Глава 8. Её месть (2)

— Если бы я была твоим хорошим другом, я, скорее всего, сказала бы, что ты должен идти за ней прямо сейчас. Что-то в духе «иначе ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь» или как-то так. Но, поскольку я очень умная и хитрая женщина, я этого не скажу.

— Почему?

— Хм-м-м. Действительно, почему?

Без какой-либо связи с этим разговором она сказала, держа во рту сигарету:

— Скоро зима… Знаешь, я родилась на юге. Даже если там идет снег, он очень редко остается до следующего дня. Так что я была просто поражена, когда встретила первую зиму здесь. Стоит снегу накопиться, и ты больше не увидишь землю до весны. И из-за того образа снега — чего-то чисто белого, легкого и пушистого — тяжесть сугробов, страх ходьбы по заледеневшим дорогам, снег, похожий на вулканическую породу из-за выхлопных газов, и прочее… это все меня немного разочаровало.

Мне не хотелось спросить, о чем она вообще говорит. Это был всего лишь лучший способ для неловкой девушки выразить свои мысли.

— Но даже так, когда ночью валит снег, а утром меня будит снегоуборочная техника, я открываю свое запотевшее окно, чтобы посмотреть на улицу. Каждый раз я вижу то, что действительно стоит видеть. Словно мир покрылся новым белоснежным слоем. С другой стороны, когда я прихожу домой ночью, дрожа, действительно здорово также иметь под рукой чашку теплого сладкого кофе.

Она сделала паузу.

— Вот и все, что я скажу. Если ты все еще хочешь пойти к этой потрошительнице, я не буду тебя останавливать.

— Хорошо. Спасибо.

— Серьезно, если брать для примера тебя и Синдо, почему все парни, с которыми я дружу, уходят так быстро?

— Думаю, только люди, которые задумываются о смерти, могут понять твое очарование.

— Это не делает меня счастливой, — она рассмеялась, противореча своим словам. — Эй, я всегда хотела спросить. Ты никогда даже не брал меня за руку из-за того, что у тебя не было интереса ко мне? Или из уважения к покойному Синдо?

— Не уверен. На самом деле, я и сам не знаю, почему. Возможно, я с самого начала смирился с тем, что победа мне не светит.

— Спасибо, такой ответ порадовал меня. Думаю, мне стало немного лучше.

Она протянула свою левую руку. Возможно, из-за беспокойства о моей ране.

— Можешь хотя бы на прощание пожать мне руку?

— Конечно, с радостью, — я протянул ей свою левую руку. — Прощай, эм…

— Саэгуса, — сказала она, схватив мою руку. — Сиори Саэгуса. Впервые как следует зовешь меня по имени, да, Мидзухо Югами? Мне нравятся такие отношения, они ни к чему не обязывают.

— Спасибо за все, госпожа Саэгуса. Я тоже считал наши отношения весьма удобными.

Она легко отпустила мою руку. Я тоже не хотел задерживаться и повернулся к ней спиной. Я застегнул пальто, зашнуровал ботинки покрепче и открыл дверь, захватив зонт.

— Когда ты уйдешь, я останусь одна, — я услышал, как Саэугса сказала это за моей спиной.

_______________

Обычной тактикой был бы обход мест, куда, на мой взгляд, могла бы уйти Девушка. Но у меня не было необходимости. Так получилось, что я знал, куда она направилась.

Она оставила мне несколько подсказок. Я обдумывал их в том порядке, в котором они пришли ко мне в голову.

Первую зацепку я обнаружил, когда покупал билеты на поезд. В моем кошельке было что-то не так, карты лежали в другом порядке. Мне даже не надо было думать о том, было ли это работой Девушки.

Сначала я подумал, что она просто взяла у меня достаточно денег, чтобы потратить их в оставшееся время. Но, тщательно проверив, я понял, что не пропало ни иены, и все карточки тоже остались на месте. Рассмотрев несколько вероятных событий, остановился на том, что она искала что-то, чем я дорожу, и проверила мой кошелек, надеясь найти это там.

Следующей зацепкой было это ее «прости», с которым она меня покинула. Извинение перед человеком, убившим ее.

За что она просила прощения? Она подробно объяснила свое «спасибо» перед этим: «Несмотря на все мои раны, ты назвал меня «красивой». Не знаю, насколько серьезен ты был, но… в любом случае, я была счастлива.»

Но «прости» она оставила без объяснений. Не могло быть такого, что она просто посчитала это недостойным пояснения. Я долго ломал голову, пытаясь понять это. Может быть, у нее была причина, чтобы не объяснять ничего, но, как минимум, она хотела открыть свои чувства перед тем, как уйти. Так что, видимо, ничего не кончилось на «прости».

Третья подсказка — события четырехдневной давности. Пока Девушка принимала душ, я хотел продолжить свое «неотправленное письмо» для Кирико и открыл прикроватный шкаф, чтобы взять его, но недописанное письмо исчезло.

Тогда я не придал этому особого внимания, но — в глубине души я не сомневался, что Девушка его прочитала — почему она не положила его на место? В моей комнате — настолько пустой, что было глупостью говорить, что я содержал ее в порядке — было просто невозможно что-нибудь потерять. К тому же с тех пор я больше не видел своих письменных принадлежностей, которыми писал то письмо.

Если она не хотела поддразнить меня, спрятав письмо в коробку от компакт-диска или между книг, и не выбросила его в мусор, оставался лишь один вариант — письмо было у нее.

Обдумав все это, я мысленно промотал все дни, прошедшие после нашей встречи. Пазл сложился.

Мои воспоминания были искажены.

Почему она ненавидела фамилию «Акадзуки»? Почему среди ее «одноклассников» были и старшеклассники, и студенты? И, как я и удивлялся в самом начале, почему она брела куда-то одна, без зонта, в том пустынном месте, в тот день, когда я ее сбил? Ну почему мне понадобилось столько времени, чтобы заметить что-то настолько простое?

Осознанно или нет, Девушка собственноручно оставила часть подсказок. Она наверняка могла скрыть их, если бы хотела, но она оставила следы того, что копалась в моем кошельке. Уходя, она сказала «прости». Она оставила лишь ниточку, ведущую к истине.

Если бы Саэгуса не постучалась в дверь, я бы погрузил ножницы в собственное горло, ничего не поняв. Я должен поблагодарить ее. На самом деле, она раз за разом помогала мне. Но я не жалел о том, как мы расстались. Несомненно, нашим отношениям идеально подходил такой печальный конец.

Чтобы добраться до цели, не имея машины, я один раз воспользовался поездом и трижды — автобусами. По пути третий автобус попал в пробку — из-за дождя произошла авария, и я видел летевшие по встречной полосе пожарные и полицейские машины. Я сказал водителю, что мне нужно торопиться, оплатил проезд, выскочил из автобуса и пошел вдоль дороги, забитой машинами.

У основания невысокого спуска простиралась вода — она поглотила несколько сотен метров земли; в наиболее глубоких местах вода скрывала мои колени. В такой ситуации длинные носки помочь уже ничем не могли, и в мои плотно зашнурованные ботинки проникла вода. Мокрая одежда лишала меня тепла собственного тела. Из-за холода и сырости мой мизинец опять начал болеть, а боковой ветер превратил мой зонт в слабое утешение. Вскоре ветер усилился, и, когда я сжал ручку зонта крепче, каркас зонта разлетелся на кусочки. Я выбросил зонт, ставший бесполезным, на обочину и пошел дальше сквозь дождь, ливший настолько сильно, что я едва мог держать глаза открытыми.

Примерно через двадцать минут я все же покинул затопленную территорию. Экипажи скорой помощи окружили перевернутый грузовик среднего размера и сильно поврежденный универсал. Каждая вспышка «мигалок» освещала капли дождя и мокрую землю, окрашивая все в красный. Со стороны дорожной пробки доносились автомобильные гудки.

Когда я свернул за угол, в меня чуть не врезался старшеклассник на велосипеде, сжимавший в одной руке зонт. Он заметил меня в последний момент и начал тормозить, но колеса заскользили, и парень упал вместе с велосипедом. Я спросил, в порядке ли он, но он проигнорировал меня, сел на велосипед и уехал. Проводив его взглядом, я вернулся к своему пути.

Я точно знал, как долго нужно идти, чтобы дойти до Девушки.

Потому что это был мой родной город.

_______________

Выглядывающие из-за облаков лучи утреннего солнца наполняли затопленный из-за дождя парк отблесками света. Я видел лишь одинокую маленькую деревянную скамейку, словно плывущую по воде. На ней сидела Девушка. Естественно, она насквозь вымокла. На ней была нейлоновая куртка, которую я ей одолжил, и ее школьная форма. Сломанный зонтик лежал, опираясь на спинку скамейки.

Я прошел по лужам, чтобы, подойдя к ней сзади, нарыть ее глаза ладонями.

— Угадай, кто? — спросил я.

— Не веди себя так, словно я ребенок.

Она схватила меня за руки и потянула их, опустив к своему солнечному сплетению. Я упал вперед; вышло так, что я обнимал Девушку сзади. Через несколько секунд она отпустила мои руки, но мне понравилось такое положение, и я не сдвинулся с места.

— Навевает воспоминания, — сказал я ей. — В день аварии я сидел на этой самой скамейке, вымокнув под дождем. Я пытался встретиться кое с кем… Нет, это не совсем верно. Я лишь эгоистично ждал, что Кирико придет.

— О чем ты говоришь?

Я знал, что она притворяется. Так что я просто продолжил говорить:

— На шестом году младшей школы я был вынужден перевестись в другую школу из-за работы моего отца. В свой последний школьный день я уже собирался в одиночестве пойти домой, когда со мной заговорила девочка. Это была Кирико Хидзуми. Хоть мы практически не общались до этого, она предложила стать друзьями по переписке, словно мы вот-вот должны были разлучиться. Думаю, ей сгодился бы кто угодно для этого; ей просто был нужен кто-то, живущий достаточно далеко, чтобы имело смысл писать письма. А я просто счел ее просьбу одной из тех, в которых сложно отказать — поначалу я не очень проникся этой идеей… Но, когда мы продолжили переписываться, я осознал, что наши мысли были пугающе близки. Мы приходили к согласию практически в любом обсуждении. Она понимала чувства, которые, как я считал, было невозможно передать кому-либо, причем именно так, как они — на мой взгляд — должны были быть поняты. Через некоторое время переписка, начатая так неожиданно, стала для меня тем, ради чего я жил.

Ее тело было холодным. Потому что она ждала меня, — неизвестно, сколько часов — сидя под дождем. Ее лицо было бледным, а дыхание дрожало.

— Однажды, через пять лет после начала переписки, Кирико написала, что хочет встретиться и лично поговорить. Я обрадовался. Она хотела лучше узнать меня; она хотела, чтобы я лучше узнал ее. Это действительно наполнило меня радостью.

— Но ты не пришел к ней, — сказала Девушка. — Не правда ли?

— Именно. Я просто не мог придти к Кирико. Я не помню, когда именно, но, спустя некоторое время после поступления в среднюю школу, я начал лгать в своих письмах. И не просто один или два безобидных обмана. Тогда моя жизнь была жалкой, не говоря о ее скучности. Я не хотел писать о том, как все было, чтобы Кирико не разочаровалась во мне и не начала меня жалеть. Тогда я создал идеальную, счастливую и насыщенную жизнь. Мне казалось, если бы я этого не сделал, наша переписка быстро закончилась бы.

Объяснив это, я задался вопросом — произошло бы такое в действительности? Стали бы в действительности мои письма об одинокой жизни в средней школе, где я не находил себе места, причиной прекращения переписки?

Я уже никогда этого не узнаю.

— Но все мои отчаянные усилия пошли крахом. Девушка, которой я доверял больше, чем кому-либо еще в целом мире, сказала, что хочет лично встретиться со мной, и даже в том случае, если я откликнусь на эту просьбу, вся та ложь, которую я писал, будет вскрыта. Я был уверен, что Кирико возненавидит меня, если она узнает, каким я был на самом деле, под покровом моей лжи. Она бы начала презирать меня в тот же момент, когда выяснилось, что все, что я ей писал все эти годы, — ложь. Таким образом, к сожалению, я отказался от встречи с Кирико. После этого я не ответил ни на одно ее письмо. Я просто не знал, о чем писать. Так завершились наши отношения… Конечно, было сложно бросить то, что продолжалось пять лет. Не в силах смириться с разрывом, я продолжал писать письма для самоуспокоения, не собираясь отправлять их. У меня постепенно скапливались письма, которые никто никогда не прочел бы.

Я убрал руки с ее плеч и обошел скамейку, чтобы сесть с Девушкой. Она достала что-то из сумки и протянула мне:

— Возвращаю.

Это было то письмо, которое я писал Кирико. Значит, она его все-таки взяла.

— Судя по тому, что я слышала сейчас, — задумчиво сказала она, — твой рассказ о том, что в день аварии ты целый день провел на этой лавочке, дожидаясь госпожи Кирико, звучит не очень логично.

— Меня подтолкнула смерть моего друга. Мы были знакомы еще со времен старшей школы. Он был парнем, которому я полностью доверял, и как-то я рассказал ему, как раз за разом лгал своей подруге по переписке и прекратил отвечать на ее письма, когда вышло так, что я могу быть раскрыт. А примерно за месяц до своей смерти он сказал мне: «Ты должен увидеться с Кирико Хидзуми». Он был абсолютно уверен в том, что эта встреча будет для меня благом. И для него это было редкостью — вот так предложить мне сделать что-то.

Да, Синдо всегда ненавидел давать людям советы или выслушивать чьи-то проблемы. Также он ненавидел выслушивать чужие советы и просить других людей, чтобы они выслушали его проблемы.

Он ненавидел склонность людей благосклонно принимать все, что угодно, если это было сделано из благих побуждений, — даже если поступок был совершен неосмотрительно и безрассудно. Такие взгляды на жизнь требовали большой ответственности, так что, пока у него не было сомнений в том, что он может помочь решить какую-либо проблему, он считал, что не должен вмешиваться в чужие жизни — такова была точка зрения Синдо.

Так что Синдо должен был быть очень серьезен, если дал мне настоящий совет, из тех, что действительно можно было назвать советами.

— Так я решил отправить первое письмо за пять лет. Я написал, чтобы она приходила в парк у нашей начальной школы, если она может простить меня.

Я закинул ногу на ногу, пустив рябь по луже; отражение синего неба у наших ног замерцало. Голые ветви деревьев и небо, безоблачное, словно отказавшееся от всех своих облаков, заставили меня почувствовать, что зима все ближе и ближе.

— Я ждал здесь весь день, но Кирико не пришла в парк. Я не могу сказать, что у нее не было причин для этого: я проигнорировал все ее письма, которые она продолжала отправлять, несмотря на отсутствие ответа. Внезапно написав «Я хочу попросить прощения» сразу после того, как мой друг умер, я действительно испытывал удачу. Я знал, что, скорее всего, я ей уже не нужен, и это заставляло меня чувствовать себя жалким. Я решил утопить это чувство в алкоголе. Я купил виски в магазине по пути домой и поехал, выпив его. А потом я сбил тебя.

Я вытащил из кармана сигарету и зажигалку. Бензиновая зажигалка без труда справилась с мокрой сигаретой, но вкус этой сигареты был ужасно горьким.

— Что ж. Теперь я более-менее понимаю, что произошло, — сказала Девушка.

— У меня все. Теперь твоя очередь.

Она положила руки на свои колени и, задумавшись, уставилась на сиденье скамейки.

— Скажи, Мидзухо, — она назвала меня по имени. — Ты знаешь, почему госпожа Кирико не пришла в парк в день аварии?

— Ради этого вопроса я и пришел, — ответил я.

— Я думаю, — осторожно начала она, — что госпожа Кирико отправилась в назначенное место. Но ей потребовалось достаточно много времени, чтобы решиться на это. На этот раз у нее была причина, чтобы не идти на встречу. Более того, она не могла посмотреть тебе в глаза. С другой стороны, узнав, что человек, которого она — после пяти лет молчания — считала забывшим о ней, все еще хотел увидеться, она, должно быть, была счастлива и растрогана до слез. Взвесив все «за» и «против», госпожа Кирико решила встретиться с господином Мидзухо.

Казалось, она говорила настолько отстраненно, насколько могла — словно лишая свои слова возможности выдать эмоции.

— Но она приняла решение слишком поздно. В назначенный день она покинула свой дом после семи часов вечера, все еще оставаясь в школьной форме. Вдобавок ко всему, шел ужасный дождь, и автобусы с поездами толком не ходили. Когда она наконец добралась до своей цели, было уже около полуночи. Естественно, в парке никого не было. Она села на скамейку, несмотря на ливень, и проклинала собственную глупость. Она наконец поняла, как сильно она надеялась на встречу с господином Мидзухо. Почему она всегда совершала такие ошибки? Почему она волновалась по пустякам и пренебрегала самым важным? Госпожа Кирико в ступоре поплелась назад, туда, откуда она приехала.

И я знал, как никто другой, что случилось с Кирико после этого. Наша встреча произошла худшим способом, который только можно было представить. И даже больше — ни один из нас этого не понял.

— Я не понял только одного, — размышлял я, — что ты имела в виду под «не могла посмотреть тебе в глаза»?

— Здесь не лучшее место, чтобы объяснить это.

Кирико положила ладони на колени и с трудом встала. Я сделал то же самое.

— Давай для начала вернемся в квартиру. Примем теплый душ, переоденемся в сухое, поедим чего-нибудь вкусного, выспимся, и уже тогда пойдем в более подходящее место, чтобы выяснить истину.

— Так и поступим.

По пути домой мы с Кирико практически не говорили. Мы держались холодными руками; я шел медленно, чтобы идти с ней в одном темпе. У нас должно было быть множество тем для разговоров, но после настоящей встречи слова казались чем-то необязательным. Всепоглощающая тишина успокаивала, и никто не хотел разрушить ее лишними словами.

Проспав вместе на кровати несколько часов, мы вышли на автобусную остановку и сели на ветхий автобус до «подходящего места», пришедший к началу заката.

Это был парк развлечений, стоявший на вершине горы. Купив билеты и пройдя внутрь, встретив на входе куклу-кролика в жилетке, мы встретились с потускневшим фантастическим зрелищем.

Позади киосков, касс, каруселей и цепочных каруселей я видел такие аттракционы как гигантское колесо обозрения, гигантские качели и американские горки. Меня окружал шум от аттракционов и громкие кричащие голоса; из огромных громкоговорителей по всему парку бесконечно играла веселая музыка в исполнении оркестра; периодически я слышал музыку старого фотоплеера. Несмотря на дождливый день, в парке было очень много людей. Парочек и семей было примерно пятьдесят на пятьдесят.

Кирико смотрела на это с ностальгией, держа меня за руку. Впрочем, я тоже шел по парку аттракционов, в котором я, несомненно, раньше никогда не был, чувствуя что-то знакомое. Возможно, я все же бывал здесь.

Она остановилась перед колесом обозрения. Купив билеты в автомате, мы сели в кабину.

Когда мы посмотрели вниз, на парк, один из огней, светившихся в темноте, погас. Думаю, это был светильник, стоявший у фонтана. Это было лишь начало; хотя, несомненно, время закрытия парка еще не пришло, огни продолжали гаснуть один за другим.

Парк исчезал. В то же время, я почувствовал, как что-то внутри меня, что я потерял, медленно возвращается.

Я понял: магия исчезает. «Отсрочка» аварии подходит к концу, и в то же время смерть приближается к Кирико; все, что она «отменяла», приходило к нормальному состоянию.

Почти все огни погасли. Еще недавно сиявший парк аттракционов превратился в черное море.

Когда кабина достигла высшей точки, мои воспоминания вернулись.