Глава 20. Пурпурная мантия

Небеса никак не были связаны с собранием в Дунтине, оттого и погода не сопутствовала героям, собравшимся там. День был особенно мрачный. Облака в небе будто бы держались на последней ниточке и уже готовы были вот-вот обрушиться на землю дождем, а густая влага била холодом в лицо, и даже листья с деревьев, казалось, перестали весело падать.

Среди всего этого стоял человек, с грустью и болью вздыхающий о своем прошлом. Тридцать лет пролетели в мгновение, будто один долгий сон.

Гао Чун, неуверенный в собственных силах, собирался уступить и дать мастеру Цы Му возглавить их военный поход. Чжоу Цзышу попятился обратно вглубь толпы и услыхал, как молодой человек рядом с ним внезапно вздохнул:

— Однажды я должен стать похожим на него.

Завидев как-то процессию Цинь Шихуанди*, Верховный правитель Западного Чу Сян Юй* произнес: «Я достоин заменить его». Когда-то и молодой Гуанъу-ди Лю Сю* по глупости произнес: «Я достоин стать правителем также, как и Инь Лихуа моей женой».

Этот мир – просто одно бескрайнее море человеческих жизней, неужто кто-то откажется от возможности выделиться среди него и прослыть навсегда великим героем?

* Цинь Шихуанди – первый император Китая, объединивший всю территорию страны в единое государство. По одному из источников, его убил генерал Сян Юй.

* Сян Юй – генерал, возглавивший одну из повстанческих армий против имперского рода Цинь. Ненавидел императора Цинь Шихуанди за уничтожение его государства Западного Чу. После победы разделил страну на 18 частей, управляемых ванами (королями), сам же приобрел титул ван-гегемона.

* Лю Сю – император китайской династии Хань, участвовал в восстании вместе с братом против узурпатора Ван Мана. Его жена Инь Лихуа была очень доброй, скромной и великодушной женщиной.

Молодые годы прекрасны и полны сил – кто же не поднимал глаза на другого со сжатыми кулаками упорно думая: «Однажды я должен стать похожим на него»?

Стать достойным безграничной власти.

Но что будет стоять за всем этим?

Учитель Чжоу Цзышу скончался очень рано. Поместье Четырех Сезонов осталось без хозяина, поэтому бремя главы опустилось на плечи самого старшего ученика – но что на самом деле мог сделать этот старший ученик? В тот год ему исполнилось всего пятнадцать.

Когда нынешнему императору было пятнадцать, он все еще терпеливо выжидал в тени удобного момента; когда принцу из Наньнина было пятнадцать, он все предавался разгулу и пьянству, туманя свой рассудок; и даже великий врачеватель из Южного Синьцзяна в свои пятнадцать был не более чем пленником чужой страны – полным обиды и возмущения маленьким ребенком, который ничего не мог сделать.

Верно из-за этого поворота судьбы Лян Цзюсяо и стал его единственным утешением, ведь тогда им приходилось помогать друг-другу, чтобы выжить.

В какой же момент в их отношениях появилась трещина?

Вероятно, это произошло в том году, когда Лян Цзюсяо впервые отправился в столицу и увидел грязную и прогнившую борьбу за власть, увидел, как братья воюют друг с другом и как его глубоко любимый Шисюн собственноручно совершает зло, подставляет других, винит в неповинном и даже убивает.

Все это время Гао Чун громко и яростно осуждал Долину Призраков перед остальными.

Чжоу Цзышу слегка опустил веки, будто бы спал, оставаясь совершенно неподвижным. Все, что Лян Цзюсяо произнес ему тогда крепко вбилось в память. И даже спустя столько лет он помнил каждое слово и каждую букву:

«Ради чего все это? Ради власти? Императорского трона? Или ради богатства и славы?»

«Если ты продолжишь, то все плохо кончится, пойми это уже!»

«Шисюн, за жизнь всегда платят жизнью...»

За жизнь всегда платят жизнью? Почему одна смерть должна перекрываться другой? В мире ведь существует столько способов сделать жизнь человека хуже смерти —— Чжоу Цзышу слабо улыбнулся самому себе и подумал: «Ах, Цзюсяо, в конце концов мы с тобой оба ошиблись».

В этот момент откуда-то неподалеку раздалось пренебрежительное ворчание, прервавшее слова Гао Чуна и ход мыслей Чжоу Цзышу. Этот резкий голос напоминал по тону детский, однако звучал странно хрипло. Гао Чун использовал внутреннюю силу, чтобы его голос звучал громко. Стало быть, этот человек был не средних умений, раз смог перебить его.

— Великий Герой Гао, положившись лишь на чьи-то слова, вы тут же решили, что все преступления совершила Долина Призраков. Не кажется ли вам, что это слишком притянуто за уши?

Все взгляды устремились в сторону необычного голоса, и Чжоу Цзышу тоже, прищурившись, взглянул туда. Говорящий оказался карликом, ростом не более метра, сидевшим на плече огромного рослого мужчины. Этот мужчина возвышался над всеми, подобно горе, и даже Чжоу Цзышу, которого можно было считать довольно высоким, пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть лицо этого гиганта. Его волосы и борода растрепано топорщились в разные стороны, закрывая все лицо, кроме пары похожих на бронзовые колокольчики глаз. Он осторожно придерживал карлика за щиколотку своей похожей на пальмовый веер ладонью, будто опасаясь, что тот может не удержать равновесие.

Разве это не был «местный бог» Фэн Сяофэн* и его слабоумный напарник Гао Шаньну*?

*  封 晓峰 [fēng xiǎo fēng] — «запечатывать», «утренняя заря», «горный пик»

*  高山奴 [gāo shān nú] — «высокая гора» «слуга»

Так как их внешность слишком бросалась в глаза, стоило только на секунду показаться, и многие тотчас же узнали их. В глазах Чжоу Цзышу сверкнули искорки; на деле он не чувствовал никакой неприязни к этому Фэн Сяофэну. Если верить слухам, он не был ни плохим, ни хорошим, и просто работал, основываясь на своих собственных приоритетах, не придерживаясь никакой морали и принципов. Не известно, было ли это связано с его телосложением, но человеком он был нетерпимым, жестоким и довольно импульсивным. К тому же, помимо этого Гао Шаньну, с которым он ни на миг не разделялся, он больше никого не слушал.

В общем, он был той еще занозой.

Голос Фэн Сяофэна резал слух:

— Великий Герой Гао, ваши слова нелогичны. Вы сказали, что злодействам Долины Призраков нет счета, и это верно, иначе они бы не звались призраками и были бы обычными людьми. Простите меня за то, что много говорю, но на Хребте Цинчжу уже много лет существует правило – вошедшие не имеют право возвращаться обратно в обычный мир. Призраки Долины никогда не покидали ее, дабы не ворошить дела прошлого, так зачем же сейчас им возвращаться и творить зло?

Гао Чун поджал губы. В тот момент, когда с его похожего на Будду лица сходила улыбка, взгляд становился удивительно устрашающим и от него начинало исходить невероятное давление. Он долго смотрел на Фэн Сяофэна, прежде чем медленно спросить:

— А, дружище Фэн, это ты. Как же тогда, по-твоему, истинно обстоят дела?

Фэн Сяофэн усмехнулся:

— Не стоит так любезничать со мной. В устах вы вежливо зовете меня «другом», а в душе клянете «карликом». К чему весь этот пустой фальшь? Что ж, этот карлик слышал кое-какие слухи и просто пришел предупредить вас, бравые герои, чтобы вы от нечего делать не наворотили лишних проблем.

Выслушав все это, Чжоу Цзышу убедился, что слухи об этом человеке были вполне себе правдивы. Фэн Сяофэн, очевидно, не был плохим человеком, максимум эксцентричным, однако и приятным его назвать было сложно. Кто-то бы даже мог назвать его бешеным псом.

Поговаривали, что он отрезал кому-то язык за то, что тот в лицо назвал его карликом. Он захотел бы отрезать язык даже тому, кто говорил бы с ним слишком вежливо, ведь любую вежливость он воспринимал как лицемерие – ему было сложно угодить.

Гао Чун слегка нахмурился, но будучи прославленным героем, он не мог позволить себе сейчас спорить с этим бешеным псом, поэтому лишь вежливо спросил:

— Какие же слухи довелось услышать Великому Герою Фэну?

Фэн Сяофэн издал странный жесткий смешок и холодно ответил:

— Гао Чун, почему вы продолжаете строить из себя дурачка? Я, конечно, не знаю, что там произошло с Му Юньгэ и Юй Тяньцзе, но неужели вы посмеете сказать, будто бы смерти Чжан Юйсэня и главы ордена горы Тайшань никак не связаны с легендарной Глазурью?

Стоило только этим словам прозвучать, как лица знающих людей тут же изменились. Отовсюду заслышались шепотки. Чжоу Цзышу заметил, как Гао Чун, слегка повернув голову и обменялся с настоятелем Цы Му серьезными взглядами. В отличии от них лицо молодого ученика старого монаха Гу оставалось совершенно спокойным. Он по-прежнему невозмутимо сидел рядом с Гао Чуном, излучая полнейшую отреченность и незаинтересованность в мирских делах.

Чжан Чэнлин, сидевший рядом с Чжао Цзинем, украдкой взглянул на своего дядю. Он увидел, как лицо того захлестнул целый поток эмоций – какая-то ненависть, смешанная с глубокой задумчивостью и чем-то таким, отчего лицо последнего приобрело чуть ли не свирепый вид.

Почти произнесенный вопрос вмиг застрял где-то в горле мальчика.

За последние несколько дней он многое понял. Критика и жалость – вот что Чжан Чэнлин хорошо видел во взглядах окружающих его людей. Действительно, как у известного во всем мире героя Чжан Юйсэня мог родиться настолько никчемный сын? Он даже как-то слышал, как слуги поместья Чжао обсуждали, действительно ли стоила смерть стольких людей спасения такого ребенка как он.

Он был плох в боевых искусствах, так как можно было ожидать от него мести за Великого Героя Чжана или возрождения собственного клана?

Они использовали его просто как ширму. Предлог, с помощью которого можно было спокойно ненавидеть Долину Призраков, ведь вот он тут «бедный сирота клана Чжан». А потом они говорили ему что-то вроде: «Не беспокойся, дитя, мы обязательно добьемся справедливости и отомстим за твой клан и отца».

Бесполезная и жалкая ширма.

Чжан Чэнлин невольно вспомнил того болезненного и неразговорчивого мужчину, которого он встретил в заброшенном храме. С той самой ночи ему постоянно снились кошмары, но он никому об этом не говорил. А если бы и сказал, то разве кого-то это бы волновало? Даже дядя Чжао сказал, что нужно быть сильнее и не стоит бояться всяких призраков. Что все они на его стороне и когда-нибудь они обязательно отомстят за его семью. И не было никого, кто бы вновь крепко обнял его за плечи и мягко сказал: «Ты мне не мешаешь, спи себе спокойно, а если тебе еще раз приснится страшный сон, то я тебя разбужу».

Вокруг начал подниматься шум, Фэн Сяофэн криво усмехнулся и попросил Гао Чуна дать всем объяснение по поводу этих слухов вокруг Глазури. Чжан Чэнлин опустил голову и помассировал себе виски; в этот момент налетел неожиданный поток ветра и принес с собой небольшую скомканную бумажку, которая ударилась об его ладонь и упала. Чжан Чэнлин ошеломленно замер; никто не обращал на него сейчас внимания, поэтому он склонился вперед и поднял бумажку с земли.

На ней было написано только одно предложение: «Если хочешь знать правду, следуй за мной».

Чжан Чэнлин поднял глаза и встретился с немигающим взглядом мужчины в черном среди толпы. Уголки губ мужчины были приподняты в жестокой усмешке, а темные глаза сочились презрением и злобой. Казалось, он был абсолютно уверен в том, что мальчик к не решится пойти за ним.

Мгновение спустя, непонятно, было ли дело в его импульсивности или просто в злости, но он крепко сжал записку и, воспользовавшись суматохой, незаметно отошел от Чжао Цзиня, скользнув вслед за мужчиной в толпу.

Никто ничего не заметил.

Кроме Чжоу Цзышу.

Все это время Чжоу Цзышу внимательно наблюдал за Чжан Чэнлином боковым зрением. Он насторожился еще тогда, когда этот мужчина бросил мальчику записку, и, увидев, что этот маленький дурачок так глупо пошел за незнакомцем, перестал слушать, как эти великие герои лают друг на друга, и тайно последовал за ними.

Человек, казалось, нарочно издевался. Чжан Чэнлин гнался за ним, но в какой-то момент тот просто исчез, а затем в мальчика прилетел маленький камушек, брошенный из какого-то хитрого угла. Лишь после этого мужчина появился вновь, будто насмехаясь над его ужасным мастерством. Мужчина бежал, а потом останавливался – как кошка, дразнящая мышку.

Чжан Чэнлин скрежетал зубами от злости, невольно продолжая погоню. Его умения были очень плохи, да и он никогда ими раньше особо не пользовался. Все то время, что он пробыл в клане Чжао все были так заняты своими праведными планами отмщения, что и не подумали о тренировках для него. Он так торопился, что уже фактически не мог дышать, а перед глазами начинало темнеть. Он почти слышал звук пульса, бьющегося в его висках.

Этот избалованный мальчик никогда еще не был так зол на себя, как сейчас. Он услышал, как кто-то холодно фыркнул:

— И это сын Чжан Юйсэня? Какой бесполезный.

«Я и вправду бесполезный, чего только ради Дядя Ли спас меня тогда?»

«Почему я?»

Вслед за этими словами мужчина появился вновь и остановился прямо перед ним. Его ладонь железной хваткой сжала подбородок Чжан Чэнлина, а ядовитый взгляд блуждал по молодому лицу. Только тогда юноша начал чувствовать холод; он вдруг испуганно осознал, в каком безлюдном месте они сейчас находятся.

В этот момент за спиной мужчины проскользнули тени в похожих темных одеяниях и окружили их с Чжан Чэнлином.

Мужчина, что привел его сюда, тихо усмехнулся и, отпустив юношу, громко произнес:

— Что за Малопорядочный Господин, приволок с собой целую толпу ради какого-то мальчишки?

Вслед за этими словами вперед выступил мужчина в пурпурной мантии. На его лице красовалось бардовое родимое пятно, по форме напоминающее отпечаток ладони, которое придавало чертам лица неописуемо свирепый и хищный вид.

Ноги Чжан Чэнлина задрожали, но он продолжал держать подбородок высоко поднятым, притворяясь бесстрашным перед этим незнакомцем.

Мужчина в пурпурной мантии внезапно низко рассмеялся, его хриплый сухой голос звучал шершаво, будто бы кто-то решил поскрести покрытую ржавчиной железную пластинку. От этого звука кожа покрывалась мурашками. Прошло всего мгновение – мужчина оказался около Чжан Чэнлина и схватил его за шею. Пальцы его были холодными, как у мертвеца, и на секунду Чжан Чэнлин даже подумал, что перед ним настоящая нежить.

Мужчина тихо произнес:

— Позволь спросить, той ночью в поместье клана Чжан видел ли ты человека без одного пальца?

Чжан Чэнлин взглянул на него широко раскрытыми глазами и с трудом покачал головой в ответ.

Мужчина сощурился и его голос стал еще мягче:

— Нет? Хороший мальчик, подумай-ка еще раз и ответь мне, ты видел его или нет?

Чем мягче звучал голос, тем сильнее становилась хватка. Чжан Чэнлин стал задыхаться, он боролся изо всех сил, лицо его покраснело, а ноги и руки тщетно пытались дотянуться до мужчины. Юноша прохрипел в ответ:

— Иди ты!

Человек в пурпурной мантии будто бы и не услышал этих слов, на лице его заиграла мрачная усмешка:

— Видел... или нет?

Чжан Чэнлин чувствовал, как его грудь разрывается от недостатка воздуха. До него уже дошло, что этот человек хотел, чтобы он ответил «видел», но именно в этот момент упрямый нрав молодого господина в нем вновь пробудился. Он открыл рот и плюнул в лицо мужчины. В тот же миг хватка на его шее стала еще крепче, и у Чжан Чэнлина не осталось сил даже пошевелиться.

Мужчина шепотом спросил:

— Я спрошу у тебя вновь, видел или нет?

Сознание Чжан Чэнлина стремительно таяло, и он подумал, что вот-вот умрет...

Неожиданно мужчина охнул от боли, и ладонь его ослабла. Поток воздуха хлынул Чжан Чэнлину в грудь и тот отшатнулся на несколько шагов, с глухим звуком осел на землю и мучительно закашлял.

Мужчина в пурпурной мантии отступил на пару метров и сурово уставился на камешек, который чуть было не сломал ему запястье.

— Кто здесь?