Том 1. Глава 2. Быстротечное лето (2)
«Глянь, не похоже, чтобы я ненавидел молитвы, — ответил я. — По правде говоря, моё желание уже исполнилось. Моя давняя мечта воплотилась в реальность всего несколько часов назад. Мне кажется, что я буду наказан, если пожелаю что-нибудь ещё».
«Поздравляю, — произнесла она, положив ручку с тихим стуком, — я тебе завидую …Ты пожелал избавиться от травм? Или, может, пойти в старшую школу?»
«Ни то, ни то. Это желание более личное».
«Ясно. Тогда мне не следует копать глубже».
«Буду признателен».
«Тогда, — она указала на танзаку в моей руке, — загадай желание для меня».
«Что пожелать?» — спросил я.
«Свободу», — ответила она.
«Пожалуйста, попроси свободу для меня».
Теперь пришёл мой черёд удивляться её словам. Хотя её мягкая улыбка так и подначивала принять это за шутку, где-то в голосе прослеживался намёк на искренность.
«Ладно», — только и сказал я, взяв ручку.
А ещё спросил: «Кстати, а как тебя зовут?»
«Чигуса. Чигуса Огиэ, — ответила она, не сводя глаз с танзаку. — А ты Ёсуке Фукамачи»
«Ага, я знаю».
На следующей перемене мы снова завели разговор. Если верить словам Чигусы, к счастью, я не пропустил никаких тем за рамками моего самообучения.
На обеденном перерыве я вышел из класса. Я завернул в уборную и в третий раз убедился, что ничего не изменилось. Тогда я пробился сквозь толпы школьников в коридорах и на лестницах, спустился на первый этаж и нашёл-таки телефон. Он находился около торгового автомата — выбор там был ужасный — прямо в холле.
Вот тут-то и начались трудности. Я не знал, как самостоятельно позвонить той женщине. Я ожидал, что когда буду находиться в радиусе слышимости, она позвонит мне, но сейчас телефон молчал.
Я сел рядом с фонтанчиком для питья на другой стороне холла и вытер пот со лба. Прямо за окном, будто соревнуясь в громкости, трещали цикады. Ученики один за другим подходили к торговому автомату, чтобы купить любимой еды.
Возможно, ничего не происходило, потому что вокруг были люди. Если подумать, та женщина звонила мне только тогда, когда я был совершенно один, и никак иначе. Наверное, доставило бы определённые неудобства, если бы кто-нибудь помимо меня услышал нашу беседу.
После десяти минут ожидания я немного проголодался. Я подумал, что мне следует пока сдаться и пойти пообедать уже. Казалось, я мог вечность здесь просидеть, а телефон так и будет молчать. Возможно, у меня просто должно возникать это особенное чувство крайнего беспокойства, когда она звонит.
На втором этаже я купил остатки мятных онигири, затем зашёл в туалет проверить родинку. Который раз я это делаю? Учитывая то, что прежде я никогда не смотрел на себя в зеркало, возможно, сегодняшний день компенсировал два минувших года.
Выйдя из туалета, я направился в класс на четвёртый этаж. Большинство одноклассников ели и весело болтали с друзьями, но я нигде не видел Чигусу. Может, она вышла, чтобы увидеться с друзьями из другого класса.
Я сел, а парень, сидевший передо мной, повернулся ко мне и положил локоть на парту. У него были длинные тёмные волосы и дружелюбное лицо. Заметив, как накачаны его ноги, я предположил, что он играет в футбол.
«У тебя были ужасно долгие весенние каникулы, ага? — произнёс он, наклонившись вперёд: расстояние между нами сократилось до 30-ти сантиметров. — Эй, кажется, ты понравился Огиэ, круто, круто. Блин, я завидую!»
Ошеломлённый его фамильярным отношением, я всё же ответил: «Мы только пару слов сказали. Не обязательно я ей понравился».
Тот парень театрально мотнул головой: «Ты так говоришь только потому, что не знаешь Чигусу Огиэ. …Разве беседа с ней тебе не показалась чутка странной?»
Услышав это, я подумал о нашем с Чигусой маленьком разговоре.
«Да, она странноватая, если ты об этом. Она слишком стремится показаться вежливой».
«Так и есть, — ответил он, подняв указательный палец и противно ухмыльнувшись, — она у нас королевишна. Не знаю подробностей, но очевидно, её семья достаточно богата».
Это было просто представить. По сравнению с обычными старшеклассниками Чигуса была лучше воспитана. Она дышала другим воздухом, ела другую еду и выросла, воспитанная другой философией.
«Я не могу одного понять, — задал я вслух вопрос. — Зачем богатой девочке ходить в захолустную школу вроде этой?»
«Мы тоже считаем это странным. А ты как думаешь, почему? Может, пытается набраться опыта?»
«Тут можно получить разве что опыт предвзятого отношения к себе».
Не знаю точно, когда Чигуса вернулась в класс и встала позади того парня.
«Ох, ты слышала», — удивился он, стараясь скрыть неловкость.
«Если ты хочешь посплетничать о ком-то, пожалуйста, делай это там, где тебя не услышат».
Парень несколько раз пригладил волосы на затылке и уверенно откинулся на спинку стула.
«Я должен спросить напрямую, пока у меня есть возможность. Зачем ты поступила в эту школу, Огиэ?»
«Чтобы набраться опыта», — с серьёзным видом ответила Чигуса.
«Кое-кто тебе завидует, — пошутил он, криво улыбнувшись. — Освободи немного места в своём сердце. Иначе ты никогда никому не откроешься».
«Я пытаюсь ему открыться, — указала она на меня. — И ты мешаешь».
«Тем хуже для меня», — пожал он плечами.
Кто-то из кучки человек из пяти в углу класса окликнул его: «Нагахора, поспеши!» Парень ответил им, сказал: «Что ж, оставляю тебя наедине с Огиэ», — похлопав меня по плечу, и пошёл к друзьям.
Возможно, не такой уж он и плохой. Похоже, у него нет явной неприязни к Чигусе.
«Он тебе рассказал ещё что-нибудь странное?» — спросила меня она.
«Он сказал, что для него честь — учиться в одном классе с самой красивой девушкой школы».
«Уверена, он не говорил такого, — фыркнула Чигуса. — Скажу только во избежание каких-либо недоразумений: я не особо богата. Этот слух был правдив много лет назад, но сейчас моя семья совершенно обычная».
Размышляя о том, насколько велика разница между её "обычной семьёй" и тем, что я представил, я укусил онигири и запил чаем. Чигуса достала из сумки коробку с обедом. Она выглядела довольно старой, но была покрыта причудливыми узорами.
«Почему тебе не сказать об этом, э-э… Нагахоре?»
«Действительно, почему? — она наклонила голову. — Наверное, мне хочется, чтобы они продолжали ошибаться. Мне комфортнее, если они думают, что я богата, и держат дистанцию. …Кстати, Фукамачи, не хочешь пообедать вместе?»
«Мне без разницы, но… Эм, я тебя не побеспокою?»
Чигуса взглянула на меня одураченным взглядом, а потом прикрыла губы и засмеялась так, будто обнаружила что-то крайне забавное: «Вообще-то это я должна была спрашивать. Гм, Фукамачи, я тебя не побеспокою?»
«Ничуть. На самом деле я благодарен».
«За то, что обедаешь с самой красивой девушкой школы?»
«Ага».
«Даже зная, что это шутка, ты счастлив».
Чигуса подошла к моей парте, поставила стул сантиметрах в 30-ти от меня и села, придерживая рукой юбку. Её воротник с двумя белыми полосками слегка съехал.
Я услышал тихое: «Приятного аппетита».
После уроков Чигуса показала мне школьный двор. Не знаю, сделала она это по собственному желанию или по наставлению того пронырливого учителя, но её это как минимум не раздражало.
«Если ноги начнут болеть, не стесняйся мне сказать», — произнесла она.
«Думаю, я буду в порядке», — я шагнул пару раз, чтобы размять их, и не почувствовал боли или других неприятных ощущений.
Из открытых окон коридора до моих ушей доносились крики клуба лёгкой атлетики, звон металлических бит, отбивающих бейсбольные мячи, я слышал, как кто-то репетирует на тромбоне и пытается настроить расстроенную гитару в клубе лёгкой музыки. Приближались межшкольные отборочные соревнования и культурный фестиваль, поэтому все были заняты настолько, что изнуряющая жара в здании казалась чем-то само собой разумеющимся.
«Кстати, Огиэ, ты состоишь в каком-нибудь клубе?»
«Не волнуйся, — она положила руку на грудь и покачала головой. — Официально он называется "клуб садоводства", но что до того, чем мы занимаемся… в основном мы просто сидим и болтаем. …И да, Фукамачи, ты уже решил, в какой клуб вступишь?»
«Думаю, я вообще никуда не вступлю».
«Ну конечно, ты же только оправился от травм».
«Нет, ноги-то в порядке. Я просто не могу представить, что буду хорошо проводить время в подобном месте».
«Ты накручиваешь себя».
«Может и так. Но мои опасения, как правило, подтверждаются».
Чигуса остановилась и взглянула на моё лицо. Она приоткрыла рот, затем, передумав, закрыла. Ей потребовалось некоторое время, чтобы подобрать слова и заговорить:
«На самом деле, Фукамачи… По правде говоря, я тоже в своём роде опоздала. Моё здоровье находилось в плачевном состоянии, поэтому я не ходила в школу до начала мая. Только недавно я смогла передвигаться самостоятельно; ещё полмесяца назад я использовала инвалидное кресло. Поэтому я понимаю твоё недоумение. Будто бы мир оставил тебя позади».
Чигуса вздохнула и улыбнулась, чтобы поддержать меня.
«Но я могу гарантировать: всё будет нормально, Фукамачи. Я уверена, у тебя всё сложится. У меня нет доказательств, но такое уж у меня предчувствие».
«Спасибо, — сказал я ей, — теперь я чувствую себя лучше».
Мы продолжили идти. Мы прошли мимо кучи людей, пока обходили школу, но ни один не покосился на меня, как если бы родинка осталась на месте. Может, меня просто не заботили чужие взгляды, когда мне было хорошо. Однако я правда был благодарен за то, что родинка исчезла. Меня поразило то, насколько проще мне стало жить в этом мире после небольшой перемены во внешности.
Обойдя всё здание, мы переобулись у входа и вышли на улицу. Чигуса показала мне расположение клубных комнат и второго спортзала, а затем похлопала по плечу и указала на кого-то на поле. Я посмотрел туда и увидел махающего нам Нагахору с бутылкой в другой руке. Как я и предполагал, он оказался членом футбольного клуба. На нём была грязная форма для тренировок.
«Полагаю, он ждёт твоего ответа», — прошептала мне на ухо Чигуса.Я, сомневаясь, помахал ему, и Нагахора показал мне большой палец, довольно улыбаясь. Тут же им что-то прокричал тренер, поэтому он поспешил присоединиться к сокомандникам.
«Он не такой уж и плохой, — поведала мне Чигуса, — если закрыть глаза на то, что он распускает слухи».
«Наверное», — кивнул я.
Когда наша экскурсия закончилась, было уже 7 часов вечера. Всё вокруг заволокла мгла, проснулись вечерние насекомые, на поле зажгли освещение, и клуб игры на духовых инструментах начал репетировать.
Направившись прямо к школьным воротам вместе с Чигусой, я сказал ей спасибо.
«Ты сильно помогла мне сегодня. Я благодарен».
«Нет-нет, я была очень счастлива, проводя время с человеком, который, как и я, слишком много отдыхал, — сказала она, почтенно склонив голову. — Однако я уверена, что не будь меня, кто-либо другой с радостью занял бы моё место».
«Я так не думаю. Сегодня со мной заговорили только ты и Нагахора».
«Но все смотрели на тебя так, будто хотели поболтать с тобой».
«Со мной? — я не мог скрыть растерянность в голосе. — Я доставил им проблем?»
«Ты истинный пессимист, Фукамачи», — рассмеялась Чигуса.
Мы в тишине дошли до реки. Больше половины фонарей по обе стороны дороги вышли из строя или мерцали, а вокруг самых ярких кружили комары и жуки-скарабеи. На ближайшем рисовом поле нескончаемо квакали лягушки, и слышался скрежет тормозов приближающегося поезда. Из вентиляции какого-то дома пахло жареной рыбой.
Я совершенно не ожидал, что буду возвращаться и школы вместе с кем-то в самый первый день.
Когда наши пути должны были разойтись, Чигуса глубоко вздохнула: «Эм…Фукамачи».
«Чем могу быть полезен?» — ответил я вежливо до глупости, и в её глазах заиграла улыбка.
«Ну… Если тебя что-то беспокоит, не стесняйся и скажи мне. Будем беспокоиться вместе».
«Ах, ясно. Необязательно было говорить, что ты к этому готова».
«Ладно. Как показывает практика, один человек для другого может сделать совсем немного».
«Абсолютно верно», — согласился я.
❈
Возможно, лишь возможно, я смог бы зажить правильной жизнью.
Об этом я думал, шагая по дороге от станции. Чигуса и Нагахора привязались ко мне, и никто из класса не казался мне плохим. С уроками у меня также не должно возникать проблем. Я не мог сказать точно, проучившись только один день, но пока ничего меня не тревожило.
Нет — если и была причина для беспокойства, так это возвращение моей родинки.
Слова Чигусы: «Всё будет нормально, Фукамачи», — правда обрадовали меня. Но она говорила это, не подозревая о моей настоящей внешности. Не подозревая о том, какой я мерзкий. Я не знал, как долго будет сохраняться мой теперешний вид. Если в назначенный день сердце Хаджикано не будет принадлежать мне, моё лицо вновь станет прежним.
Если родинка появится завтра, что скажет Чигуса, взглянув на меня? Сможет ли по-прежнему гарантировать: «Всё будет нормально, Фукамачи»?
Может, я слишком пессимистичен, и она всё же скажет так. Отсутствие или присутствие родимого пятна на моём лице ничего не изменит в долгосрочной перспективе. Возможно, у меня не возникнет столько проблем, сколько я себе навыдумывал, и на самом деле до этого момента я просто пал жертвой неудачных обстоятельств…
Начинаю повторяться, как и обычно. Размышления о том, что обо мне думают другие, никогда ни к чему не приводили. И всё же я не мог не думать об этом.
Я ждал, когда зазвонит телефон. Я о многом хотел спросить ту женщину. Как далеко мне нужно зайти с Хаджикано, чтобы удовлетворить "условие победы" в нашем споре? Что важнее, я вообще с ней увижусь? Когда? Стоит ли мне начинать её искать?
Я остановился. Я просто хотел срезать по пути домой, но, кажется, заблудился. Дорога, по которой я шёл, была тёмной и настолько узкой, что я не мог нормально обойти торговые автоматы, а трава на обочинах так разрослась, что скорее напоминала забор. Путь был мудрёный, хотя, как мне казалось, я не слишком сбился с курса, поэтому продолжил идти в надежде рано или поздно выйти на знакомую улицу.
Проблуждав минут сорок, я всё же оказался в месте, которое я знал. Оказывается, я сделал круг и вернулся к школе. Она уже давно закрылась, поэтому везде, помимо учительской на первом этаже, свет был потушен, и только обозначения выхода кое-где светились зеленоватым цветом.
Тогда-то я осознал, что за школой находится храм. Когда я повернул за угол, намереваясь обойти здание, передо мной появились ярко-красные тории. По обе стороны врат стояли статуи Инари, а за ними начинались ступеньки, ведущие к другим большим ториям на вершине.
Учитывая то, что в этой лестнице наверняка больше ста ступеней, мне явно не хватит сил подняться по ней. Храмы у меня особого интереса не вызывали, и я не думал, что сокращу так путь до станции.
И всё же, будто ведомый чем-то, я ступил на неё.
Подъём по лестнице стал тяжёлым испытанием для моих костей. Я уже не помнил, сколько иду, а рубашка пропиталась потом. По обе стороны возвышались кедры и своими длинными корнями сдвигали каменные плиты. После восьмидесятой ступеньки я перестал считать. Я уставился в пол, упёрся руками в колени, опустошил голову от мыслей и просто продолжил идти. Ноги начинали болеть, но я не мог повернуть назад, взойдя так высоко.
Преодолев последнюю ступень, я оказался на плоской поверхности площадью чуть шире 25-метрового бассейна. Кажется, территория храма выступала в качестве парка: по углам скромно разместились качели, горки и скамейки, трава под которыми выросла до невероятных размеров. Я сомневался, что сюда приходит много людей.
Позади меня открывался вид на всю округу Первой старшей Минагисы. Я сел на ступень и глубоко вздохнул, разглядывая школу, дома и супермаркеты вдали. Холодный ветер очень кстати подсушил моё вспотевшее тело.
Почувствовав, что сыт по горло этим видом, я поднялся, чтобы обойти это место ещё раз перед уходом, но вдруг позади меня раздался звук. Будто ржавый металл тёрся обо что-то — скрежет, заставивший меня испытать неподдельный ужас.
Убеждая себя, что это просто случайный скрип, я сглотнул и огляделся.
Увидев источник странного звука, я чуть не закричал.
На раскачивающихся качелях кто-то сидел.
Было слишком темно, чтобы разглядеть лицо, но из роста и контуров силуэта я мог сделать вывод, что передо мной девушка примерно моего возраста. На ней была свободная слегка поношенная блузка и короткая юбка, потому можно было подумать, будто она ненадолго выбежала из дома. Девочка, сидящая на качелях в такое время, в таком месте, в такой одежде была поистине странным зрелищем.
Мне не требовалось спрашивать себя: «Бога ради, что она здесь забыла?»
Она откинулась назад и смотрела вверх. Там, куда был направлен её взгляд, висела верёвка.
Один её конец был завязан кольцом, как для занятий гимнастикой. Это само по себе казалось странным, да и сама петля была слишком большой.
Да, даже с первого взгляда можно было понять, что петлю завязала та девушка, собираясь повеситься. Верёвка располагалась не прямо над качелей, а немного в стороне. Под ней покоилась стопка старых книг, наверняка привезённых с местной свалки. Книги, выступая в качестве пьедестала, лежали чуть позади так, чтобы, вложив голову в петлю, можно было шагнуть и позволить силе тяжести закончить начатое.
Она была близка к моменту осуществления задуманного. Она медленно сошла с качелей и сняла сандалии. Осторожно встав на книги, она дотянулась до верёвки и затянула её вокруг шеи.
Налетел сильный ветер, и деревья зашелестели.
Как оказалось, она пока не заметила, что в парке есть кто-то помимо неё. Я постепенно приблизился к качелям. Чтобы отговорить её, оттолкнуть или сделать ещё что-нибудь, мне нужно было встать там, где я смог бы быстро среагировать, если она что-то выкинет.
Пока я сосредотачивался на себе, чтобы не создавать лишнего шума, сверчки застрекотали только громче. Прислушиваясь к их неизменному стрёкоту, я потерял чувство времени. Если бы я не был осторожен, то мог бы запросто всё испортить. Превозмогая головокружение, я двинулся вперёд мелким шагом.
Когда я уже был практически рядом, она внезапно заметила крадущуюся тень и посмотрела прямо на меня.
Я надеялся, что, прежде чем "что-нибудь выкинуть", она немного растеряется.
Так и произошло, и она повалилась назад. Если бы она попыталась умереть до того, как я её остановлю, она бы шагнула вперёд. Может, я её испугал, и она оступилась в попытке освободить шею, но в спешке недостаточно ослабила верёвку. Когда она потеряла равновесие, петля только плотнее стиснула горло. Стопка книг повалилась на бок, и её ноги теперь болтались в воздухе.
Натянутая верёвка только скрипнула.
На мгновение я остолбенел. Прежде, чем мысль о том, что я должен спасти её, посетила меня, меня охватило желание в ужасе бежать отсюда как можно скорее. Я впервые оказался в ситуации, когда чья-то жизнь висела на волоске. Я понимал, что, если не попытаюсь помочь ей, мутная чёрная аура смерти коснётся и меня. Поэтому мои рефлексы с задержкой начали обгонять ход моих мыслей.
Я метнулся к ней и подхватил правой рукой за бёдра, чтобы удержать на весу. Левой же я нащупал шею и схватил петлю. Но она только туже затянулась под тяжестью тела, и ослабить её оказалось делом нелёгким. Девушка сильно закашлялась.
Пока я вслепую шарил в поисках узла, она лупила меня по руке. Так сильно, что я недоумевал, откуда в её маленьком тельце взялась такая мощь, да и развязывать верёвку, пытаясь противиться ей, стало только труднее. Пока я тужился, она отчаянно боролась в ответ.
Когда я ощутил, что через считанные секунды моя правая рука отвалится, мне наконец удалось развязать петлю. Ослабив хватку, но всё же держа девушку, я повалился вперёд.
Прежде чем я осознал это, её лицо оказалось чрезвычайно близко к моему. Под лунным светом, привыкнув к темноте, я смог разглядеть его.
Однако я не мог поверить своим глазам.
Я убеждал себя, что такое не могло произойти, упорно отрицая то, что увидел. Но одновременно я думал:
Что ж, время пришло.
Я позвал её по имени. Впервые за столько лет.
«Хаджикано».
Девушка открыла глаза. Пропитанные потом волосы липли к её шее и щекам, а взгляд из-за сильного кашля не мог сфокусироваться.
«…Ёсуке?» — хрипло произнесла Хаджикано.
Сначала я решил, что не в силах произнести ни слова из-за сбившегося дыхания. Но даже перестав задыхаться, я не мог говорить. В горле пересохло, будто я выпил ведро морской воды.
Я думал, что при встрече слова переполнят меня, что, когда я вновь встречусь с Хаджикано, я о стольком захочу сказать, что не смогу придумать, с чего начать. Таковы были мои ожидания.
Но реальность была им полностью противоположна. Я не мог даже пикнуть.
Я не мог принять того, что предстало передо мной.
Там, на лице Хаджикано, появилось огромное родимое пятно.
«Подвинься», — сказала она.
Придя в чувство, я понял, что до сих пор держу её за спину, и встал, будто отступая. Хаджикано медленно поднялась, упершись руками в колени, и отряхнула грязь с одежды. Она пару раз кашлянула и, не проронив ни слова благодарности за спасение, направилась к выходу из парка.
Я не мог последовать за ней. Я не мог даже отвернуться и стоял, как идиот, наблюдая, как со скрипом раскачиваются качели.
Я не знаю, сколько слушал это.
Когда моя голова заработала, я уже потерял из виду Хаджикано, и почти готов был поверить в то, что произошедшее было просто сном. Но верёвка, свешивающаяся с перекладины качелей, и развалившаяся стопка книг на земле не позволяли этого сделать. Они твёрдо настаивали на том, что кто-то искал здесь смерти.
Облака загородили луну, и парк погрузился в кромешную тьму. Качели в конце концов остановились, но отзвук скрежета ржавого металла останется здесь навсегда.
Я услышал, как вдалеке зазвонил телефон.
Ноги понесли меня сами собой. Я безрассудно полетел вниз по каменным ступеням, будто ещё одна травма, которая будет заживать четырнадцать недель, ничего не значит для меня. Через последние десять ступеней я перепрыгнул. Пытаясь отдышаться, я внимательно искал телефон.
«Что ты творишь? — раздался голос в моей голове. — Какова твоя главная цель? Ты разве не можешь сосредоточиться на поисках Хаджикано, не спрашивая об этом ту девку? Что ты действительно должен делать? То, что её попытка самоубийства провалилась, ещё не гарантирует того, что она наберётся смелости повторить её только спустя некоторое время. Хаджикано ушла прочь и теперь может повеситься где угодно прямо сейчас. И главная проблема в том, что не Хаджикано убежала от тебя. Это ты убежал от Хаджикано. Ты оробел, увидев, как она изменилась. Ты решил, что это тебя не касается, и отступил. Хаджикано ушла, даже не посмотрев на тебя — ага, теперь-то тебе полегчало. "Я рад, что она не заговорила со мной", — подумал ты. Если ты не пойдёшь за ней сейчас, ты сбежишь и в следующий раз. И в следующий после следующего, и в следующий после следующего после следующего. Тебе этого достаточно? Тебе этого правда достаточно?
Спрошу ещё раз. Какова твоя главная цель?»
Я остановился.
Я слышал, что звон исходит из телефонной кабинки на углу улицы.
Если я и имел какие-либо мысли вроде той, почему я слышу этот звук, когда его источник находится так далеко внутри будки, их мгновенно сдуло: вниз, вдоль фонарей, убегала маленькая далёкая фигурка Хаджикано. Если я побегу так быстро, как только могу, может, я ещё догоню её. Но в то же время я задавался вопросом, что я буду делать, когда это произойдёт. Что я скажу ей? Как вообще возможно утешить девушку, которая пару минут назад чуть не убила себя?
Пока я медлил, положив руку на ручку двери кабинки, Хаджикано уходила вдаль. Когда я уже сдался и сказал себе, что она слишком далеко, я заметил брошенный велосипед по левую сторону дороги. Скорее всего, он прицеплен и абсолютно бесполезен — я выбросил эту мысль из головы. «Эй-эй-эй, — запаниковал мой внутренний голос, — почему ты говоришь так, даже не попробовав? Взгляни, просто взгляни, ты где-нибудь видишь замок? Может, какая-то мелочь угнала его и бросила здесь — какой замок? И если всё так, разве ты не можешь ответить на звонок, поговорить с той женщиной и устремиться за Хаджикано? Почему ты не хочешь так сделать?
Прими, ты не хочешь пойти за ней».
Хаджикано растворилась в темноте.
Я зашёл в телефонную кабинку и обессилено поднял трубку.
«Ну что, как ощущения без родинки?» — спросила женщина.
«Я уже и забыл о ней. Сегодня произошли более значимые события».
«Ясно, — усмехнулась она, — в любом случае, моя часть условий исполнена. Твоя родинка исчезла, и ты встретился со своей возлюбленной. Я с нетерпением жду 31-ое августа».
Я неуверенно вздохнул.
«Эй, я хотел спросить…»
«О чём?»
«О лице Хаджикано, — произнёс я. — Откуда, чёрт возьми, там взялась та родинка?»
Я услышал щелчок и короткие гудки.
Я вернул на место трубку, сполз по стене будки на пол и уставился в потолок.
И пяти секунд не прошло, как телефон снова зазвонил. Я потянулся к нему, чтобы ответить.
«Я забыла сообщить тебе об одной важной вещи».
«Не беспокойся, не только об одной».
«С днём рождения».
И она повесила трубку.
«И на том спасибо», — ответил я в пустоту.
Я вышел из телефонной кабинки и достал из кармана мятую пачку. Я поднёс ко рту гнутую сигарету и поджёг её. Фильтр прилип к высохшим губам, отшелушивая кожу, и кровь оставила на сигарете следы, будто от помады.
Это всё становится большой проблемой, подумал я, словно будучи просто посторонним наблюдателем, и сделал первую затяжку.
Так началось моё шестнадцатое лето.
???
(1) Невус Ота — темно-синее пятно неправильной формы, которое располагается в районе глаза, щеки или верхней челюсти. Монгольское пятно — синеватая окраска кожи в области крестца.
(2) Скопофобия — боязнь быть осмеянным окружающими, патологический страх привлечения к себе внимания.
(3) Танзаку — кусочек цветной бумаги с пожеланием, который вешают на бамбуковые ветви на Танабату. Танабата — традиционный японский праздник, когда встречаются разлучённые звёзды-божества Орихимэ (Вега) и Хикобоши (Альтаир).