Глава 536. Небесная кара
— Бей в барабан, тихо в гонг, гонг затих, барабан молчит, слушай мою песнь, слушай, как я пою "Восемнадцать прикосновений", — протяжный, дребезжащий голос донесся из переулка слева. Ли Хован нахмурился, заметив, что Ли Суй повернула голову на звук, и хлестнул лошадь, чтобы поскорее уехать и уберечь дочь от непристойных куплетов.
— Дотронься до пряди у лица моей сестры, словно черная туча летит по небу, дотронься до лба моей сестры, гладкий и манящий.
Лю Цзюйжэнь, с белым гримом на лице, стоял на помосте и пел во все горло, жестикулируя в такт песне.
Зрители внизу, затаив дыхание, слушали, перемигивались и перешептывались.
Когда "Восемнадцать прикосновений" закончились, раздались аплодисменты. Жители Шанцзина никогда не слышали подобных вульгарных пьес, не характерных для Великой Лян, и монеты посыпались на сцену.
— Еще раз! Еще раз!
— У вас в труппе есть женщины? Пусть женщина споет нам что-нибудь фривольное!
— Точно! Если споет женщина, я заплачу больше!
Лю Чжуанюань кланялся и собирал монеты в медный гонг, когда из толпы раздался окрик: — Что здесь происходит?!
Увидев констебля в синем, толпа бросилась врассыпную. Лю Чжуанюань заметно занервничал.
— Кто разрешил вам здесь петь? Да еще и такие непристойности! Развратники! Ослепли, что ли? Объявление у городских ворот не видели?
Лю Чжуанюань подобострастно обратился к констеблю: — Ваша милость, мы… мы неграмотные, просим вас простить нас.
— Мне все равно, грамотные вы или нет! Поднимите все монеты с земли! Конфискую!
Лю Чжуанюаню было жаль расставаться с таким количеством денег, но спорить с властью было бесполезно, и он подчинился.
Когда довольный констебль ушел с монетами, актеры, понурив головы, начали разбирать сцену.
В разгар работы вернулись Лю Сюцай и Пёс, осыпая друг друга ругательствами.
— Чушь собачья! Ты сам Пёс, и совет твой — собачий! Эти нищие обыскали весь город, но даже тени учителя не нашли!
— Ты следи за языком! Кого собакой назвал? Я хотя бы что-то делаю, а ты только языком чешешь! Все еще возомнил себя ученым?
Добравшись до сцены и увидев, что ее разбирают, они притихли.
— Глава Лю, что случилось? Мы с таким трудом нашли место для выступления, почему вы все разбираете? — спросил Пёс, почесывая раскрашенное лицо.
Узнав, что произошло, Лю Сюцай запрыгал от ярости, размахивая мечом из монет: — Эти шанцзинцы опять издеваются! Куда эти мерзавцы пошли? Я их изрублю!
Лю Чжуанюань вздохнул и похлопал себя по ноющей спине: — Успокойся. У нас и так проблем хватает, не нужно наживать новые. Не заработали сегодня, так не заработали, переживем.
— Отец, так нельзя говорить! Каждый день нужно кормить столько ртов, это все расходы! К тому же, деньги в Шанцзине ничего не стоят, одна лепешка — пять монет, — недовольно проговорила Ло Цзюанхуа, держа в руках зеркальце.
— Тебе какое дело? Я сам распоряжаюсь деньгами, мне виднее! — отчитав невестку, он повернулся к Псу с улыбкой, — Цао, нашли молодого даоса?
Поскольку с выступлением не вышло, и денег не заработали, Лю Чжуанюань хотел уезжать, но у него была еще одна цель в Шанцзине, и он боялся, что не сможет вернуться в деревню Бычье Сердце, если просто уйдет.
Пёс, чувствуя напряжение, только и мог, что повторять: "Скоро, скоро".
Но Шанцзин был огромным городом, и найти Ли Хована было все равно что искать иголку в стоге сена.
— Ладно, отправлю Сяомань письмо с голубиной почтой. Я расспросил нищих, и если не найду старшего брата Ли, меня не в чем винить.
Пёс направился к храму Чэнхуана, чтобы найти какого-нибудь бедного грамотея, который мог бы написать письмо.
А Ли Хован, которого он искал, только что выехал из города. Проехав еще несколько километров, он нашел укромное место, остановил повозку, напоил и накормил лошадь и стал готовиться к переходу в Великую Ци.
Почувствовав, как щупальца Ли Суй прорастают сквозь его кожу, Ли Хован глубоко вздохнул. Две щупальца подхватили Костяной Меч и вложили его в руку.
— Пошли! — Ли Хован взмахнул мечом, оттолкнулся от земли ногами и шестью щупальцами и бросился в расщелину.
Имея уже один опыт, он действовал гораздо увереннее, и на этот раз, оказавшись в Великой Ци, даже не порвал свой даосский халат.
Однако радоваться было нечему. Ли Хован замер, пораженный увиденным. Вдали, словно надвигающаяся гора, к нему неслась огромная черная туча.
— Что это? — Ли Хован прищурился, пытаясь разглядеть, что это такое, — это саранча!
В следующее мгновение туча саранчи, затмевая солнце, обрушилась на него, словно черный океан.
Не раздумывая, Ли Хован убрал Костяной Меч и выхватил Меч с Пурпурной Кистью. Его окутала свирепая энергия, распугивая саранчу, которая уже начала грызть его халат и волосы.
Шум крыльев не стихал около получаса. Когда солнце снова выглянуло из-за туч, вокруг Ли Хована остались только голые ветки деревьев и кустов.
— Брат Ли, это небесная кара, — с тревогой сказал Чжугэ Юань.
— Небесная кара? Чжугэ Юань, это всего лишь саранча.
— Для простых людей главное — это еда. Им все равно, какой Небесный Закон нарушен, ведь без Закона можно жить, а без еды — нет. Для них нашествие саранчи страшнее любой другой кары небесной.
— Хуже всего то, что за нашествием саранчи может последовать засуха, война, мор… Великую Ци ждут тяжелые времена.
Глядя на тучу саранчи, улетающую в сторону столицы Великой Ци, Ли Хован снова почувствовал беспокойство: — Что же происходит в Великой Ци?
Заметив тревогу Чжугэ Юаня, Ли Хован спросил: — Чжугэ Юань, если тебе нужно что-то сделать в Великой Ци…
Чжугэ Юань покачал головой: — Брат Ли, ты не житель Великой Ци, это не твоя карма, тебе не нужно вмешиваться. К тому же, у тебя сейчас своих проблем хватает. Как бы я ни сочувствовал людям, я не могу просить тебя жертвовать собой.
///
Больше информации, акции и подарки в телеграм канале @RaTheFon