Глава 29. Сожаления прошедших дней
Е Байи слегка нахмурился. В этот момент его лицо выглядело таким же поддельным, что и маска Чжоу Цзышу, и даже почти отсутствующие эмоции на этом давно застывшем лице выглядели крайне странно. Он спросил:
— Ты? Кто ты вообще такой?
Вэнь Кэсин холодно усмехнулся и задал ответный вопрос:
— Прежде чем спрашивать, кто я такой, не следовало бы представиться самому? Неужели, монах Гу научил тебе вести себя подобным образом?
Чжоу Цзышу, все еще опирающийся на Вэнь Кэсина, даже с поддержкой с трудом мог стоять ровно. Он несколько раз глухо кашлянул, прежде чем почувствовал, как загорелось горло, а затем отвернулся в сторону и сплюнул полный рот крови.
Вэнь Кэсин заметил это краешком глаза – лицо его потемнело, и он отругал мужчину:
— Чжоу Сюй, ты что, тоже дурак? Совершенно не представляешь, кто перед тобой, но разрешаешь так себя лапать?
«Даже я еще к нему не прикасался» – он взглянул на стоящего в стороне Е Байи и проглотил свою последнюю фразу.
Чжоу Цзышу был занят восстановлением потока собственной энергии после того беспорядка, в который превратил его тело Е Байи, и на выслушивание чепухи, которую нес Вэнь Кэсин, у него попусту не было сил. Собрав немного энергии, он полумертво закатил свои глаза.
Е Байи вновь спросил:
— Твое боевое мастерство не так уж и плохо, чей ты ученик? И какие у вас отношения с этим мальчишкой?
Лишь в этот момент Вэнь Кэсин заметил странность в его манере общения. Е Байи говорил медленно, вытягивая слово за словом, словно старик, и это, в сочетании с его вечно безмятежным выражением лица, заставляло людей чувствовать себя раздраженно и как-то неуютно.
Вэнь Кэсин не был легкомысленным. Сейчас, когда первоначальный эмоциональный эффект прошел, в его душе закрались сомнения.
Прежде чем он успел ответить, Чжоу Цзышу поднял рукав, чтобы вытереть кровь с уголка рта, и тихо спросил:
— Монах Гу, что вы хотите сделать?
Е Байи спокойно ответил:
— Хочу посмотреть, можно ли еще вылечить твои раны, — он сделал паузу, а затем добавил: — И когда это я говорил, что я монах Гу? Прекращай умничать.
Вэнь Кэсин не был особо удивлен, когда услышал про болезнь, ведь он знал, что у Чжоу Цзышу имеются внутренние повреждения, но вторая часть застала его врасплох. Чжоу Цзышу догадался, что тот был древним монахом Гу, и, хотя Е Байи этого не признавал, небрежный тон, которым он произнес «Монах Гу», ясно давало понять, что они были как минимум одного поколения.
Вэнь Кэсин не удержался и вновь взглянул на совершенно лишенное морщин лицо Е Байи, говоря про себя: «Эта старая каланча что, какая-то ошибка природы?»
Е Байи обратился к Чжоу Цзышу:
— Ученик всегда будет похож на своего Учителя. Я знаю, что твой Учитель Цинь вряд ли смог научить хоть одного своего ученика послушанию, но я все же попрошу тебя держаться подальше от этого человека, ведь ты, очевидно, мало что о нем знаешь. Он даже более недостойный, чем ты.
Вэнь Кэсин чувствовал, что этот обжора был прямо-таки рожден, чтобы стать для него проблемой. Стоило лишь его увидеть, как грудь сразу что-то невыносимо сжимало. Вэнь Кэсин выпалил в ответ:
— Мало что о нем знаешь? Старая каланча, разве ты не слышал о родственных душах? Раз суешь свой древний нос во все мирские проблемы, думаешь, можешь указывать нам, что делать?
Е Байи никогда не обладал мягким характером, так что тут же низко выругался в ответ:
— Да ты, малец, никак смерти ищешь.
И бросился на него.
Чжоу Цзышу понял, что в его нынешнем состоянии находиться в эпицентре драки между этими раздраженными представителями двух поколений было не лучшей идеей, поэтому он ловко отступил на несколько шагов назад к стене и, скрестив ноги, уселся на ее верхушку, восстанавливая силы и наблюдая, как эти двое снуют туда-сюда.
Пока все в тревоге не могли сомкнуть глаз из-за Долины Призраков и Драгоценной Глазури, никто и не предполагал, что в этом маленьком переулке сейчас происходило столкновение двух мастеров, подобное которому не видывали уже лет сто. Е Байи отрицал, что он был древним монахом Гу, так что Чжоу Цзышу уже не был уверен в том, кто он такой. Однако, увидев его удивительное боевое мастерство, признать в нем древнего монаха Гу было бы не так уж и надуманно.
По другую сторону Вэнь Кэсин не показывал и намека на скорое поражение. Чжоу Цзышу присмотрелся повнимательнее и заметил, что его боевой стиль не был точно таким же, как у великого мастера Вэнь Жуюя – нет, надо сказать, что даже великий мастер Вэнь Жуюй, некогда известный во всем заклинательском мире, не мог бы сравниться сейчас со своим сыном.
Те три упражнения, которым Вэнь Кэсин научил тогда Чжан Чэнлина точно были техниками Вэнь Жуюя – они ощущались мягко и праведно и выглядели при этом совершенно легкими.
Сейчас же Чжоу Цзышу видел, что каждое движение разило чрезвычайной жестокостью, и было совершенно непонятно, какому боевому ордену он мог принадлежать. Он никогда раньше не видел ничего подобного. Движения напоминали чем-то лукавый стиль боя Гу Сян, однако он казался намного опытнее девушки. Во всяком случае, это были явно не те движения, что он мог унаследовать у своих родителей... Чжоу Цзышу слегка прищурился, и в его сердце зародилась слабая догадка.
Это выглядело даже как-то забавно. Буквально единственные во всем заклинательском мире, о происхождении кого Чжоу Цзышу не знал почти ничего, внезапно решились сегодня собраться вместе.
Тут он почувствовал, что с небес начали падать капли, а ветер, казалось, сделался прохладнее. Стоило паре одиноких капель опуститься на землю, как дождь вдруг тонкими нитями накрыл эту тихую ночь.
Чжоу Цзышу поплотнее запахнул свои одежды, вытянул длинные ноги и, свесив их со стены, обратился к двум все еще сражающимся людям внизу:
— Эй, Старший Е, братец Вэнь, дождь начался, да еще и похолодало сильно, может хватит уже, давайте разойдемся?
Тон его звучал так, словно он наблюдал не за поединком двух великих мастеров своего дела, а за представлением дрессированных мартышек.
Е Байи фыркнул и мгновенно отступил на десять метров. Приземлившись, он поправил свой слегка запачканный подол – его некогда невесомые и парящие рукава были разорваны Вэнь Кэсинем. Чжоу Цзышу чувствовал, что Вэнь Кэсин, не способный всем и каждому рассказать о своем увлечении, заимел привычку разрывать рукава всем своим противникам, будто досадуя, что все вокруг не могут вмиг стать обрезанными рукавами как он.
Вэнь Кэсин выглядел несколько униженным. Он прижал руку к груди и отступил на шаг назад, чувствуя, будто все его органы вмиг поменялись местами. Он сплюнул полный рот кровавой пены; из-за последней атаки противника у него побаливали ребра. Он даже не знал, все ли они еще целы.
Е Байи молча взглянул на Вэнь Кэсина и произнес:
— Твои силы уже на исходе. Если бы мы не остановились, я бы лишил тебя жизни в следующие десять ударов.
Вэнь Кэсин слегка опустил плечи и, стоя на своем прежнем месте, холодно глядел на Е Байи.
Чжоу Цзышу глубоко вздохнул:
— Старший Е, вы ведь великий представитель старшего поколения, так отчего же вам все время хочется поубивать своих младших?
«Не мог бы ты уже вернуться в свои эти глухие дремучие горы, а не бежать чуть что в Дунтин, попутно вмешиваясь в чужие дела?»
Кто же знал, что эта фраза напомнит Вэнь Кэсину кое-что об этом любителе поесть, и он произнесет без страха:
— Твой расцвет уже прошел, старая каланча. Я лишу тебя жизни через десять лет, если ты, конечно, не помрешь от старости к этому времени.
Е Байи выглядел так, словно ему рассказали самую лучшую шутку в мире. Поначалу он было остолбенел от неожиданности, но затем громко рассмеялся. Его похожее на каменное изваяние Будды лицо растянулось в волнующей улыбке. Чжоу Цзышу забеспокоился, как бы его окостеневшее лицо не потрескалось от столь сильных эмоций.
Е Байи ответил:
— Лишишь меня жизни? Хорошо, хорошо – пятьдесят лет никто не осмеливался сказать мне такое, так что я обязательно буду ждать, пока ты не заберешь мою жизнь.
Закончив говорить, он уже собирался уходить, но тут, будто вспомнив кое-что, обернулся и задумчиво посмотрел на Чжоу Цзышу. После долгого молчания, он произнес:
— Я не могу помочь с твоей раной.
Выражение лица Чжоу Цзышу осталось прежним, однако в душе ему сталось смешно. По тону Е Байи, казалось, будто он считал его кем-то даже значимым, поэтому он ответил:
— Старший ведь тоже не всемогущ, никто не надеялся, что у вас обязательно найдется решение.
Е Байи покачал головой:
— Твои меридианы почти полностью засохли, словно старое дерево, корни которого погибли. Даже удаление яда из тела не поможет; наоборот, без него сильное течение твоей внутренней энергии разрушит иссохшие меридианы и только убьет тебя.
Вэнь Кэсин пошатнулся от шока, повернулся и недоверчиво взглянул на Чжоу Цзышу – тот по-прежнему сидел на верхушке стены, свесив ноги вниз, совершенно безмятежный и неторопливый. Тонкий дождик капал на его одежду, а черные как смоль волосы были мокрыми и блестящими. Он напоминал тусклый луч света и, если бы не тот случай в пещере, он бы никогда и не подумал, что у человека перед ним были какие-то внутренние травмы.
Чжоу Цзышу громко произнес со смехом:
— Так значит я обречен?
Е Байи искренне кивнул.
Чжоу Цзышу посмотрел на него, и вдруг понял, что Е Байи, верно, слишком долго прожил в горах. Он получил свой безмерный аппетит, но потерял чувство всякого такта. Чжоу Цзышу вздохнул:
— Старший, отчего ты повторяешь мне то, что я и так знаю? Я ведь никогда до этого не обижал тебя, так что, пожалуйста, не говори этого снова. Все-таки это не самые хорошие новости.
Е Байи какое-то время молча смотрел на него, а затем внезапно развернулся и ушел, не сказав больше ни слова.
Чжоу Цзышу изначально подозревал, что его позвали сюда по другому поводу, но, видимо, этот старый дурак забыл об этом после драки, да и он сам решил не напоминать об этом, поэтому просто спрыгнул со стены.
Увидев, что Вэнь Кэсин продолжает неотрывно смотреть на него неописуемым взглядом, он решил позвать его:
— Чего ты там так глупо стоишь? Поранился или...
Оставшиеся слова пропали где-то в воздухе, потому что Вэнь Кэсин внезапно подошел к нему вплотную и обхватил его лицо своими холодными ладонями.
Капли стекали по лицу Вэнь Кэсина, и весь мир, казалось, был наполнен шумом дождя. Он был невыразителен, растрепанные волосы прилипали к бледному лицу, а глаза полнились мраком. Это напомнило Чжоу Цзышу их первую встречу и точно такой же лишенный эмоций взгляд, что он получил от него, сидящего на втором этаже забегаловки.
Вэнь Кэсин вдруг промолвил:
— В детстве мама заставляла меня учиться, а папа – заниматься боевыми искусствами. В нашей деревне все дети играли на улице: лазали по деревьям, тащили что ни попадя с чужих огородов, ну а я должен был оставаться во дворе учиться и тренировать мастерство. Когда начинало темнеть, меня отпускали играть, и я радостно присоединялся к остальным, только вот к этому моменту родители других детей уже звали их обратно на ужин.
Чжоу Цзышу действительно чувствовал себя очень неловко, думая даже о том, чтобы отвернуться. Он попытался вырваться, но заметил бесцельное лицо Вэнь Кэсина. Капли дождя падали ему на ресницы, и когда он моргал, они стекали по щекам, создавая ощущение, будто он плачет.
— В то время я действительно ненавидел своих родителей, я был зол на них. Отец говорил мне, что если я не буду учиться сейчас, то потом, когда повзрослею, делать это будет уже слишком поздно. Я же думал о том, что лазать по деревьям и воровать птичьи яйца будучи взрослым тоже будет уже поздно.
Голос Вэнь Кэсина дрогнул, задержавшись на слове «поздно», будто бы он решил распробовать всю горечь этого слова, прежде чем его произнести. Затем он обвил руками шею Чжоу Цзышу и крепко обнял его, словно кем-то обиженного ребенка.
Чжоу Цзышу вздохнул. Не слишком ли много раз в своей жизни он пробовал на вкус горечь слова «поздно»?
Вэнь Кэсин отпустил его и спросил:
— Твои травмы нельзя вылечить?
Чжоу Цзышу грустно улыбнулся и покачал головой.
Вэнь Кэсин на мгновение замолчал, а затем снова спросил:
— Сколько...сколько тебе осталось?
Чжоу Цзышу подсчитал и ответил:
— Где-то два или три года.
Вэнь Кэсин внезапно рассмеялся и Чжоу Цзышу, почувствовав в этом смехе что-то крайне неправильное, не удержался от вопроса:
— Ты в порядке?
Вэнь Кэсин покачал головой, шаг за шагом отступая все дальше назад:
— Всю мою жизнь. Когда я хотел играть, мне нельзя было играть. Когда я вырос и захотел изучать литературу и боевые искусства с родителями, меня уже некому было учить. Скажи мне... Кажется я ничего не успеваю делать вовремя, да? К счастью...
Он перестал улыбаться, развернулся и ушел, оставив растерянного Чжоу Цзышу позади.
«К счастью, я еще не полюбил тебя достаточно сильно...»
Осень узнавалась по холодным дождям, по деревьям цинву, что умирали от старости и по морозным ночам, от которых не спасало тонкое одеяло. Сколько раз время безвозвратно терялось... Все это было не более чем запоздалым сожалением того, что мы не повстречались раньше.