Том 1. Глава 6. Там, откуда я звонил
В Первой старшей школе Минагисы было установлено правило об общем посещении её первого августа. Прийти к 9-ти утра, получить огромный лист с поручениями от учителя, затем передохнуть тридцать минут. После, в 10 утра, начиналось выступление директора в спортзале. Как только оно закончится, можно вернуться в свой класс, и начинается самое излюбленное учениками занятие: обсуждение культурного фестиваля. Мероприятия от класса, распределение обязанностей, время следующей встречи (если необходимо) — всё это должно решиться в течение дня. От класса к классу время обсуждения может варьироваться: оно может идти до 7-ми вечера — времени, когда школа уже закрывается.
Речь директора, что довольно удивительно, заняла менее десяти минут. Вернувшись из душного разогретого зала, наполненного потными телами школьников, в кабинет, когда классу уже не терпелось начать подготовку к фестивалю, я наклонился к месту передо мной и заговорил с Чигусой.
«Это надолго, так что давай слиняем».
Она пару раз мигнула и усмехнулась.
«Через десять минут около ворот», — прошептал я.
Чигуса быстро собралась и совершенно непринуждённо выскользнула из класса. Несколько глаз заметили её смелый побег, но она была настолько естественна, что, казалось, все свидетели по-своему оправдали его.
Только один человек питал насчёт этого сомнения — Нагахора, сидящий в стороне: «Она плохо себя чувствует? Огиэ никогда рано не уходит».
«Может, — грубо ответил я, — а может, обыкновенная диверсия».
«Да не может такого быть! — Нагахора рассмеялся, изогнув бровь. — Кого это слово меньше всего касается, так это Огиэ».
«Полагаю, всё так», — согласился я, после чего взял сумку и встал.
«Воу, только не говори мне, что ты тоже рано сваливаешь?»
«Я плохо себя чувствую».
Увильнув от его подозрений, я вышел из кабинета. Опасаясь наткнуться на сотрудников школы, я спустился по лестнице в коридор, ведущий к спортзалу, положил сменку в ящик, взял первую обувь в одну руку и вышел из школы, обходным путём миновав учительскую.
Хотя Чигуса первая покинула класс, к школьным воротам она подошла позже меня. Увидав, что она заметила меня, я ощутил, что это как-то неправильно… я не знаю, как описать. Не могу сказать, что именно я почувствовал.
«Прости, я опоздала», — сказала она, запыхавшись.
Мы шли вместе. Из окон слышались смех и болтовня.
«Я впервые ухожу из школы посреди дня».
«Всё равно ты приходила туда столько раз, что и не счесть. Прогульщики остаются в выигрыше».
«Какой же ты плохой, Фукамачи, — вставила Чигуса, найдя это слишком забавным, чтобы хранить в себе. — Итак, куда мы можем направиться?»
«Кто знает. Я до сих пор думаю».
«Тогда давай присядем и подумаем об этом вместе».
Мы подошли к автобусной остановке неподалёку. Она была крытая, а значит, была идеальным местом, чтобы немного поразмышлять, скрывшись от солнечных лучей. Автобус приходит только раз в час или два, так что нас не примут за пассажиров, и мы не причиним неудобств водителям. На стенах между железными листами были щели, но постеры и объявления о подержанных машинах и потребительских займах закрывали их, подобно мозаике.
Наблюдая за Чигосой, сидящей с вытянутыми ногами, я наконец понял, что упустил из виду ранее. Её юбка была короче, чем обычно. Их предусмотренная длина — как максимум 15 сантиметров выше колена, и большая часть учениц Первой старшей Минагисы соблюдает это правило. А для Чигусы, которая практически никогда не нарушала правил касательно формы, это было неслыханно.
До этого я никогда не задумывался об очаровании коленей, а только классифицировал их на толстые и тощие. Но когда я увидел колени Чигусы, мне пришлось переменить ход своих мыслей. Колени точно так же, как нос, рот и глаза, могут определять человека. Разница всего лишь в несколько миллиметров настолько сильно изменила впечатление, обнажив эту её изящную, но выразительную черту. Её колени были прекраснее всех, что я когда-либо видел. Их идеальная плавная кривая напоминала собой аккуратно изготовленную фарфоровую вазу.
«Ещё один способ "разочаровать собственных родителей"?» — спросил я, разглядывая их.
«Ах, так ты заметил, — Чигуса поставила на себя сумку, отгораживаясь от моёго взгляда. — И правда. Я укоротила её. Теперь мне неспокойно».
«Действительно ново видеть тебя такой».
«Прости, они отвратительны…» — всё ещё держа сумку, она кивнула несколько раз, подобно клюющей птичке.
«Будь увереннее. Вообще, у тебя хорошие ноги».
«Ты думаешь?.. Спасибо большое».
Всё ещё кивая, она нервно поблагодарила меня, но сумки с колен не убрала.
«На третьем году средней школы я кое-что поняла. Я была человеком посредственным, которого легко заменить, как не столь важную деталь на картине».
Ночью, когда на меня напал Ногияма, после ухода Хинохары Чигуса попросила сделать её плохой. Подобное стало для меня неожиданностью, ведь я был убеждён, что буду отвергнут. Её слова отдавались в моём мозгу, пока я затаптывал выпавшую из моего разинутого рта сигарету.
Сделать плохой?
«Прости, может, я не совсем понятно выразилась, — Чигуса отвела глаза и почесала щёку. — Я объясню как надо. Хотя это непросто понять так сразу…»
Помаленьку она начала рассказывать. На третьем году средней школы, проходя собеседование, она поразилась мыслью, что не может придумать, как описать себя как личность. Она впервые осознала, что прежде жила лишь так, как говорили ей жить родители, не принимая собственных решений, которые были бы достойны называться решениями.
«Другими словами, я пустышка, — сказала она, словно читая в книге предложение, которое уже недавно прочла. — Не совершаю ошибок, но и успехов не имею. Я могла заменить многих, однако практически любой мог занять моё место. Пускай я кому-то и могла бы понравиться, но никогда не стала бы фавориткой. Такова Чигуса Огиэ».
Она отвела глаза и насмешливо улыбнулась.
«Конечно, это применимо ко многим на определённом этапе, однако моя посредственная сущность стояла во главе. Когда мои подруги говорили о пережитом опыте, я чувствовала себя некомфортно, будто надо мной глумятся. Иногда мне казалось, что меня пытаются застыдить. "У тебя нет жизненного опыта ни в чём, ты никак не можешь описать себя — ну что за пустышка"».
Она похрипывала, вероятно, вспоминая о той боли.
«Вокруг меня было полно людей, которые не имели ничего внутри себя. Средняя школа Митсубы, когда я только поступила в неё, казалась мне сборищем девочек с утомительно скучными жизнями. Кучкой людей, которые доверчиво продвигаются по заранее проложенным рельсам, решая лишь, в какой вагон и на какое место сесть, убеждённые, что принимают жизненно важные решения. Каким-то образом они умудряются считать себя единственными и неповторимыми. Как по мне, всё это выглядит так, будто они условились принудительно описывать друг друга и притворяться людьми с богатым внутренним миром».
Переживая, что столь длинная история может наскучить мне, Чигуса поглядывала на выражение моего лица. Я кивал, выражая интерес и ободряя её продолжить рассказ.
«От подобных взаимоотношений веяло холодком, и я быстро переменила свой выбор касательно старшей школы. Я думала, что что-то может измениться, если я пойду туда, куда хочу. Естественно, родители были против, но мне удалось убедить их различными доводами. Я впервые пренебрегла их желанием. Сердце танцевало в груди оттого, что я сделала первый шаг в своей собственной жизни. …Тем не менее основополагающие её аспекты даже в Первой старшей не изменились. Обычная девочка просто стала обычной девушкой».
На этом моменте Чигуса посмотрела мне в глаза.
«Итак, Фукамачи. Я хочу выбраться из плена стандартов. Я не верю, что чем-то превосхожу остальных, поэтому хочу как минимум заставлять других людей хмуриться, учителей — бранить меня, разочаровывать родителей — разрушить заранее установленную гармонию. Я хочу стать настоящей собой, какой бы гадкой она ни была. Ты поможешь мне с этим?»
Многое в её речи можно было опровергнуть. Хотя бы то, что я не считал Чигусу обыкновенной посредственной личностью и мог бы привести пример того, в чём она лучше других. Что важнее, в мире существует разве что горстка по-настоящему особенных людей, и она совершает ошибку, ожидая помощи от ещё более закоренелого среднячка вроде меня.
Но я проглотил эти слова, как только они пробрались в мою глотку. Чигуса пришла к этому заключению после долгих размышлений. Возражения того, кто знает её меньше месяца, не имеют веса. Если она хочет выбраться из плена стандартов, то это не так плохо. Пусть это и ошибка, вот только ошибка, сделанная в процессе тщательного переосмысления, будет подороже верного заключения.
«Понятно, я помогу, — согласился я, — но что конкретно мне нужно делать, чтобы испортить тебя?»
После некоторого молчания Чигуса заговорила.
«Не возражаю, если всего лишь на день… Относись завтра ко мне так, будто я одна из твоих друзей и средней школы. Я хочу испытать на себе тот нездоровый образ жизни, который ты некогда вёл с ними».
Это будет забавно, подумал я. По правде говоря, мне не хотелось, чтобы Чигуса стала хулиганкой и проводила со мной больше времени, ведь потом сложнее будет расстаться. Но если на день, то ничего. У меня достаточно времени, чтобы после вернуть всё в исходное положение. Если ей будет от этого лучше, то почему нет?
Может быть, она это имела в виду, когда попросила при нашей первой встрече пожелать свободу для неё.
«Ты задумался о чем-то?» — спросила Чигуса, сдвигая сумку с колен в сторону.
Я потряс головой: «Сложно просто так взять и придумать какое-нибудь хулиганство».
«Тогда давай установим парочку ограничений, — сказала она, подняв указательный палец. — Ты когда-нибудь сбегал без разрешения со своими друзьями, когда учился в средней школе?»
«Кучу раз».
«Ты можешь припомнить какие-нибудь дни?»
Я порылся в своих мыслях: «Дай подумать… На втором году, летом, я притворился больным на пятом уроке, чтобы слинять пораньше. Мы ушли с уроков в разное время и встретились за пределами школы, как сегодня».
«Расскажи мне больше о том дне», — набросилась на это Чигуса.
«Мы втихую купили сигарет в автомате, а потом закатили вечеринку в квартире Хинохары. Это тот парень, который перед тобой извинился прошлой ночью, Огиэ. У него дома бар, поэтому у нас было предостаточно выпивки. Тогда мы ещё не понимали, как правильно пить, поэтому просто пили без остановки. Я помню, как парочка из нас опьянела в мгновенье ока и потом вместе бросилась к туалету».
«Здорово. Звучит весело», — улыбаясь, произнесла она с таким видом, будто на неё снизошла мысль.
«Давай поступим так же».
«В смысле?»
«В смысле устроим пьянку у меня дома».
«Ты серьёзно?»
«Да. Всё нормально. У меня дома должен быть алкоголь».
Чигуса встала и выскочила на солнце, которое светило за пределами остановки. Она повернулась и позвала меня:
«Пойдём, Фукамачи».
Пока мы шли по изгибающемуся холму, запах стоячей воды становился всё сильнее. Дом Чигусы был упрятан посреди жилого района.
Я уже догадывался о том, как он выглядит, когда провожал её вчера. Он выглядел как дом обеспеченной семьи и был построен из камня; вокруг подстриженный газон, дорогая сверкающая машина поблизости, гараж с инструментами, а крыльцо отделано со вкусом. Всё на уровне выше среднего, но можно было ясно увидеть, в чём обитатели сего жилища идут на компромиссы. Такой вот дом. Бесспорно он выглядел гораздо богаче по сравнению с моим.
Чигуса провела меня через заднюю дверь. Дом был построен на склоне и имел выходы и на первом, и на втором этажах. Выход на втором, повёрнутый к широкой дороге, кажется, использовался в качестве главного, когда же к выходу на первом — необычно используемому заднему выходу — вела тоненькая тропинка. Он идеально подходил для того, чтобы Чигуса могла проникнуть в дом незамеченной.
Не включая свет, мы осторожно прошли по коридору, стараясь не шуметь, и я смотрел только на спину Чигусы. Изменение значения первого и второго этажа не ограничивалось входами: кухня и гостиная находились на втором, а спальни и детская — на первом. Пусть различий было не так много, но я чувствовал некоторое беспокойство, будто бы ехал по дороге с односторонним движением.
Только после того, как мы зашли к Чигусе в комнату и она заперла дверь, я смог выдохнуть. Там было удобно и имелся кондиционер. «Присаживайся», — сказала мне Чигуса, и я сел на стул рядом с кофейным столиком. Начиная со стула и столика, я заметил, что вся мебель выполнена в тёмно-коричневой цветовой гамме. Может, это излишне спокойная обстановка для шестнадцатилетней девочки. Или девчачьи комнаты и тогда были такими же, как сейчас?
«Я тайно привела домой мальчика, — произнесла Чигуса. — Будет ужасно, если родители узнают».
«Молюсь, чтобы этого не произошло».
«Вдобавок, им оказался бывший плохиш Фукамачи».
«Просто чтобы я знал, что именно произойдёт, если нас найдут?»
«Ничего, правда. Просто будет крайне неловко. Уверена, папа с мамой не будут даже знать, как наказать меня. Подобный поворот событий не обернётся так уж плохо».
«Ну, может, слишком уж правильной семье небольшая встряска пойдёт на пользу».
«Определённо. Так что нет нужды волноваться, Фукамачи».
Чигуса открыла сервант и взяла оттуда две белые чашки, а затем вынула из нижнего ящика три ультрамариновые бутылки. На этикетках были нарисованы русалки и белыми буквами написано "Русалочьи слёзы". Местная выпивка, о которой наслышан каждый житель Минагисы.
«По некоторым причинам моя семья часто получает алкоголь в подарок, но поскольку его никто не пьёт, он только копится. На кухне есть ещё шесть таких. Если хочешь, пойдём».
«Спасибо, но я пас».
Мы наполнили друг другу чашки, сели за кофейный столик и тихо произнесли тост. Залпом осушив чашку, Чигуса нахмурилась и произнесла: «Странный привкус», — однако налила ещё.
«Глядя на красивую упаковку, я ожидала, что вкус будет чище».
«Да, на удивление суховато, — я тоже покончил с чашкой и мгновенно её наполнил, — Ну что, каково это — позволить себе выпить до совершеннолетия?»
Чашка, направлявшаяся к её рту, остановилась на уровне её груди, и Чигуса легонько улыбнулась.
«Очень волнующе».
«Это хорошо».
«…Ах да. Погоди секунду».
Чигуса вновь открыла сервант и положила на кофейный столик маленькую стеклянную бутылочку.
«Используй её как пепельницу. Ты же куришь, нет?»
«Спасибо. Но я нечасто этим промышляю. К тому же, твоя комната провоняет, если я в ней закурю…»
«Пожалуйста, кури. Я тоже хочу попробовать».
Я достал пачку из своей сумки, вытащил две сигареты и протянул одну Чигусе.
«Вакаба», — прочла она на упаковке.
«Третьесортные. Грубые, но дешёвые».
Я подставил зажжённую зажигалку Чигусе, а она робко взялась за фильтр и поднесла кончик к пламени. «Втяни», — объяснил я, и бумага покраснела и затлела.
Вдохнув дым, Чигуса, естественно, закашлялась. Подавив кашель со слезящимися глазами, она презрительно взглянула на сигарету в своих пальцах. Затем попыталась во второй раз и теперь уже медленно выпустила дым без кашля. Я зажёг свою, и мы продолжили тихо курить вместе.
«Думаю, я наконец-то поняла», — произнесла она, подражая мне, пока постукивала сигаретой о край бутылки, чтобы стряхнуть пепел.
«Что ты поняла?»
«Чем это иногда от тебя пахнет, Фукамачи».
«От меня настолько несёт никотином?» — я обнюхал собственную рубашку.
Чигуса хихикнула: «Нет, пахнет слабо, правда. Никто бы и не заметил».
Закончив с сигаретами, мы снова наполнили чашки.
«Ты не должна заставлять себя пить, лады?» — посоветовал я ей, подметив, что она осушила уже третью чашку.
«Ага. Но раз уж я пью, почему бы и не попытаться хотя бы однажды упиться вусмерть?» — и она наполнила четвёртую.
За стеклянной дверью трещали бурые цикады. По сравнению с сиянием снаружи, в комнате было темно и хмуро. Обычный августовский вялый день. Бесцельно беседуя, мы продолжали пить.
Чигуса была крепче, чем могла показаться. Я старался не отставать от неё, но вскоре ощутил, что меня уже мутит.
«Что такое? Фукамачи, спать хочешь?» — необычайно весело спросила она меня: может, это всё из-за алкоголя. В последний раз, когда я смотрел на неё, она сидела напротив, а сейчас находилась сбоку. Может, это я двигаюсь? Порядок событий в моих воспоминаниях поплыл.
«Кажись, я немного пьян», — ответил я.
«Скорее всего, я тоже. Я странно себя чувствую, — вставила Чигуса без тени смущения. — Фукамачи, а, Фукамачи, что обычно происходит, когда люди напиваются?»
«Зависит от человека. Некоторые полностью преображаются, некоторые не меняются вообще. Некоторые — весёлые пьяницы, некоторые — нытики. Дело привычки. Одни начинают читать нотации, другие — становятся милыми до неузнаваемости. Кто-то мирно засыпает, кто-то провоцирует драки, кто-то становится нежным и ранимым…»
«Ну, это я».
Прежде чем я успел ответить, Чигуса повалилась на моё плечо, словно марионетка с оборванными нитями.
«Что это такое?» — спросил я, пряча своё недоумение.
«Моя новая пьяная привычка, — ответила она, не в силах скрыть смущение. — Мне хочется липнуть».
«Эх, Огиэ. Не ты решаешь, как вести себя по пьяни».
«Всё нормально. Я извинюсь потом».
Убеждённый этой непонятной логикой, я зажёг ещё одну сигарету, чтобы скрыть растущее напряжение.
«Фукамачи, ты из тех людей, которые не меняются, будучи пьяными?»
«Не знаю. Раньше я много пил и бросил это дело, но никогда особо не пьянел».
«Это нормально, если ты будешь плакать и кричать. Я не буду возражать, если ты окажешься чувствительным. …Ох, но мне не понравится, если меня начнут поучать».
«Видимо, Огиэ, ты из разговорчивых пьяниц», — пошутил я. Она недовольно потёрлась лицом о моё плечо.
Вскоре веки мои потяжелели. Кажется, я сонный пьяница, безэмоционально подумал я и погрузился в дневную дрёму.
Когда я открыл глаза, солнце клонилось к земле, и в комнате потемнело. Чашки высохли и источали резкий запах.
Я ощутил что-то шершавое на своей щеке. Это тот час же напомнило мне, что я заснул дома у Чигусы. Я быстро вскочил и услышал визг над ухом.
«Д-доброе утро», — смущённо улыбнулась Чигуса.
После обдумывания четырёх-пяти догадок, я понял, в какой ситуации оказался.
Очевидно, я спал, используя её ноги в качестве подушки.
«Я заснул? — спросил я, протирая глаза, чтобы скрыть, насколько взволнован. — Тебе нужно было меня разбудить».
Чигуса тихо откашлялась: «…Просто замечу: ты упал мне прямо на колени».
«Да? — я попытался вспомнить, как уснул, но мои воспоминания где-то обрывались. — Прости. Ноги не онемели?»
«Всё в порядке. Ты лёгкий, Фукамачи», — добавила она с полуулыбкой, пока я мялся.
«Ты просто слишком крепкая, Огиэ».
Я взглянул на часы. Было уже полвосьмого.
Сфокусировавшись на бутылке на столе, Чигуса заговорила: «Ээ, Фукамачи, извини за то, что было».
«Нет, это мне нужно извиняться».
Мы склонили головы, сохраняя молчание. Я хотел было закурить, чтобы заполнить тишину, но передумал и вернул сигарету в карман.
«Нам не помешало бы немного свежего воздуха».
«Да, хорошо. Давай», — согласилась она с видом, который кричал: «Спасибо, господи!»
Вечером жилой район наполнился разнообразными ароматами. Запах еды, принесённый ветром: рыба, суп мисо, мясо с тушёной картошкой — и пены из окна чьей-то ванной расшевелили моё обоняние.
Чигуса шла рядом немного неуверенно. Не то чтобы сильно шаталась, но её слегка водило из стороны в сторону.
«Ты пила, пока я спал?» — спросил я.
«Я думала, ты не проснёшься, Фукамачи».
«Я не виню тебя. Я впечатлён».
«Правда? Скажи мне, если захочешь спать, лёгенький Фукамачи», — задиристо сказала Чигуса.
«Наконец, ночь. Идеальное время для тунеядцев. Какую гадость ты желаешь совершить?»
«Не задирай планку так высоко. Я просто маленькая хулиганка».
Гуляя, не задумываясь о том, куда иду, я заметил, что ноги несут меня туда, куда знают, как пройти. Даже не осознавая того, я направлялся к торговому району. Каким-то образом я ощутил, что необычно много людей идёт в том же направлении. Каждый раз, когда мимо кто-то проходил, до нас доносились запахи дезодоранта и спрея от комаров.
«Интересно, там что, какой-то фестиваль?» — задумалась Чигуса.
«Может, где-нибудь в торговом районе. Да, то есть, они делают такой примерно в это время каждый год».
«Раз уж мы рядом, хочешь пойти посмотреть?»
«Конечно. Не могу придумать, что ещё можно сделать».
Мы пошли вместе с толпой в направлении фестиваля. Хотя торговый район ночью обычно выглядит пустынно и немного пугающе, сегодня он сиял цветами десятков или сотен бумажных фонариков. По обе стороны улицы расположились прилавки, и всё вокруг наводнила молодёжь.
«Так значит в Минагисе больше одного летнего фестиваля», — с интересом заметила Чигуса, рассматривая всё вокруг.
«Ага. Тонны людей, — я вытянулся и посмотрел в конец улицы, — но, уверен, летний фестиваль Минагисы собирает в разы больше зевак, чем этот».
Чигуса вздохнула: «Теперь я нервничаю».
Забыв о том, что собирались творить разбой, мы переходили от прилавка к прилавку. Якисоба, сумияки, медовые тофу, фигурные конфеты, сладкая вата, ледяная стружка, лотереи, вылавливание рыбёшек, магазин с масками… Чигуса остановилась у прилавка, где зачёрпывали золотых рыбок, и её глаза засверкали, когда она взглянула на живность, плавающую в белом резервуаре.
Перед ним сидел маленький ребёнок, с серьёзным видом рассматривая золотых рыбок. Когда он сунул в резервуар свой сачок, от него расплылись круги, распугав всех комет (1). Расплывающиеся красные пятна напомнили мне взрывы фейерверков.
«Фукамачи, Фукамачи, тут одна странная».
Я посмотрел в бачок рядом с Чигусой, и там, посреди комет, плавал один толстый риукин (2).
«Что думаешь?.. Как необычно».
Я взглянул на Чигусу в попытке разделить её удивление. Но он была поглощена рыбкой в резервуаре и не заметила.
Я рассмотрел Чигусу в профиль. Пока я разглядывал её улыбающееся лицо в мягком свете лампочки, мне внезапно пришло в голову, какое невероятное счастье, которого я недостоин, было мне даровано. И эта мысль была правдива. Слишком уж поздно растаяло моё сердце, и я начал ценить каждое уходящее мгновение.
Но в то же время мне подумалось, если бы в эти секунды я смотрел на Хаджикано, насколько бы мне было хорошо? Если бы только она улыбалась сейчас рядом со мной, что за чувства меня переполняли бы?
Я почувствовал себя виноватым за то, что игнорирую девушку около меня и представляю на её месте ту, которой здесь нет, поэтому я отвёл глаза от Чигусы и вместо неё повернулся к мальчику, вылавливающему рыбок.
Он умело обращался с сачком. Он готовился поймать одну рыбку, но в последнюю секунду менял угол и нацеливался на другую. Рыбка, которую он избегал, была усыпана белыми пятнышками, словно мукой. Возможно, она была больна.
Я предположил, что он игнорирует эту рыбку не потому, что она скоро умрёт от болезни, а потому, что в ней было что-то пробирающее до дрожи. Он поступал так не из явных предрассудков.
Как похоже на то, как люди сторонились меня, когда у меня было родимое пятно. Не потому, что они думали, мол, у меня генетическое заболевание или злокачественное образование, а потому, что их она слишком пугала, чтобы побудить приблизиться ко мне.
Почему люди, даже если понимают, что это не так важно, сбиваются с пути столь незначительными отличиями во внешности? Когда на деле мы все не такие разные, если глянуть поглубже.
Но в день, когда у людей пропадёт эта глупая привычка судить других только по внешности, красота сотен этих золотых рыбок, плавающих в белом резервуаре, живое чувство, пробуждённое во мне видом лица Чигусы — всё это будет потеряно. Поэтому я не могу выступать против этих поспешных мнений. Если истинная природа человеческой души будет основой для вынесения приговора, наш мир станет ужасно скучным местом.
Чигуса выпрямилась: «Прости, меня они слишком заворожили. Двинемся дальше».
«Ты не хочешь попытаться выловить одну?»
«Нет, я не такой человек, чтобы держать у себя живых созданий».
Обойдя все прилавки, мы купили две порции ледяной стружки и искали место, где сможем присесть и съесть их. Тогда что-то ненадолго появилось в моём поле зрения.
Это что-то предвещало беду. Я быстро схватил Чигусу за руку, чтобы остановить её, и заметался взглядом. Моё предчувствие было оправдано, и за пару метров от себя я увидел несколько знакомых рож.
Инуи, Митаке, Харуэ. Те трое, что попытались напасть на меня вместе с Ногиямой прошлой ночью. Они сидели на бордюре спинами к нам и о чём-то говорили. Ногиямы не было, скорее всего, из-за травм, которые я ему нанёс.
Насколько я смог понять из их разговора, они не искали меня для расправы, а просто пришли насладиться фестивалем. Я выдохнул с облегчением. Это значило, что если они меня увидят, проблемы будут только вероятно.
«Эй, что такое?» — спросила Чигуса с некоторой нервозностью, которая проступала на её лице и в руке.
«Это те парни с прошлой ночи, — тихо произнёс я, выпустив её ладонь. — Не думаю, что они меня ищут, но будет плохо, если нас увидят. Давай сматываться, пока можем».
Чигуса вытянулась и проследовала за моим взглядом: «Вижу. Те трое сидят там?»
«Да. Они нас ещё не заметили».
«Фукамачи, — она взглянула на мою руку, — не возражаешь, если я возьму твоё мороженое?»
«Мороженое? Но это не…»
Прежде, чем я закончил, Чигуса взяла стаканчики с ледяной стружкой и быстро подошла к той троице. Я не успел остановить её, и в следующую секунду она опрокинула стружку на их спины. Изумрудно-зелёная смесь жидкости и твёрдой основы полетела по параболе и врезалась в них. Крича и вопя, они обернулись, но Чигуса не дрогнула и отправила в них порцию лимонной стружки уже спереди. Потом она повернулась на пятках, понеслась обратно и взяла меня за руку, пока я наблюдал за этим в оцепенении.
«Теперь побежали».
Было очевидно, что больше нам ничего не оставалось.
❈
Думаю, мы бежали порядка двадцати минут. Наконец мы остановились на той же торговой улице, с которой начали. Фестиваль был долгим, но теперь фонарики бесследно исчезли, и большинство прилавков было убрано, так что людей осталось мало.
Оглянувшись назад в последний раз, чтобы убедиться, что они не преследуют нас, мы сели на невысокое ограждение и перевели дух. Моё сердце билось, как только что пойманная на крючок рыба, и пот с тела катился градом. В тугой пропитанной потом форме было противно находиться.
Я не осуждал Чигусу за столь необдуманный поступок. На деле я испытывал уважение к её действиям. Вид того, как они взбесились, когда их обсыпало ледяной стружкой, захватывал, да и я давненько не испытывал волнения, сбегая от преследователей.
«Когда в следующий раз задумаешь что-нибудь двинутое, сперва меня предупреди».
«Прости», — произнесла Чигуса, задыхаясь.
«Но было неплохо. Оживляюще. Демонстративно».
«Серьёзно? Ладно», — её взгляд заулыбался, но голова так и осталась опущенной.
Мне очень хотелось пить. Я упёрся руками в колени и встал.
«Пойду куплю чего-нибудь попить. Оставайся здесь».
Чигуса подняла глаза и молча кивнула. Я подбежал к ярко светящемуся автомату в паре дюжин метров от себя и возвратился с двумя спортивными напитками в синих обёртках. Чигуса попыталась впихнуть мне свой кошелёк. Я отказал, но она настаивала: «Я же испортила твоё мороженое».
Я взял монетку в 500 йен, что она протянула мне: «Ладно, куплю на это что-нибудь для нашего хулиганства».
«Пусть так».
Выпив спортивную воду и выбросив пустые бутылки, мы наведались в супермаркет прямо перед его закрытием и купили фейерверков. Потом мы немного побродили в поисках подходящего места, чтобы их использовать.
«Может, проскользнём обратно в школу, откуда сбежали в полдень, и запустим их где-нибудь на поле? — предложила Чигуса, — Нормальное вредительство, как думаешь?»