Глава 91. Опиум для народа

Милада открыла глаза, чтобы тут же закрыть — её словно били по боку. В животе загудело от резкой боли. Она попыталась подмять под себя колени, дабы унять боль, но тут же пожалела о своей идее. Новодная лишь смяла одеяло, а затем скинула его с себя.

Все горячечные сны, которые видела девица отступили, едва она услышала знакомый голос:

— Подожди, лежи-лежи, — Войтек приобнял её, вновь уложив на кровать, — я только завязал!

— Сякров сын! — простонала Новодная, едва заклинание парня принялось усмирять тот раскалённый кол, что по ощущениям застрял у той в боку. — Мы поймали его?!

Войтек проигнорировал её вопрос. Белобрысый ларионец был одет в замаранный кафтан на крестовой шнуровке и рваный дождевик из рогожи, на лице осунувшееся доказательство бессонной ночи — таким ей целитель сейчас нравился пуще прежнего. После того, как она отключилась в грязи и холоде, истекая кровью, увидеть любимое лицо было бы благом, будь она хоть в Пекле.

— Я обмазал место ранения кремом из винного камня, — начал балаболить над ней Войтек, из руки которого устремлялся золотистый поток к её пояснице, — а затем только-только наложил компресс из шунгитовой крошки, чтобы унять боль, видимо он ещё не успел…

Она ухватила студента за ухо, притянула к себе и взасос поцеловала в губы. Поцелуй вышел удушающим и на вкус отдавал лекарствами, но Милада считала себя достаточно свободной ларионкой для таких вольностей. Лишь после затяжного поцелуя, Новодная заметила на себе ошарашенный взор дворцовой служанки, стоявшей в проходе.

Теперь-то она могла ясно ощутить холодный пот на своем лбу. И вспомнить все свои пробуждения, при каждом из которых Войтек корпел над её скорейшим выздоровлением. Вспомнить то, что он рассказывал ей о сложившимся — принце, личности Леоша и то, как вовремя целитель смог подоспеть ей на помощь.

Милада заглянула в окно: Игнис закутывался в облака, словно в одеяло, которое она сбросила с себя.

«Я во дворце», — пронзила её невероятная мысль. Здесь не было сияющего мрамора, только беленная известью штукатурка и дощатые полы, но все было опрятным и пахло мылом.

Новодная, воспользовавшись помощью Войтека, приподнялась, дабы сказать нечто важное:

— А-ах…

Вышло у неё не важно — девица свалилась обратно на подушки, но не от боли, а от невероятного желания вновь погрузиться во сны.

— Ты добавил в компресс лимонит, штобы уменьшить летаргию? — сквозь зёв спросила Милада.

— Я нашёл заклинание! Оно заменяет всякую нужду в лимоните, — Войтек укрыл её периной. Новодная, будучи одета лишь в исподнее из камисольки и трусиков, с радостью укуталась в него, пробормотав лишь:

— Да, ты всегда разбирался в магии, школяр заученный…

Сквозь пелену сна, она услышала удивленную речь служки:

— Правда говорят, шо красноглазым усё не по чем, дух предков, что уж скажешь!

Духи предков редко ей помогали, если уж на то пошло. За годы обучения в Академии перестанешь верить в любых богов и духов.

Не помогли ей духи и, судя по всему, от того, чтобы провалиться в сон. Когда она проснулась, погода за окном стояла самая безотрадная, в высокие окна барабанил дождь, порывы ветра разбрасывали по дворцовым садам бурую листву. Пахло целебными порошками, свежей уборкой и волосами Войтека, что лежал обок неё на кровати прямо в одежке. Её он успел сменить на прелестный кафтан дворцового лакея с брюками: «Похоже, его взяли в придворные целители заочно», — подумала Милада, ощупав место своего ранения.

Шунгитовый компресс ещё крепко сжимал её живот, однако никакой усталости уже не было. Она приподнялась на подушках, Войтек спал, за дверью слышалась дворцовая суета, а у неё в голове роились вопросы: «Мой кузен Зденек, псякрев, распался в прах на моих глазах, — к горлу подкатила желчь при воспоминании о ноже, торчащем из его головы, — обратился в пепел!».

Ей тут же захотелось вновь уснуть, но в этот раз улизнуть от правды не выйдет: «Какая-то хренова история с этими рунами, кацерские наймитские морды хрена с два чего расскажут! Нужно узнать самой… Это воще был Зденек?! Он вел себя так… неестественно», — но самое потрясающее было только впереди.

«Я пережила нападение Отступника. Дважды, — она посмотрела на свои руки, которыми лупила убийцу. — Но так близко к смерти ты, чучело косматое, ты не была ты не была ещё никогда!».

Именно в такие моменты хочется жить на полную! Она потянулась к Войтеку, но попытки растормошить того не увенчались успехом:

— Я потратил много энергии, — лишь лениво пробурчал он.

— Благодаря тебе мы стали ближе к ответам, сонный ты лапсердак!

— А ты чуть не стала ближе к земле…

Девушка повернула Войтека к себе. Лицо Войтека и впрямь выглядело дурно, под носом у того шли застывшие кровоподтёки: «Он так сильно измывался над своей душой», — пожалела его студентка.

— Ты видал, что сталось с игнибатцами?

— Да, наши наймиты использовали жуткую магию, — сквозь зёв ответил целитель.

— А коли не магию?

— Думаешь, игнибатцы сами себя обратили в прах?

Милада толкнула его:

— Нет, конечно, песья кровь! Как воще можно обратиться в прах?!

— С научной точки зрения — никак.

— Значит эт была доселе неизвестная магия…

— Только не начинай опять про Чашу, — начал было разворачиваться Войтек, как Милада силой повернула его назад:

— Что ты там воще говорил про принца?!

— Ничего к чему стоило бы относиться серьёзно… Он сейчас, — открыв глаза, студенту понадобилось время дабы хорошенько её осмотреть, — дает показания по поводу Леоша и всего сектантского.

— И тем не менее, Отступник говорил, шо эти руны…

Войтек впервые сменил утомленное лицо на яростный оскал:

— Ты будешь слушать того уродца?! Убийца найдет себе любое оправдание!

Теперь утомление искало своё место на лице девицы:

— Мне бы такой запал… Сомневаюсь, что Отсту… Точнее, Леош, будет врать о подобных делах!

— Я не понимаю, — он опустил свою ладонь ей на плечо, — больше всего в жизни ты хотела его поимки!

— К Магнусу! — Милада почувствовала резкий укол страха. — Мы… Мы уже знаем истинный облик убийцы! Леош ещё поплатится! Но вот руны моих бывших братьев — эт меня пугает! Прокоп, этот Лиров сын, действительно задумал чего нехорошего…

Новодная по привычке хотела накрутить на палец косу, однако обнаружила свои волосы в полном бардаке.

— То, что произошло там, у Старого Моста, — продолжила она, — мой дальний брат Зденек — его разум словно контролировался, что у тех жертв магов-мыслеткачей из оттионских легенд! Мне ужо хорошо известно, что исходит сие от их татуировок… рун, да то, что наймиты с сим связаны! Можно позабыть на время об Отступнике, дабы разобраться с подневольными-игнибатцами!

Речь Милады тронула Войтека, он вперился в неё удивленным взглядом: похоже его больше шокировало то, что студентка была готова распрощаться с идеей преследования, чем тот животный ужас, который целительница испытывала перед теми загадочными рунами.

— Забыть об Отступнике?.. Ты меня шокируешь!

— Нужно же думать о чем-то на будущее, когда убийца окажется за решеткой, — натянуто улыбнулась Новодная.

— Сейчас ты испытываешь минутку слабости, Милада, лучше думать на свежую голову. К тому же, у меня была одна идейка насчёт будущего, — улыбнулся в ответ ей Войтек, скользнув рукой под камисольку.

Милада не стала возражать: в конце концов теперь она могла жить на полную!

***

Студентка застегнула на себе серо-зеленую робу целительницы Пятой Академии, ставшую похожей за все эти недели на саван усопшего. Она завязала распушившиеся косы двумя красными ленточками, сняв те с сумки — обычно она использовала их как книжные закладки. Утерла лицо платочком, найденном среди множества тумбочек их покоев. Там же она нашла, хоть и столовый, но довольно острый серебряный нож, что девица теперь держала в кармане.

Она поглядела на Войтека, довольно сопевшего укутавшись в одеяло: «Минутка слабости? — с этими мыслями Новодная медленно приоткрыла дверь. — Не пойми неправильно, Войтек. Это не минутка слабости, нет. Совсем наоборот».

Коридор вновь поразил её, когда она закрыла за спиной дверь в их с Войтеком покои: огромные портики окаймляли двери в комнаты прислуг, словно перед каким-нибудь храмом Велларии. На другой стороне стояли множественные широкие мраморные лестницы, ведущие к покоям тех, кому служили местные лакеи.

— Извините, — окликнула она случайную служанку, — вы не могли бы вывести меня… отседова?

Служка повела её по коридору, казалось, не имевшему конца.

Даже здесь, в части дворца для слуг, Новодная все ещё чувствовала себя несколько неуютно после родных развалин кафедры. Пара девиц, проходивших мимо с подносами еды, покосились на неё, словно она была диким зверем, сбежавшим из клетки.

«Как знать, может так и есть».

Куда более комфортно она ощутила себя под проливным и холодным предосенним дождем. Накинув капюшон, она покинула дворец через массивные внешние ворота. Портальная площадь поразила её не больше дворца — она работала!

Конечно, сказано с натяжкой. Ведь в чумной Дейтон портальную рамку так и не запустили, как и во множество крупных городов Мистериума. Однако, в столичный Иллариот очереди телег строились по всем проспектам, сходясь у портальной рамки. Через площадь приходилось просто протискиваться: «Теперь, кажется, я понимаю как именно нашим предкам удалось убить лунного лорда Ромулуса», — он попросту не заметил убийц в такой толпе!

На месте, где до Пожаров Игниса стояли телеги с пивом, стоял мемориал пропавшим в этом самом пожаре ларионцам. Так уж вышло, как им объясняли в академии, что те несчастные, которые выполняли в момент начала пожаров телепортацию были раскиданы по всей Альтее, если не Тее. Это прозвали портальным штормом. Правда, как оказывается, рассказали об этом гражданам Лариона куда позже, чем могли бы, ведь опасались ещё большего увеличения паники в и без того суеверном городе.

Новодная глянула на графу о пропавших академиках, те испарились при телепортации на подготовку ко дню празднования основания Империи. Какого же было удивление Милады, когда она увидела там имена пары своих одногруппников: «И как только этих шалопаев допустили на День Основания?», — возможно Войтек был прав и в своей погоне за Отступником студентка пропустила множество интересного.

Она лишь пожала на это плечами, отправившись вглубь города. Мимо Златозлавского монастыря, мимо колоколен и башен стражи, мимо Донжона и недостроенного моста, к Землицам и Старому мосту, где пару дней назад ей чуть не вспороли брюхо. Но и там она двинулась дальше, на север, где среди разрушенных былым мятежом зданий поселились игнибатцы…

Вдали удивительно оживленной, как для северного Лариона, улицы показался некогда роскошный фасад аустерии, чей первый этаж ныне снимала аптека. Милада, проходя обок развешанных на канате вещей, оторвала от чьей-то красной рубашки рукав, намотав его на руку: «Может быть, исцелять у меня толком без книжки и не получается, но я всегда умела импровизировать!», — перед глазами у неё проносилось лицо Зденека, обращающегося в прах.

— После этого не пропущу ни одной лекции в Академии, — пообещала себе девица.

Она видела, как целое скопище игнибатцев, её былых братьев, спускались в аптечный подвал: «Дивно, мы никогда не собирались целиком, это же опасно!», — но для Новодной такая толпа была на руку. Милада проникнет в ученье, спуститься к самой Чаше и разузнает ответы! В сей раз без трёх наймитов, державших её в неведенье, без Войтека, что явно бы не одобрил её план, и без профессора, который хотел, пускай и по любви, отвадить от неё её цель. Цель — покончить с…

Её схватили под локти, не дав и пискнуть — крепкие руки зажали ей рот. Миладу подкинули, закинув на плечо. Она пищали и дрыгала ногами. Помогло мало, да и местных это не шибко привлекло, в этой части города, судя по всему, к такому привыкли.

Новодную кинули на мостовую в каком-то грязном переулке:

— Какого члена ты тут делаешь, красноглазая? — раздался до неё голос обладателя отполированных туфлей, которые ноне пахли грязью и коровьим дерьмом во время ливня.

Студентка подняла голову, синие глаза под рясой анахорета разглядывали её с ног на головы, пускай и держали в основном самых интересных мест…

Целительница вскочила, заправив пола мантии:

— Ах ты дурляк тупой! — зарядила она пощечину Божеку. — Разбойники!

Она попыталась было убежать, но её быстро вернули на место.

— А ну-ка, Ба, освети-ка её ручку, — повелел монах одному из своих громил.

Милада принялась вырываться, да только что толку? Её крепко схватил за талию второй из полоумных-силачей бандита. Ей закатали мантию, раскрыв запястье.

— Вы чаго делаете?!

— Тише-тише, деточка, — Лукаш хмыкнул, осматривая её руку, — занятно.

— Я тебе не игнибатка, шоб руны носить!

— Знаю, — хохотнул монах, — это и голому ежу понятно будет.

— Чего вы тут собрались?!

— Они? — Лукаш указал на силачей, отбросив намокший от дождя капюшон в сторону. — Гуляют, заряжаются солнечной энергией. Ты же целительница, должна знать, шо прогулки под дождем…

— Да кто ты такой воще?!

— Я? Никто, — пожал плечами анахорет. — Мне больше интересно, чего ты тут забыла.

— Прознаю правду об этих их проклятых рунах, — шикнула Милада, — раз твои дружки-наймиты не хотят рассказывать.

Лукаш заржал:

— Правду?! Очень-очень, сука, интересно получается. Видишь ли, — он приобнял её, отведя к выходу из переулка, — твои коллеги тоже мне нихера толкового не рассказали. Думайте шо хотите, — обернулся он к своим дуралеям, — но моё, пускай и изувеченное блядками, сердце не позволит отправить сие бедное дитя, псякрев, к еретикам на растерзание!

Новодная вырвалась из его объятий:

— Откуда тебе вообще знать дни их сборов?! Ты знал личины тех наймитов, знаешь про игнибатцев… Кто ты воще, дурля монастырская?

— Умно подмечено, — подмигнул ей Лукаш, — возьму словечко на карандаш. Да только не наймиты это, моя юная охотница на Отступника, называть так этих троих — большое недоразумение, как минимум за нахождение одного из них в Иллариоте предлагают мешочек золотых, а за голову второго в Дейтоне я бы мог неделю не расставаться с горными шлюхами, хе-хе, а что до велларийки, то…

— Да плевать я хотела на этих вралей, — поторопила его Милада, — что не так с игнибатцами?!

«Почему, когда я что-либо делаю самостоятельно — всё идет через одно место?!», — сокрушалась она, смотря на монаха. Она знала, что в ливне никто не увидит её слез.

— Ты действительно хочешь узнать правду? — сверкнули в сторону девицы его плутовские глаза.

— Да! — крикнула Новодная так, что едва не сорвала голос. — Сколько лекций я пропустила ради одних ответов, а по итогу получила лишь ножом в живот!

Лукаш оттащил её от конца переулка, обратно вглубь:

— Правда может быть опасна в нашем мире, взмокшая студентка. Всякая информация может превратить тебя в должника, параноика, а то и невольника…

— Мои родители свято верили в учение Игнибата, в истинное учение Гинека и погибли за него! Я обязана знать, — прохрипела целительница.

— Многое не так с игнибатцами. Многое, — подбодрил её Божек, — мы с тобой, родись бы ты чуть позже, могли бы быть братьями в идее, такой запал в тебе, девчуля! Да токо вот, наша революция захлебнулась в собственном дерьме, а земляне помогли вынести это говно в нужник. Сегодня я нахожу куда более удачным идею сидеть и не отсвечивать, покуда не херанут по шее, чем быть отпетым и мертвым революционером. Но, как говорится, у бывших мятежников всегда старые связи, да?

— Ничего не понимаю, — девица покачала головой, Лукаш накинул ей на голову часть своего рубища, дабы укрыть от дождя, — какое эт имеет значение?!

— Да прямое, коли уж так. Когда, эру назад, Ларион проиграл очередное восстание гинекианцев и паписты поставили крест на всяких наших попытках реформации, церковь предшественников моего папаши, митрополита Конрада, вновь отошла к святому престолу Исталеба. Ну да, бля, папаши! Чего ты вылупила свои красные глазки? Не все митрополиты святые до пяток. Может токо по груди, но на член их святость точно не распространяется…

Лукаш, почесав свою щетину, продолжил:

— Было много недовольных, в ком исчо горела идея этого древнего, шоб он врался Гинека, куда их девать спрашивается? Вот и был создан церковью этот загончик, — указал он на толпы игнибатцев на улице, — разумеется формально все враждовали, да только это был удобный вариант, на случай очередного пиздеца.

— И он настал? Мятеж, да?! — догадалась Милада.

— Верно, и тогда игнибатцев на время принялись почитать, будто бы они не уроды еретичные, а спасители ларионской идентичности. Я тогда, юный остолоп, всё рвался открыть им врата церкви, признать, так сказать, братьев с шилом в жопе! Да вот только правильно сделали мы, обождав как следует. Игнибатцы стали удобным козленочком для битья, а мы умыли руки, да вот только… Всё развалилось, едва окочурился лояльная нам говорящая голова, как он там у вас…

— Пророк?

— Да хоть святой, на деле он был обычным носком ношенным! — ухмыльнулся Лукаш. — Но потом, едва этот блядский Прокоп дорвался до власти — он устроил там какой-то мистический, рвать его сраку, культ, что у Магнусопоклоников, с этими рунами и беспрекословным подчинением!

— Вам-то какое дело до этого?!

— А такое, девка, шо велено кончать с этой сектой любителей поджарить ближнего своего! Сегодня это уже не те идейные ребята, с которыми я был готов хоть пива выпить, кем секта была во времена твоих родителей.

У Милады перехватило дыхание:

— Всё это время… Учение Игнибата было подстроено церковью, — она сделала шаг назад, прочь из лужи, — но вы жгли нас на кострах!

— Разумеется, для папаши усе вы еретики.

Студентка не слушала церковного разбойника:

— Вы могли спасти столько игнибатцев при Мятеже Стефана, но решили просто смотреть, как нас давят колесом истории!

— Тебе сколько лет было при мятеже? — покосился на неё монах. — Лет пять?

— Семь, но я видела кровь и огонь! Всю эту боль! А ведь признай вы учение — средь ларионцев не было бы раскола!

— Митрополит скорее бы признал меня, как сына, — заржал Божек, — чем психов с факелами и идеями по свержению церквей по всей планете. Вроде студентка, а весь ум видать в сиськи ушел…

— Да ваша церковь — рохли, коих поискать надо! Просто использовали стольких верующих, лапсердаки, как своих бешенных псов, ещё и бросили их погибать, ах вы! — Новодная саданула кулаком по боку Божека, но вместо боль расползлась по её свежей ране.

Она грохнулась в лужу. К ногам Лукаша.

— Негоже так ныть, когда вашему кружку интересов оставили Чашу, и об этом знает каждый обкуренный ушлепок, благодаря нам же, — Лукаш поднял её за воротник на ноги, — хотя теперь ваш пророк хуев превратил её в факел…

У Милады аж рот открылся:

— Выходит, эт правда… настоящая Чаша Святого Гинека? Та самая?! — признаться ещё в детстве она сомневалась в подлинности такого древнего артефакта истории.

— Меньше знаешь — крепче спишь.

— Но вы и так рассказали мне с три короба!

— Это для общего, мать его, развития. Ты же сама просила правды, вы там в своих Академиях в последнее время совсем скурились… Да и коли расскажешь кому, тебе язык вырвут каленным железом, — невзначай хлопнул её по плечу анахорет. — К тому же это прибавит тебе стимула дать отсюда деру, ведь неспроста вся эта ходьба к Прокопу идет — намечается что-то интересное, и выкуривать этих сморчков нужно поскорее. Предупреди твоих отмеченных наймитов, что будет жаркий вечерок!

— Отмеченных? — Новодная взялась за намокшую косу, больно дернув ту, чтоб окончательно проснуться. — Вы имеете ввиду руной? Я не по…

Лукаш сорвал с неё красную ленточку:

— А ну шпацируй отседова, школярка!