Том 2. Глава 7. Подготовка к наступлению (2)

Продержись авангард чуть дольше, возможно, арьергард смог бы удрать. Либо, будь в арьергарде лишь несколькими магами больше, неожиданные выстрелы могли бы остановить приближение врага, чтобы авангарду удалось выбраться.

Но вскоре всё посыпалось. Результаты были катастрофическими. Шок вызвал замешательство. Шквал формульных пуль из пистолета-пулемёта лишь подливал масла в огонь.

Положение ухудшилось — нас поимели, и было невозможно остановить кровопролитие или потери.

Взрывная формула, запущенная командиром имперских магов на острие атаки, обнажила огромную дыру в авангарде. В тот же миг как появилась брешь, было нацелено множество оптических формул для уничтожения командиров всех рот, и вот так запросто Республиканской цепочке командования отрубили голову.

Но Республиканцы всё ещё могли организованно сопротивляться, пусть и еле-еле. Арьергард начал использовать огонь на подавление; они знали, что обязаны прикрыть пробел в авангарде.

На короткое время арьергарду удалось подстраховать авангард, заделав ту дыру. У них хватало энергии, чтобы попытаться реорганизовать свои силы. Благодаря своему решительному сопротивлению им удалось сдержать атаку, но в результате они не смогли обеспечить авангард огневой поддержкой. Они всё бросили на то, чтобы не дать врагу приблизиться, и у них уже не осталось сил защищать авангард.

Когда яростное сопротивление сорвало имперскую атаку, вражеские маги внезапно переключились на изолированных Республиканцев впереди.

Примерно две роты имперских магов противостояли там двум ротам Республиканского авангарда. Но последний был полностью лишён командования, и даже не имел никакой поддержки; в том отрезанном состоянии Республиканские маги представляли собой разрозненные лёгкие мишени.

В результате численное равновесие между обеими сторонами пошатнулось. Арьергард был всецело занят тем, что защищал себя, в то время как судьба авангарда предопределилась стремительным выпадом. Как правило, имперским магам воспрещалось приближаться к противному залповому огню Республиканской армии. Тем временем, после прикрывающего залпа Республиканцы смогли бы не дать прорваться остаткам вражеских сил. Однако в этот раз, когда две стороны встретились, имперские маги выпустили весь накопившийся гнев и перебили Республиканцев.

— Батальон «Фея», внимание. Приступить к преследованию.

Остальное произошло слишком легко. К тому времени, как арьергард внезапно попытался отступить после потери своего щита, было уже слишком поздно.

Республиканцы не располагали достаточной дистанцией или скоростью, чтобы оторваться от имперских магов, ускорившихся для атаки.

Их скоропостижное бегство с ТВД не увенчалось успехом. В итоге третий магический батальон 22-й дивизии Республиканской армии был объявлен уничтоженным.

По иронии, единственными выжившими, едва избежавшими смерти, оказались те несколько сбитых первоначальной взрывной формулой.

Республиканская армия в итоге мобилизовала отборный батальон Рейнского генштаба, но не смогла засечь вторженцев. Напротив, она позволила им сжечь несколько складов снабжения. К тому моменту командование Республиканской армии переключило всё своё внимание на вторгнувшийся батальон.

Слухи о крупном наступлении. Молва о судьбе Арина.

Они храбро сражались до последнего человека.

Подмывающие отголоски пропаганды убедили Республику в том, что люди пожертвовали собой и встретили трагический конец. Мы не можем позволить их смертям оказаться напрасными.

[1]».

Первая фаза операции, получившей название «Шок и трепет», была проста: «Атаковать непосредственно вражеский генштаб, чтобы вызвать коллапс их цепочки командования».

Вот такие дела.

18 МАЯ, 1925 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ, ВТОРОЙ ОБОРОНИТЕЛЬНЫЙ РУБЕЖ НА РЕЙНЕ

Стояла ясная, холодная ночь. В 203-м воздушном магическом батальоне Имперской армии младший лейтенант Уоррен Гранц нёс караул в полевой шинели на шерстяной подкладке. Эта ночь была спокойнее тех, что они пережили в последнее время. Да, спокойная ночь. Мирное время, когда он мог сидеть на стуле в ожидании, потягивая кофе, предусмотренный в составе его полевых пайков.

Тёмная пора была довольно-таки безмятежной. Никаких взрывов снарядов поблизости, никаких предупреждений о налётах. Он не мог даже вспомнить, когда в последний раз они ложились спать не под звуки ружейной стрельбы. Должно быть, давным-давно.

Этот штиль наступил потому, что начальство провело закрепление рубежей с необычайной решимостью.

В результате Республиканская армия сходу начала продвигаться в открывшийся вакуум, оставленный Имперской армией после успешного отступления и реорганизации; по-видимому, слишком занятая этим, чтобы беспокоиться о 203-м. Благодаря этому на поле боя стояло временное затишье. Комбат отложила все вылеты и, отправляясь спать, сказала всем сделать перекур, дав вымотавшимся солдатам столь необходимый отдых.

Итак, к счастью, пожалуй, стоит сказать, солдаты смогли провести ночь без тревог, вызванных присутствием грозной командующей Дегуршафф. Когда в последний раз такое случалось?

Даже при том, что то обычно была лучшая пора для ночных миссий перехвата или противовоздушных патрулей, стояла тишь да гладь.

Несмотря на понимание того, что они находятся в безопасности лишь на тыловой базе, им стоило бы чуть больше тревожиться о внезапных атаках под покровом темноты. Разумеется, дело было не в том, что воинская часть раскисла.

Даже настолько вымотавшиеся, они могли спать где угодно, включая грязь, и всё равно в мгновение ока откликнулись бы на срочный приказ.

И всё же, они немножечко расслабились.

Причина была очевидна.

Большая часть Республиканской армии продвинулась в вакуум и попросту забыла об оборонительной позиции 203-го.

В миг, когда Республиканская армия выглянула из своих тяжело укреплённых рубежей, её солдаты ревностно бросились развивать успех.

В тот момент они наверняка скорее переместились бы на заброшенную территорию, продвигая фронт, нежели платили потом и кровью, сражаясь за хорошо укреплённую линию траншей.

Что объясняло редкостную спокойную ночь.

Естественно, опасения насчёт отведения фронта назад были ненулевыми. Но их командир уверенно заявила: «Завтра мы станем наконечником копья, которое положит конец этой войне». Это могло означать лишь то, что воинская часть готовилась к серьёзной атаке.

И всё-таки, мысль, что они могут положить конец войне, разрядила обстановку. Если командир так сильно верит в план, тогда даже если мы не уничтожим Республиканскую армию полностью, этого должно хватить для обеспечения безопасности Империи.

И после этого мы сможем сосредоточиться на отстаивании территорий, опустошённых войной.

…Представляя себе сражение, столь ожесточённое, что думать о будущем невозможно, Гранц привлёк к себе встревоженные взгляды нескольких товарищей по оружию.

Когда он пристальнее задумался об этом, показалось, будто он изрядное время не обращает внимания на всё вокруг. Не сказать, что так уж долго, но всё же. Он не мог поверить, что проводил время настолько мирно; этого было более чем достаточно, чтобы он задумался о суровых сражениях, через которые прошёл.

Чтобы успокоить нервы, он взял чашку теперь уже еле тёплого кофе. Доселе он просто не обращал на это внимания, но зёрна вообще-то были весьма хороши. Ему сказали, что это такой паёк, но присутствие зёрен кофе само по себе являлось редкостью. Учитывая дефицит кипячёной воды на поле боя, кофе — немалая роскошь.

Поскольку он нёс караул, алкоголь, само собой, находился под запретом. Он был благодарен, что у них имелся хороший поставщик кофе, обожаемого их командиром.

Они, казалось, реквизировали целую тонну. Здорово, что когда он хотел хорошенько подумать над чашечкой кофе, то мог сделать это, не прибегая к заменителю. Да, теперь, придя в себя, Гранц стал замечать даже малейшие детали.

— Наверное, я и впрямь спокоен, — размышлял он, прикрываясь натянутой улыбкой… Батальон реорганизовали из-за амортизации от постоянных битв. Хотя их потери являлись низкими, было невозможно выбраться оттуда, не лишившись минимум нескольких человек, так что даже 203-й воздушный магический батальон принял пополнение в личном составе и поглотил часть другого подразделения. И фактически, Гранц и другие подобные ему изначально записывались как временные пополнения.

В сущности, их приняли по завершении строевой подготовки. Конечно, это было лучше, чем из знакомого подразделения, где они обучались, переводиться страдать в новое. Так или иначе, воинская часть, основанная на 203-м, на бумаге теперь называлась «203-й временный составной батальон Имперской армии».

Их позывной был «Фея». Пикси, феи — невелика разница. В сущности, это лишь формальность. Со временем личный состав на бумаге переведут в 203-й воздушный магический батальон и приставка «временный» исчезнет.

Размышляя вдоль строк, Гранц мог просчитать последствия для себя от этой временной реорганизации. Настоящую реорганизацию верхи проведут после предстоящей операции.

Он мирно попивал кофе, обдумывая всё это. Стояла невероятно спокойная ночь, как для поля боя. Из траншеи просматривалось то же самое небо, на которое он смотрел каждую ночь, но по неведомой причине в эти тихие моменты на нём виднелось необычайно много звёзд.

Для привыкшего к полю боя явное отсутствие пулемётов и ночных обстрелов в действительности представлялось настолько неуместным, что было не по себе.

— Расслабься, лейтенант. Ты ведёшь себя странно.

Но раз он слишком заработался, остальные должны были заметить. Эх, я просто раздумывал, как наконец-то смогу поспать даже не Рейнском фронте с его бурями из стали. Мне ещё учиться и учиться. Выгляжу ли я для всех остальных лишь цыплёнком со скорлупкой на голове?

— Прошу прощения, лейтенант Вайс.

Это был старший лейтенант Вайс, подбитый и раненый в Арине. Весь батальон обрадовался, услышав новости, что его лечение проходит гладко, и на днях поздравил его с окончательным выздоровлением. Лейтенант Вайс был парнем, который так или иначе приглядывал за всей воинской частью — все чувствовали поддержку, когда он находился поблизости.

И пусть даже Гранц был единственным офицером, которому действительно требовалось нести караул, Вайс помогал ему, пытаясь вернуть свои боевые инстинкты после некоторого времени не у дел. Это помогало снять значительную часть напряжения.

Основные враги часового — скука и нервы. Гранц никогда не был более признателен, что старший офицер держал их в узде.

— Ну, не то чтобы я не понимал твои чувства. Я тоже не могу успокоиться.

Старший лейтенант пожал плечами. По непринуждённому жесту Гранц сделал вывод, что рана его уже не беспокоит.

На днях, чтобы отпраздновать свою выписку из госпиталя и отточить заржавевшие навыки, лейтенант Вайс провёл тренировочный бой с командиром. Даже если это всё, на что он сейчас способен… Я рад, что он оправился.

Затем Гранца внезапно осенила одна вещь, сказанная Вайсом. Он тоже не может расслабиться?

— …Так ты тоже чувствуешь, что что-то не так?

— Разумеется. Этот батальон находился на передовой с тех самых пор, как мы собрались, — горько улыбнулся Вайс и выпил свой кофе.

Он прошёл через тяжёлые сражения, однако улыбка на его лице была от веселья.

— Почему же?

Такой вопрос пришёл ему в голову впервые за долгое время. В сравнении со всеми остальными, Гранц находился на поле боя так недолго, но уже казалось, будто он прожил подобным образом половину своей жизни. Честно говоря, если задуматься об этом, он крутился как белка в колесе.

— А, так ты не знаешь, да?

Увидев озадаченный взгляд Гранца, Вайс, казалось, внезапно вспомнил. Он полагал, что юноше известно, о чём идёт речь, но тут его осенило — тот и остальные новобранцы совсем недавно заступили на службу. Гранц не был одним из старослужащих с ранних дней батальона.

Новоприбывшие узнавали историю воинской части от старослужащих. Тех парней включили в такой спешке, что никто не смог выделить время на эти азы. После крещения в бою и выживания под катастрофическим артиллерийским огнём у личного состава батальона, наконец, появилось время поговорить между собой.

— Вообще-то это более-менее то, что нам говорили в процессе набора, — осознал Вайс, ненароком выдавив улыбку.

— Это хорошая возможность. Давай поговорим о былом.

— У нас есть время. Для каждого из нас это идеальный шанс узнать, что думает другой.

Вайс сказал дневальному принести им ещё кофе и сел на стол, закатив глава, словно предаваясь воспоминаниям. — Не думал, что старший лейтенант может делать подобные выражения лица, — внезапно подумал Гранц, глядя на старшего со стороны.

— …Известный мне Вайс всегда притворяется старшим лейтенантом.

Его вновь поразило то, что хоть он и привык к жизни в батальоне, его времяпребывание здесь отнюдь не было особо долгим.

— Ты знал, что изначально я служил в Восточной группе армий?

— Нет, никогда раньше об этом не слышал.

Гранц и другие новобранцы пришли прямо с программы ускоренной подготовки. Фактически, их выпустили досрочно и тотчас же забросили на передовую. Он снова вспомнил, как мало прошло времени.

При обычных обстоятельствах в рамках ознакомления с воинской частью он бы уже наслушался историй о том, как служили старшие, однако это был первый раз. До сего момента они так крепко держались за оружие, что ни Гранц, ни кто-либо из старослужащих не обратил внимание.

— О, точно, — кивнул Вайс и, улыбаясь, начал зачитывать по памяти, — Мы всегда наставим, никого не бросим, идём непроторённой стезёй, никогда не сдаёмся, вечно на поле боя. Всё, что мы делаем — ради победы. Нам требуются маги для худших полей боя, мизерного жалования, тёмных от леса штыков и града пуль дней и постоянной опасности без гарантий выживания. Вернувшимся — почёт и уважение.

— Звучит знакомо? — взглядом спросил Вайс. Но и без ответа он мог сказать, что Гранц не понял.

— Не нужно было и спрашивать, — подумал Вайс, продолжая рассказ, — вот что нам сказали когда мы вызвались добровольцами в 203-й. «Не рассчитывайте вернуться живыми!»

Его натянутая улыбка содержала множество эмоций. Сожаление, немного самоиронии. Поток ностальгии. Эти чувства, вероятно, разделяли все старослужащие батальона.

— Я был молод. Переоценил свои способности и бестолково полагал, что могу стать героем. Маги всегда себя переоценивают.

— Нет, лейтенант. Не думаю, что вы…

— Не, всё в порядке. Я просто говорю правду. Вот тогда-то майор и спустила меня с небес на землю. Наша подготовка и впрямь была словно второе рождение.

Выброшенные на заснеженной горе, где жалобы были тщетны, под прицелом артиллерии, и, словно в качестве последнего гвоздя в крышку их гроба, вынужденные лететь так высоко, что едва могли дышать.

— Поверить не могу, что выдержал это, — пробормотал он, содрогнувшись от ужасов своего прошлого.

Если командир называла «тренировкой» то, от чего у него едва не случилось два сердечных приступа, тогда оно и было тренировкой. Если она называла натаскивание с артиллерией, включающее боевые снаряды, «упражнением», то им оставалось лишь смириться с правдой. Их обучение было настолько суровым, что с большой долей вероятности могло оказаться страшнее реального боя.

На своей должности заместителя командира Вайс знал лучше, чем хотел бы, что такая подготовка стоит денег. Их батальон уже промотал годовой учебный бюджет чуть ли не целого полка. Сумма, щедро потраченная на упражнения — редкое исключение под командованием майора фон Дегуршафф, учитывая её нетерпимость к расточительству — была внушительной.

Он ни разу не задавался вопросом, каких же сражений она ожидала. Тем не менее, после своей ошибки в Дакии и искупления её в Нордене — всевозможного полученного им боевого опыта — он наконец-то кое-что понял. Принцип, выученный майором фон Дегуршафф, был прост.

Основательно подготавливая их и впоследствии ещё добавляя напутствий в виде боевого опыта, майор фон Дегуршафф шаг за шагом закаляла свой батальон до состояния боеспособной воинской части, пытаясь обучить их в ходе проведения миссий и набивания достижений.

В определённом смысле можно было сказать, что она пыталась натаскать свой наспех собранный батальон до состояния элиты.

Вот почему он слышал (и удивился тогда, не ослышался ли), как она возмущалась против идеи снизить стандарты дисциплины из-за добавления новобранцев.

Фактически, ему, вероятно, следовало удивляться тому, что она вообще приняла задание воспитывать Гранца и других новичков.

В результате, однако, можно было смело сказать, что существовала причина, по которой командир сменила философию с подбора лучших на насаждение развития.

Либо можно было сказать, что у неё имелась собственная форма доверия своему чутью вышестоящего офицера. Что-то вызвало перемены.

Какая-то причина, по которой ей требовались маги «пусть даже лишь для численности».

Вот почему Вайс присматривался к группе новоприбывших. К своему приятному удивлению, у него сложилось впечатление, что из лейтенанта Гранца выйдет хороший офицер.

Потому-то, даже если бы майор фон Дегуршафф и не ворчала, он хотел рассказать новобранцам, как всё происходило на самом деле. Это был его способ проявить доброту.

21 МАЯ, 1925 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ, ЗДАНИЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА ИМПЕРСКОЙ АРМИИ, СТОЛОВАЯ 1 (АРМЕЙСКАЯ)

Генерал-майор фон Рудерсдорф слышал, что питание в здании Генерального Штаба готовилось, исходя из того же бюджета и ингредиентов, что и на фронте, по крайне убедительной причине — чтобы солдаты, вернувшиеся с поля боя, не завидовали еде в тылу.

Он-то это слышал, но запивая кусок ссохшегося K-brot водой, задавался вопросом, не лучше ли, случаем, еда на фронте, нежели то, что ему подали. — Сомневаюсь, что в придумавшем это продовольственном комитете вообще пробовали эту хрень, — таково было его спокойное впечатление, сочащееся особым цинизмом человека с уймой боевого опыта.

— Зная их, они подошли к этому исключительно с точки зрения пищевой ценности, долго дискутировали, учли все нюансы массового производства и ингредиентов. Уверен, в течение всего того времени ни один человек не обратил никакого внимания на решающий элемент — вкус. Так, наверное, и было, — озвучил он свои возражения вздохом, ещё одним глотком прочищая горло от застрявших крошек и ужасного послевкусия. Кому пришло в голову пустить эту хрень в массовое производство?

Тем не менее, сидящий рядом Зеттюр заставил себя принять хлеб и проглотил его с невозмутимым видом. — Наверное, смирение — лучшая приправа для этого, — подумал Рудерсдорф, решив отставить в сторону свои несметные жалобы на хлеб.

Их план протекал практически в соответствии с расписанием. Они были идеально готовы к своему бегству вперёд.

Операция «Schrecken und Ehrfurcht» («Шок и трепет») начнётся через считанные секунды.

Только вперёд. У нас нет иного выбора, кроме как идти вперёд.

— Будем есть в тишине? Должно быть, я нервничаю сильнее, чем думал.

— Хм, ага. Не могу поверить, что ты это сказал. Нервничаешь? Я всегда думал, что уж кому-кому, а тебе-то нервы неведомы, Зеттюр.

— Могу сказать то же самое. Удивлён, что ты нервничаешь.

Двое поддразнивали друг друга, как делали со времён в академии.

Но…Рудерсдорф не прочь был признать, что тревожился.

От этой операции зависела судьба их отечества. Если вращающаяся дверь не сработает по плану, если им не удастся отсечь врагу голову…они будут вынуждены вернуться к исходной точке.

— И всё же, — думал он.

Единственный способ для Империи выбраться из этого — продолжать двигаться вперёд.

Мы должны идти вперёд.

Единственное, что они могли — убегать вперёд.

Вперёд. Только вперёд.

Мы проложим дорогу для отечества. Мы сокрушим всё, что встанет у него на пути. О, мы клянёмся ковать будущее родины.

— Товарищи, приведём же Империю к победе!

ТОТ ЖЕ ДЕНЬ, РЕЙНСКИЙ ФРОНТ

— Майор фон Дегуршафф обращается ко всем. Уже 17:00.

В назначенный запечатанными приказами момент, синхронизировав часы с адъютантом, Таня торжественно оглашает время.

— Я, старший лейтенант Вайс, согласен, — подтверждает заместитель Тани.

Удостоверившись, что все присутствующие офицеры готовы задокументировать содержимое во избежание недопонимания, Таня кивает и вытягивает набедренный нож.

— Хорошо. Давайте вскроем.

Она обыденно разрезает защитную обёртку ножом и вытягивает пачку документов. Судя по текстуре, это, вероятно, особо горючая промасленная бумага с водяным знаком Генерального Штаба. По расплыванию букв могу сказать, что они были достаточно внимательны, чтобы использовать чернила на водной основе. Весьма впечатляет.

Пролистав документы намётанным глазом, я ухватила суть.

…В конечном счёте, единственное, что нам осталось — прорваться прямо через фронт. В данной ситуации, если мы не сможем проложить путь на свободу, единственная альтернатива — собрать ещё сил и найти-таки способ пробиться.

Должно быть, поэтому отдел вспомогательных служб и оперативный отдел Генерального Штаба пришли к такому весьма необычному решению.

Даже я думаю, что убегать вперёд — единственный наш вариант выбраться из всего этого.

Посему…

Если остаётся лишь идти вперёд, мы обязаны наступать с пеной во рту, даже не думая останавливаться.

— Лейтенант Серебрякова, собери солдат. Лейтенант Вайс, взгляни-ка на это.

Рутинный обмен репликами. Таня отправляет адъютанта собрать батальон, вводит заместителя в курс дела и готовится к атаке.

После этого у неё для офицеров имеется краткое пояснение, такое же, как обычно.

— Внимание, офицеры. Непоколебимо идти вперёд. Наступать, затем дожимать.

Нет, остановка недопустима.

— Это будет неуклонное наступление. Любого, кто дрогнет, прибью на месте.

Это наш первый и последний шанс. Вот почему мы должны прорваться.

Вперёд.

Только вперёд.

(Сага о Злой Тане, том 2: Plus Ultra, конец)

Перевод посвящается всем безымянным солдатам, вынужденным героически сражаться за свободу моей страны.

1. «Schrecken und Ehrfurcht» — «шок и трепет» (нем.)

↑ Коносуке Мацушита — японский бизнесмен, основатель Matsushita Electric, известной своей бытовой электроникой под брендами Panasonic, Technics, National.

↑ Гидразин H2N-NH2 — крайне токсичная жидкость, используемая в качестве компонента ракетного топлива.

↑ Пентаборан B5H9 — химическое соединение, которое рассматривалось военными 1950-х годов в США и СССР в качестве перспективного ракетного/самолётного топлива. Самовозгорается, крайне пожароопасен. По токсичности сопоставим с боевыми отравляющими веществами.

↑ Цианиды — синильная кислота и её соли, сильный яд.