Глава 66. Ласка. Часть четвертая
Срезав путь с горы по скрытой тропинке, путники удалялись все дальше и дальше от Облачных Глубин и, наконец, оказались в местах, куда адепты Ордена Гу Су Лань выбираются редко. Тогда Вэй У Сянь вдруг застонал: «Ай, как болит живот».
Лань Ван Цзи немедленно остановился. «Привал. Нужно сменить повязку».
Вэй У Сянь отказался: «Нет. Я просто поеду верхом, и все пройдет».
Лань Ван Цзи ответил: «Так садись».
Вэй У Сянь, состроив страдальческую гримасу, пожаловался: «Я боюсь потревожить рану, когда буду взбираться на спину Яблочка».
Рана затянулась уже давно, и очевидно, что сейчас он просто капризничал. Лань Ван Цзи остановил ослика, повернулся, посмотрел на Вэй У Сяня, затем вдруг протянул руки, и, стараясь не прикасаться к месту ранения, аккуратно поднял того за талию и усадил на спину Яблочка.
Так они и отправились дальше, один — верхом на ослике, другой — рядом, пешком. Вэй У Сянь, сидя на спине Яблочка, довольно заулыбался, даже уголки его глаз приподнялись. Лань Ван Цзи спросил его: «Что случилось?»
Вэй У Сянь ответил: «Ничего».
Кажется, он просто радовался каждый раз, когда удавалось совершить какую-то шалость.
Конечно, многое из своего детства он совершенно не помнил, но эта картина, хоть и смутно, но навсегда запечатлелась в его памяти.
Узкая тропинка, пятнистый ослик, трое путников. Мужчина в черных одеждах аккуратно приподнимает на руки женщину в белых одеждах и сажает на ослика, потом берет на руки маленького ребенка, поднимает повыше и усаживает себе на плечи.
Вэй У Сянь и был тем малышом, ростом едва ли до колена взрослым. Оказавшись на плечах мужчины в черном, он в один присест сделался таким высоким, что ощутил себя внушительным и грозным, и от радости то хватал мужчину за волосы, то трогал его лицо, то неустанно дрыгал маленькими ножками и что-то щебетал сам себе под нос. Женщина в белом, сидя на спине ослика, покачивалась в такт его шагов и смотрела на них и, кажется, улыбалась. Мужчина же все время молчал, он вообще не любил лишние разговоры, только изредка поправлял малыша, чтобы тот сидел повыше и держался покрепче, а в другой руке держал веревку ослика. Так они и шли по узенькой тропе, неспешно продвигаясь вперед.
Вот и все его немногочисленные воспоминания.
То были его отец и мать.
Вэй У Сянь проговорил: «Лань Чжань, возьмись за веревку».
Лань Ван Цзи спросил его: «Зачем?»
Яблочко, будучи довольно умным животным, мог сам идти за хозяином, но Вэй У Сянь настаивал: «Ну, сделай одолжение, возьмись же».
Так и не сумев разгадать, отчего улыбка Вэй У Сяня вдруг сделалась столь ослепительной, Лань Ван Цзи, как тот и попросил, взялся за веревку Яблочка и сжал ее в руке.
Вэй У Сянь пробормотал себе под нос: «Вот. Теперь не хватает только маленького».
Лань Ван Цзи переспросил: «Что?»
Вэй У Сянь, украдкой посмеиваясь, ответил: «Ничего. Лань Чжань, ты и правда очень хороший человек».
В этот раз по пути в И Лин они совершенно не могли предугадать, что их ждет. Возможно, опасностей впереди все же больше, чем везения, однако Вэй У Сяня это совершенно не волновало. Сейчас он ехал верхом на ослике, Лань Ван Цзи вел Яблочко за веревку, и сердце Вэй У Сяня наполнилось окрыляющим восторгом. Он чувствовал себя вольготно и свободно, словно парил среди облаков в небесах. Ему даже показалось, что если прямо сейчас с двух сторон тропы на них выскочит огромная толпа заклинателей с криками «Убить!», кроме попорченного настроения и потерянного прекрасного момента, с ними не случится больше ничего ужасного. Он даже стал наслаждаться видами бескрайних полей в сиянии луны и снял с пояса бамбуковую флейту. Ему в голову сама собой пришла короткая мелодия, которую он и сыграл.
В этих чистых звуках мелодии шаг Лань Ван Цзи на миг замедлился, а Вэй У Сянь ощутил, как просветлело его сердце.
Он воскликнул: «Лань Чжань! Ответь мне, как же все-таки называется та мелодия, которую ты пел для меня в пещере Черепахи-губительницы на горе Му Си?
Лань Ван Цзи посмотрел на него и спросил: «Почему ты вдруг вспомнил об этом?»
Вэй У Сянь ответил: «Просто скажи, и все. Как она называется? Я, кажется, догадываюсь, как ты узнал меня».
Мелодия, по какой-то неизвестной причине пришедшая ему в голову в ту ночь на горе Дафань, оказалась именно той, что Лань Ван Цзи когда-то тихо напел ему в пещере на горе Му Си, когда Вэй У Сянь в полузабытьи мучился жаром.
Лань Ван Цзи молчал, тогда Вэй У Сянь поторопил его: «Ну же, говори, что это за мелодия? Кто ее придумал?»
Лань Ван Цзи ответил: «Я».
Вэй У Сянь удивленно воскликнул: «Ты сам?!»
Лань Ван Цзи: «Мгм».
Честно говоря, изначально Вэй У Сянь считал, что та мелодия принадлежала к тайным знаниям Ордена Гу Су Лань, которые запрещено было распространять вовне, поэтому, услышав такой ответ, крайне удивился и обрадовался. Чему удивился, понятно и без объяснений, а чему обрадовался, и сам себе объяснить не мог. Он испытующе спросил: «Но если ты действительно именно так меня и узнал, выходит… эту мелодию больше никто никогда не слышал?»
Лань Ван Цзи ответил: «Никто».
Вэй У Сянь от радости слишком сильно ударил ногой Яблочко. Ослик гневно завопил, явно собираясь взбрыкнуть и сбросить наездника, но Лань Ван Цзи успел ловко дернуть за веревку, не допустив этого. Вэй У Сянь, наклоняясь к голове Яблочка, проговорил: «Все хорошо, все хорошо. Просто у него такой характер, пару раз подпрыгнет, и все. Давай продолжим разговор. Так как все-таки называется мелодия?»
Лань Ван Цзи вместо ответа спросил: «А как ты считаешь?»
Вэй У Сянь не понял его вопроса: «Что значит — как я считаю? Так у нее есть название или нет?» Его стали мучить сомнения, неужели Лань Чжань придумывает имена в том же стиле, что и Цзян Чэн? Да быть того не может! А вслух сказал: «Так ты хочешь услышать мои предложения? Я думаю, лучше всего подойдет…»
Но когда более восьмидесяти тщательно отобранных им вариантов оказались отвергнуты Лань Ван Цзи, энтузиазм Вэй У Сяня, наконец, начал постепенно угасать.
Дабы избежать столкновения с заклинателями, которые всюду их разыскивали, вместо главной дороги путники избрали узкую тропинку в глухой местности. Спустя целый день пути, Вэй У Сянь ощутил легкую усталость и жажду. К счастью, впереди как раз показался крестьянский домик, и Лань Ван Цзи привязал Яблочко поблизости.
На стук никто не ответил, а толкнув ворота, путники обнаружили, что замок не заперт. Посреди двора стоял деревянный стол плотницкой работы, а на столе оказался целый таз еще нечищеных бобов. У глинобитной стены высилась копна рисовой соломы, из которой торчали грабли, а по двору тут и там бегали цыплята, клюющие рис.
Вэй У Сянь, увидев в другом углу двора несколько тыкв, поднял одну из них и с серьезным видом заявил: «Хозяина нет дома, Хань Гуан Цзюнь, мы можем делать все, что хотим».
Лань Ван Цзи как раз собирался вынуть деньги и оставить их на столе, как за стеной послышались шаги. Два человека шли друг за другом, наверняка это вернулись хозяева. Вэй У Сянь, сам не понимая, почему, едва заслышав шаги, повалил Лань Ван Цзи прямо за стог соломы.
К счастью, Лань Ван Цзи по привычке сохранил полнейшую невозмутимость, и поэтому не издал ни звука, когда Вэй У Сянь так внезапно набросился на него. Вот только он, очевидно, не понимал, почему они должны прятаться. Да и Вэй У Сянь подумал: «А ведь и правда, почему мы должны прятаться? Жители этой деревни не смогут узнать нас в лицо, можно ведь просто сказать, что мы пришли купить у них съестного, вот и все. Скорее всего, я просто слишком много проказничал в жизни. Привык».
Вот только, когда поваленный им Лань Ван Цзи оказался прижат к мягкой копне соломы, Вэй У Сянь, естественно, ощутил необыкновенное возбуждение от того, что поставил Лань Ван Цзи в такое наполовину вынужденное положение. Начисто отказавшись подниматься, он надел маску серьезности, поднес к губам указательный палец, делая знак молчать, затем, притворившись, что другого выхода нет, со спокойной душой прижался к Лань Ван Цзи, и сердце его вновь наполнилось невыразимым ликованием.
Во дворе послышался звук передвигаемой деревянной лавки, кажется, двое хозяев этого дома уселись за деревянный стол. Женский голос произнес: «Гэгэ, дай я возьму».
Услышав обращение «гэгэ», Лань Ван Цзи застыл на мгновение.
В ответ послышался голос мужчины: «Лучше займись лущением бобов». Затем раздалось тихое бормотание крепко спящего ребенка.
Видимо, это были молодые супруги. Жена готовила ужин, а муж держал на руках маленького.
Вэй У Сянь, улыбаясь, подмигнул Лань Ван Цзи и прошептал: «Вот так удача, оказывается, хозяин этого дома — еще один “гэгэ”».
На последнем слове он умышленно сделал голос тоньше, совершенно не скрывая шутливых намерений. Лань Ван Цзи окинул его серьезным взглядом и отвернулся. Сердце Вэй У Сяня мягко затрепетало, он прижался ближе, к самому уху Лань Ван Цзи, и тихонько позвал: «Лань-гэгэ».
Кажется, дыхание Лань Ван Цзи при этом замерло на мгновение, а в ответном взгляде отразилось предостережение.
Тем временем во дворе рассмеялась жена: «Да ведь ты неправильно его держишь, так и разбудишь сына, а укачивать все равно придется мне».
Муж ответил: «Он сегодня наигрался досыта, устал так, что спит без задних ног».
Жена, перебирая в руках бобы, продолжила: «Гэгэ, ты должен как следует воспитать А-Бао. Если он в четыре года так себя ведет, то что же будет, когда он станет старше? Уже несколько раз довел до слез соседских детей, они даже говорят, что больше не будут с ним играть».
Муж отвечал: «Но ведь все-таки играют, каждый раз говорят, что больше не будут, и все равно приходят поиграть».
Вэй У Сянь тихонько прыснул со смеху. «Лань-гэгэ, а что бы ты на это сказал? Ты согласен?»
Лань Ван Цзи ответил лишь: «Прекрати разговаривать».
Однако они говорили достаточно тихо, чтобы простые люди не могли их услышать. Муж и жена обсуждали житейские дела, а Вэй У Сянь тем временем совершенно приклеился к уху Лань Ван Цзи, назойливо, но мягко и нежно повторяя «Лань-гэгэ». Кажется, Лань Ван Цзи, в конце концов, не выдержал и резко развернулся.
Движение получилось быстрым и аккуратным, так что соломенный стог даже не шевельнулся, но при этом Лань Ван Цзи придавил Вэй У Сяня собой.
Раздался тихий голос: «Еще раз — и я применю “молчание”»
Вэй У Сянь протянул руку к его лицу, но Лань Ван Цзи сразу поймал его запястье. Тот совершенно серьезно заявил: «Хань Гуан Цзюнь, к твоей лобной ленте прицепилась соломинка».
Лишь услышав это, Лань Ван Цзи отпустил его руку. Вэй У Сянь помог ему убрать со лба тонкую соломинку и, повертев перед его глазами, похвастался: «Видишь, я не обманул тебя».
Однако все его самодовольство испарилось, когда вновь раздался голос женщины: «Даже если и так, все равно нельзя разрешать А-Бао обижать других ребят».
Ее муж спокойно ответил: «Пусть делает, что хочет, он ведь мальчик, а мальчики всегда обижают тех, кто им нравится, он просто хочет привлечь к себе внимание».
Улыбка Вэй У Сяня после этих слов на миг застыла.
Как вдруг ребенок, кажется, проснулся и начал что-то лепетать, супруги же стали вновь его укачивать. Спустя некоторое время им вновь удалось усыпить сынишку, и молодая жена произнесла: «Гэгэ, я попросила тебя воспитать А-Бао не только из-за других ребят. А еще и потому, что он в последнее время слишком непослушный, не позволяй ему играть где вздумается до самого вечера, домой нужно возвращаться пораньше».
На этот раз мужчина ответил: «Я понимаю. Все из-за этих недавно разрытых могил на старом погосте?»
Жена отвечала: «Я слышала, что не только возле нашей деревни, но даже на городских фамильных кладбищах произошло подобное. Что-то странное творится вокруг, лучше А-Бао почаще оставаться дома и не выбегать за ворота».
Муж согласился: «Да. Если он повстречает Старейшину И Лин, беды не миновать».
Вэй У Сянь: «…»
Жена понизила голос: «Я еще в детстве слушала сказки о Старейшине И Лин, и всю жизнь считала, что родители придумали присказку “если не будешь слушаться, я позову Старейшину И Лин, чтобы он забрал тебя и скормил демонам” лишь для того, чтобы в шутку успокаивать детей, но кто же мог подумать, что такой человек действительно существует, и что он на самом деле вернется с того света».
Муж подхватил: «Да уж. Я как услышал о разрытых могилах, так сразу о нем и подумал. Оказалось, что все так и есть, в городе все слухи только об этом».
Вэй У Сяню не оставалось ничего другого, как смириться с тем, что имя его навсегда оказалось связано с «разрытыми могилами». По правде говоря, раньше он, в самом деле, творил немало подобных вещей. Самое известное из таких событий случилось во время Аннигиляции солнца, когда он вверх дном перевернул могилы предыдущих поколений Ордена Ци Шань Вэнь, превратив все мертвые тела предков в своих марионеток. И каждый убитый им адепт клана Вэнь также присоединялся к армии трупов, получая приказ жестоко убить своих прежних друзей и соратников. Во время Аннигиляции солнца подобное воспринималось величайшим подвигом, достойным всяческих похвал. Вот только спустя долгое время после тех событий люди вспоминали об этом с презрением и ужасом.
Да и не только другие люди, теперь даже он сам, вспоминая об этом, считал, что зашел тогда слишком далеко в своей ярости. К тому же, несколько дней тому назад его личность оказалась раскрыта, поэтому теперь не было ничего удивительного в том, что люди, услышав о массовом разорении могил, первым делом считали виновником произошедшего Старейшину И Лин.
Примечания:
Яши — дословно «изящная комната».