Глава 40. Дрянное утро

Несгибаемо твердый характер, Лирия, на деле является слишком хрупким. Стоит прорезаться трещинке – всё развалится на куски.

– Ральфус.

Как же паршиво это тонуть.

Тело тянет в холодную пучину, а нос с ушами сдавливает водная твердь. Лирия, разумеется, плавать не умела. Зачем вообще уметь аристократке бултыхаться в воде?

Такое прагматичное мышление было свойственно всем велларийцам. Ещё бы, когда на родной планете даже рыбаки выходили в плаванье вооруженные кинжалами. На Велларии добыча могла в мгновенье стать охотником. А опуститься в баламутные пылевые воды их планеты могли только самые отпетые безумцы.

Лирия попыталась всплыть: барахтаясь, крутясь, выворачиваясь – всё впустую. К ноге будто привязали камень. Одежда была изорвана корабельными обломками, ноги покрыты ушибами.

Она ощутила крепкие руки на своих плечах.

«Меня что топят?», — запоздалая мысль.

Губы всё труднее было держать сомкнутыми, тело просило, вопило как новорожденный младенец, о глотке воздуха.

Невольно в голову пришла кончина Марии Антарской, наследницы престола Мистериума и старшей дочери императора Кеннета. Именно её готовили к восхождению на престол, но стихия решила иначе, оставив это место Катрине Второй. Тогда новость об утопшей сильно обрадовала семью Лирии. Сейчас же девушка понимала, насколько страшная эта участь, гадая как её поступки могли привести к этому…

***

Девушку разбудил гогот в трюме. Она сползла с лежанки, холодной и сырой, как могила утопленника. Сны были препаршивые: зачастую они сводились к пылающей метке на её запястье, а сюжеты их, казалось, складывали калейдоскопом.

С момента сожжения родового поместья утренняя рутина девушки уменьшилась до простого обмывания лица водой. Там же, в трюме, калебцам раздавали завтрак. Лирия воспользовалась своим фиктивным положением канцеляриста и получила свою порцию.

Кашу из ячменя, в которой найти кусочек мяса всё равно что алмаз, девушка проглотила без задней мысли. Даже не дожидаясь аперитива. Сказывались свежие воспоминания о прошлой ночи, не очень-то разогревающие аппетит.

Солдаты пялились на серокожую с подозрением. То ли от того, что аристократка съела свою порцию ещё до конца их молитвы, то ли от удивления: неужто эта стряпня кому-то может понравится?

Лирия поспешила подняться на палубу, прочь от сиплых голосов шепчущихся за её спиной.

Велларийку встретила виселица, болтающаяся на рее. Девушка сглотнула.

Помост помогал сооружать старый десятник, видимо бывший у желтокожих за столяра. Адъютант стоял рядом до тех пор, пока к ним не подошла Лирия.

— Для кого это?

— Да хранит вас Аркана, сеньора…

После того, как десятник взглянул на неё он добавил:

— Или кто у вас там… Не так уж и много в этой пырловке душ, ради которых нужно стараться и сколачивать энтот сучий эшафот. Надеюсь нашей леди понравиться, — просипел старик, — обычно разбойников вешают на суку.

— Мне казалось Сивую будут судить…

«Впрочем, рассчитывать на справедливость в Мистериуме не приходиться», — подумала девушка.

— Этака оказия выходит: гвардеец кады узнал про воровку повелел не тратить время, — солдат провел рукой у горла, — и всё тут!

«Хоть в чём-то гвардейцы наконец правы», — за такую мысль дома её вероятно бы выпороли.

— Сеньора, — поглядел на велларийку в растрёпанной одежке десятник, — мой амиго, как и большинство тут, интересуется, но спросить, каброн, стесняется! Как энто у вас вышло так ловко расправиться…

— Не знаю, — быстро пролепетала девушка, поспешив сойти на сушу.

Лирия вновь осталась наедине со своими неуемными рассуждениями.

На улице всё опаршивело. Игнис светил также, но его лучи теперь пронзали девушку с новой силой. Пение чаек, доселе незамеченное, превратилось в раздражающую какофонию. Безоблачное небо давило жарой на Лирию, угрожая спечь велларийку до смерти. Вот некогда удобные ботинки превратились в пару неуклюжих валенок. Словно вся Альтея ополчилась на неё, лишая жизнь красок.

Нужно было отвлечься!

Она пошла в первом случайно направлении.

По крайней мере, девушке казалось, что в случайном.

Лирия вышла к скамейке. Та располагалась под массивным тисом, со ствола которого стекал древесный сок словно кровь, что вчера текла из кондотьера… Велларийка села рядом с Миллардом, столь же массивным как тис.

Землянин перебирал бювары с вложенным в них пергаментом-промокашкой. Что-то изредка черкал перьевой ручкой.

Взгляд девушки устремился на вьющих гнезда ласточек. Те поселились прямо в оборонительной, некогда, стене порта. Нынче же вся массивная линия стены либо подмывалась морем, угрожая рухнуть в пучину, либо растаскивалась местными на кирпичики.

«Мирное время не щадит такие сооружения».

— Доброе утро, — вымолвил здоровяк тоном, которым обычно диалоги заканчивают.

Лирия пнула носком камешек и тут же залепетала:

— Они все всё знают о вчерашнем! Нас всех казнят! Вас видели… Меня там видели!

— Успокойся, — Джон отложил перо. — Мы невинны. С точки зрения закона.

Девушка набрала в грудь воздуху.

— Да, — предзнаменуя её вопрос, сказал Миллард. — Все наши действия законны в рамках самообороны. Почти.

Аристократка уткнулась взглядом в землю, взявшись рукой за фамильный кристалл. Его прикосновения приятно покалывали кожу.

— Подельника старика сегодня утром видели у бургомистра, — заявил землянин. — К поместью уже вышли имперцы. На закате мы уберёмся отсюда навеки.

Девушка покачала головой: «Маловероятно – мой путь лежит к велларийцам».

Лирия поглядела на перевязанную тряпками голову здоровяка. Испортить его обезображенное лицо было невозможно, но плешивый наймит постарался: длинный красно-бурый струп шел от макушки почти до самой брови.

— Раньше ты ведь был наёмником, да? — спросила девушка.

— Нет. Не знаю, с чего ты взяла.

— Да как-то, — девушка оглядела землянина, тот каждой порой источал угрозу порубить первого встречного в капусту, — само в голову пришло.

— Я был наёмным солдатом, — пробухтел Миллард. — В далёком прошлом.

— Разница невелика. По душе ли тебе…

Девушка запнулась. Принялась подбирать слова. Те приходили на ум столь неохотно, будто бы она признавалась мечнику в любви.

«Диалог с землянином сам по себе трудная задачка».

— Нравится ли тебе…

— Убивать? — прервал её Миллард. — Я ничего не чувствую, когда убиваю.

«Неудивительно».

— Разгоряченность боя, риск и победа – они приносят удовольствие. Но поди посчитай скольких ты убил, когда ты в давке двух армий. Война – дело техники. Поединок – уже интереснее.

— Что за войны такие? В четвертой-то эре.

«Эре технологий и процветания, если верить мистерианским россказням. Процветали почему-то во всей Альтее только они».

— Земля, — напомнил ей Джон, — полнится войнами феодалов. Если я тебе скажу, что воевал когда-то и за гетьмана, и за князей, поймешь ли ты меня?

— Нет, таких слов я не знаю.

«Как и ничего о твоей персоне».

— Нужники на этом острове – полный отстой, — поприветствовал их Себастьян, завязывавший шнурок на штанах.

На голове южанина красовалась черная широкополая шляпа с оттопыренным к верху пером.

«Шляпа кондотьера», — к горлу вновь подкатила желчь.

Южанин покосился на пишущего Джона.

— Чем занят, волкодав?

— Считаю чаек, — копался в бюварах Миллард.

Себастьян взмахнул пред велларийкой шляпой:

— М`леди!

— Зачем ты это взял?! — насупилась Лирия.

— Ты о пере? Из ткацкой лавки. Скажи, ничё так, да? Прям как влитое.

— Ты знаешь о чём я, кмет.

— Эйе, конечно знаю, — осклабился мистерианец. — У мадамы трясутся коленки от одной только мысли об убийстве.

Лирия нахохлилась.

— О, — умилился южанин, — доселе ты не была столь миролюбива. Корчму спалила не поведя глазом, а уж как ты скакала у Сивой в лагере…

— И я никого не убила, — ответила девушка.

— Зато вся та вороватая мишпуха с радостью бы пустила те кровь!

Получив в ответ взгляд велларийки, которым впору было убивать, Себастьян замялся, продолжив:

— Я уж начинаю огорчаться тому, что усе слухи о серокожих выдумка. Могу помочь…

— Чтоб я на суку повесилась, если мне когда-нибудь понадобится твоя помощь.

У Лирии загорелись огоньки в глазах:

— Но сначала полюбуюсь на твою повешенную оборванку.

— Ты рамсы не путай, м`леди, — угрожающе шагнул в её сторону Себастьян. Лирия заметила, как Джон сжал перьёвую ручку. Она не сомневалась: землянин может убить этой штукой по меньшей мере десятью способами. — В Оттионе, поговаривают, мысли материальны, так што подвяжи свой язычок, каблуха!

— Мысли? Так ты не знаешь? — опешила аристократка. — Тогда считай меня оракулом. Гвардейцы приказали вздёрнуть твою подружку. Ей уже строят подиум!

Себастьян, охнув, – исходя из своей любимой привычки – испарился. Велларийка вернулась под тис.

— Он придурок. Но прав насчёт тебя, — сказал ей Джон. — Кое в чём.

«Скажи мне кто раньше, что варвары будут читать мне нравоучения, — подумала Лирия, — я бы добровольно сгорела вместе с поместьем».

***

Бургомистр вещал толпе с балкона своего имения.

Ладислав был разодет в черную рубашку с роскошным жабо. Неизвестно, слушали ли его мещане, или для них городничий был чем-то вроде назойливой мухи, витающей в отхожем месте.

Кто точно был заинтригован градоуправленцем, так это наёмники. Наймиты, лишившись своего кондотьера, стояли на страже, то и дело почесывая репу: дескать, и кто же теперь будет нам платить?

Но главное происходило не там, а на крыше бондарни. Отсюда был чудесный вид на квартал Вратислава и на особняк городничего в частности. Хотя те, кто собрались здесь отлично знали: бургомистр никогда не был важен.

— Пускай вдоволь наговорится, сеньоры? — спросил Эстен, поглаживая перила. Здесь, на высоте, дул холодный ветерок. В такую жару для Ривса он был сродни глотку воды в пустынях Ард’Калеба. Тем более, что разбудили его полчаса назад и он, по обыкновению, не выспался.

— Имеет право, — ответил капитан гвардии, Вильгельм. — Он всё-таки гражданин империи.

— Какие откровения, — чванливо отозвался адмирал Хорсен. — Я уж думал, для гвардии гражданское право значит не больше, чем целомудрие для куртизанки.

Сотник прикрыл глаза.

— Права у мэтра Ладислава существуют до тех пор, пока посланники Канцелярии, — все трое знали, что посланцы были подставными и, тем не менее, гвардеец выговаривал название инстанции с глубоким почтением, — не доставят мне отчёт. Это, разумеется, мелкая формальность, но даст нам время подготовку. Надеюсь, сотня поможет нам при аресте?

«В прошлый раз вышло неловко, — почесал нос Эстен. — Щиты отмывали от криво намалёванных роз всё утро».

— Си.

— Надеюсь, цензус, — вмешался адмирал. — Твои солдаты сумеют предотвратить кровавую резню присущую гвардии. Там полно прислуги, которую гвардейцы…

«Вот. Опять начинается».

— У меня самого дома с десяток слуг! — ткнул старика в мундир Вильгельм.

— Не завидую им, — пыхнул в лицо гвардейцу дымом Мигель, — припоминая то, что вы сотворили при задержании знатных родов, симпатизирующих Бастардовой ложе.

Эстен зарделся, сделав вид, что разглядывает чаек. Сотник чувствовал себя дитём, вокруг которого ругаются родители.

— Ума ни приложу, что в вас нашла Катрина…

— Что я нашел в ней, — поправил его Хорсен.

— Как вы хотите миновать охрану? Пообещать им всепрощение?

Адмирал поплыл в облаке табачного дыма:

— Гвардия как всегда однобока. Встречный вопрос: что, если наёмников больше нет? Скажем, один состоятельный вельможа уже нанял их на службу, — струйка табачного порошка осыпалась на его туфли, — морскими пехотинцами, допустим.

— Брать наёмников в лоно Мистерианских войск запрещено, — чопорно молвил Вильгельм.

— Тогда взял их на временную реестровую службу, если вам угодно, — отмахнулся адмирал. — Кому-то же надо защищать здесь мой будущий военно-морской порт?

— Поглядим.

С этим словом на устах долговязый удалился.

— Да хранит вас Аркана! Кстати о ней, — помахал вслед тростью Хорсен, — чаще посещайте церковь по Вознесеньям, сеньор Эдросс!

Ривс почувствовал, как на его плечо опустилась рука аристократа.

— Далеко пойдешь, парень.

— Я, э-э… Спасибо, господин! Но я ведь ничего не сказал…

Адмирал лишь довольно пыхнул в ус.

Нимиодец застучал тростью вслед за Вильгельмом. Эстен на одно лучезарное мгновенье остался в одиночестве. Он поглядел на колышущиеся кроны пихт на другой стороне скалы – прохладный ветерок надувал оттуда.

«Снова в жару», — вздохнул Ривс, спускаясь.

На выходе цензуса встретили две насупленные брови. Пускай многие бы заметили в ней одну прямую линию, сотник научился видеть в этих изгибах присущие разумному существу эмоции.

Десятник Дербен.

— Офицер, — отсалютовал он. — Насчёт ночных, кхм… магов, полагаю?

— Точно, — Ривса пронзило, — вы поместили их под стражу?

— Си, — протянул десятник, — у меня в кармане. Видите ли, мы не нашли никого… Только это.

Он достал из кармана браслет с гравировкой птицы. Во впадине не было кристалла, как рассказал Дербен – едва солдат поднял обруч с земли, как янтарный глаз мигом раскололся вдребезги. Нерадивому солдату назначили десять ударов батогом, десять из которых достались соломенному чучелу, исходя из доброжелательности их десятника.

Сотник покрутил в руке безделушку.

— Ты спрашивал местных?

— Да, здешние говорят – эти, как ты говоришь, дурни в балахонах, были представителями гильдии каменщиков. Спрашивали о… канцеляристах…

— Каменщики, значит, — хмыкнул Эстен, спрятав диковинный браслет. — Тогда забудем об этом: они искали землянина. Копать под это – себе дороже.

Ривс соврал.

Теперь он ясно вспомнил, о чём напоминали ему эти браслеты. Он хорошо помнил рассказ своего друга с полей о чудаках с браслетами, искавших в их поле обломки Сойкиной кометы. Никто тогда не поверил этому рассказу, кроме Ривса, и что хуже: этот мальчуган потом бесследно исчез. Все, от родителей до братьев, даже любимая тётушка больше никогда не вспоминали о том юноше, а сам сотник убедил себя в том, что это был сон, а этого друга он выдумал.

Но то были каменщики.

***

Себастьян спускался в трюм. Не хрустнув ни половицей и не заскрипев ни единой дверью, он пробрался в камеру атаманши.

«Порой наш разум вкупе с совестью заставляет отчебучивать такое, что и во сне не приснится».

Прогнившие доски, копошащиеся в сене мыши и лучик света, что пробивался через бортовой киль. Посреди всего этого в колодках повисла седовласая разбойница. По лицу и не скажешь, зла она была или в отчаянии, но след былого оскала испарился вовсе.

— Кто здеся? — оглянулась Сивая в тень.

— Тот, кто научил тебя, швабру, говорить здеся!

— Чего явился? Поглумиться, как те толстозобы?

— Я-то думал, ты уже должна замаливать грехи, — явился пред ней южанин.

— Тяжко замаливать восемь смертных грехов, когда ты усю жизнь живешь одной ногой в Пекле.

— Твой папаша ничего не предпримет?

— Когда старый узнает, что меня собираются вешать – мой труп уже сгнить успеет. А когда узнает палец о палец не ударит, — она злобно улыбнулась вору, — благодаря тебе.

— О, ты меня переоцениваешь.

Себастьян провел кинжалом по путам. Снял колодки с девушки.

Сивая подвигала ногами. После стольких часов в камере сама возможность этого приносила невероятное наслаждение.

Без промедления разбойница повалила южанина на спину и бросилась на того с заточкой. Скитлер с легкостью схватил её за руку:

— Эйе, извини, я не в настроении.

Он вырвался, разрезал шнуровку её одежки. Поплыл в тени.

— Тебе нужно особое настроение чтоб сдохнуть?! — носилась по карцеру девка.

Она впилась в его руку. Резанула заточкой по ладони.

— Дура, — замахнулся на неё Скитлер.

Южанка схватила его ладонь, впилась в ту ногтями. Принялась жадно вылизывать его рану.

— Какого хера старый барон из всех выбрал именно тебя при основании Ловчей гильдии?! — подняла она глаза на него.

Мистерианец подтянул к себе девушку. Прижал плечом, схватив ту за края одежды.

— О, так ты всё ещё завидуешь?

— Знаешь, скольким я стелила постель и раздвигала ноги, чтоб город услышал о прощелыге с теневой магией?!

— Не считал, но все они не пытались меня убить, знаешь чё? Я не крал деньги с контрабанды, идущей к нам по контракту с Териода, как ты!

Сивая укусила его за руку. Попыталась пырнуть в живот.

Себастьян сделал ответный выпад, он парировал самодельный нож и отбросил тот стилетом в сторону, схватив оттионку за талию. Разбойница прыгнула на него всем весом – пара упала на пол. Она взяла его за плечи. Он взял её за плечи. Сивая охотно приподняла бедра.

— Заткнись, дура, иначе на рее будем мы оба.

— Меня эт устроит, — прошептала она ему.

— Возвращайся в баронство, на наш схрон, — предложил он ей. — Скоро я сниму проклятье – воссоединимся на родине.

— После того, как чуть не замочила барона? — скривилась Сивая. — Нас там не забыли. Его сынок устроит нам тёмную, шкуру с нас снимет…

— Тогда подадимся в Авонское лордство.

— Пропащая дыра.

— Ничем не хуже этой, — заметил Скитлер.

Она поцеловала его. Губы горячие, сухие и жадные. Как прежде. Едва ли это было романтично, учитывая стилет, который южанин на всякий случай держал наготове за спиной.

— Скажи, Себа, честно. Хотя б попытайся, — обратилась к нему Елизавета Коллионская. — Кто дал тебе наводку на зачарователя Норриса?

— Какие-то мутные типы, из гильдии каменщиков, — признался южанин. — Оказалось фанатики… Чес-говоря я жалею, что связался с ними тогда…

Сивая горько вздохнула:

— Как всегда, вновь тя тянут за собой мутные фраеры. Ты флюгер чужих ветров. Видимо, такова твоя простолюдинская доля – ты всегда чем-то или кем-то ограничен!

«Как минимум, здоровым рассудком».

— Мне пора, — заявила разбойница, неохотно вырываясь из объятий. — Зная твою дурную историю чистосердечной помощи, мне шибче бы поспешить.

Это было правдой. С помощью другим у него особо не клеилось.

Когда он впервые помог кому-либо? Этот момент южанин никогда не забудет: двое задир пытались воспользоваться девчонкой в сиротском доме. Тогда ему было всего лет десять.

Но ведь он помог девочке!

Зарезал тех двоих. Но Скитлер не ожидал, что шокированная девка поднимет шум, она звала на помощь, когда он и так ей помог! Маленький Себастьян испугался – его бы повесили, даже дети не были застрахованы от виселицы. Барон Дейтона был жесток.

«Я и не вспомню, как убил её, — думал южанин. — Она просто перестала кричать, а я, трус, пришел в себя, уже в канаве».

— Солдаты со всеми законниками сейчас громят домишко местного воротилы, — сказал он Сивой. — Их не будет некоторое время.

— Тогда я пойду.

— Погодь, пару минут у меня найдётся.

Южанка сорвала с него рубашку…