Том 1. Глава 6. Сильнейшая теория удара ниже пояса

Через несколько дней после волонтерской уборки мусора, в кабинете кружка изучения культуры. На месте присутствовали двое. Тайти Яэгаси в [теле Химэко Инабы] и Ёсифуми Аоки в теле [Юи Кириямы].

Эти двое были заняты: они смотрели свежеснятое видео на мобильнике и ухмылялись до ушей. …Да, до ушей.

На экране мобильника…

«Я, знаешь, я все это время не была честна сама с собой, я всегда тебя жестко отшивала, но… на самом деле, Аоки, я тебя… люблю. Прости, что так внезапно это тебе говорю…»

С влажным блеском в глазах эти слова произнесла [Кирияма]. И…

«Я, я… т-тебя… э, эмм… лю, люблю… Поэтому, если ты не против… давай встречаться… пожалуйста».

Стыдливо опустив голову, эти слова произнесла [Инаба].

Женской части КрИКа не было (по правде сказать, из кабинета ушли по делам Иори Нагасэ, Тайти и Аоки, однако сейчас в [теле Тайти] оказалась Кирияма, а в [теле Аоки] – Инаба). Пользуясь этим, мужская часть КрИКа в [телах девушек] реализовывала дурацкую идею «Давай, пока мы в [их телах], скажем слова, которые мы хотим от них услышать» (автор идеи – естественно, Аоки).

– Не, ну клево! Чтобы от [Инабы-ттян], которая вся такая холодная и вообще почти как парень, к ней фиг подступишься, – и вдруг такое сладкое и невинное, прям девочко-девочковое признание… просто моэ!

Тайти смущался, конечно, однако его актерскую игру Аоки оценил по достоинству.

– А у тебя, Аоки… вышло прямо как ты мечтаешь.

– Агааа. Аа, когда-нибудь я ее саму заставлю сказать эти слова, – пробурчал Аоки [Кирияма]. Поскольку он по-прежнему был в [теле Кириямы], Тайти это показалось каким-то странно-нелепым.

– Аоки, твоя преданность Кирияме просто потрясает.

Да, неизменно жестокое обращение Кириямы его совершенно не выбивало из колеи – это было достойно уважения.

– Ну, меня к ней уже конкретно тянет. И причин особых нет, хотя нет, конечно, причины есть. Она такая милая, веселая, наивная, похожая на ребенка, а потом тут же шикарно безбашенная, и еще она цундере.

Последнее, как показалось Тайти, было скорее желанием Аоки.

– Но главное, конечно – это было наитие. Знаешь, прям как будто молнией ударило.

Аоки [Кирияма] рассказывал о своей любви к Кирияме, энергично кивая.

– Ну, пока что хватит. Давай удалим видео.

На эти слова Тайти [Инабы] Аоки [Кирияма] отреагировал в стиле какого-нибудь комика из американской кинокомедии: наигранно пожал плечами и заявил:

– Эй, эй, все еще только начинается, а?

И по его лицу расплылась ухмылка.

– Не, но все-таки…

– Ну лааадно.

Когда речь шла о первой съемке, Аоки [Кирияма] проявил немалое упорство и талант убеждения, однако сейчас он почему-то сразу сдался. И, как будто ожидая чего-то – нет, как будто стремясь поддразнить Тайти, – он принялся что-то напевать себе под нос.

– …Хм, обычно что бы я ни сказал тебе сделать, ты не делаешь…

Уже произнося эти слова, Тайти внезапно подумал, что он потерял что-то в человечности.

Они снова начали снимать; их охватило то ли возбуждение, то ли душевный подъем. До возвращения остальных еще должно было оставаться время, так что они были уверены, что смогут еще немного этим позаниматься.

Они были слишком беспечны.

Раздался звук открываемой двери.

Раньше ожидаемого вернулись [Тайти] и [Аоки] (если все оставалось так же, как при их последней связи по телефону, в [теле Тайти] сейчас обитала Кирияма, а в [теле Аоки] – Инаба).

Увидев их, Тайти [Инаба] и Аоки [Кирияма] мгновенно застыли.

Едва ли их недавний разговор был подслушан; если бы они сохранили спокойствие и повели себя как обычно, видимо, все пошло бы гладко. Однако Тайти с Аоки растерялись – они абсолютно потеряли бдительность и не следили за тем, чтобы их не застукали (настолько возбудились от своего занятия).

На несколько секунд повисло неизбежное в такой ситуации молчание.

Две девушки из кружка изучения культуры были не настолько наивными, чтобы не заметить эту паузу.

– Юи! Хватай мобильник! – тут же приказала Инаба [Аоки].

– Есть! – и Кирияма [Тайти], не делая лишних движений, проворно – непонятно даже, повлияла ли на ее ловкость смена тела, – подскочила к Аоки [Кирияме].

– Ии! – только и успел жалко взвизгнуть Аоки [Кирияма], когда Кирияма [Тайти] мгновенно выхватила у него телефон. В следующую секунду она передала трофей Инабе.

– Итак, что же вы такое делали с моим мобильником… а? Видео?..

Посреди повисшего в комнате молчания из мобильника раздался звук начавшего воспроизводиться ролика.

Сквозь пространство, только что бывшее во власти тишины, одна за другой полетели немыслимые фразы.

Должно быть, это была слуховая галлюцинация – такое обычно не слышится, – но Тайти почудился звук, будто у застывшей с надменным видом Инабы [Аоки] лопнул кровеносный сосудик.

– Хм, похоже, вы тут интересную игру себе нашли, да?

Еще произнося эту фразу, Инаба [Аоки] скинула блейзер, развязала галстук и взялась за пуговицу рубашки. На глазах у ошарашенных остальных она сняла и отшвырнула рубашку, затем стянула футболку, таким образом полностью обнажившись выше пояса. Следом она потянула за ремень брюк.

– Эй, т-ты что делаешь?! – наконец подала голос Кирияма [Тайти]. Лицо ее было пунцовым.

– Ничего особенного, просто захотелось пробежаться голышом по школе.

– Инаба, это, это шутка такая? – пролепетал Тайти [Инаба], не в силах поверить своим глазам, перед которыми разворачивалась жестокая сцена мести.

– Тааак, теперь вроде бы вот это… хе-хе-хе.

– Н-не надо, пожалуйста, Инаба-ттян! Я же после такого помру! В социальном смысле.

– В-вот именно, Инаба. За такое убивать – это уже перебор, по-моему?..

Инаба же не настолько безжалостная, ведь верно…

– Пф, ну так помри.

…Неверно, именно настолько.

– Пожалуйста, Инаба-сан! Если я помру в социальном смысле, то и в материальном смысле мне нормально не жить! – взмолился Аоки, упав перед Инабой на колени. Но, поскольку выглядело все так, будто [Кирияма] стоит на коленях перед [Аоки], зрелище было потрясающее.

– Молчать! За такие позорные игры с [моим телом] награда полагается соответствующая!

В конце концов после долгих уговоров троица (даже Кирияма присоединилась к Тайти и Аоки) кое-как сумела остановить разъяренную Инабу.

К тому времени, когда все вернулись в родные [тела], буйство в комнате кружка прекратилось (только Инаба, даже вернувшись в [свое тело], успокоиться все никак не могла).

– Вы двое… После еще одного такого раза вы жить не будете, ясно?

– Ясно. Прими наши глубочайшие извинения, Инаба-сан, – хором ответили Тайти и Аоки, опустив головы.

– К вашему сведению, я тоже разозлилась, понятно? Еще раз такое увижу – отлуплю, поняли? – с улыбкой во все лицо (абсолютно фальшивой) сказала и Кирияма.

– Т-так точно… мы поняли.

Если Кирияма разойдется всерьез, то вполне можно и в больницу угодить. При этой мысли Тайти задрожал от ужаса.

– Это странно, но… мне этого даже немножко хочется!.. – в своем обычном стиле сморозил глупость Аоки. – А, вот еще. Может, фигня, но меня кое-что малость беспокоит…

Эти слова он произнес с каким-то стеснением, но после продолжил уже нормальным тоном:

– Юи, слушай, а мы что, страшные? Почему-то, когда я в [теле Юи] и когда мы, ну то есть парни, подходим вплотную, твое [тело] само начинает дрожать.

– Хаа? – вырвалось у Тайти, который не смог ухватить смысл вопроса Аоки, и он недоуменно склонил голову набок.

Но.

Слова Аоки, видимо, попали в яблочко.

Кирияма разом побледнела и застыла как вкопанная.

Глаза неподвижно уставились в какую-то точку.

Даже моргать перестали.

Она была как марионетка с перерезанными нитями.

И тут же, словно внутри нее включили питание, Кирияма резко вскинулась. С прилепленной на лицо улыбкой, не в силах управлять интонациями, точно ее голос сломался, она выдавила:

– …А… э? Д-да вовсе нет, правда ведь?.. Парней вроде вас бояться совершенно нечего… да. Потому что я… потому что я сильная. Уж точно сильнее вас… Поэтому… поэтому – парней я совершенно не боюсь.

Она говорила так, что всякий бы понял: действительность от ее слов отличается на 180 градусов.

Кирияма обхватила себя за плечо одной рукой – возможно, в попытке остановить дрожь, как от зимнего холода. Маленькая ладошка зажала вместе прядь длинных каштановых волос и белую ткань блузки. На крепко сжатой руке повисли еще пряди.

Голову она опустила, поэтому выражения лица за волосами было не видно. И ее фигурка казалась еще более хрупкой, чем обычно.

Глядя на одинокую, несчастную девушку, Тайти подумал, что хочет с этим что-то сделать, что должен с этим что-то сделать.

Однако он по-прежнему не мог понять эту сторону Кириямы, которую она сейчас всем показала.

Она ее никогда прежде не показывала. Нет, может быть, дело не в том, что она не показывала? Может, дело в том, что он не пытался увидеть?

– Прости меня! – Аоки выпрямился и тут же низко поклонился. – Мы знакомы уже офигенно долго, и я все время тебе говорил, что люблю тебя, но… если бы… если бы не эта странная штука, которая с нами происходит, я бы и дальше в упор не замечал… Я, наверно, очень много боли тебе причинил… Я… я правда жуткий дебил.

Его слова и мысли дышали искренностью.

Кирияма подняла голову.

Ее глаза, всегда сиявшие решительностью и волей, сейчас были полны слез. Изящные брови – страдальчески изогнуты. Прядь растрепавшихся волос пристала к розовым, как бутон, губам.

Взгляд Кириямы обошел поочередно Инабу, Аоки, Тайти.

Изучив выражения их лиц, Кирияма – побежала прочь.

Рванулась так, что только каштановые волосы и юбка затрепетали. На мощных пружинах ног она вмиг достигла двери и выскочила из комнаты. Остановить ее никто просто-напросто не успел.

– Юи! – запоздало выкрикнул Аоки и кинулся было ее догонять.

Однако путь ему преградила правая рука Инабы.

– Инаба-ттян?!

– Хорошо, что ты понял, но вот с выбором момента… Впрочем, для нынешних чувств момент тоже тот еще. …В смысле, подобные чувства въедаются в [тело], не так ли? Даже несмотря на то, что я знала, все равно, когда становилась [Юи], ничего такого не чувствовала. Может, проблема в конституции или в характере?.. Аоки головой не думает, зато чувствителен к разным ощущениям, – скребя второй рукой в затылке, пробормотала Инаба, точно разговаривая сама с собой.

– Инаба, так ты про это знаешь?.. Ну, из-за чего Кирияма… – спросил Тайти; хоть произошедшее и сбило его с толку, все же он изо всех сил пытался понять ситуацию.

– Странно, что вы до сих пор не замечали… так говорить вам, пожалуй, было бы немного чересчур сурово – она это хорошо скрывала; если бы я с ней постоянно не общалась, тоже вряд ли бы заметила. …Ну, я таки заметила. По правде сказать, у нее серьезная проблема, по-моему. Впрочем, подробно рассказывать я не собираюсь. Если хотите узнать, спрашивайте ее саму.

– Ну так, может, ты меня пустишь? – и Аоки, отведя руку Инабы, попытался силой проложить себе дорогу.

– Стой. Если пойдешь сейчас, ничего хорошего из этого не выйдет. Юи из тех, кто очень подвержен эмоциям. Вместо того чтобы ты в своей неуклюжей манере к ней полез, лучше сначала я ее успокою.

Несколько секунд эти двое сверлили друг друга сердитыми взглядами, потом Аоки сдался.

– …Ладно… Надеюсь на тебя, Инаба-ттян.

– Все, что я могу, – это отправиться за ней. А уж дальше вы сами должны что-то придумать. …Тайти, ты ведь тоже участвуешь?

– К-конечно, – ежась под сердитым взглядом Инабы, кивнул Тайти.

Какое-то время Инаба сверлила Тайти подозрительным взглядом, потом, достав мобильник, вышла в коридор.

Остановившись спиной к Тайти и Аоки, она сказала:

– То, что кто-то непременно пострадает, было очевидно. Хотя… «пострадает» или что-нибудь еще, зависит от вас.

Оставив позади себя эти слова, Инаба закрыла дверь.

В комнате остались только Тайти и Аоки.

– Блин… меня уже тошнит от собственного идиотизма… Моя тупость меня бесит… Как же я себя ненавижу… Юи, оказывается, вот так чувствует… А я все это время не замечал… и только когда сам стал [Юи], тогда заметил… Это нечестно, – бурчал Аоки, положив голову на стол.

– Есть вещи, с которыми ничего не поделаешь, и ведь она так хорошо все скрывала – даже Инаба ее похвалила. В смысле, я ведь тоже ничего не замечал, даже когда сам становился [Кириямой]…

– Не, ну это же еще зависит от того, когда случился обмен и в какой ситуации, ага? Я просто почему-то заметил. А… даже если и заметил…

Из-за того, что Тайти и Аоки узнали секрет Кириямы, их мир изменился. Может, лучше было бы, если бы они так и оставались в неведении? Такая мысль мелькнула у Тайти в голове, но он ее тут же прогнал.

Если они и дальше будут с Кириямой друзьями, то когда-нибудь, в какой-нибудь форме, они непременно столкнутся с этим. Вопрос только в том, как именно это проявится. Во всяком случае, то, что произошло сейчас, никак нельзя было назвать желаемым проявлением.

– Но если подумать, есть одна штука, которая малец подозрительная. Вот, скажем, Тайти, ты хоть раз к Юи притрагивался, или она к тебе? Обмены, конечно, не в счет.

– …Вроде… нет?.. Но в старшей школе для парня и девушки это не сказать чтоб странно…

– Мм, неа. Скажем, наша Инаба-ттян нас то и дело лупит, Иори-тян тоже обожает лапаться, у нас этого дела много, скажешь нет?

И верно: члены КрИКа были довольно-таки близки, стандартной дистанции «парень – девушка» между ними почти не было. Ничего особо странного в этом искать не стоило – просто «прикасаться самим и давать прикасаться другим».

– И вот в этом общем настрое, типа «это дело можно», наша веселая Юи вся такая «это дело нельзя» – странно же, скажи? И потом, Юи всегда открытая, плюс умеет драться – она ведь запросто могла бы лупить нас, как Инаба-ттян, ничего странного бы не было.

– Просто Юи не из тех, кто первой ввязывается в такие дела… хотя нет. В меня недавно печеньками кидалась.

– А в меня вообще «высокомощной трудноотражаемой подушкой».

Да, это было в гостях у Инабы.

– Не хочу сказать, что это дело совсем обычное, но все равно, чем больше думаю, тем как-то неуютнее становится.

Тут Тайти внезапно вспомнил еще кое-что. Тот случай по пути домой, когда Нагасэ, ставшая [Аоки], попыталась прикоснуться к Кирияме.

– Аоки… а ты проницательный.

– Только насчет любимой девушки.

При этих словах фигура Аоки показалась Тайти ослепительно сияющей.

– Но при этом все равно ты такой же, как всегда, – непроизвольно сказал Тайти.

– Это мой стиль жизни. «Что сейчас радует, то и окей», типа того.

– Завидую твоему стилю жизни.

Аоки улыбался совершенно по-детски, и Тайти поневоле натянуто улыбнулся в ответ.

– Хе-хее, понимаю, что ты хочешь сказать. Когда начались обмены, которые нам устроил этот Халикакаб, ты ведь наверняка подумал, типа, «раз мы не понимаем, какой в этом смысл, надо относиться к этому серьезно!», да?

– Типичные слова Инабы, – кое-как подковырнул Тайти.

– Только это невозможно. Потому что мой стиль жизни от всей этой хрени не колеблется.

– Но как связан твой непоколебимый стиль и «что сейчас радует, то и окей»? – с ноткой иронии спросил Тайти.

– По-моему, это всё вместе. Думаю, кто к любой цели идет в полную силу, тот уже побеждает, – без намека на волнение в голосе величественно ответил Аоки. – Если я, когда буду при смерти, смогу сказать «да, было весело», значит, буду вполне доволен. Так что и об этих обменах хорошо было бы, если б я смог когда-нибудь рассказать что-нибудь забавное. Ну, хотя это, наверно, дурацкое желание. И я только что сделал больно Юи…

Быть может, из всех пяти членов КрИКа именно Аоки ближе всех подошел к пониманию истины человеческой жизни? Конечно, Тайти, который сам эту истину не знал, судить об этом мог едва ли.

Вдруг Аоки сделал удивленное лицо и воскликнул:

– Уаа! Я что, серьезные вещи говорю? Я же не такой.

– Хм, Аоки, а может, ты на самом деле большой человек? Я немножко в шоке…

– Ага… ээ, чего? Чего это ты в шоке?

– Ну, просто я все время думал, что ты дурак.

– Тайти, ты тоже издеваешься! Тебя что, так задело, что тебя опередил тот, на кого ты всегда смотрел свысока?! Блин, сначала это была только Инаба-ттян, а потом я и глазом не успел моргнуть, как…

– Ну, в последнее время Инаба и меня много ругает…

– Да это всегда было, не?

Что вообще случилось, что он так гладко говорит такие вещи?

– Нет… сейчас сильнее, чем всегда. Ощущение, будто она ко мне придирается по любому поводу…

– Хее, унылого Тайти нечасто видишь. Хотя вроде ты не из таких, кого подобные штуки волнуют. Ну, Инаба-ттян сурова, да… Если хочешь, могу выслушать, что там у вас было.

Немного поколебавшись, Тайти решил воспользоваться этой возможностью и рассказал Аоки про тот разговор с Инабой, когда она назвала его «самопожертвовательным олухом» (но тему Нагасэ трогать не стал).

– Хооо, понятненько. Ага-ага, вот оно что. Хо-хо… – и Аоки, дослушав рассказ до конца, закивал с видом всезнайки. – Не, я слова Инабы-ттян тоже вполне понимаю. «Самопожертвовательный олух» – это она хорошо завернула. Браво, Инаба-ттян.

– Даже ты так считаешь, да?..

Тайти приуныл всерьез.

– Слушай сюда, Тайти. Мой стиль жизни я считаю нормальным, но другие обычно такие «Что? Разве нет чего-то поважнее?». Но знаешь, что бы там люди ни говорили, а думаю я так же, как и всегда. Скажем, я только что сказал выпендрежно «мой стиль жизни от всей этой хрени не колеблется», но правильнее было бы сказать скорее не «не колеблется», а «не может колебаться». Такой я есть. Вообще, человек внешне может меняться, но «суть» не меняется, даже если он сам этого хочет. Ты можешь видеть, как человек меняется, но это именно видимость, не больше. Вот, ну а моя суть в том, что я «и не изображаю, что меняюсь», только и всего.

Аоки говорил легко и небрежно, однако чувствовался в его речи какой-то прочный стержень.

Факт: Аоки, несмотря на странное положение, в котором они все очутились, не выказывал ни малейших признаков того, что он меняется. Но именно поэтому впечатление от него изменилось сильнее, чем от кого бы то ни было еще.

– В общем, я, конечно, сейчас треплюсь не так, как обычно, но сказать в итоге хочу вот что: «Как определить, какой стиль жизни лучше всего с твоей точки зрения? – вот в чем проблема». На первый взгляд, самопожертвовательного олуха лучше всего исправить, но ведь есть вещи, на которые способен только самопожертвовательный олух. Ну и, даже если ты хочешь исправиться, все равно ведь есть много того, что исправить не можешь, так?

Похоже, Аоки имел в виду, что в чем-то надо уступить, но в целом его слова явно не вписывались в то, что понимается под «уступить».

Приняв и осмыслив, идти вперед – так, что ли?

– Ты… правда классный.

Тайти почувствовал, что Аоки уже нашел то, на поиски чего другим понадобится много времени.

– Когда ты такие вещи говоришь с таким серьезным видом, я прям весь стесняюсь. По-моему, скорее это я должен сказать, что ты классный, а? По части потенциала мне до тебя далеко.

– Что еще за потенциал…

– Не, ты такой балбес, что сам не понимаешь, насколько ты крут. Потому-то ты и получил от Инабы-ттян звание «самопожертвовательного олуха». Как бы сказать… мне кажется, что тебе удастся помочь Юи. Если ты это поймешь, может, придумаешь, как подступиться… Я вот абсолютно без понятия…

Секрет, который Кирияма все время прятала, теперь Тайти и Аоки знали. Однако – что с ними теперь будет? И что им теперь делать?

– Мда. И как же нам спасти Кирияму?

– Я же говорю… ты крут. Большой масштаб. Хочешь спасти радикально, да? А я-то изо всех сил стараюсь разобраться с нашими с ней отношениями…

– Да нет, я вовсе ни о чем таком масштабном не думал…

– Ого, Тайти серьезно настроен, уже страшно… Потому что ведь если так пойдет… Юи же в тебя влюбится? Блин, у меня реально паршивое предчувствие!..

Аоки терзался от им же сгенерированных безумных мыслей.

□■□■□

Как всегда, это произошло внезапно.

После ужина, когда Тайти вместе с младшей сестренкой сидел в гостиной и рассеянно пялился в экран телевизора… по идее.

Вдруг он обнаружил, что лежит на кровати на животе. Повернув голову, он увидел незнакомую комнату.

Перед глазами все расплывалось, точно под водой. Почувствовав, что с носа что-то свисает, Тайти поспешно это что-то втянул. Одновременно с этим он почувствовал, что его щеки влажные. Длинным рукавом розовой футболки он прошелся по щекам, собрав слезы, потом промокнул глаза.

В груди ощущалась какая-то непонятная давящая боль.

Да, явно произошел обмен.

С некоторыми затруднениями из-за того, что изменились размеры тела, Тайти встал с кровати и заглянул в закрепленное на стеллаже поблизости зеркало с красной рамкой в форме сердечка.

Глаза и нос покрасневшие. Каштановые волосы не такие блестящие и красивые, как обычно. Лицо – изможденное, более детское на вид, чем всегда, – мгновенно пробудило в Тайти инстинктивное стремление защитить его обладательницу.

В зеркале была [Юи Кирияма].

«Положение дел сейчас очень серьезное. Даже критическое. Отчаянное».

«Произойти может что угодно, когда угодно и где угодно, кто-то может пораниться или вовсе развалиться».

Эти слова Инабы всплыли у Тайти в памяти.

На этот раз Тайти в самом деле почувствовал, что «обмены личностями» что-то такое с собой несут.

Кирияма что, с тех пор как вернулась домой, так и плакала все время? Может, разок сумела остановиться, но потом снова начала плакать? Или, может, теперь она плакала уже по какой-то другой причине?

Сейчас, став [Кириямой], Тайти хоть и лил слезы за нее, но причины этого не понимал. Их сердца не были связаны так, как связаны это тело и его содержимое.

Еще раз вытерев глаза, Тайти снова лег и стал думать, что делать. Флуоресцентная лампа слепила, и он загородился от света правой рукой. Эта рука, белая, но явно знакомая с боевыми искусствами, казалась слишком маленькой, чтобы защитить что бы то ни было.

Слезы, которые Кирияма проливала в одиночестве, ни в коем случае не должны видеть другие. А Тайти сейчас ощущал их с нулевого расстояния, это гораздо сильнее, чем подсматривать; правильно ли это?

С точки зрения здравого смысла – нет, неправильно. Впрочем, в норме такая ситуация и возникнуть никак не могла.

Но возникла.

Может быть, есть в этом и что-то хорошее?

К примеру, он может хотя бы взять на себя боль в груди, глазах, носу этого тела. Это, может, и мелочь по сравнению с той болью, которая у Кириямы в душе, но все равно должно быть чуточку полегче, чем нести это все в одиночку.

Или так думать неправильно?

Люди часто лишь горюют из-за неприятных ситуаций, которые сами же себе создали.

Они жалуются, что так произошло; они злятся, что так произошло; они уходят мыслями в воображаемые миры, где такое не произошло. И если они говорят, что исправить что-то невозможно, их прощают.

Однако это всего лишь форма бегства, опускание рук. Похоже, если они будут смотреть на реальность сквозь призму здравого смысла, это все равно ничего не изменит.

Но каковы бы ни были обстоятельства, путь к свету надежды есть, и этот путь – сражаться, не так ли? И это совсем не то же, что просто оптимистично смотреть на вещи.

Совсем не то же, что безответственно думать «все как-нибудь образуется».

Только стараясь изо всех сил, можно чего-то добиться.

Если он, Тайти, сейчас думает об этом, потому что понял всю отчаянность их ситуации, может, и Инаба его простит?

Внезапно раздался звук, как из музыкальной шкатулки, – это зазвонил мобильник.

Тайти [Кирияма] сел и принялся искать источник звука. Тонкий розовый мобильник, сообщающий о входящем вызове, лежал тут же, на кровати. Тайти [Кирияма] сразу схватил его и посмотрел, от кого звонок. От «Тайти Яэгаси».

Как только Тайти [Кирияма] ответил, в трубке раздался голос, слышать который он в последнее время уже более-менее привык, но который все равно вызывал некоторый дискомфорт.

– Эмм, это… Тайти?!

Голос [Тайти Яэгаси].

– А, ага.

– Ну, ты, наверное, уже понял, это Кирияма. Слушай, эммм, ты, может, подумал, что я там плакала, но это просто… В общем, не бери в голову. …И вообще забудь.

Слова произнес голос [Тайти], но нес он в себе горячие мысли Кириямы.