Том 23. Глава 6

«Даже если на нас нападут все Короли, даже если над всеми нами нависнет угроза… никто из легионеров не покинет Осциллатори».

Когда Харуюки вернулся со спины летающего кита в реальный мир, в памяти вдруг ожили чьи-то слова.

Немного подумав, он вспомнил. Эта фраза принадлежала одному из офицеров Белого Легиона — Платинум Кавалеру, первому Гному.

Белая Королева доверила ему Сияние, чтобы он обрушил Бога Солнца Инти на Королей. Незадолго до этого Харуюки и Фуко столкнулись с Кавалером в небе над полем боя. Фуко попросила его оградить рядовых легионеров Осциллатори от безумия Айвори Тауэра — или Блэк Вайса — однако Кавалер, не задумываясь, заявил, что ни один человек не покинет Осциллатори.

Неужели все они прикованы к своему Легиону страхом перед Ударом Возмездия или чем-то похожим? Если нет, то…

— Молодец, Харуюки, — вдруг послышался шёпот в ушах, и он резко распахнул глаза.

Незнакомый потолок. Обволакивающее тело кресло. Нечто мягкое, ощущающееся правой рукой.

Едва Харуюки вспомнил, откуда именно нырял в виртуальную реальность, как чуть не подпрыгнул и немедленно попытался слезть с огромного кресла. Однако справа немедленно протянулась тонкая рука и пресекла его попытку.

— А-а, с-с-семпай, что ты!.. — воскликнул он срывающимся голосом, но увидел обиженное лицо Черноснежки и притих.

Он уже успел подумать, что опять сделал что-то не то, когда…

— Почему ты так спокойно себя вёл, когда тебя обнимала Кусакабе-кун, и так нервничаешь, когда я?

— А?.. — спустя пару секунд Харуюки переварил смысл вопроса и растерялся ещё сильнее. — Н-н-нет-нет, Рин ведь обнимала не меня, а аватара! А сейчас мы с тобой, ну, это, настоящие.

— Аватары и живые тела отличаются только объёмом информации, между ними нет существенной разницы.

«Что-то я не уверен…» — усомнился в её словах Харуюки, но не успел ничего сказать — Черноснежка вдруг навалилась на него всем телом, и он совершенно потерял способность думать. Хотя Черноснежка была довольно лёгкой даже по меркам 15-летних школьниц, Харуюки уже настолько утонул в мягком кресле, что не мог даже пошевельнуться. Черноснежка искоса посмотрела на него и прошептала с полуулыбкой:

— Не возражаешь, если я немного так полежу? Когда я к тебе прижимаюсь, ты мне восстанавливаешь духовную энергию.

«Да не может того быть!» — чуть не сморозил Харуюки, но успел поймать себя за язык и ответил иначе:

— Это самое… мне казалось, собрание тебя обнадёжило… Неужели этого не хватило, чтобы восстановить энергию?

Черноснежка пару раз моргнула и медленно покачала головой.

— Прости, видимо, ты немного не так понял. Ты прав, я увидела надежду. Самая трудная задача на нашем пути — поиск кузнеца, и даже на этот счёт у меня уже есть догадки и соображения… Но мне всё равно очень тяжело видеть, как все из кожи вон лезут, чтобы меня спасти. Это такая мука… — выдавила из себя Черноснежка, пряча лицо на груди Харуюки.

Немного поколебавшись, Харуюки поднял руки и осторожно обнял хрупкие плечи. Почему-то именно сейчас в глубине души нашлись слова, которые он так долго искал.

— Даже командир Легиона не обязан взваливать всё на себя.

Плечи Черноснежки вздрогнули. Харуюки осторожно погладил их, пытаясь успокоить её, и продолжил говорить от чистого сердца:

— С самого возрождения Нега Небьюласа ты жертвовала всем ради своих легионеров. Так было и во время битвы с Пятым Хром Дизастером, и во время спасения Синомии с алтаря Судзаку, и когда я стал Шестым Хром Дизастером, и во время сражений против ISS комплектов, и вчера во время битвы за территорию, и сегодня на Конференции… Более того, когда Арая чуть не задавил меня, ты потратила на запретную команду 99 процентов бёрст поинтов и рискнула жизнью, чтобы спасти меня.

— Разумеется, ведь я твой командир… и твой «родитель», — сдавленным голосом прошептала Черноснежка, не поднимая глаз.

Но Харуюки покачал головой и решительно заявил:

— Не «разумеется»! Совсем не «разумеется», — руки Харуюки скользнули вдоль спины Черноснежки. — Просто ты настолько сильная… что мы даже как-то привыкли к тому, что ты нас спасаешь. Мы все думали, что с тобой нам ничего не страшно… и не замечали, что ты постоянно несёшь на себе тяжелейший груз. Ты Монохромная Королева, девяточница, сильнейший боец Ускоренного Мира… но при этом школьница, которая всего на год старше меня. Я… я до сих пор очень слабый и постоянно теряюсь и ошибаюсь — и в реальном мире, и в Ускоренном. Но я хочу быть тебе поддержкой и опорой. Я хочу, чтобы не только ты мне помогала, а чтобы мы оба двигались к цели рука об руку. И я уверен, все в Легионе думают точно так же. Я сейчас не только про старых легионеров Нега Небьюласа, но и про всех, кто перешёл к нам из Проминенса. Поэтому прошу, семпай: на этот раз доверься нам. Мы обязательно вытащим тебя и остальных Королей из плена бесконечного истребления. Поэтому… поэтому…

За все четырнадцать с хвостиком лет своей жизни у Харуюки ни разу ещё не получалось выговорить такую длинную речь без единой запинки. Тем не менее, под конец чувства вновь так переполнили его грудь, что горло сдавило, не позволив больше выдавить ни слова.

Неровно дыша, Харуюки лежал, чувствуя, как глазам стало горячо и мокро…

Вдруг Черноснежка подняла голову и посмотрела Харуюки в лицо. В её чёрных глазах тоже блестели слёзы.

— Ты стал таким сильным, Харуюки… — прошептала она и погладила его по щеке правой рукой. — Ты стал сильным и в Ускоренном Мире, и в реальном. Ты говоришь, что постоянно опираешься на меня, но это не так… Ты всегда поддерживал и меня, и Фуко, и Утай, и Акиру, и Нико, и многих других. Мы смогли зайти так далеко только благодаря тому, что ты летал в небесах, расправив серебристые крылья.

Черноснежка пошевелилась, и её лицо оказалось прямо над лицом Харуюки. Он увидел её блестящие губы совсем близко; они почему-то немного дрожали и, кажется, приближались всё ближе. Благоухающая прядь чёрных волос упала на его лицо, а сердце билось всё быстрее…

Внезапный электронный писк развеял волшебство. Черноснежка, словно разгибающаяся пружинка, вскинула голову и щёлкнула по виртуальному рабочему столу.

— Прости… это моё ежедневное напоминание о том, что ванна наполнилась.

— А… п-понятно.

— Так что… можешь помыться первым.

— А?

В следующую секунду Харуюки допустил катастрофическую ошибку в выборе слов.

По-хорошему, в первую очередь он должен был спросить, не лучше ли ему уйти домой. Однако предложение Черноснежки застало его врасплох, и Харуюки ляпнул первое, что пришло в голову:

— О… от меня плохо пахнет?

— Хм? Нет, я не в этом смысле. Просто ты сегодня с самого полудня непрерывно трудишься, и я подумала, что ты устал.

С этими словами Черноснежка встала с кресла и протянула руку. С её помощью Харуюки тоже выбрался из плена мягкого мешка, но что делать дальше совершенно не представлял.

— Э-э, но как можно идти мыться до хозяйки дома?

— Как раз наоборот — ты мой гость, и я должна проявить гостеприимство. Прекрати отнекиваться и иди, смой с себя пот.

— То есть я всё-таки воняю?.. — пробурчал Харуюки.

Положив руки на его спину, Черноснежка чуть ли не затолкала его в дверь, находящуюся посреди коридора. Она вела в комнату с умывальником, которая также служила раздевалкой. В глубине виднелась дверь, ведущая в собственно ванную.

— Бери любые шампуни и гели, и наслаждайся.

Черноснежка задвинула дверь, оставив Харуюки одного. Какое-то время он лишь стоял и пытался сообразить, как его угораздило здесь очутиться. Впрочем, одно было ясно — сейчас уже поздно отказываться и идти домой. И раз уж дошло до такого, почему бы и правда не смыть с себя пот?

Механическими движениями сняв с себя школьную форму, он сложил её в корзину, открыл складную стеклянную дверь и вошёл в ванную.

По площади эта комната мало отличалась от ванной в квартире Харуюки, зато в ней стояла не просто ванна, а джакузи. Разумеется, Харуюки не стал с разбега прыгать в горячую воду. Сначала он сел на прозрачную табуретку, снял с шеи нейролинкер, повесив его на специальный крючок на стене, и принял душ. Тщательно вымывшись, он наконец-то забрался в воду. Она была не слишком горячая — как раз как любил Харуюки. Он блаженно выдохнул, расслабился и ощутил, как усталость, которую он до сих пор даже не замечал, понемногу оставляет руки и ноги.

Харуюки снял нейролинкер с крючка, снова надел и подключился к панели управления ванной. Перед глазами появилось меню управления джакузи, и он попробовал включить массаж. В спину неожиданно ударила пенная струя, заставив ойкнуть. По коже пробежала не то боль, не то щекотка, но, во всяком случае, ощущение было довольно приятным.

«Нам бы такое в квартиру», — подумал Харуюки, отдаваясь во власть пены и вибрации, пока мысли уплывали ещё дальше.

Его родители купили квартиру в жилом комплексе к северу от станции Коэндзи четырнадцать лет назад, точно в год рождения Харуюки. Квартиры в этом комплексе разрешалось перепланировать и обставлять по своему усмотрению, поэтому родители наверняка провели много времени, изучая каталоги и споря над каждой комнатой. Возможно, на каком-то этапе они даже обсуждали, покупать джакузи или обычную ванну.

Родители развелись, когда Харуюки учился во втором классе начальной школы. Когда отец уходил из дома, он не удержался, заревел во весь голос и вцепился в его ногу. Какое-то время отец ждал, пока Харуюки выплачется, затем сильными руками оторвал его от себя, обнял за плечи и ушёл, не сказав ни слова. С тех пор Харуюки ни разу не видел отца и не знал даже, чем тот теперь занимается.

Поводом для развода стали обвинения в супружеской измене, которые выдвинула мать. Возможно, отец поселился у своей любовницы, построил с ней новую семью, даже завёл детей. Сейчас, в 14 лет, Харуюки уже не особо хотел с ним встречаться и даже почти не скучал по нему. Тем не менее, он по-прежнему пользовался отцовской кроватью и рабочим креслом и не собирался их менять, хоть они и износились.

Закрыв панель управления джакузи, он открыл внутреннее хранилище нейролинкера. За прошедшие годы оно превратилось в настоящую свалку, и Харуюки пришлось глубоко забраться в файловую систему, пока он не отыскал папку с названием «F».

На самом деле это было сокращение от «Father» — «Отец». В этой папке Харуюки хранил все фотографии, видеоролики, письма и архивы рабочих файлов отца — всё, что успел скопировать, пока мать окончательно не зачистила домашний сервер. Когда Харуюки был маленьким, перед сном он всегда заходил сюда и без конца смотрел короткие видеоролики с отцом или всей их семьёй. Но постепенно он перестал так делать и в последний раз заходил в эту папку… да, когда перебирал материалы о технологии полного погружения во время нападения Даск Тейкера.

В тот раз отцовские материалы очень помогли Харуюки. Если бы отец не написал ту краткую хронологию, Харуюки не догадался бы о чипах мозговой имплантации — тайном оружии Даск Тейкера и Общества Исследования Ускорения. Хотя Харуюки и не хотел видеться с оставившим его родителем, он бы поблагодарил его, если бы вдруг встретил. Ведь именно благодаря отцу он до сих пор оставался бёрст линкером.

— Эй, если засиживаться слишком долго, получишь тепловой удар, — вдруг послышался голос, и Харуюки торопливо закрыл окно.

— А, прости, я сейчас выйду…

В следующий миг он вздрогнул и замер. Голова неуклюже повернулась влево.

— Чттздсдлшсмп!.. — воскликнул он спустя секунды три, соединив в невнятное нечто фразу: «Что ты здесь делаешь, семпай?!» Но он был настолько шокирован, что даже не слышал собственного голоса и лишь ловил ртом воздух.

Черноснежка уже успела открыть стеклянную дверь и шагнуть в ванную, но не потому, что волновалась за Харуюки. Её волосы были собраны на затылке, а тело закрывало только намотанное полотенце.

— А-а, п-п-п-п-прости, я сейчас выйду! — кое-как выкрикнул Харуюки несколько членораздельных слов, после чего опять застыл в оцепенении.

Разумеется, на самом Харуюки никакой экипировки не было, поэтому на пути к бегству в раздевалку стояла огромная преграда.

— А-а, э-э, семпай, я сейчас выберусь, п-п-пожалуйста, выйди ненадолго…

— Зачем же? Подумаешь, пару-тройку раз можно и вместе помыться, — спокойным голосом ответила Черноснежка, сделала ещё один шаг в ванную и закрыла за собой дверь.

Харуюки ошарашенно смотрел, как она садится на табуретку.

— Ч-что значит пару-тройку?.. Мы ведь ещё ни разу не… — с трудом выдавил он.

Черноснежка посмотрела в зеркало перед собой и слегка надулась.

— Да, и это очень плохо.

— Плохо?..

— Почему это Нико можно, а мне нельзя?

— Что? Нико?.. О чём ты… — пролепетал в ответ Харуюки и, наконец, вспомнил.

Во время первой встречи Харуюки и Нико — вернее, Кодзуки Юнико — та поначалу представилась как Сайто Томоко, троюродная сестра Харуюки со стороны матери. Нико нанесла Харуюки сильнейший удар ниже пояса при помощи социальной инженерии, сначала обманом проникнув в его дом, а затем и забравшись в ванную, когда он там мылся.

— Н-нет, ну, это, конечно, было, но Нико просто хотела шантажом переманить меня в Проминенс… Погоди, а откуда ты вообще знаешь про тот случай?.. — недоумённо спросил Харуюки, хватаясь за бортики джакузи.

Черноснежка демонстративно фыркнула, отвернулась и бросила:

— Уж точно не от тебя. Это мне Нико рассказала, когда мы с ней мылись в твоей ванной.

— П-понятно…

— С тех пор я никогда не забывала, что при случае надо бы отплатить этот должок.

— Д-должок? Кому, Нико? Или мне?..

— Вам обоим. Что же… а теперь, раз такое дело, потри мне спинку.

— Что?!

Харуюки решил, что пора проявить твёрдость и заявить: «Нет, я так не могу, лучше пойду одеваться», но пока он мешкал, Черноснежка положила правую руку на своё полотенце. Поколебавшись всего миг, она позволила ему распуститься и упасть, прижав ткань лишь к груди.

Даже в оранжевом свете ламп её спина казалась белоснежной, а талия — узкой как у эльфийки. Харуюки не мог уже даже моргать, мысли буксовали, рот не закрывался. Через пару секунд Черноснежка слегка наклонилась вперёд и снова фыркнула.

Оцепенение Харуюки наконец-то развеялось, и он смог выдавить:

— С-семпай, ты же простудишься…

— Поэтому поторопись. Это приказ командира.

— А-а, э-э… ладно…

Разумеется, он не мог спорить с приказом. Харуюки поднялся, перешагнул через бортик и подошёл к Черноснежке, прикрываясь руками. В итоге, он встал на колени за её спиной так, что их отделяло сантиметров двадцать.

«Может, это не реальный мир? Может, когда я покидал собрание Легиона, кто-то захватил управление моим нейролинкером, и я до сих пор в полном погружении?» Харуюки ущипнул себя за ногу, но ничего не изменилось.

Решившись, он вытянул руку и снял с крючка лейку душа. Затем открыл виртуальный кран с горячей водой, проверил температуру и осторожно направил поток на спину сидящей перед ним девушки. Бесчисленные капли ударились о белоснежную кожу и заблестели в свете потолочных ламп.

Бездумно водя лейкой, он вдруг услышал насмешливый голос:

— Надеюсь, ты успеешь помыть мою спину, прежде чем она совсем растает.

— А… д-да, конечно, — фальцетом ответил Харуюки, выключая воду.

На этот раз он протянул левую руку, взял губку, смочил гелем для душа, вспенил и обеими руками принялся как можно бережнее намыливать спину Черноснежки.

— Ай-хи-хи… д-давай немного посильнее, а то щекотно.

Харуюки переполошился и чуть-чуть надавил.

— В…вот так?

— Да… так самое то.

Выдохнув с облегчением, он вернулся к работе, тщательно намыливая спину от нейролинкера до поясницы….

— М-м-м… — промурчала Черноснежка. — Мне ещё никто никогда не мыл спину. Оказывается, это так приятно…

— Что?.. Неужели вы с Нико в тот раз не мыли друг друга?

— Хе-хе, мы тогда ещё не успели настолько сдружиться.

— П-понятно… А как же мама с папой?.. — не подумав, спросил Харуюки и тут же притих.

Он ведь знал, что отношения Черноснежки с родителями нельзя назвать образцовыми, но сказанного было уже не вернуть.

Губка замерла между лопаток, Харуюки боялся пошевельнуться. Вдруг он услышал мягкий… и немного печальный голос:

— Возможно, они купали меня, когда я была совсем младенцем… но я не помню, чтобы хоть раз мылась с родителями в сознательном возрасте. До восьми лет я ходила в ванную вместе с сестрой, но в тот самый день, когда она сделала меня бёрст линкером и своим «ребёнком», она сказала, чтобы отныне я мылась без неё.

— Яс…но, — пробормотал Харуюки.

Он уже собирался тереть дальше, но тут Черноснежка попросила:

— Харуюки, ты не мог бы снять мой нейролинкер?

— А?.. Да, конечно.

Харуюки кивнул, положил губку на полку, робко поднял руки и осторожно положил пальцы на чёрный лакированный квантовый передатчик, закреплённый на удивительно тонкой шее.

Снятие чужого нейролинкера без разрешения — грубое нарушение этикета, если не преступление; даже маленьких детей строго отчитывают, если они так шалят. Харуюки нервно отщелкнул застёжки и медленно снял устройство.

— Всё, готово…

Харуюки протянул нейролинкер справа. Черноснежка взяла его, повесила на крючок и коротко поблагодарила.

Он ожидал, что сейчас она попросит помыть шею, но снова не угадал.

— Посмотри внимательно. Под затылком, там, где был нейролинкер, что-нибудь есть?

— А? Что там может быть?..

Харуюки моргнул и присмотрелся к шее Черноснежки. Короткие завитки волос на затылке упрямо пытались привлечь его внимание, но Харуюки собрал волю в кулак и сосредоточился на отметине от нейролинкера — полоске ещё более бледной кожи между третьим и четвёртым позвонком.

— А… а-а?! — изумлённо воскликнул он.

Харуюки разглядел на белоснежной коже какой-то фиолетовый узор. Точнее, не просто узор, а штрихкод и цифры под ним.

— Семпай…

— Они всё ещё там? Штрихкод и восемь цифр?

— Да… Что это?..

Харуюки машинально поднял правую руку и провел по штрихкоду пальцами. Но рисунок не пропал. Значит, он нанесён не на поверхность.

— М… — Черноснежка вздрогнула.

Харуюки мигом отдёрнул руку и извинился:

— П-прости! Я нечаянно…

— Нет, я не против… Скажу сразу, эта татуировка не для красоты. Метка была на мне с самого рождения. Мне говорили, она пропадёт, когда я вырасту… но пока что она на месте…