Глава 8. Её месть
Чтобы перейти к делу, уточню, что в общей сложности наш с Девушкой список увеличился до семнадцати человек, включая первые три жертвы.
Четвертой жертвой стал ее бывший классный руководитель. Убив этого мужчину лет шестидесяти, который боролся с раком желудка, Девушка заявила: «Давай зайдем так далеко, как только сможем.» После этого она добавила в список еще тринадцать человек, которые нанесли ей глубокую обиду, но не стали частью изначального плана.
Если говорить о ее отношениях с жертвами, распределение было таким: семеро знакомых по средней школе, четверо — по старшей, двое учителей и четверо «других». Соотношение полов: одиннадцать женщин, шестеро мужчин. Убийства: восемь умерли мгновенно, четверо пытались сбежать, двое попытались отговорить Девушку, трое сопротивлялись. Так выглядел наш окончательный результат.
Не все шло в точном соответствии с планом. На самом деле, мы провалились много, действительно много раз. За время нашей мести наши цели пять раз сбегали, нас четыре раза арестовывала полиция, и дважды нам наносили серьезные повреждения. Впрочем, Девушка «отменяла» все эти события. Нет, мы вовсе не собирались играть честно. Мы отказались от каких-либо обязательств и делали все так, как считали нужным.
Возможно, все это выглядит так, словно я сухо озвучиваю числа. Но, если бы вы поговорили со мной сразу после завершения семнадцатого убийства, я описал бы все именно так. Я говорил бы о четвертом или пятом — все жертвы стали для меня лишь числами. Это не значит, что жертвы не произвели на меня никакого впечатления. Но все же для меня были важны не убитые люди; для меня было важно каждое действие Девушки при осуществлении ее плана.
Чем более глубокой была ее ярость, чем больше крови было пролито, чем сильнее была ее нерешительность, тем ярче сверкала ее месть. Лишь эта красота не устаревала для меня — неважно, сколько раз я уже видел это.
Когда мы убили одиннадцатую жертву, предполагаемый срок «отсрочки» нашей аварии — десять дней — уже прошел. И в пятнадцатый день, когда умерли все семнадцать жертв, эффект «отсрочки» каким-то образом все еще держался. Даже Девушка считала это странным. Я решил, что, пока она продолжала мстить, в ней жило сильное желание сохранить жизнь, продлявшее «отсрочку».
После завершения семнадцатого убийства, в чаще красных кленовых деревьев, Девушка взяла меня за руки, и мы закружились среди падающих листьев, словно куклы в механических часах. Когда я видел ее невинную улыбку, я чувствовал, что наконец познал великолепие успеха.
И, когда «отсрочка» подойдет к концу, эта улыбка будет потеряна навсегда. Для меня эта потеря была ужасна; словно мир лишится одного из своих цветов.
Я сделал что-то, что не могло быть исправлено.
К этому времени я, наконец, все же смог испытать эту боль в груди.
Когда Девушка закончила выражать свое бесконечное удовольствие, она пришла в чувство и смущенно отпустила мои руки.
— Понимаешь, ты просто единственный, с кем я могу поделиться своим счастьем… — сказала она.
— Мне повезло, — ответил я. — Это была семнадцатая жертва, да?
— Да. Остался только ты.
Труп семнадцатой жертвы завалило сухими листьями. Высокая женщина с большим носом, дышавшая еще несколько минут назад, была одной из тех, кто присоединялся к сестре Девушки в издевательствах. Мы следили за ней, когда она шла домой с работы, и поговорили с ней, когда она осталась одна. Казалось, она не помнила той, кого когда-то мучила, но в тот момент, когда Девушка достала ножницы, она почувствовала опасность и побежала. Сначала это заставило меня подумать, что с ней могут возникнуть проблемы, но затем она выбрала в качестве пути бегства рощу — абсолютно идиотское решение. Мы с легкостью сосредоточились на убийстве этой женщины, не беспокоясь о том, что нас увидят.
Единственной вещью, разочаровывающей меня, было то, что Девушка, быстро поднаторевшая в убийствах, научилась избегать душа из брызг крови или ощутимого сопротивления. Хоть быстрые и поразительно точные движения ножниц в ее руках по-прежнему были прекрасны, было немного грустно больше не видеть ее усталой и окровавленной.
— Сомневаюсь, что у меня сохранится достаточно сильное желание для продолжения «отсрочки», когда я отомщу всем своим целям, — заметила Девушка. — По сути, твоя смерть будет означать и мою смерть тоже.
— Когда ты это сделаешь?
— Я бы не хотела затягивать с этим слишком долго… Я отомщу тебе завтра. Это положит конец всему.
— Понятно.
Я прищурился, когда солнце показалось сквозь деревья на западе. Вся роща окрасилась в оттенок красного, вызывающий мысли о конце света.
И, несомненно, конец света для Девушки становился все ближе.
_______________
Это был наш последний совместный ужин. Я предложил поужинать в шикарном ресторане, подходящем для праздничного дня, но она тут же отказалась.
— Я ненавижу строгие заведения и ничего не знаю о манерах, — объяснила Девушка. — Я не хочу настолько сильно нервничать во время нашего последнего ужина, чтобы не чувствовать вкуса еды.
Она была абсолютно права. Так что, в конце концов, мы заказали стейк и легкое вино в уже ставшем привычном семейном ресторанчике. Возможно, из-за зрелого выражения лица, Девушка, надев подходящую одежду, могла с легкостью сойти за студентку колледжа, так что официант ничего не сказал о том, что ее возраст не позволяет пить алкоголь.
Ковыряясь в «Монблане», заказанном на десерт, она сообщила мне:
— Знаешь, я никогда раньше не пробовала «Монблан».
— Что скажешь?
Она изобразила мрачную гримасу:
— Я не хотела узнать в самом конце игры, что в мире было что-то настолько вкусное.
— Я понимаю твои чувства. Я тоже не хотел бы узнать так поздно, как здорово ужинать с девушкой, которую любишь.
Она мягко пнула меня по голени, словно упрекая. Но я, проведя с ней пятнадцать дней, знал, что она не была зла; она просто неловко пыталась найти контакт, выпив.
— Ну, к твоему счастью, ты сможешь забыть все, как только моя «отсрочка» завершится.
— Я не сказал, что хочу забыть. Я просто хотел бы узнать это раньше.
— И это с тобой произошло из-за того, что ты водил пьяным. Идиот.
— Твоя правда, — я кивнул.
С недовольным видом Девушка поставила локти на стол и бездумно болтала бокалом с вином.
— Радость от покупки одежды, радость от стрижки, радость от похода в развлекательный центр, радость от алкоголя, радость от целого дня игры на пианино — я никогда не хотела узнавать этого.
— Правильно, злись на меня. Эти обиды — то, за что ты собираешься убить меня завтра.
— Не беспокойся. Я осуществлю свою месть. — Она сделала глоток вина и медленно выпила его. — Можешь вести милые беседы, сколько хочешь, но ты — тот, кто оборвал мою жизнь. Ничто из того, что ты сделал для меня, не покроет этого.
— Я не возражаю.
Времена моего беспокойства уже давно остались позади. Сейчас я просто ждал того момента, когда она ударит меня своими ножницами. Было печально представлять, как меня зарежет девушка, которую я люблю; однако, если учесть, что я — независимо от причины — временно занимал все ее мысли, думать об этом было не так грустно.
Причина, по которой я не был против смерти от руки Девушки, была не в том, что я рассматривал эту участь как искупление за ее убийство, и не в том, что я таким образом хотел принять ответственность за участие в множестве убийств. Я просто хотел, чтобы она успешно завершила свою месть, захватив как можно больше людей, и предложил себя в качестве последней цели.
И, строго говоря, я не умру. Я умру лишь временно, пока не завершится срок ее «отсрочки». В основной временной лини — хоть это и не совсем верное определение, но из-за того, что оно широко используется в книгах и фильмах, я не могу описать это по-другому — Девушка уже была мертва, так что ни «кошка», ни ее «когти» просто не существовали, чтобы убить меня. Если другой я не покончил с собой, то я останусь в живых.
Однако, тот я, что останется в живых, никогда не был знаком с Девушкой, пока она была жива. Я высокомерно считал, что это и будет моим наказанием за аварию, унесшую жизнь Девушки, и соучастие в семнадцати преднамеренных убийствах.
— У меня есть только один вопрос…
— Да? — она ответила, слегка наклонив голову.
— Как думаешь, что бы случилось, если бы наша встреча произошла по-другому?
— Кто знает. Бессмысленно рассуждать об этом.
Но я не мог остановить свое воображение. Что, если бы я не сбил ее?
Я вызвал в памяти события той ночи. Купив выпивку в супермаркете, выпив и выехав с парковки, я мог вылететь с дороги в канаву из-за пробуксовки колес на сырой дороге; после этого я бы не смог самостоятельно вернуть машину на дорогу. К тому же у меня не было с собой сотового, так что мне оставалось бы лишь ждать под дождем проезжавшего мимо дружелюбного человека, готового помочь.
Тогда появилась бы Девушка. Почему старшеклассница брела в одиночестве в такой час и в таком месте? Хоть я и счел бы это странным, я бы заговорил с ней:
— Эй, можешь одолжить свой сотовый? Как видишь, моя машина застряла.
Она покачала бы головой:
— У меня нет мобильного.
— Ох, очень жаль… Скажи, ты не замерзла?
— Да, замерзла.
— Не хочешь погреться в машине?
— Нет. Это очень подозрительное предложение.
— Лично мне кажется, что ты сама очень подозрительно выглядишь, гуляя по пустой дороге глухой ночью, да еще и без зонта. Не волнуйся, я не собираюсь делать ничего странного. Подозрительные личности вроде нас должны держаться вместе, верно?
Девушка, поколебавшись, молча села бы на пассажирское сиденье, и мы бы уснули.
Нас рассвете мы бы проснулись. Нам бы сигналил грузовик. Он бы помог вытащить машину из канавы. Мы бы поблагодарили водителя.
— Сейчас я должен отвезти тебя домой. Или лучше в школу?
— Я не могу сейчас туда поехать. Из-за тебя.
— Понятно. Наверное, я сделал что-то плохое.
— Раз уж я только что бросила школу, просто отвези меня куда-нибудь, пожалуйста.
— Прокатить, говоришь?
— Пожалуйста, просто отвези меня куда-нибудь.
Проездив по проселочным дорогам целый день, я бы расстался с Девушкой. Я бы усмехнулся: «Какой странный день.»
Через несколько дней мы бы вновь встретились. Я бы остановил машину, а она молча залезла в нее вместо того, чтобы идти в школу.
— Ну, на что мы потратим сегодняшний день?
— Просто поехали куда-нибудь, господин похититель.
— Похититель?
— Ну, незнакомец.
— Не-е, думаю, похититель звучит лучше.
— Не правда ли?
После этого мы бы встречались практически еженедельно. Найдя прекрасный способ отдохнуть, мы бы помогли друг другу восстановиться от наших болезней. Прошли бы года, Девушка бы окончила старшую школу, а я бы смог вновь интегрироваться в общество и найти подработку.
Даже после этого мы бы каждым пятничным вечером ездили на машине.
— Ты опоздал, господин похититель.
— Извини, поехали.
Какие-то нелепые идеальные отношения. Но, даже если бы мы встретились именно так, несмотря на мою близость к ней, я бы определенно не влюбился. Приняв ее месть, я почувствовал, что по-настоящему понял ее. Впрочем, это может быть предвзятым мнением.
_______________
Той ночью я проснулся, почувствовав тяжесть внизу живота. Кто-то уселся на меня. Мои пять чувств, притупленные спросонья, возвращались ко мне по одному. Сначала ко мне вернулся слух. Я услышал, как дождь стучит по крыше. Затем — осязание: спиной и затылком я чувствовал твердую поверхность; я соскользнул с дивана и спал на полу.
После этого моей шеи коснулось что-то острое. Мне даже не надо было думать, чтобы понять, что это были ножницы для шитья. Видимо, сказав «завтра», она имела в виду момент смены даты.
Мои глаза постепенно приспособились к темноте. Девушка была одета не в то же, в чем она была вечером; она переоделась в свою форму. Как только я понял это, я осознал — да, это конец. Я почувствовал, что все возвращалось к норме.
— Ты проснулся? — слабо спросила Девушка.
— Ага, — ответил я.
Я не закрыл глаза. Я хотел до самого конца смотреть, как она вершит месть.
Из-за темноты я не мог разглядеть ее лица. Но ее дыхание и голос, которым она говорила со мной, дали мне понять, что она, скорее всего, не дрожит от восторга, а ее лицо не искажено яростью.
— Я хочу спросить тебя кое о чем, — сказала Девушка. — Для окончательного подтверждения.
_______________
Вся квартира содрогнулась из-за внезапного порыва ветра.
Она задала первый вопрос.
— Ты помогал мне эти пятнадцать дней, чтобы загладить вину за свои действия, так?
— Более-менее верно, — ответил я. — Хоть, занимаясь этим, я лишь добавил преступлений.
— Ты сказал, что влюбился в меня, вершащую месть. Это правда?
— Да. Сомневаюсь, что могу убедить тебя в этом, но…
— Мне не нужно ничего, кроме «да» или «нет», — прервала меня Девушка. — Ты хотел, чтобы я убила тебя, потому что, в соответствии с твоим представлением об искуплении, ты хочешь, чтобы я отомстила как можно большему количеству людей. Верно?
— Верно. — Строго говоря, я не хотел умирать, но, если я мог выбирать лишь из двух мнений, то ответ был ближе к «да».
— Понятно. — Казалось, она приняла мои ответы.
Я ошибочно полагал, что эти вопросы, заданные Девушкой, служили для того, чтобы она убедилась в том, что я на самом деле стремился к тому исходу, к которому мы приблизились — это бы оправдывало убийство. Я думал, чем больше «да» было среди моих ответов, тем сильнее это подталкивало ее к тому, чтобы начать мстить.
Допрос подошел к концу. Мое сердце колотилось как бешеное; это началось. Мой разум очистился, а чувства стремительно обострились. Я даже чувствовал — благодаря кончикам ножниц — легкое дрожание Девушки. Медленно, но верно эти колебания прошли.
Я мог сказать, что она уже приняла решение. Хоть и на миллиметры, но острия лезвий ножниц поднялись. Это стимулировало мои болевые рецепторы, и их восприимчивость достигла максимума.
Страх смерти и предвкушение красоты слились воедино, затопив мой мозг, заполнив его, словно наркотик, облекая меня в бессмысленный экстаз, заставляя меня хотеть кричать. Мое тело содрогалось от этих чувств.
«Вот и все, пронзи это тело, — ликовал я, — положи всему этому конец своими ножницами. Нанеси последний удар этому ходячему мертвецу, заслужившему смерти за двадцать два года».
К сожалению, я не мог разглядеть ее выражение лица из-за темноты. Будет ли оно радостным, когда кровь брызнет из моей шеи ей в лицо? Или печальным? Или опустошенным? Или, возможно, на нем будут полностью отсутствовать…
— Безусловно, я могу понять твои мысли, — сказала Девушка. — Именно поэтому я не убью тебя. Я отказываюсь убивать тебя.
Она убрала ножницы от моей шеи.
Я не понимал, что происходило.
— Эй, что это значит? У тебя только что действительно сдали нервы? — спросил я вызывающе.
Но Девушка не обратила на это внимания и бросила ножницы на кровать.
— Это нельзя будет с уверенностью назвать местью, если я убью кого-то, отчаянно желающего умереть, не так ли? — спросила она, все еще сидя на мне. — Я не осуществлю твоего единственного и сильнейшего желания… Это и будет моей местью.
Услышав это, я понял, что она имела в виду под «окончательным подтверждением». Она не пыталась выяснить, насколько обоснованным будет мое убийство; она хотела понять, насколько мое убийство будет иметь смысл.
— В таком случае, если твоя месть завершена, — размышлял я, — почему не завершилась твоя «отсрочка»?
— Просто я сама еще это не осознала. Не беспокойся, я умру. В скором времени остатки моего желания жить догорят.
Девушка мрачно поднялась, поправила рукава блузки и юбку и направилась в сторону входной двери. Я хотел вскочить и догнать ее, но мои ноги не смогли пошевельнуться. Я мог лишь лежать на полу и смотреть, как она уходит.
Когда Девушка подошла к двери, она что-то вспомнила и остановилась. Она развернулась и пошла обратно.
— Я должна отблагодарить тебя кое за что, — практически шепотом сказала она. — Несмотря на все мои раны, ты назвал меня «красивой». Не знаю, насколько серьезен ты был, но… в любом случае, я была счастлива.
Она опустилась на колени рядом со мной и закрыла мои глаза рукой. Другой рукой она взяла меня за подбородок. Ее мягкие волосы коснулись моей шеи. Словно при искусственном дыхании, ее губы мягко прижались к моим.
Понятия не имею, сколько длился это момент.
Ее губы отстранились от моих; Девушка убрала руку с моих глаз и вышла из комнаты. Вместо прощания она сказала: «Прости.»
_______________
Впервые за десять дней я, закрыв глаза, лежал на пустой кровати. Пошарив руками по кровати, я наткнулся на брошенные Девушкой ножницы. Я взял их и поднес к шее у подбородка, ровно дыша. Мне не нужно было искать другой способ. Я знал, куда и как нужно ударить, я знал, сколько времени пройдет до наступления смерти — я прекрасно знал все это после того, как Девушка показала это множество раз.
Я коснулся лезвием своей пульсирующей артерии. Этот четкий ритм успокоил мой разум. Я вдруг вспомнил, что слышал, будто умирающий человек сохраняет слух до самого конца. Остальные чувства откажут, но слух останется до момента смерти. Если я ударю себя в артерию, мои чувства исчезнут, и я умру, не слыша ничего, кроме звука дождя.
Я временно отложил ножницы и потянулся к CD-плееру. Я хотел хотя бы выбрать песню, которая будет сопровождать конец моей жизни. Я счел, что неприемлемо шумная песня лучше подойдет к моей смерти, чем грустная песня, которая выражала бы сожаление. Я включил The Libertines — Can’t stand me now на полную мощность, вернулся обратно на кровать и взял ножницы.
Увы, я прослушал три песни, просто сидя. Я и сам не ожидал, что начну наслаждаться музыкой.
Ну же, возьми себя в руки. Такими темпами ты прослушаешь весь альбом. И что дальше? Следующий альбом?
Ладно, следующая песня. Когда она закончится, я покончу с этой смехотворной жизнью.
Но, когда до конца четвертой песни оставалось несколько секунд, раздался стук в дверь. Игнорируя его, чтобы сосредоточиться на музыке, я услышал, как дверь с грохотом открылась. Я спрятал ножницы под подушку и включил свет.
Студентка, вошедшая без разрешения, ударом отключила музыку.
— Ты мешаешь соседям.
— Просто разные вкусы, — пошутил я. — Ты взяла диск, чтобы поставить вместо моего?
Студентка оглядела комнату и спросила:
— Где та девушка?
— Она ушла. Совсем недавно.
— В дождь?
— Ага. Я исчерпал ее благосклонность.
— Хм, жаль.
Она достала сигарету и прикурила ее, предложив и мне одну. Я взял сигарету и засунул ее в рот, студентка подожгла ее.
Сигарета была на порядок крепче тех, что я обычно курил; Синдо курил практически такие же, поэтому, затянувшись, я чуть не задохнулся. Ее легкие, должно быть, совсем черные.
— Где пепельница? — спросила студентка.
— Пустая банка, — я указал на стол.
Прикончив первую сигарету, она незамедлительно взялась за следующую.
Должно быть, она пришла сюда, чтобы сказать что-то. Беспокойство из-за шума — лишь предлог. Кажется, она однажды говорила об этом. О том, что она была невероятно плоха, когда нужно было сказать то, что она действительно думает. Так что, наверное, она сейчас серьезно задумалась из-за того, что хотела сказать что-то важное.
Выкурив три сигареты, она наконец заговорила.