэбико-но-микото спеть нормальным голосом, чтобы песня прозвучала именно так, как в его воспоминаниях.

Лакей посмотрела на бога. Поймав на себе этот взгляд, Куэбико-но-микото немного стушевался, но затем отдал свой онигири Ёсихико и решительно встал. Одновременно с этим олимпийка на нём превратилась в привычное рваное кимоно.

Раз, два, родитель покажет,

Три, четыре, ребёнок повторит.

Если снизойдёт милость небес,

Мы будем лишь плясать от радости

И молиться, чтобы рис тянулся выше.

Раз, два, мы поём небесам,

Три, четыре, и Соходо поёт с нами.

Люди не видели Куэбико-но-микото в его божественной форме и не слышали этой песни. Однако вместо этого подул приятный ветерок, ласкающий щёки людей. Кто-то посмотрел в небо, кто-то раскинул руки в стороны, наслаждаясь дуновением, а дети весело забегали и захохотали.

— Знаешь, я посмотрел в Интернете, и оказывается, что Соходо — это имя, которое в древности давали пугалам, — сказал Ёсихико, вставая рядом с богом. — Так что ты, оказывается, всегда пел вместе с людьми. Всегда брал на себя часть работы. И тебе ничто не мешает жить так дальше.

У людей и богов разные роли в этом мире. Они помогают друг другу тем, в чём сильны, и трудятся плечом к плечу.

— Твоя задача как пугала — это как раз присматривать за людьми и делиться с ними жизненной мудростью, не так ли? Неужели эту работу можно свалить на других богов мудрости?

Куэбико-но-микото пытался вытирать свои слёзы рукавом, но они никак не прекращались.

— Выход на пенсию откладывается на неопределённый срок, — заявил он с улыбкой. — Пока что я хочу и дальше стоять посреди работающих людей и смотреть на новый мир вместе с ними. А ещё испытать новые эмоции, — Куэбико-но-микото посмотрел на свои руки, которые только что впервые сажали рисовые ростки, затем на далёкое небо. — Эх, небеса… Всё-таки нет ничего прекраснее синевы над миром людей!

Эти слова он прокричал так громко, как только мог. Их подхватил ветерок и унёс вдаль.

***

Отказавшийся выходить на пенсию Куэбико-но-микото вернулся в храм, и Ёсихико наконец-то смог насладиться вечерней тишиной. В молитвеннике уже стояла красная печать Куэбико-но-микото в виде пугала. Рядом стояли отпечатки лап Фуку и Ё, и их вид невольно вызывал у лакея улыбку.

— Кстати, я вспомнил, что я хотел сказать.

Ёсихико вышел из ванной и лениво сидел на диване, попивая воду. Вдруг Когане повернул к нему свою морду и заговорил.

— Ты в магазине электроники сказал про какого-то Рица. Я вот всё думаю — ты имел в виду крекеры Ritz? На которые кладут закуски во время вечеринок?

— Ты что, до сих пор ломал над этим голову?

— Почему же ты всё-таки сказал, что Рич — брат Рица?

— А-а, в общем, суть в том, что…

Ёсихико не решился признаться, что придумал этот бред на ходу и начал выдумывать подходящее объяснение, но тут услышал шаги на лестнице. Через пару секунд сестра открыла дверь и вошла в зал. Она бросила на Ёсихико лишь короткий, полный неловкости взгляд, затем ушла в кухонный уголок. Судя по тому, что сегодня она вернулась в пристойное время, её отношения с матерью уже наладились, хотя парень не приставал к расспросам ни к той, ни к другой.

— Слушай…

Ёсихико уже собирался уйти к себе вместе с лисом, который не унимался по поводу Рица, но вдруг Харуна нерешительно заговорила.

— Прости… за вчерашнее.

Ёсихико застыл на месте. Услышать извинения от демонической сестры — это всё равно что увидеть снег посреди лета.

— У меня слишком накипело, и я выместила на вас злость. Перед родителями уже извинилась.

— Понял, — поколебавшись, коротко ответил Ёсихико.

— Я разобралась в себе — я всего лишь завидовала тебе, братик. Ты с детства увлекался только бейсболом, и несмотря на проигрыши попал в Косиэн, а затем получил благодаря этому работу. Мне тоже хотелось быть настолько же… свободной от сомнений.

Ёсихико моргнул, не ожидав такого признания. Его сестра никогда не говорила ни слова о бейсболе. И когда он поступил в Косиэн, и когда сломал колено — она лишь продолжала вести себя как ни в чём не бывало.

— Отсюда и зависть, ведь у меня так не получалось. Да, мне даются учёба и спорт, но у меня нет какого-то хобби или увлечения, без которого я прямо жить не могу. Предварительные одобрения — это, конечно, признание моих заслуг и повод для гордости, но я почему-то, как дура, наоборот, уронила себе самооценку.

Харуна достала из холодильника апельсиновый сок, налила себе стакан и грустно улыбнулась.

— «Могу посоветовать лишь разговаривать со своей душой и страдать плодотворнее. Когда настанет подходящий момент, она сама поразится тому, с какой лёгкостью сделает правильный выбор, и всё у неё сложится хорошо» — вот совет, который я получил для тебя от бога мудрости, — пересказал Ёсихико слова Куэбико-но-микото, и улыбка Харуны стала ироничной. — И от себя добавлю, что нечего завидовать полубезработному брату. На тебя и без этого слишком давят ожидания со стороны родителей и общества. Как думаешь, что от меня останется, если вычесть бейсбол? — Ёсихико картинно пожал плечами. — А вот ты можешь стать кем угодно.

Стоявшая за кухонной стойкой Харуна широко раскрыла глаза. Её губы на мгновение поджались, но затем она сказала привычным надменным голосом…

— Конечно, это же я.

…и засмеялась.

***

На следующий день Ёсихико пришлось зайти после подработки в супермаркет и купить крекеры, которые клянчил Когане. Лис уже знал, что парень всего лишь ответил невпопад, но настаивал, что этот поступок заслуживает именно такого наказания. Наверное, лучше было сказать, что Риц — это сокращение от Ritz-Carlton, сети люксовых отелей.

— По телевизору рассказывали, на эти крекеры кладут сыр и ветчину. Эти закуски готовят, когда собирают друзей.

— Ты предлагаешь мне устроить дома вечеринку?

— Если ты так сильно этого хочешь, то я, так и быть, смирюсь.

— Я ни слова ни говорил о том, что хочу.

Они коротали разговором время в ожидании светофора на пешеходном переходе. Вдруг перед Ёсихико проехал красный кабриолет. Осознав, что уже видел эту машину раньше, лакей повернул голову. Кабриолет тут же начал тормозить и остановился у обочины. Мужчина на пассажирском сиденьи обернулся и помахал рукой.

— А?.. Куэбико-но-микото?!

Ёсихико протёр глаза, но нет, ему не почудилось и не приснилось. Он тут же подбежал к машине, не понимая, что происходит.

— Ч-что? Как это понимать? Эта машина ведь принадлежит…

Растерянная речь Ёсихико оборвалась, когда он увидел прекрасную женщину за рулём.

— Давно не виделись, Ёсихико. Мне в прокате так понравилась эта машина, что я взяла точно такую же. Как здорово, что у них филиалы по всей стране! — богиня в твидовом пиджаке смахнула длинные волосы.

— Сусэрибимэ?!

— Куэбико-но-микото попросил научить его водить, и я показываю ему, как это делается. Он подумал, что ему как неходячему с машиной будет намного удобнее.

Ёсихико замолчал, охваченный сложной комбинацией чувств. Главным из них был вопрос: почему его учит водить именно она? Этой богине место за рулем только на гоночной трассе.

— Я знал, что у тебя сегодня подработка, поэтому попросил покатать нас по этим кварталам.

Позади бога сидели Фуку и Ё. Судя по их встревоженным лицам и застёгнутым ремням безопасности, они уже почувствовали опасность для жизни. Непонятно только, чем ремни безопасности могли помочь таким маленьким существам.

— У тебя ко мне какое-то дело? — поинтересовался лакей.

— Да. Я вспомнил, что забыл спросить одну вещь.

— Какую же?

— Ты хотел о чём-то у меня проконсультироваться после заказа.

Лишь после этих слов Ёсихико вспомнил о подарке для Хоноки.

— Ах да, я и правда забыл спросить.

— Ёсихико… Неужели ты правда требуешь совета у Куэбико-но-микото?..

Когане покосился на парня, но тот сделал вид, что лиса не существует. Хонока совершенно вылетела из головы во время работы над заказом.

— Куэбико сказал о подарке в честь поступления. Значит, речь о Хоноке? Ты до сих пор её не поздравил? — Сусэрибимэ наклонилась вбок и тоже предложила помощь: — Хорошо, тогда я тоже в этом поучаствую.

— Хотя нет, советоваться на эту тему с богами — всё-таки не совсем… — Ёсихико попятился от машины, охваченный зловещим предчувствием.

— Ничего страшного, давай думать вместе, — Куэбико-но-микото улыбнулся с лёгкой неловкостью на лице. — Мне и самому хочется узнать, как люди выбирают подарки. Благодаря тебе я обнаружил, что хочу попробовать множество разных занятий. Например, научиться водить машину и ездить на велосипеде. Кстати, я вернулся к работе над романом. В общем, у меня вдруг появилось столько дел, что голова кругом идёт.

Ёсихико невольно прищурился. Лицо бога казалось ему похожим на безоблачное летнее небо.

— Короче, решено, едем по магазинам! Ёсихико, залезай давай!

Сусэрибимэ вцепилась в руку лакея и практически зашвырнула его на заднее сиденье.

— Начнём с Такасимаи<span id="note-1" class="note">[1]</span>!

— Я предоставляю выбор тебе, Сусэрибимэ, — услужливо ответил Куэбико-но-микото.

— Только не гоняй! Пожалуйста, не надо-о-о-о!

Сусэрибимэ деловито опустила солнцезащитные очки на глаза и так вдавила педаль, что взвыли шины. Ёсихико обхватил животных, ему больше ничего не оставалось, кроме как стать невольным участником очередной кошмарной поездки.

1. Сеть японских торговых центров. Имеет два магазина в Киото.