Глава 5. Девушка и ножницы для шитья (2)
Она потянула ножницы на себя и, едва женщина почувствовала, что лезвия извлечены из ее глаз, как Девушка вонзила ножницы в ее шею. Она не метила в гортань, ее целью была сонная артерия. Когда она вытащила лезвие, из раны хлынула кровь; кровь не просто текла из раны, она заливала все вокруг.
Женщина отчаянно взметнула руки к ране, словно пытаясь остановить кровотечение; когда через несколько секунд ее глаза закрылись, а дыхание остановилось, она так и застыла в этой позе, с руками, прижатыми к шее.
— … Я опять испортила одежду, — сказала Девушка, залитая свежей кровью, повернувшись ко мне. — Мне понравились эти вещи.
— Мы можем просто купить новые, — ответил я.
_______________
Я успел заметить, что она сильно побледнела, но, когда она переоделась в свою форму и вернулась в здание, она рванула в уборную, которая была рядом с рестораном, и некоторое время не выходила из нее. Изнутри раздавались характерные звуки. Несомненно, Девушку рвало.
Учитывая, что она убивала людей абсолютно без колебаний, ее последующая реакция была невероятно нормальной. В отличие от хладнокровного серийного убийцы, у нее было врожденное отвращение к насилию. Иначе ее бы не рвало после убийства, а в прошлый раз ее ноги не отказали бы. Только запредельная ненависть могла толкнуть такого человека на убийство.
А еще с ней был я. Как я мог оставаться настолько спокойным, став свидетелем убийства? Был ли я большим безумцем, чем она, если не чувствовал ничего, находясь с убийцей? Впрочем, даже если и так, какое это имело значение?
Я ждал Девушку на потертом диване в тускло освещенном зале. Наконец, когда я уже успел скурить три сигареты, она вернулась. Ее походка была тяжелой, а глаза налились кровью. Должно быть, из нее вышло все, что она сегодня съела. Из-за ее белой одежды Девушка выглядела так, словно она потеряла цвета, как призрак.
— Ужасно выглядишь, — сказал я, шутя.
Она ответила с безжизненным взглядом:
— Как всегда.
— Не так, — я не согласился.
Вообще-то, нам следовало немедленно убраться оттуда. Мы спрятали труп женщины в кустах, но его обнаружение было лишь вопросом времени, а в сумке Девушки было орудие убийства и окровавленные вещи. На моих вещах также были едва заметные пятна крови, так что с нами было бы покончено при любой проверке.
Несмотря на это, я сказал совсем другое:
— Почему бы нам не завершить с местью на сегодня, занявшись чем-нибудь еще? Ты выглядишь действительно измученной.
Девушка откинула свои длинные волосы с глаз и посмотрела мне в глаза.
— Например?
Я ждал, что она немедленно откажется, но ее вопрос прозвучал неожиданно одобрительно. Думаю, так я могу набрать неплохое количество очков.
— Сыграем в боулинг, — предложил я.
— Боулинг? — она обратила свой взгляд на дорожки для боулинга, которые были напротив нас, и ее глаза расширились. — Ты ведь не предлагаешь играть прямо здесь и сейчас?
— Именно это я и предлагаю. Мы оставим при себе орудие убийства и останемся на месте преступления, чтобы сыграть в боулинг. Все ожидают, что убийца вернется на место преступления, но никто не ожидает, что он останется на месте преступления, чтобы сыграть в боулинг.
Ее глаза словно говорили: «Ты это серьезно сейчас?» Я ответил своим взглядом: «Абсолютно.»
— Неплохое предложение, верно?
— Хм… В общем-то, неплохое.
В этот момент мой дурной вкус совпал с ее. Остаться на месте преступления и повеселиться. Нет лучшего способа осквернить память об убитой.
Заполнив бумаги на стойке регистрации, мы получили туфли для боулинга, которые просто не могли быть еще более уродливыми, и прошли к нашей дорожке. Как я и думал, девушка выглядела так, словно у нее не было опыта в игре в боулинг; она даже дрожала из-за веса восьмифунтового шара для боулинга.
Я начал первым, собираясь показать ей, как играть. Я собирался сбить не больше семи кегль, и, как и хотел, сбил ровно семь. Я хотел оставить первый страйк для нее.
Развернувшись, я сказал:
— Твоя очередь.
Аккуратно вставив пальцы в отверстия в шаре и глядя на кегли, она исполнила впечатляющий бросок и сбила восемь кегль. У нее была точная рука и острый взгляд.
К четвертому фрейму она заработала спэр,* а к седьмому — страйк.
Я чувствовал ностальгию. В течение короткого времени Синдо, вдохновившись «Большим Лебовски», до смешного часто играл в боулинг. Наибольшее количество очков, которое он смог набрать, было в районе двухсот двадцати. Я сидел рядом и смотрел, иногда присоединяясь к нему. Его точные советы всегда помогали мне играть достаточно неплохо, чтобы набирать до ста восьмидесяти очков. Думаю, для человека, который никогда ничем надолго не загорался, это было неплохо.
Чтобы подстегнуть ее дух соперничества, я постарался набрать столько очков, чтобы едва не победить Девушку. Я думал, что для кого-то вроде нее, которой сложно угодить, это будет лучше, чем намеренно проиграть.
Разумеется, когда игра завершилась, она была по-хорошему недовольна.
— Еще раз, — попросила она. — Давай сыграем еще раз.
Послей третьей игры ее бледное лицо приобрело заметно более здоровый цвет. Казалось, что труп так и не нашли, пока мы были там. Или, возможно, Девушка отменила его находку без моего ведома. В любом случае, мы могли спокойно проводить время. После боулинга нас ждал изысканный ужин в ресторане, в котором работала женщина, убитая Девушкой.
_______________
В тот день мы не вернулись в квартиру. Девушка сказала, что ее следующая жертва живет в шести часах езды отсюда. Я предложил воспользоваться скорым поездом, но она немедленно отказала, выразив свою ненависть к скоплениям людей. Если она отказалась от общественного транспорта, ей оставалось лишь провести полдня на жестком сиденье разбитой машины, которую ведет человек, убивший ее.
Она не казалась полностью оправившейся от потрясения из-за убийства одноклассницы; из-за этого и беспокойного сна прошлой ночью она едва стояла на ногах, когда мы вышли из развлекательного центра. Я же, живший в течение месяцев, ничего не делая и посвящая целые дни сну, уже исчерпал все свои ресурсы и не мог открыть глаза больше, чем наполовину, уже после двадцати минут езды.
Гудок машины заставил меня понять, что я отключился — я беспечно заснул, пока стоял на светофоре. Поспешно нажав на газ, я не услышал шума двигателя. Я раздраженно завел машину и нажал на педаль снова.
Бросив взгляд на Девушку, чтобы обвинить ее в том, что она меня не разбудила, я заметил, что она тоже задремала. Возможно, ее все же настигло истощение, потому что она продолжала спать, несмотря на звуки гудка и последующего ускорения.
Решив, что продолжать поездку слишком опасно, я подумывал о том, чтобы остановить машину где-нибудь и отдохнуть, но сон в машине, как два дня назад, не очень помог бы в борьбе с усталостью. Было бы лучше найти гостиницу и отдохнуть в ней надлежащим образом.
Я представил, как Девушка критикует мое решение, говоря что-нибудь в духе «У нас нет времени на это. Ты думаешь, мы можем позволить себе отдых?», но все же это было лучше, чем стать причиной аварии, задремав за рулем.
Казалось, Девушка не могла использовать ее «отсрочку» невольно. Например, если я, пока она крепко спит, съеду со своей полосы и попаду в лобовое столкновение с фурой, будет ли она способна «отложить» это? Если бы мы умерли мгновенно, и жизнь не успела бы пролететь перед глазами, а душа Девушки не успела бы крикнуть «Я не могу этого вынести!», стала бы «отсрочка» невозможной? На самом деле, она, скорее всего, сама не знала этого. Ее объяснения не давали ощущения того, что она полностью изучила свою способность.
Решив, что лучше быть в безопасности, чем жалеть, я приехал к бизнес-отелю, который был дальше по шоссе, и оставил Девушку в машине, отправившись узнать о наличии свободных номеров. Мне сказали, что свободен лишь один номер с двумя кроватями. Идеально. Если бы кровать была двуспальной, я был бы вынужден спать на полу.
Когда я заполнял регистрационный бланк информацией о нас, я вдруг понял, что я не знал ни имени Девушки, ни где она жила. Естественно, я не мог спросить ее сейчас, поэтому воспользовался поддельным именем.
Тидзуру Югами. Я сделал ее своей сестрой, которая жила вместе со мной; впоследствии это могло пригодиться нам. Сотрудница магазина одежды тоже приняла нас за брата и сестру, так что это не было совсем невероятной ложью.
Я вернулся к машине. Растолкав Девушку, я сказал ей: «Здесь мы отдохнем перед твоей следующей местью», и она пошла со мной без возражений. Хоть она не сказала бы этого, она наверняка предпочитала спать в кровати, а не на жестком сиденье автомобиля.
Перед входом я повернулся к ней и сказал:
— Это одна комната на двоих. Ты не против? Других свободных номеров не было.
Она не ответила, но я воспринял это как «Я не возражаю».
_______________
Номер был простым, что было в порядке вещей для бизнес-отеля. В комнате цвета слоновой кости был квадратный стол, стоящий между двумя кроватями; на этом столе стоял телефон, на стене над ним висела дешево выглядевшая картина. Перед кроватями, стоящими параллельно, стоял письменный стол, на котором стоял телевизор и что-то, похожее на горшок, словно для этих предметов не было более подходящего места.
Убедившись, что дверь закрыта, Девушка достала из сумки ножницы, покрытые запекшейся кровью, чтобы вымыть их в раковине. Тщательно удалив все пятна, она вытерла лезвия полотенцем, после чего, сев на одну из кроватей, принялась с любовью точить лезвия ножниц, ее инструмента для успешного выполнения ее целей.
Почему ножницы? Переставив керамическую пепельницу с письменного стола на прикроватный столик, я прикурил сигарету и задумался. Я чувствовал, что было много более опасного оружия, которым могла воспользоваться Девушка. У нее не было денег, чтобы купить нож? Или она использовала ножницы из-за их безопасного вида? Или потому что их было легко носить с собой? Может, они просто были у нее под рукой дома? Или ножницами было проще всего пользоваться? Возможно, эти ножницы что-то значили для Девушки?
Я представил себе картину. Зимней ночью Девушка, избитая отцом и сестрой, лежит, запертая в сарае, дрожит и плачет. Но через несколько минут она встает, вытирает слезы и пытается найти в темноте что-то, чем она может открыть дверь. Она хорошо знакома с тем, как обращать свою печаль в ярость, и это придает ей немного своеобразной отваги одиночки. Слезы ничего не изменят. Никто ей не поможет.
Потянув на себя край ящика с инструментами, чтобы открыть один из его отделов, она внезапно почувствовала, как палец пронзила острая боль. Девушка инстинктивно отдернула руку, но затем осторожно протянула руку, чтобы взять то, что ее порезало, и внимательно осмотрела этот предмет в лунном свете, льющемся через щель в дверном проеме. Это были ржавые ножницы для шитья.
Откуда здесь могли взяться ножницы? Гаечные ключи, отвертки, клещи, — происхождение этих предметов было объяснимо. Может быть, просто все, хотя бы отдаленно похожее на инструменты, было сложено вместе? Девушка вставила пальцы в кольца и, приложив некоторое усилие, все же смогла раскрыть лезвия. Не обращая внимания на кровь, стекающую с пальца по запястью, она влюбилась в эти ножницы. Глядя на их острия, Девушка чувствовала смелость, нарастающую в ее душе.
Ее глаза приспособились к темноте; она могла, хоть и приблизительно, описать содержимое ящика с инструментами. Она вернулась к обыску ящика сверху донизу, несмотря на трудности, возникшие при попытке открыть отделы ящика. Вскоре Девушка находит то, что искала. Взяв напильник, она умело принялась избавлять лезвия ножниц от ржавчины. У нее было все время этого мира. Зловещий скрежещущий звук разносился по сараю в мертвой тишине ночи.
«Однажды, — клялась она самой себе. — Однажды я использую их, чтобы положить конец издевательствам.»
Все это было лишь моими домыслами, но эти ножницы меня очень заинтересовали.
Девушка вернулась из душа, переодевшись ко сну. Простое белое закрытое платье не казалось мне похожим на пижаму; скорее я счел его похожим на халат медсестры или что-то такое.
Она завершила заточку своих ножниц и поднесла к своим глазам, чтобы проверить лезвия вблизи. Я спросил ее:
— Можно мне взять их?
— Зачем?
Хороший вопрос. Если бы я просто сказал, что мне любопытно, она немедленно отказала бы мне. Я пытался найти более подходящие слова. Прямо перед тем, как она собралась убрать их в кожаный футляр, я нашел их:
— Я просто подумал, что они красивые.
Видимо, это был неплохой ответ. Она аккуратно передала их мне. Возможно, ей понравилось, что я похвалил ее любимый инструмент.
Сев напротив, я поднес их к лицу так же, как это сделала Девушка недавно. Я думал, лезвия были отполированы настолько, что в них можно было смотреть, как в зеркало, но, неожиданно для меня, это было не так. Было важно, чтобы острия могли проникать в человеческую плоть; отвлечение на другие детали могло просто уменьшить силу лезвий.
Лишь минимум ржавчины был удален с лезвий — разумеется, потом я вспомнил, что ржавыми они были только в моей истории.
— Очень острые, — отметил я.
Когда ты держишь инструмент, ты не можешь удержаться от того, чтобы представить, как используешь его. Глядя на эти ножницы, предназначенные для убийств, мной внезапно овладело желание ударить кого-нибудь ими. Эти острые лезвия могли разрезать плоть так же легко, как и резать спелые фрукты.
Я представил это. Я хотел ударить этими ножницами человека; так кого же мне ударить? Мое сознание немедленно предложило мне кандидата; разумеется, это была Девушка, беспокойно сидевшая напротив меня, глядя на ножницы, которые были в чужих руках.
Казалось, ножницы, как и плюшевый медведь, помогали ей обрести ощущение защищенности. Должно быть, она этого не понимала, пока не отдала их, и, хоть она и была потрясена собственной беспомощностью, она все же пыталась вести себя как обычно. По крайней мере, так мне казалось.
Без своего оружия Девушка была практически бессильна. Я думал о том, что бы произошло, если бы я ударил ее прямо сейчас. Если бы я ударил ее в грудь, обнажив то, что она скрыла своим закрытым платьем. Или, если бы я ударил ее в горло, ее приятный голос стал бы похож на стеклянную арфу. Или, если бы я ударил ее прямо в мягкий живот, едва ли покрытый жиром, и потряс ножницами внутри. Казалось, ножницы Девушки дали мне ее желание убивать.
Я вставил указательный палец в одно из колец и начал крутить ножницы. Она немедленно протянула руку и сказала: «Верни мне их», но я не прекращал крутить их; я наслаждался своими садистскими фантазиями. Я решил, что верну ей ножницы, если она еще дважды попросит, но ее глаза уже изменились в цвете. Они потемнели, должен сказать. Это было знакомое лицо. Именно таким оно становилось, когда Девушка противостояла своим жертвам.
Я почувствовал сильный удар. У меня в глазах сверкнула вспышка, и я упал на кровать, почувствовав боль, словно череп был расколот. Почувствовав запах пепла, я понял, что она ударила меня пепельницей. Когда она вытащила у меня из руки ножницы, я испугался, что их лезвия тут же окажутся во мне, но, к счастью, этого не случилось.
Некоторое время я неподвижно лежал из-за боли, затем встал и стряхнул пепел со своей рубашки. Я прикоснулся к своему лбу, чтобы проверить его состояние, и обнаружил у себя на пальцах немного крови, но не обратил внимания на это, поскольку за последние два дня я видел столько крови, что она меня не волновала. Печальнее было то, что она попала на мои руки. Понюхав их, я почувствовал запах ржавого железа. Я поднял пепельницу с пола и поставил ее на место.
Девушка сидела на кровати, отвернувшись от меня.
Я словно очнулся от какого-то опьянения и не мог поверить себе. Я пытался успокоиться, но после событий последних дней я чувствовал, что неуклонно теряю рассудок.
Я понимал, что разозлил Девушку, но, когда я прикоснулся к ее плечу, чтобы извиниться за то, что заигрался, ее тело в страхе сжалось. Когда она обернулась, по ее щекам бежали слезы.
Она была более хрупкой, чем я думал. Должно быть, то, как я с жуткой улыбкой держал ножницы, напомнило ей об издевательствах. Как только она поняла, что я не собираюсь нападать на нее, Девушка опустила голову и пробормотала:
— Пожалуйста, не делай так больше.
— Мне жаль, — ответил я.
_______________Когда я принимал горячий душ, моя побитая пепельницей голова пульсировала от боли; шампунь, которым я мыл голову, попадал в рану. Давно я не получал ран, которые действительно можно было так назвать. Когда я в последний раз вообще получал травму? Выключив воду, я начал вспоминать.
Верно, три года назад — я целый день бродил в обуви неподходящего размера, и с моего большого пальца сорвался ноготь; думаю, после этого ничего подобного не было.
Но я был удивлен тем, что произошло только что. Что, если бы она меня не ударила? Как бы то ни было, мысль «Я убью ее» возникла в моем разуме абсолютно естественно. Словно это был мой долг. Я считал себя мягким и абсолютно неспособным на насилие человеком, но, возможно, во мне таилась более сильная склонность к насилию, чем в обычном человеке, которая просто не имела возможности проявиться.
Переодевшись в пижаму и высушив волосы, я услышал вибрацию телефона в кармане снятых джинсов. Не было нужды проверять, кто звонил, и я ответил, сидя на краю ванной.
— Я думала, ты рано или поздно захочешь, чтобы я тебе позвонила, — объяснила студентка.
— Ненавижу признавать это, но ты права, — признал я. — Сейчас я действительно страдал.
— Слушай, я тебе звоню с общественного телефона, — она обеспокоенно говорила. — Это телефонная будка на углу. Но здесь над моей головой много пауков, и это выводит меня из себя.
— Ты звонишь мне с мобильного, когда мы сидим в соседних комнатах, но, когда я далеко, ты звонишь мне с общественного телефона?
— Я вышла гулять, и начался дождь. Эта будка — первое, что я заметила, когда пыталась найти укрытие. В наше время не часто удается воспользоваться общественным телефоном, верно? Но у меня не было монет по десять иен, так что пришлось использовать сотню. Так что, давай поговорим немного, хорошо? Кстати, можешь сказать, где это твое «далеко»?
— Да, — я думал, что, возможно, мне не стоит объяснять, но продолжил. — Я остановился в отеле, примерно в пяти часах езды от дома.
— Хм… Я не могу больше звать тебя «господин затворник», так, что ли? — она сказала с беспокойством. — А что насчет девушки? У вас все нормально?
— Нет, я довел ее до слез, она ударила меня пепельницей, а мой лоб кровоточит.
Студентка поперхнулась:
— Ты пытался сделать что-то непристойное с ней?
— Даже если бы я был таким человеком, скорее ты стала бы моей жертвой, а не она.
— Ну, не знаю. Кажется, тебе нравятся такие мрачные девушки.
Мы продолжили болтать ни о чем, пока не вышло время звонка за сто иен; как только звонок был завершен, я досушил волосы и вышел из ванной.
Плачущая убийца спала спиной к моей кровати; ее длинные влажные волосы черного цвета разметались по подушке и простыне, а плечи спокойно поднимались и опускались. Думаю, я бы хотел, чтобы ей приснился кошмар, заставивший ее подскочить. Тогда, пока она дрожала, я бы мог тактично предложить что-нибудь в духе «Мне купить что-нибудь попить для тебя?» или «Наверное, кондиционер слишком сильно охлаждает комнату. Я поправлю», заработав еще немного очков и еще на капельку приблизившись к искуплению своего преступления.
Я подумывал о том, что, включив телевизор, я услышу о сегодняшнем убийстве, но не видел смысла проверять. Придвинув пепельницу со следами моей крови ближе, я взял со стола сигарету и прикурил ее от бензиновой зажигалки. Глубоко вдохнув дым, я задержал дыхание примерно на десять секунд и выдохнул. Прикасаясь к ране на лбу, я чувствовал жгучую боль, но меня успокаивало то, что эта боль была доказательством моего существования.