Глава 42. Большой переполох

Чжан Чэнлин растерянно шел позади двух мужчин. Ему казалось, что, сменив свой внешний вид, его Учитель будто бы поменялся вообще весь. Атмосфера вокруг них была настолько гнетущая, что даже шедшая неподалеку Гу Сян не осмеливалась не то, что быть по-обычному шумной, она даже звука лишнего не издавала.

Парочка людей, что вечно припиралась друг с другом, стоило им только оказаться рядом, и выпускала свою избыточную энергию на всех вокруг, сейчас тоже шла в полной тишине – каждый сам по себе. Чжоу Цзышу даже не стал обратно одевать маску на лицо. Все равно, здесь его никто не знал.

Грусть, поселившаяся в его груди, душила. То, что сказал ему Великий Врачеватель, ударило прямо в сердце – если отказаться от внутренней энергии, то его шансы будут пятьдесят на пятьдесят. Не лучше ли тогда вообще без этого шанса? Так он бы смог неторопливо покинуть этот мир без сожалений.

Веками заклинатели бились на смерть за книги с секретными техниками. Он десятилетиями оттачивал свое мастерство, не обращая внимания на холодные зимние дни и удушающе жаркое лето. Десятилетия упорного труда и кропотливых размышлений.

Это не было чем-то материальным, не было просто каким-то умением. Это уже было частью его души.

Что значит, лишить его внутренней энергии? Это ведь, фактически, как лишить человека сердца. Тогда уж для него легче было бы стать просто инвалидом без сознания – пребывать в абсолютном неведении и то было бы проще.

Великий Врачеватель, конечно же, все это понимал, и потому лишь вздохнул, даже не пытаясь его переубедить.

Если бы человек потерял шесть своих земных душ из семи*, если бы потерял последнюю каплю своего достоинства, то не стало бы это просто отсрочкой смерти? Он хотел жить, а не просто жалко существовать.

* В Китае есть убеждение, что у человека не одна, а десять душ – семь земных душ «по» и три небесные души «хунь»

Чжоу Цзышу не удержался и, вдруг, громко запел:

— Я жить спешил, как будто бы за мною

Гналась погибель, словно смерти шквал,

И я срывал магнолии весною,

И осенью суман я собирал.

Луна и солнце вовремя сияют,

От осени недолго до весны.

Цветы - те не навеки увядают,

Но дни царя, боюсь я, сочтены...*

* Строчки из поэмы Цюй Юаня «Лисао». Перевод Гитовича А.И.

Голос его звучал немного хрипло. Каждая новая строчка отбрасывала назад грусть, печаль и обиду, оставляя на своем месте лишь упрямый характер и гордость. Он родился с этой гордостью, и теперь она привела его к такому финалу. Лишь теперь – странствуя средь гор и рек, простирающихся на тысячи километров в даль – все то, что годами копилось в его груди, наконец, вырвалось и сдавило ему горло.

Тот день был очень пасмурный, отчего тяжелый воздух гнетуще давил на голову. Вокруг, насколько хватало зрения, были лишь бескрайние равнины, по которым тянулась одна единственная заросшая бурьяном тропинка. Ветер, несущий плохую погоду, и не думал останавливаться – он мрачно свистел между трещинами скал и верхушками деревьев, своим воем напоминая плач горного духа. Как век человека пролетает незаметно, так и тысячи лет на деле длятся не больше одного дня.

Ветер раздувал широкие рукава Чжоу Цзышу, словно прося его, вернуться вместе с ним.

Вэнь Кэсин поднял голову и уставился на худой силуэт мужчины. Длинные волосы на его висках взметнулись под порывом ветра и ударили по лицу, словно хлысты. Он закрыл глаза, спрятав их от ярких и темных пейзажей природы, и полностью отдался всепоглощающему ощущению обжигающей боли.

Поток ледяного воздуха сдавил Чжоу Цзышу горло, отчего его нескладная мелодия резко оборвалась. Он слегка склонился вперед и закашлялся. Меж его почти прозрачных губ завиднелась тоненькая темно-красная линия, которая изгибалась, создавая иллюзию улыбки.

Вэнь Кэсин поднял голову и взглянул на небо, что, казалось, вот-вот обрушится прямо на них. Неожиданно что-то маленькое и прохладное упало ему на лицо – это был первый снег, что выпал в Дунтине в этом году.

Почему храбрые люди всегда умирают первыми? Почему красота в конце концов всегда пропадает?

Он вдруг почувствовал, как в груди его нарастает возмущение. Было ли оно за себя или за кого-то другого, но оно уже почти переполняло его. Он не был согласен с этим миром. Пальцы на руках задрожали от желания разорвать купол этого неба, разорвать весь мир на части. Он желал, он жаждал задать вопрос небесам... Кто создатель всего этого? И почему человек должен следовать законам этого мира?

Гу Сян задрожала от страха, когда ее господин повернулся к ней и с улыбкой спросил:

— А-Сян, тебе и правда нравится этот глупый парнишка Цао Вэйнин?

Девушка на секунду растерялась и с непонимающим выражением уставилась на него:

— Господин...

— Думаешь, он красивый? — вновь спросил Вэнь Кэсин.

Гу Сян почувствовала, что Вэнь Кэсин своим взглядом пытался проникнуть ей в самую душу. В ней всколыхнулись странные чувства, когда и она задала этот вопрос: «Цао Вэйнин красивый?».

Она вспомнила парня, что с серьезным лицом сказал ей: «Если это когда-нибудь подтвердится, ты будешь сильно переживать». Вспомнила, как он, изо всех сил стараясь заблокировать длинный меч и атаки тех двух чокнутых стариков, в спешке повернулся к ней и бросил: «Забирай его и уходите. Быстрее!»

Она поняла, что еще никто и никогда в опасной ситуации не говорил ей уходить первой. Непонятно отчего ее глаза вдруг покраснели, она грустно кивнула и ответила:

— Братец Цао очень хороший. Он умеет правильно разговаривать с людьми, а еще он очень образованный...

* Слово, которое использует Вэнь Кэсин [hǎo] можно перевести множеством способов, не только как «красивый» и «хороший», но и «добрый / приятный / удобный / подходящий»

Вэнь Кэсин беззвучно рассмеялся:

— Да уж, он точно смог бы придумать что-то, похожее на «Что знаешь ты о ночной тоске по любимой, если в это время спишь, как убитый?».

Гу Сян расслышала в его словах сарказм и с серьезным видом возразила:

— «Весенняя усталость сменяется летней дремотой, а затем приходит осенняя сонливость» – люди любят спать побольше весной, разве не логично спать, как убитый, не способный проснуться? Мне кажется, братец Цао прав. Это всяко лучше, чем когда книжные зануды открывают рты об «Аромате хризантем, что возникает лишь благодаря суровому холоду»*.

*  梅花香自苦寒来 [méi huā xiāng zì kǔ hán lái] - посл. драгоценный меч становится острым благодаря точению, а аромат цветов сливы возникает лишь благодаря суровому холоду (обр. только непрерывное старание и самосовершенствование делает человека успешным). Гу Сян перепутала название цветка

Вэнь Кэсин пристально взглянул на покрасневшие щечки девушки и вдруг кивнул:

— Ладно, тогда пойдем и спасем его.

Гу Сян опешила:

— Но ведь Господин Седьмой сказал, что...

Вэнь Кэсин громко перебил ее:

— Если я решил кого-то спасти, то я пойду и спасу его. Если я решил кого-то убить, то пойду и убью. Я делаю то, что хочется мне – посмотрим, посмеет ли кто-нибудь встать на моем пути! И вообще, чего это ты разболталась попусту? Этот смазливый парень только и умеет что воздух своими словами портить. Ни черта он не знает! А-Сюй, ты идешь с нами или нет?

Чжоу Цзышу улыбнулся:

— Будто я посмел бы отказаться.

Уголки губ Вэнь Кэсина слегка приподнялись, но брови оставались нахмуренными, придавая мрачный вид. Из-за кожаной маски его лицо даже пугало:

— Хорошо, — сказал он. — А-Сян, если ты желаешь кого-то спасти, то просто иди и спаси, а я помогу тебе устроить вокруг большой переполох.

Цао Вэйнин в данный момент представлял собой довольно жалкую картину – он был измазан грязью с головы до ног, словно поросенок, одежда была порвана, а один глаз заплыл настолько, что он не мог его открыть. Его меч висел сбоку на поясе, а сам он шел, спотыкаясь, с завязанными за спиной руками. Все это время его постоянно подталкивал в спину Фэн Сяофэн, чьи брань и пронзительные крики время от времени били ему по барабанным перепонкам. Но, несмотря на все это, на сердце у него отчего-то было очень спокойно.

Он правда был ни на что не годен. Предки его ордена говорили: «Бейся до тех пор, пока твой меч не будет сломан, а потом умри вслед за ним. Искореняй зло и будь праведен». Только вот ему не дали сломать свой меч – он был сложен в ножнах – а его самого гоняли так, словно собирались искоренить это самое «зло» прямо из него.

Но сейчас все это для него не имело особого значения. Цао Вэйнин никогда не считал себя особенно одаренным, способным мановением руки привести заклинательский мир в трепет. Ему хватало и того, что его совесть была чиста.

Он своими глазами видел, как брат Чжоу делал добрые дела. Видел, как маленькая и хрупкая Гу Сян изо всех сил старалась защитить этого мальчишку из клана Чжан. А с другой стороны были «прославленные герои» правильного пути, что вечно преследовали их.

Что правильно в этом мире, а что нет?

Цао Вэйнин всегда отличался способностью смотреть на вещи с разных сторон. Орден Цинфэн учил его уметь отличать добро от зла и запрещал быть корыстными и искать пустой славы. Что он должен был сейчас делать, когда люди вокруг начали говорить, что он плохой и сбился с правильного пути?

Цао Вэйнин задумался обо всем этом и сердце его наполнилось грустью. Но даже ощущая эту грусть, он все равно не считал, что сделал что-то неправильное. Он простодушно подумал, что ему стоит просто не обращать внимание на то, что о нем говорят. В любом случае, у каждого своя собственная жизнь, и другим людям не стоит в нее лезть.

Единственное, что... наверное, он все-таки этим немного подвел своих Учителя и Шишу.

Кажется, этот Яшмовый Господин сломал ему ребро, потому что после каждого вздоха его грудь пронзала острая боль, от которой кружилась голова. Цао Вэйнин даже не осмотрелся вокруг, когда его бросили в какую-то тускло освещенную комнату. Он сразу же закрыл глаза и сел медитировать, чтобы восстановить хотя бы часть энергии. Потом он планировал сбежать – ему было плевать на всех остальных, но Гу Сян увела Чжан Чэнлина, будучи совсем одна. Если до того, как они найдут брата Чжоу и брата Вэня, на них вновь нападут скорпионы, разве не будет это большой бедой?

Прошло уже довольно много времени, когда снаружи внезапно раздался хорошо знакомое ему яростное негодование:

— Чушь! Когда такое было, чтобы ученики ордена Цинфэн вставали на кривую дорожку? Как ни глянь, а вы двое цветастых старых чудаков точно не выглядите, как хорошие люди!

Настроение Цао Вэйнина сразу улучшилось. Дверь крохотной комнатки, в которой он все это время сидел, распахнулась, и к нему вошла сразу толпа людей. Цао Вэйнин сощурился от яркого света, отчего стал выглядеть еще более жалким, а затем внимательно огляделся. Среди этих людей громко всех возмущался и яростно кричал, конечно же, Мо Хуайкун. Цао Вэйнину показалось, что еще немного, и его Шишу (младший брат учителя)

точно сойдет с ума от ярости.

Мо Хуайкун на самом деле был на пути к этому – в тот момент, когда он увидел состояние Цао Вэйнина, он почти зарычал, а затем, взмахнул рукавами и без толики уважения к старшим толкнул Яшмового Господина так, что тот приземлился задницей на землю. Персиковая Леди ужасно рассердилась и резко взвизгнула:

— Мо Хуайкун, ты что, с ума сошел?!

Мо Хуайкун никогда не был скромным человеком, а потому на глазах у всех закричал ей в ответ:

— Он ученик моего брата! Какой бы проступок он не совершил, об этом должен позаботиться мой брат – глава нашего ордена. С чего вы, стая старых собак, решили, что имеете право вмешиваться в чужие дела?!?

У Цао Вэйнина потеплело на душе. Хоть его Шишу и отличался дурным нравом, но все же он был на его стороне. А потом Мо Хуайкун произнес следующее:

— Прежде чем бить собаку, лучше смотри, кто ее хозяин!

Тихие слезы потекли по сердцу Цао Вэйнина.

Следующим голос повысил Фэн Сяофэн. Он притянул к себе Гао Шаньну, чьи глаза уже были перевязаны марлевой повязкой и, указав пальцем на Мо Хуайкуна, завизжал:

— О, великий орден Цинфэн! Почему бы тебе не спросить у своего доброго ученика, какие хорошие дела он совершил? А-Шаня ослепила маленькая чертовка, что была вместе с ним! Если у меня не получится поймать ее, я выколю глаза этому парнишке по фамилии Цао!

Мо Хуайкун хотел было что-то ответить, но услышал, как кто-то холодно фыркнул рядом с ним:

— Если эта девушка пользуется столь порочными трюками, то она скорее всего настоящая демоница. Не хотите ли спросить, зачем молодой герой Цао водит связи с такой особой?

Мо Хуайкун так и не произнес, что хотел, вместо этого он мрачно уставился на своего ученика. Цао Вэйнин пару раз впустую открыл рот, прежде чем жалобно произнести:

— Шишу.

Мо Хуайкун был очень сердит:

— Кто это тут твой Шишу? — он сделал шаг вперед, крепко ухватил Цао Вэйнина за воротник и холодно спросил: — О какой еще девушке они говорят? Отвечай!

— А-Сян... она... совсем неплохая... Шишу, А-Сян... — прошептал Цао Вэйнин в ответ.

Персиковая Леди усмехнулась:

— А-Сян? Вы так близки, мило.

Только что появившийся откуда-то Юй Цюфэн тоже решил вежливо вмешаться:

— Бывает, что молодых людей сбивает с пути женская красота. Не стоит сильно осуждать его. До тех пор, пока он готов исправить свою ошибку, мы сможем простить его, ведь мы же не толпа бессовестных и недалеких...

— Я выцарапаю ей глаза! — сердито перебил его Фэн Сяофэн.

Неизвестно, намеренно или нет, но этими словами он начисто испортил эффект слов главы ордена горы Хуашань.

Юй Цюфэн заскрежетал зубами, сожалея о том, что не может вдолбить этого карлика глубоко в землю.

В данный момент Гао Чун, Чжао Цзин, настоятель Цы Му и многие другие были заняты похоронами Шень Шеня, так что никого из них здесь не было. Оставшись без управы, этот неорганизованный сброд почувствовал себя вседозволенным. Каждый обязан был что-то да сказать.

У Мо Хуайкуна задергались веки. Он одним рывком поднял Цао Вэйнина с земли и процедил сквозь стиснутые зубы:

— А ну, поганец, говори мне правду. Куда пропала эта маленькая чертовка, что похитила мальчишку клана Чжан?

Цао Вэйнин из последних сил открыл рот:

— А-Сян, не...

Разозленный, Мо Хуайкун дал Цао Вэйнину пощечину, хотя его лицо и без того уже было ужасно опухшим и напоминало поросенка.

Именно в этот момент воздух разрезал звонкий голос:

— Маленькая чертовка уже здесь. А ну, старые бесстыдники, поймайте меня, если сможете!

Голова Цао Вэйнина буквально загудела от эмоций – это была А-Сян!