Глава 1 — Тебе лишь нужно убивать / All You Need Is Kill — Читать онлайн на ранобэ.рф
Логотип ранобэ.рф

Глава 1. Рекрут Кирия

1

Стоит лишь пролететь первым пулям, как это уже вопрос времени, когда же солдат поддастся страху.

Вот ты где, стальная смерть, посвистывающая над головой!

Снаряды в отдалении ухают низко и беспорядочно, издавая глухой звук, который скорее чувствуешь телом, а не слышишь. Снаряды, взрывающиеся поближе, ревут высоко и чисто. Воют так, что шатаются зубы, и ты понимаешь: следующие несутся прямо на тебя. Они вгрызаются глубоко в землю, подбрасывая пылевую вуаль, и замирают в ожидании нового снаряда, который загонит их ещё глубже.

Тысячи снарядов, оставляющие в воздухе огненный след — лишь кусочки металла размером не больше пальца, но достаточно лишь одного, чтобы тебя убить. Достаточно лишь одного, чтобы сослуживец превратился в дымящийся кусок мяса.

Смерть наступает быстро, за один удар сердца, и она не сильно привередлива в своём выборе.

Солдаты, которых она забирает прежде, чем они успеют понять, что же ударило по ним — счастливчики. Большинство умирает в агонии; их кости крошатся, органы превращаются в фарш, а кровь рекой вытекает на землю. В одиночестве и грязи они ожидают Смерти, что подкрадывается сзади и вытягивает своими ледяными руками последние капли их жизни.

Если рай и существует, то он холодный. Тёмный. И одинокий.

Я ошарашен.

Мои окоченелые пальцы сжимали спусковой крючок; руки мои тряслись, когда я поливал врага дождём горящей стали. Винтовка при каждом выстреле подпрыгивала, как заведённая.

Бух. Бух. Бух. Выстрелы шли ровнее ударов сердца.

Дух солдата не в его теле. Он в оружии. Ствол раскаляется, испуская свет, а жар превращает страх в гнев.

Нахуй руководство и ебучее подобие поддержки с воздуха!

Нахуй их погоны и все планы, которые летят к чёрту, когда дела начинают идти через жопу!

Нахуй артиллерию, которая чешет яйца на левом фланге!

Нахуй этого говнюка, который только что дал себя замочить!

И, прежде всего, нахуй всё и всех, кто целится в меня!

Используй гнев как стальной кулак и размозжи им рыла. Если что-то двигается — ёбни это!

Я должен убить их всех. Должен всех их обездвижить.

Крик прорвался сквозь мои стиснутые зубы.

Моя винтовка стреляет по 450 пуль калибра 20 мм в минуту, так что весь магазин может быстро выгореть. Но не к чему сдерживаться. Не имеет значения, сколько патронов у тебя осталось, когда ты мёртв. Время для нового магазина.

— Перезаряжайся!

Солдат, которому я кричал, уже был мёртв. Мой бессмысленный приказ растворился в воздухе, превратившись в статическую помеху. Я снова зажал спусковой крючок.

Мой приятель Ёнабару схлопотал один из первых вражеских снарядов — копьё. Попало прямо в его Жилет и прошло насквозь. Наконечник вышел с другой стороны, покрытый кровью, маслом и какими-то нераспознаваемыми жидкостями. Его Жилет пустился в Пляску смерти где-то на десять секунд, после чего наконец замер.

Было бесполезно звать медика. У парня в груди зияла сквозная дыра почти в два сантиметра. Трение опалило края раны, порождая оранжевые огни, безрадостно пляшущие вокруг отверстия. Всё это случилось в первую же после приказа идти в атаку минуту.

Погибший относился к тем, кто любил злоупотреблять своим званием или называть имя злодея, когда ты только прочёл первую главу детектива. Но смерти он не заслуживал.

Мой взвод — 146 человек из 17-ой роты, 3‑го Батальона, 12‑го Полка, 301‑й Бронепехотной дивизии — был отправлен как подкрепление в северную часть острова Котоиуси. Нас подняли на вертушке, чтобы мы устроили внезапную атаку в тыл левого вражеского фланга. Наша работа заключалась в истреблении всех бежавших, которых непременно оттеснила бы назад лобовая атака основных наших сил.

Непременно, как же.

Ёнабару умер ещё до того, как началось сражение.

Интересно, сильно ли он мучился.

К тому времени, как я разобрался в происходящем, мой взвод уже угодил прямо в центр битвы. Мы принимали выстрелы как от врагов, так и от союзных отрядов. Всё, что я слышал — крики, плач и «Блять!». Блять! Блять! Блять! Брань летела так же плотно, как и пули. Командир нашего подразделения помер. Сержант помер. Шум пропеллера на вертушке сошёл на нет. Связь отрезали, и нашу роту разорвало на ошмётки.

Я остался жив лишь по той причине, что прятался в укрытии, когда Ёнабару полез на рожон.

Пока другие стояли на ногах и сражались, я прятался в панцире своего Жилета и дрожал, слово осиновый лист. Эти силовые костюмы сделаны из японской композитной брони, на которую весь мир пускал слюни. Жилет сидел на тебе, словно влитой. Я понял, что если снаряд пройдёт через один комплект брони, он никогда не пробьёт второй, коим был я. Значит, если у меня получится достаточно долго не попадаться на глаза врагу, он уйдёт, так меня и не заметив. Правильно?

Я перепугался до усрачки.

Как любой рекрут, только что покинувший учебный лагерь, я мог худо-бедно стрелять из винтовки или колобоя, но всё ещё не знал, как делать это по-нормальному. Каждый может зажать спусковой крючок. Бах! Но вот когда и куда именно стрелять, если ты окружён? Впервые я осознал, что не знаю самих основ военного дела.

Другое копьё промелькнуло рядом с моей головой.

Я почувствовал вкус крови во рту. Вкус железа. Доказательство того, что я всё ещё жив.

Мои ладони под перчатками покрылись холодным, липким потом. Вибрация Жилета сообщила мне, что из батареи выжаты почти все соки. Я ощутил запах масла. Фильтр был на последнем издыхании, и смрад поля боя прорывался внутрь костюма. Запах вражеских трупов походил на запах опавших листьев.

Некоторое время я ничего не чувствовал ниже пояса. В месте попадания должно было болеть, но боль отсутствовала. Я не знал, хорошо это или плохо. Боль говорит о том, что ты ещё не умер. Вот о чём не нужно беспокоиться в моём костюме — так это о ссанье.

Закончились зажигательные гранаты. Осталось только тридцать шесть 20‑миллиметровых снарядов. Магазин будет пуст через пять секунд. Моя ракетница — для которой каждому из нас на всё про всё выдавали по три ракеты — сдохла ещё до того, как я смог сделать хоть один проклятый выстрел. Камера, прицепленная на голове, потерялась, броня на левой руке разбилась в хлам, и даже на полном ходу мой Жилет выдавал лишь 40 процентов мощности. Удивительно, но колобой на левом плече избежал малейшей царапины.

Колобой — оружие ближнего боя, в котором используются взрывные заряды для стрельбы победитовыми штырями[1] — годится лишь в зоне досягаемости руки. Пиропатроны, которыми он стреляет, величиной с человеческий кулак. При ударе под углом девяносто градусов единственное, что может выстоять против такого, это лобовая броня танка. Когда мне рассказали, что в его магазине всего двадцать снарядов, я не думал, что кто-то может прожить достаточно долго, чтобы использовать их все. Я ошибался.

В моём осталось всего четыре.

Я выстрелил шестнадцать раз, а промахнулся — пятнадцать; может, и все шестнадцать.

Головной дисплей в моём костюме покорёжился, и в нём ни черта не было видно. Может, враг стоит прямо передо мной, но я никогда не узнаю об этом.

Говорят, деды, которые приловчились к Жилетам, могут без камер определять, что вокруг них творится. Не полагайся в битве на одни лишь глаза. Ты должен чувствовать сотрясения, достигающие твоего тела сквозь керамику и металл. Учитывай нажатие на спусковой крючок. Чувствуй почву вокруг башмаков. Просмотри показатели калейдоскопа шкал и мгновенно определи по ним ситуацию на поле. Но я ничего такого не мог. Рекрут в своей первой битве знает одно лишь дерьмо.

Выдохни. Вдохни.

Мой костюм пропитался потом. Ужасный запах. Из носа текли сопли, но я не мог их подтереть.

Я проверил хронометр сбоку дисплея. Прошла шестьдесят одна минута с начала сражения. Что за чертовщина. Такое чувство, что я сражался несколько месяцев.

Я глянул налево, направо, вверх, вниз. Сжал кулак внутри одной из перчаток. Нельзя прикладывать слишком много сил, напоминал я себе. Перестараешься — и прицел сместится ниже.

Нет времени проверять Доплер. Пора выстрелить и забыться.

Жах жах жах жах жах!

Поднялось облако пыли.

Вражеские снаряды с ветерком пронеслись над моей головой, но мои после вылета из дула словно по воле врага отклонились от курса. Наш сержант-инструктор по строевой подготовке сказал, что пушки иногда могут так чудить. Как по мне, даже враг заслуживал услышать визг снаряда, несущегося на него. У каждого из нас должна быть возможность ощутить дыхание Смерти за миг до конца.

Но какой будет звук приближающейся Смерти для нечеловеческого врага? Они вообще чувствуют страх?

Наши враги — враги Объединённых Сил Обороны — монстры. Мимики — так мы их зовём.

В пистолете закончились пули.

В коричневом тумане материализовался безобразный шарообразный силуэт. Он был ниже человека. Наверное, по плечо солдату в Жилете. Если человек походил на тонкий шест, воткнутый вертикально в землю, Мимик был толстой бочкой — бочкой с четырьмя конечностями и хвостом, иначе не скажешь. Что-то типа раздутого трупа утонувшей лягушки, как мы любили говорить. Если спросить лабораторных крыс, они обычно предпочтут сравнение с морской звездой, но это уже детали.

По цели, уступающей в размерах человеку, но обладающей огромной скорости, попадать было проблематично. Но при этом весили они больше нас. Если возьмёшь здоровенный бочонок, в котором американцы гонят бурбон, и заполнишь его мокрым песком, получишь точное представление об их весе. Не та масса, на какую могут надеяться млекопитающие, на 70 процентов состоящие из воды. Единственный взмах их конечности может разнести человека на тысячи мелких кусков. Их копья — метательные снаряды, вылетающие из отверстий в их теле — обладают мощью 40‑миллиметровых снарядов.

Чтобы сражаться с ними, мы используем машины, которые делают нас сильнее. Мы забираемся в механизированные бронированные Жилеты — последнее и величайшее слово в науке. Мы соединяем себя со стальной гребенчатой кожей настолько плотно, что даже выстрел из дробовика в упор не оставит на нас и царапины. Мы так щепетильно подготовились к борьбе против Мимиков, но всё равно оказались в проигрыше.

Мимики не испытывают инстинктивного страха, какой можно ожидать от человека при встрече с медведем, защищающим медвежат, или со львом, бросившим на тебя голодный взгляд. Мимики не рычат. Они не стараются запугать. Они не расправляют крыльев и не встают на дыбы, чтобы казаться более опасными. Они всего лишь охотятся с жестокостью машины. Я чувствовал себя оленем, застывшим на трассе в свете фар грузовика. И не мог понять, как же умудрился оказаться в такой ситуации.

У меня закончились пули.

Так долго, мам.

Я сдохну на ёбаном поле боя. На каком-то богом забытом острове, без друзей, без семьи, без подружки. В боли и страхе, из-за которого покрылся собственным дерьмом. И я даже не могу поднять единственное оставшееся у меня оружие, чтобы дать отпор говнюку, несущемуся на меня. Казалось, весь мой внутренний огонь покинул меня вместе с последними боеприпасами.

Мимик идёт за мной.

Я слышу, как Смерть дышит мне в ухо.

Его фигура на моём головной дисплее выросла до громадных размеров.

Теперь я видел: его тело было заляпано кроваво-красным, как и коса, похожая на двухметровый бивень мастодонта. Хотя если приглядеться, она больше походила на боевой топор. Силуэт посылал во всех направлениях латунно-красное свечение, будто бросая вызов миру, в котором друзья и враги всегда окрашены в один и тот же пыльный цвет.

Смерть неслась вперёд даже быстрее, чем Мимик. Кармазинная нога нанесла удар, и я отправился в полёт.

Моя броня промялась. Я прекратил дышать. Небо обратилось землёй, и мой дисплей залился красными мигающими предупреждениями, но я не замечал их, поскольку отхаркивал кровь.

Потом мой колобой начал стрелять. Толчок подбросил меня как минимум на десять метров в воздух. Куски брони на задней части моего Жилета разлетелись по земле, но приземлиться мне посчастливилось на живот.

Смерть взмахнула боевым топором.

Металл завизжал, поскольку он пробил непробиваемое, заныл, как товарный поезд, у которого резко врубили тормоза.

На моих глазах по воздуху пролетел панцирь монстра.

Хватило всего одного удара, чтобы превратить Мимика в неподвижную тушу. Две половины создания дрожали и дёргались, каждая со своим странным ритмом, а из зияющих ран сочился пепельный песок. Существо, которое от силы можно поцарапать величайшими технологическими достижениями человечества, оказалось повержено варварским оружием, которому уже тысяча лет.

Смерть медленно развернулась лицом ко мне.

Посреди толкотни красных предупреждающих огней, наводнивших мой дисплей, мигнул единственный зелёный огонёк. Входящая дружественная передача. «...маленький... порядке?» Голос женщины. Невозможно разобрать его сквозь шум. Я не мог стоять. Жилет выработал все ресурсы, так же и я. Остатка сил хватило лишь на то, чтобы перевернуться.

Присмотревшись лучше, я понял, что компанию мне составляет отнюдь не Ангел Смерти. Это был лишь ещё один солдат в Жилете, только не совсем таком, как мой собственный, поскольку вместо уставного колобоя он держал боевой топор. На знаке отличия на плече красовалось не JP, а U.S. Взамен обычного пустынного камуфляжа из смеси песка с кофейным порошком костюм с ног до головы сверкал металлическим кармазином.

Боевая сука[2].

Знавал я истории. Фанатка войны, постоянно жаждущая что-нибудь учинить, не беспокоясь о последствиях. Говаривают, что ей и её отряду Специального назначения армии США приписывают половину всех подтверждённых убийств Мимиков. Учитывая, сколько она видела сражений и при этом выжила, чтобы рассказать о них, до настоящего Ангела Смерти ей оставалось не так уж далеко.

Всё ещё держа боевой топор, пылающе-красный Жилет двинул ко мне. Его рука опустилась и нашарила разъём на моей плечевой пластине. Коммуникационный разъём.

— Я бы хотела кое-что узнать.

Её кристально чистый голос заполнил мой костюм. Мягкий, лёгкий тон плохо сочетался с двухметровым топором и резнёй, который учинили с его помощью.

— Правда, что в японских ресторанах зелёный чай бесплатный?

Кондуктивный песок, сыплющийся из павшего Мимика, плясал на ветру. Я слышал отдалённые визги пролетающих мимо снарядов. Это было поле боя: выжженная пустошь, где погибли Ёнабару, капитан Югэ и остальные из моего взвода. Лес стальных снарядов. Место, где твой костюм заполнен твоим же ссаньём и дерьмом и где приходится продираться сквозь трясину из крови и грязи.

— Однажды я попала в передрягу, веря всему, что пишут. Вот и подумала - лучше спросить местного, — продолжила она.

Вот он я, наполовину мёртвый, покрытый говном, а ты хочешь поговорить о чае?

Да кто вообще бросает полудохлого человека на землю, а потом спрашивает про чай? Что творится в её конченых мозгах? Я хотел высказать ей всё, что думаю, но слова не шли. Вроде бы придумал их, но рот разучился работать — вместо слов полилась литания из ругательств.

— Книги — они такие. Половину времени автор не знает, какого чёрта вообще пишет — особенно эти военные авторы. Ладно, теперь сделай вот что: убери палец со спускового крючка и сделай хороший, глубокий вдох.

Дельный совет. Потребовалась минута, но я смог смотреть по прямой. Звучание женского голоса всегда успокаивало меня. Но тут живот пронзила боль от раны, полученной в ходе боя. Жилет неправильно считывал судороги моих мышц, вызывая у костюма слабые спазмы. Я подумал о танце костюма Ёнабару, в который тот пустился перед смертью.

— Сильно болит?

— А ты как думаешь? — Мой ответ был не более чем дрожащим шёпотом.

Красный Жилет опустился передо мной на колени, проверяя разорванную броню над моим желудком. Я отважился на вопрос.

— Как идёт сражение?

— 301‑й уничтожен. Наша основная линия отступила к берегу, чтобы перегруппироваться.

— А что с твоим отрядом?

— О них не волнуйся.

— Ну... как я выгляжу?

— Пробито спереди, но задняя пластина остановила копьё. Сильно обуглено.

— Насколько сильно?

— Сильно.

— Пиздец. — Я посмотрел в небо. — Похоже, начинает проясняться.

— Ага. Я люблю местное небо.

— С чего бы?

— Оно ясное. Обожаю чистые небеса над островами.

— Я умру?

— Ага, — сказала она.

Я почувствовал, как на глазах наворачиваются слёзы. Как же кстати шлем покрывал лицо, скрывая мой личный позор от всего мира.

Красный Жилет пододвинулся, чтобы нежно придержать мою голову.

— Как тебя зовут? Не звание или личный номер. Твоё имя.

— Кэйдзи. Кэйдзи Кирия.

— Я — Рита Вратаски. Я останусь с тобой, пока ты не умрёшь.

Она не могла сказать ничего из того, что я бы предпочёл услышать, и я не собирался позволять ей смотреть на мой конец.

— Ты тоже умрёшь, если останешься.

— Я с тобой не просто так. Когда ты умрёшь, Кэйдзи, я заберу батарею твоего Жилета.

— Холодно.

— Хватит бороться. Расслабься. Отправляйся в путь.

Я услышал электронное хлюпанье — входящий сигнал связи в шлеме Риты. Это был голос мужчины. Связь между нашими Жилетами автоматически передавала голос мне.

— Собака Погибели, это Шеф Скотовод.

— Слушаю вас. — Универсальный ответ.

— Альфа-сервер и окрестности под контролем. По расчётам мы можем продержаться максимум тридцать минут. Время забрать пиццу.

— Собака Погибели на связи. Далее иду бесшумно.

Красный Жилет поднялся, разорвав нашу коммуникационную связь. Сзади неё прогремел взрыв. Спиной я почувствовал, что затряслась земля. С неба падали бомбы с лазерным наведением. Они врезались глубоко в землю, пробивали породу и детонировали. Песчаная белая земля пучилась, словно передержанная лепёшка; её поверхность растрескалась и изрыгнула в воздух тёмную почву, по цвету походившую на кленовый сироп. Мою броню захлестнул поток грязи, и боевой топор Риты сверкнул на свету.

Дым рассеялся.

Я видел извивающуюся массу в центре громадного кратера, оставленного взрывом: видел врага. Красные точки вспыхнули на экране моего радара настолько плотным роем, что перекрывали друг друга.

Мне показалось, что я увидел кивок Риты. Она помчалась вперёд, проносясь по полю боя. Каждый раз, когда её сверкающий топор поднимался и падал, в воздух подлетала чешуя Мимика. Сыплющийся из их ран песок спиралью тянулся за вихрями, создаваемыми её лезвием. Она резала их с такой же лёгкостью, как лазер режет масло, двигалась вокруг, защищая меня. Рита и я прошли через одинаковую тренировку, но она была подобна Джаггернауту, пока я лежал на земле, как дурацкая игрушка с севшими батарейками. Никто не заставлял меня находиться здесь. Я сам припёрся на это захолустное поле боя, но не сделал ни черта хорошего. Лучше бы меня подстрелили вместе с Ёнабару. По крайней мере, тогда я бы не подверг опасности другого солдата, пытающегося защитить меня.

Я решил не умирать, пока в моём колобое оставались заряды.

Поднял ногу. Положил руку на одно колено.

Встал.

Закричал от боли, но и заставил себя продолжить.

Красный Жилет повернулся ко мне.

Я слышал какой-то шум в наушниках, но не мог разобрать, что девушка пыталась сказать.

Один Мимик выделялся из кучи остальных. Он не отличался от них внешне: просто ещё одна распухшая, раздутая лягушка. Тем не менее что-то выделяло его. Быть может, близость смерти обострила мои ощущения, но каким-то образом я знал, что именно с ним мне нужно сразиться.

И вот что я сделал. Я прыгнул на Мимика, и он накинулся на меня, размахивая хвостом. Я почувствовал, что тело полегчало. Одна из моих рук оказалась отрезана — правая, потому колобой в левой остался цел. Повезло мне. Я нажал на спусковой крючок.

Заряд выстрелил под идеальным углом в девяносто градусов.

Ещё один выстрел. В панцире существа появилась дыра.

Ещё выстрел. Я вырубился.

2

Рядом с подушкой лежала книга в мягкой обложке, которую я раньше читал.

Это был детективный роман про американского сыщика, который якобы являлся неким экспертом по вопросам Востока. Я заложил пальцем сцену, где все ключевые игроки собрались на ужине в японском ресторане в Нью-Йорке. Клиент сыщика, итальянец, попытался заказать эспрессо по окончанию их трапезы, но сыщик его остановил. Он начинает говорить о том, как в японских ресторанах под конец ужина приносят зелёный чай, так что не нужно заказывать ничего из напитков. Затем сыщик совсем отклонился от темы и заговорил о том, как хорошо зелёный чай идёт с соевым соусом, посетовал на то, что в Индии, о боже, разбавляют чай молоком. Надо же умудриться — собрать всех причастных к делу в одном месте и тараторить и о чём угодно, но не о решении загадки.

Я потёр глаза.

Проведя рукой по рубашке, я почувствовал сквозь одежду живот и кубики, которых там не было ещё полгода назад. Ни следа от раны, ни обожжённой плоти. Правая рука там, где должна быть. Одни только хорошие новости. До чего паршивый сон.

Должно быть, я заснул, читая книгу. Надо было догадаться, что что-то пошло не так, когда Буйная Топорита принялась толкать пустые разговоры о детективных романах. Американские войска Специального Назначения, которые пересекли Тихий океан, только чтобы ощутить вкус крови, не располагают временем для чтения бестселлеров. Если у них есть лишнее время, они потратят его на калибровку своих Жилетов.

Неплохое начало дня. Сегодня я должен впервые ощутить реальный вкус битвы. Почему мне не могло присниться, как выношу нескольких плохишей и получаю повышение на одно или два звания?

На койке сверху исторгало музыку хрипящее радио — какой-то доисторический рок, настолько древний, что мой старик не узнал бы. Я слышал басовую партию, раскачивающую нутро, бессвязный речитатив, а поверх этого всего перенасыщенный кофеином голос диджея, болтающего о погоде. Показалось, будто каждое слово пронзает мой череп. На островах ясно и солнечно, как и вчера, остерегайтесь ультрафиолета после полудня. Берегитесь солнечных ожогов!

Казармы представляли собой четыре жалкие пластины из огнеупорной древесины, приставленные друг к другу. На одной из стен висел постер с бронзовой от загара крошкой в бикини. Кто-то заменил её голову на голову премьер-министра, вырванную из газеты. А голова крошки в бикини теперь вяло ухмылялась со своего нового места на постере неподалёку - на теле бодибилдера, чья голова пропала без вести.

Я потянулся на койке, и сваренный из алюминиевых труб каркас завопил, протестуя.

— Кэйдзи, подпиши. — Ёнабару свесил голову с верхней койки. Он отлично выглядел для парня, которого только что проткнули. Говорят, умершие во сне живут вечно.

Дзин Ёнабару записался за три года до меня. Дольше на три года утрясал жир, упаковывал себя мышцами. Будучи гражданским, он был тощим, как каланча, а теперь его словно вытесали из камня.

— Что это?

— Признание. Я тебе говорил.

— Вчера подписал.

— Правда? Странно. — Я услышал, как он принялся рыться в бумаге. — Нет, тут нет. Ну, подпиши для меня ещё одну, лады?

— Крысишь и меня подставляешь?

— Только если вернёшься в мешке для тел. Слушай, умереть ты можешь только один раз, какая разница, сколько копий подпишешь?

У солдат прифронтовых отрядов ОСО была традиция: за день до операции они проникали на склад и тырили немного пойла. Пей и пьяней, завтра мы умрём. Укол, который делают перед сражением всем без разбора, расщепляет ацетальдегид в крови. Но если тебя вычислят во время переучёта имущества по возвращению на базу, тобой займутся ещё до дисциплинарного комитета — может, отдадут под военный суд, если ты совсем уж облажался. Само собой, мертвеца отдать под суд проблематично. Вот почему мы все перед боем подписывали объяснительные, в которых сознавались в краже. И правда, когда начиналось расследование, повесить обвинение на покойника становилось непросто. Система работала безотказно. Да и люди, заведующие складом, те ещё хитрецы. Они обязательно оставляли на виду несколько бутылок, которые никак не пропустишь. С тем же успехом они могли бы сами раздать несколько напитков вечером перед битвой — ведь не чужда ещё людям мораль — но нет, каждый раз начиналась одна и та же песня с танцами. Хорошие идеи не имеют шансов против хорошей бюрократии.

Я взял у Ёнабару листок.

— Забавно. Думал, буду сильнее нервничать.

— Чё? Подожди денёк, чувак.

— В смысле? Мы выдвигаемся после полудня.

— Ты спятил? Кончай уже кипишить.

— Если не сегодня кипишить, то когда ещё?

— Может, завтра, когда выдвинемся?

Я чуть не упал с кровати. На миг мой взгляд задержался на солдате с соседней койки, который листал порно-журнал. Потом я уставился на Ёнабару.

— В смысле завтра? Они отсрочили атаку?

— Нет, чувак. Завтра в смысле завтра. Но наша секретная миссия добычи бухла начинается сегодня вечером в девятнадцать ноль ноль. Мы нажрёмся до чёртиков и проснёмся утром с адским похмельем. План, который даже штаб-квартира не сможет похерить.

Стоп. Прошлой ночью мы вломились на склад. Я помню всё до мелочей. Помню, как перенервничал, оказавшись на первой, так сказать, боевой операции, потому по успешному её завершению решил свалить. Вернулся к своей койке и начал читать тот детектив. Я даже помнил, как помогал шатающемуся Ёнабару забраться на кровать, когда тот пришёл с попойки, вдоволь нарезвившись с дамами.

Если только — если только мне и это не приснилось.

Ёнабару ухмыльнулся.

— Паршиво выглядишь, Кэйдзи.

Я взял роман с кровати, который изначально прихватил для чтения в свободное время, но строевая подготовка забирала всё время, потому книга прописалась на дне сумки. Я помню, как с иронией размышлял на тему того, что время для чтения нашлось только за день до вероятной гибели. Я открыл книгу на последней прочитанной странице. Американский сыщик, который якобы являлся экспертом по вопросам Востока, рассказывал факты о зелёном чае, всё верно. Если до боя оставался день, когда же я читал книгу? Тут даже не пахло здравым смыслом.

— Слушай. Не заморачивайся насчёт завтра.

Я моргнул.

— Не заморачиваться, да?

— Просто не стреляй никому в спину, и всё будет отлично.

Я хрюкнул в ответ.

Ёнабару сложил руку в форме пистолета и направил указательный палец себе в голову.

— Я серьёзно. Не кипишуй, а то мозги станут набекрень. Сам себе их спалишь ещё до того, как враги их по земле раскидают.

Парень, которого я заменил, немного тронулся, и его убрали с линии фронта. Говорят, он начал вещать о том, что человечество обречено. Не то дерьмо, которое хотелось бы слушать пилотам тяжеловооружённых Жилетов ОСО. Может, вреда своими речёвками он приносил меньше, чем враг, но и на пользу это явно не шло. На поле боя, помимо того, что нужно быть здоровым душой и телом, ещё нужно выполнять свой долг. Вот те на, я только прибыл на линию фронта, даже не видел никаких боевых действий, и у меня уже начались галлюцинации. Кто знает, что за предохранитель перегорел в моей голове.

— Как по мне, если кто-то не сдох в сражении и не спятил при этом, у него точно с мозгами не лады, — ухмыльнулся Ёнабару.

— Эй, не пугай свежее мясо, — запротестовал я. Не назвал бы я себя напуганным. Скорее уж, сбитым с толку.

— Возьми Феррела! Единственный способ остаться собой - это отбросить всё, что делает тебя человеком. Такой чувствительный, беспокойный малый, как я, не годится для сражений, истину тебе говорю.

— По мне, сержант вполне себе нормальный.

— Дело не в норме. А в сердце из вольфрама и мышцах, которые настолько здоровенные, что пережимают приток крови к мозгам.

— Не преувеличивай.

— Ты ещё начни втирать, что Буйная Топорита — такой же пехотинец, как мы.

— Ага, кстати насчёт неё... — Болтовня так и продолжалась, без конца и края, как мы всегда делали. Поливание грязью Риты достигло своего пика, когда появился сержант.

Сержант Феррел Бартоломе в поперечнике обгонял любого из нашего взвода. Пережив множество сражений, он был не просто солдатом, он был клеем, который удерживает нашу роту вместе. Говорили, что если засунуть его в центрифугу, получишь 70 процентов старшего брата, 20 процентов беспощадного инструктора по строевой подготовке и 10 процентов армированного углеволокна. Сержант сердито зыркнул на меня, потом посмотрел на Ёнабару, который собирал в кучу наши заявления. Его сердитый взгляд стал ещё более сердитым.

— Это ты вломился в магазин?

— Ага, это я. — Мой друг признался без следа сожаления.

Стоило сержанту окинуть взглядом помещение, как мужчины на кроватях вокруг залетели под покрывала со скоростью тараканов, разбегающихся от света, побросав порно-журналы и игральные карты.

Я прочистил горло.

— Охрана, эээ... столкнулась с какой-то проблемой?

Феррел наморщил лоб, как будто балансировал со стопкой бронированных пластин на голове. Я испытал сильное дежавю. Всё это случилось в моём сне! Что-то пошло не так, что-то несвязанное с нами, и как раз тогда компания Ёнабару вломилась на склад. Охрана подняла тревогу, и кражу обнаружили раньше запланированного.

— Где ты это услышал?

— Просто, эээ, удачная догадка.

Ёнабару наклонился через край своей койки.

— Что за тёрки?

— Кто-то по колено увяз в поросячьем дерьме. Может, в этот раз вы ни при чём, но как бы там ни было, в ноль-девять-сто вы соберётесь у Тренировочного поля № 1 в четвёртом комплекте для занятия физической подготовкой. Передайте остальным тугодумам из вашего так называемого взвода.

— Да вы издеваетесь! У нас бой завтра, а вы отправляете нас на физподготовку?

— Это приказ, капрал.

— Сэр, прибыть на тренировочное поле № 1 к ноль-девять-сто с полным комплектом обмундирования типа 4, сэр! Но, эээ, одна вещь, сержант. Мы из года в год налетали на склад и воровали бухло. Зачем нас теперь драконить?

— Ты правда хочешь знать? — Феррел закатил глаза. Я тяжело сглотнул.

— Не, я уже знаю ответ, — ухмыльнулся Ёнабару. Ухмылялся он постоянно. — Это потому что на самом верху сидят гнойные пидарасы.

— Ты сам узнаешь.

— Стойте, сержант!

Феррел сделал три уставных шага и остановился.

— Да ладно, намекни хоть, — заскулил Ёнабару, спрятавшись за металлический каркас кровати со стопкой заявлений.

— Генерал в шароварах — единственный, кто пыхтит над дрянным подобием охраны на базе, так что на меня и капитана не смотри. И вообще, заткнись и для разнообразия сделай, что тебе велят.

Я вздохнул.

— Корзины он ведь нас не заставит плести?

Ёнабару мотнул головой.

— Может, устроим групповые обнимашки. Ёбаный пиздец.

Я уже знал итог. Мне приснилось и это.

После поражения полтора года назад в битве на берегу Окинавы для японских войск вопросом чести стал захват маленького острова Котоиуси рядом с полуостровом Босо. С такого плацдарма Мимикам было рукой подать до Токио. Императорский дворец и центральное правительство отступило в Нагано, но экономический двигатель, который представлял собой крупнейший город Японии, уже никуда не передвинуть.

Министерство обороны знало, что будущее Японии зависит от исхода данной операции, так что в дополнение к двадцати пяти тысячам Жилетов на эту маленькую базу на Цветочном пути, идущем к полуострову Босо, пустили бесконечный поток нетерпеливых генералов. Они даже позволили вступить в игру американцам, Силам Специального Назначения, хотя до этого не позвали их на вечеринку в Окинаве.

Вероятно, американцы срать хотели, превратится Токио в дымящуюся пустошь или нет, но отдавать в лапы Мимиков промышленную область, где производят самую лёгкую и крепкую композитную броню, точно не хотели. Семьдесят процентов деталей, которые идут на ультрасовременные Жилеты, доставляются из Китая, но без японских технологий при их производстве обойтись до сих пор не получалось. Потому убедить американцев прийти было нетрудно.

Подковырка заключалась в том, что с появлением иностранных войск усилилась охрана. Внезапно стали, например, учитывать запасы алкоголя, на что охрана раньше закрывала глаза. Когда верхушка обнаружила, что происходит, офицеры знатно обоссались.

— И кого благодарить? Кто нас наебал?

— Не мы. Я знал, что американцы будут следить за своими бесценными батальонами, словно ястребы. Мы шухерились, как целки на выпускном балу.

Ёнабару демонстративно простонал.

— Ай, живот... Сержант! Мой живот так сильно заболел! Думаю, это аппендицит. Или, может, у меня опять спазмы из-за тренировок. Точно, дело именно в них!

— Вряд ли пройдёт к ночи, пей больше воды. Но завтра будешь в порядке, понял?

— Ох, чувак. Реально больно.

— Кирия. Проследи, чтоб он выпил воды.

— Сэр.

Игнорируя затянувшееся выступление Ёнабару, Феррел вышел из бараков. Как только он перестал быть зрителем, Ёнабару уселся на койку и показал грубый жест в сторону двери.

— Настоящая заноза в жопе. Не понимает шуток, если к ним не идёт ебучая инструкция. Да ни за что в жизни я не буду таким, когда состарюсь. Да ведь?

— Наверно.

— Блять, блять, блять. Весь день в говно.

Всё шло так, как я запомнил.

17-ая Бронепехотная проведёт следующие три часа за физподготовкой. Измотанные, мы будем ещё в течение получаса слушать нравоучения какого-то уполномоченного офицера с пачкой медалей на груди, после чего нас отпустят. Я до сих пор слышал в своей голове, как он грозится выдрать волосы на наших задницах пальцами, закованными в Жилет.

С каждой минутой мой сон всё меньше и меньше походил на сон.

3

Есть упражнение под названием изо-отжим. Поднимаешь тело, как во время обычного отжимания, и замираешь.

Звучит просто, а на деле наоборот. Руки и абдоминальные мышцы начинают дрожать всё сильнее, и в конце концов теряешь чувство времени. Досчитав до тысячи овец, будешь вымаливать разрешение заняться обычным отжиманием — чем угодно, но не этим. Руки не созданы для того, чтобы быть опорой. Их мышцы и суставы привыкли сгибаться и гнуться. Сгибаться и гнуться. В обычной ситуации это звучит хорошо. Но стоит подумать об этом сейчас, почувствуешь себя ещё паршивее. Ты — опора, слышишь меня? Опора! Несгибаемая опора!

Мышцы — вовсе не самое важное для пилотирования Жилета. Пускай у человека хватка на тридцать или семьдесят кило, как только он надевает Жилет, его ладонь получает силу в 370 килограмм. Что необходимо пилоту Жилета, так это выносливость и самоконтроль — способность сохранять одну позицию, не дёргая мышцами.

Изо-отжим как раз для этого. Поза сидя у стены тоже годится.

Говаривали, изо-отжим стал излюбленной формой наказания в старых Силах Самообороны Японии после того, как там запретили телесные наказания. С трудом верилось, что эта практика просуществовала так долго, чтобы её переняли в Дивизии бронепехоты: ССЯ объединились с ОСО ещё до моего рождения. Но, кто бы ни придумал изо-отжим, я надеюсь, он умер медленной, мучительной смертью.

— Девяносто восемь!

— ДЕВЯНОСТО ВОСЕМЬ! — завопили все мы.

— Девяносто девять!

— ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ!

Уставившись в пол и щурясь от затекающего в глаза пота, мы отчаянно лаяли в такт сержанту-инструктору.

— Восемьсот!

— ВОСЕМЬСОТ!

Отъебись!

Наши тени под палящим солнцем имели отчётливые контуры. Высоко над нами развевался флаг роты. Ветер, что носился по тренировочному участку, дышал солью и оставлял на коже солоноватый налёт.

Комментарии

Правила