Том 2. Глава 9. Прощайте, далёкие дни

I

9-е сентября. Крепость Гайесбург.

У входа в зал, где проводилась церемония празднования победы, охранники предупредили Зигфрида Кирхайса о запрете на вход с оружием. Рыжий юноша послушно снял с пояса бластер, но потом всё же решил спросить:

– Я адмирал флота Кирхайс. Даже мне не разрешено войти с оружием?

– Даже для адмирала Кирхайса нет исключений. Таков приказ, приносим вам извинения.

– Понятно. Что ж, неважно. Всё в порядке.

Кирхайс передал бластер охраннику. До сих пор Райнхард всегда позволял ему держать при себе оружие, даже когда остальные адмиралы должны были входить безоружными. Это наглядно демонстрировало всем, что Кирхайс является «номером два». Однако теперь обычный порядок, похоже, изменился.

Кирхайс вошёл и встал в ряд с другими адмиралами, пришедшими раньше него. Они вежливо кивнули, когда он появился, и он ответил им тем же. При этом в глазах Ройенталя и Миттермайера что-то мелькнуло. Без сомнения, они понимали, что между Райнхардом и Кирхайсом что-то произошло.

«Нельзя позволять себе думать, что я занимаю привилегированную позицию», – одёрнул себя Кирхайс. Тем не менее, он ничего не мог поделать с предчувствием одиночества, продолжавшим колоть его в сердце.

Теперь они с Райнхардом не более чем господин и слуга?

«Хотя никем другим мы никогда и не могли быть, – подумал Кирхайс, пытаясь избавиться от терзающей его печали. – В конце концов, те, кто находятся ниже, не должны искать равных отношений с теми, кто выше них. Придётся с этим смириться. Быть может, господин Райнхард сбился с пути и стал допускать ошибки, но я уверен, что в конце концов он всё поймёт. Разве не так было до сих пор, все эти одиннадцать лет?»

До сих пор? У Кирхайса было неспокойно на сердце. До сих пор всё всегда оборачивалось именно так, и он верил, что так будет и дальше. Хотя, возможно, он просто хотел в это верить…

Распорядитель церемоний, будто стремясь похвастаться силой своих лёгких, громко провозгласил:

– Главнокомандующий вооружёнными силами Галактической Империи, маркиз Райнхард фон Лоэнграмм!

Когда Райнхард вошёл в зал и зашагал по красной ковровой дорожке, выстроившиеся по обеим её сторонам офицеры разом отсалютовали ему.

Пройдёт ещё немного времени, и этот салют сменится почтительным поклоном, которого удостаивается лишь один человек во Вселенной, носящий императорскую корону. Ещё два или три года, и этот златовласый юноша, рождённый в обедневшей семье, принадлежащей к дворянам лишь по имени, добьётся исполнения всех своих амбиций.

Когда его взгляд уже почти встретился со взглядом Кирхайса, Райнхард бессознательно отвернулся. Он принял во внимание совет Оберштайна насчёт того, чтобы не позволять Кирхайсу носить оружие там, где это запрещено всем остальным. Он властелин и хозяин, а Кирхайс – лишь один из его подчинённых. Райнхард не должен давать ему каких-либо особых прав и привилегий. До сих пор он делал слишком мало различий между своим частным и публичным «я». С этого дня Кирхайс, как и все прочие адмиралы, должен перестать называть его «Райнхард», а обращаться к нему «маркиз Лоэнграмм» или «ваше превосходительство». Сила и власть принадлежат лишь господину и хозяину.

Райнхард начал церемонию празднования победы, дав аудиенцию взятым в плен высокопоставленным офицерам. Среди них оказался и старый знакомый Райнхарда, адмирал Адальберт фон Фаренхайт.

– Фаренхайт… Много времени прошло, не правда ли? Кажется, в последний раз мы виделись при Астарте.

– Так точно…

В глазах цвета морской волны не было ни капли подобострастия. Но и Райнхард не смотрел сверху вниз на этого побеждённого адмирала – ведь он сражался столь доблестно.

– Присоединиться к герцогу Брауншвейгу было ошибкой, не достойной вас. Почему бы вам вместо этого не последовать за мной и не воплотить в жизнь ваши чаяния компетентного военачальника?

– Я солдат Империи. Когда ваше превосходительство возьмёт в свои руки бразды правления армией, я смиренно последую за вами. Возможно, я пришёл сюда кружным путём, но хочу наверстать упущенное.

Райнхард кивнул. С Фаренхайта сняли наручники и он занял место в ряду офицеров. Таким образом, таланты продолжали прибывать в лагерь Райнхарда. В конце концов, ведь ему не нужно было полагаться во всём на одного Кирхайса, не так ли? Хотя он и сожалел, что каким-то образом позволил ускользнуть Меркатцу…

В дальнем конце выстроившихся рядов раздались тихие возгласы. Тело герцога Брауншвейга, уложенное в капсулу из специального стекла, только что ввезли в комнату. Потрясённые люди смотрели на безжизненную фигуру величайшего из аристократов Империи, лежащую в капсуле в военной форме.

Гроб сопровождал коммодор Ансбах.

Человек, известный как правая рука покойного герцога, стоя у входа в зал, с каменным лицом поклонился молодому победителю и медленным шагом направился к нему.

Среди присутствующих послышались негромкие, но явственные смешки, откровенно выражавшие враждебность воинов по отношению к жалкому человечку, который пришёл просить о милости, принеся в подарок тело своего хозяина.

Словно невидимые хлысты, эти смешки жестоко били по каждому дюйму тела Ансбаха. То, что Райнхард даже не пытался остановить это, было связано с безжалостно требовательной стороной его юношеской натуры.

Подойдя к Райнхарду, Ансбах почтительно поклонился и нажал на кнопку. Крышка стеклянного гроба открылась.

Чтобы победитель мог посмотреть на труп его побеждённого хозяина?

Нет, всё было совсем не так.

В тот момент, когда всё произошло, свидетели не сразу смогли понять происходящее. Ансбах протянул руки к телу своего господина, рывком распахнул его форму и вынул изнутри странный предмет, выгядевший как комбинация цилиндра и куба. Ручная пушка – небольшое, но мощное оружие, созданное для сражений пехоты. Ансбах вытащил её из внутренностей трупа, где эта пушка была спрятана!

Отважные опытные воины застыли на месте, ошеломлённо глядя на него. И не только они. Сам Райнхард, осознавая, что происходит, неспособен был пошевелить и пальцем.

Дуло оружия качнулось в сторону златовласого гросс-адмирала.

– Маркиз фон Лоэнграмм, я заберу вашу жизнь во имя моего господина и хозяина, герцога фон Брауншвейга! – разорвал тишину голос Ансбаха, а его оружие взревело и выплюнуло язык пламени.

Ручная пушка обладала достаточной мощью, чтобы одним выстрелом уничтожить броневик или одноместный космический корабль. Тело Райнхарда должно было разнести в мелкие клочья. Но выстрел прошёл мимо цели. Стена в двух метрах слева от Райнхарда разлетелась от взрыва, испустив облако белого дыма. Ударная волна с силой ударила Райнхарда по щеке.

Крик разочарования вырвался из горла Ансбаха. В тот бесконечно долгий миг, когда почти все застыли, как изваяния, не в силах шевельнуть даже пальцем, всё же нашёлся тот, кто сумел принять меры.

Человеком, который бросился на Ансбаха и отвёл выстрел в сторону, был Зигфрид Кирхайс.

Ручная пушка с грохотом упала на пол. Рыжий юноша, превосходящий своего противника в скорости и силе, схватил неудавшегося убийцу за запястье и вывернул, пытаясь свалить его. Однако на лице Ансбаха промелькнуло жестокое выражение, и резким, точным движением он прижал тыльную сторону ладони своей свободной руки к груди Кирхайса.

Серебристо-белый луч вырвался из спины Кирхайса. У Ансбаха был с собой ещё и лазер, замаскированный под кольцо.

Кирхайс, грудь которого пронзил этот смертельный луч, почувствовал, как боль разрывает его тело, но не выпустил руку убийцы. Тогда кольцо снова засияло зловещим светом, и на этот раз луч попал в сонную артерию.

Послышался странный звук, будто разом порвалось несколько струн арфы, а потом из задней части шеи Кирхайса вырвался фонтан тёмно-красной крови. Брызги щедро орошали мраморный пол.

Возможно, именно этот звук наконец разорвал оковы ошеломления, удерживающие на месте всех остальных последние десять секунд. С громким топотом адмиралы рванулись вперёд и повалили Ансбаха на пол. С сухим треском, его запястье сломалось. Потому что, несмотря на две тяжёлые раны и огромную потерю крови, Кирхайс по-прежнему сжимал запястье убийцы в своей руке.

Опустившись на колени, Миттермайер прижал носовой платок к шее Кирхайса. Белый шёлк мгновенно покраснел от крови.

– Врача! Зовите врача!

– Слишком… поздно…

Молодой человек, у которого теперь не только волосы, но и всё тело стало багряно-красным, задыхался. Адмиралы молчали. У них было достаточно опыта, чтобы понимать, что с такими ранами ничего нельзя поделать.

Ансбах лежал прямо в луже крови Кирхайса, удерживаемый Кемпфом, Биттенфельдом и прочими. Но адмиралов ждал ещё один сюрприз, когда Ансбах внезапно приподнялся и хрипло расхохотался.

– Ваша светлость, простите своего бесполезного слугу, который не смог сдержать клятвы! Похоже, белобрысый щенок ещё несколько лет не присоединится к вам в царстве Хель!

– Да как ты смеешь! Ублюдок!

Кемпф влепил ему оплеуху. Голова Ансбаха ударилась об пол, но он снова заговорил:

– Пусть я недостоин, но всё же теперь я последую за вами…

– Остановите его! – крикнул Ройенталь, поняв, что задумал Ансбах, и бросился к телу убийцы. Но прежде, чем он до него дотянулся, нижняя челюсть Ансбаха слегка двинулась, раскусывая капсулу с ядом, скрытую в одном из коренных зубов. Ройенталь схватил его за горло, пытаясь не позволить ему сглотнуть, но его настойчивость ничего не принесла.

Глаза Ансбаха широко раскрылись и потеряли фокус.

Райнхард стоял в темноте.

Его льдисто-голубые глаза не видели ни адмиралов, ни человека, пытавшегося его убить. Он мог видеть лишь своего друга, своего лучшего друга… который только что спас ему жизнь.

Его жизнь была спасена – ну, разумеется. В любое время, в любом месте Кирхайс всегда приходил ему на помощь. С того самого дня, когда они познакомились, будучи детьми, Кирхайс всегда был его рыжеволосым другом, защищавшим его от всех врагов, которых он наживал, выслушивавшим его проблемы, мирившимся с его эгоизмом… Другом? Нет, он был больше, чем просто другом… больше, чем братом… Это был Зигфрид Кирхайс! А он пытался вести себя с ним, как с остальными адмиралами. Если бы у Кирхайса было оружие, убийца был бы застрелен в тот же миг, когда схватился за пушку. Ни капли крови Кирхайса не было бы пролито…

Это была его вина. Кирхайс лежал в крови на полу, и это была его вина.

– Кирхайс…

– Господин Райнхард… Вы не пострадали…

Не замечая крови, пятнающей его парадный мундир, Райнхард опустился на колени и взял друга за руку, хотя его фигура уже расплывалась в глазах Кирхайса.

«Это и означает умирать?» – подумал Кирхайс. Все пять чувств исчезали, словно отдаляясь. Мир стремительно сокращался, всё погружалось во тьму. Он больше не мог увидеть того, что хотел бы увидеть, не мог услышать того, что хотел услышать. Как ни странно, страха он не чувствовал. Возможно потому, что со своим самым большим страхом, тем, что не сможет провести всю жизнь рядом с Райнхардом, он уже встретился. Сейчас более важным было то, что он должен был кое-что сказать. Сказать Райнхарду прежде, чем последние силы оставят его.

– Господин Райнхард… Думаю, я больше не смогу помогать вам… Пожалуйста, простите меня…

– Дурак! Не говори такого! – Райнхард хотел прокричать эти слова, но в итоге с трудом выдавил их дрожащим шёпотом. Невероятная красота молодого человека превосходила все границы, его ослепительная, но такая естественная элегантность поражала всех, кто с ним встречался… Но в этот момент Райнхард выглядел беспомощным, словно маленький ребёнок, слишком юный, чтобы ходить, не цепляясь за стену.

– Врачи скоро будут. Они быстро вылечат эту рану. Выздоравливай скорее, и мы поедем к моей сестре, чтобы рассказать ей о победе.

– Господин Райнхард…

– Не говори ничего, пока не придут врачи.

– Пожалуйста, возьмите всю Вселенную в свои руки…

– …Хорошо.

– И скажите госпоже Аннерозе…. Скажите ей, что Зиг сдержал обещание, данное в детстве…

– Нет, – бледные губы Райнхарда дрожали. – Я отказываюсь говорить ей такое. Ты сам скажешь. Лично. А я не буду. Ты понял? Мы пойдём к сестре вместе!

Кирхайс, казалось, чуть улыбнулся. И когда этот намёк на улыбку померк, Райнхард вздрогнул, поняв, что навсегда потерял половину самого себя.

– Кирхайс. Ответь мне, Кирхайс! Почему ты не отвечаешь?!

Миттермайер не смог больше на это смотреть. Он успокаивающе положил руку на плечо молодого гросс-адмирала и сказал:

– Слишком поздно. Он умер. Мы должны позволить ему упокоиться с миром… – но конец фразы застрял у него в горле. В глазах его командира горел свет, какого он ещё никогда не видел.

– Не лги мне, Миттермайер. То, что ты сказал, – ложь. Кирхайс никогда бы не умер первым. Он никогда бы не оставил меня одного!

II

– Каково состояние маркиза Лоэнграмма?

– Всё по-прежнему. Он просто сидит там, не двигаясь.

И вопрос, и ответ были произнесены приглушёнными голосами.

Адмиралы собрались в «Оружейной комнате», одном из клубов для высокопоставленных офицеров в крепости Гайесбург. Аристократы в своё время не пожалели средств на украшение этого роскошного салона, но те, кто одолели их, мало интересовались обстановкой.

Распространение информации о трагедии на церемонии было строго запрещено, и они управляли крепостью сообща, согласно военной дисциплине. Тем не менее, прошло уже три дня, и все понимали, что приближается переломный момент. Они не могли просто прекратить связь с Одином на неопределённый срок.

Тело Кирхайса поместили в охлаждающую капсулу, чтобы сохранить его, но Райнхард, одолеваемый раскаянием, продолжал сидеть рядом, и всё это время ничего не ел и не спал. Адмиралы были обеспокоены.

– Честно говоря, – сказал Мюллер, – я и не представлял, что в сердце маркиза есть такое слабое место.

– Он бы не вёл себя так, если бы погибли вы или я, – ответил ему Миттермайер. – Но Зигфрид Кирхайс – это другая история. Маркиз, можно сказать, потерял половину себя. И, более того, в результате собственной ошибки.

Остальные адмиралы признали обоснованность этого суждения, хотя это и заставило их ещё больше беспокоиться о подобной потере времени.

Разноцветные глаза Ройенталя резко вспыхнули, и он громко сказал своим соратникам:

– Мы вновь поставим маркиза Лоэнграмма на ноги. Мы обязаны это сделать. В противном случае это будет означать, что все мы пропадём в пучине Вселенной, оплаканные песнью поражения.

– И всё же, что мы можем сделать? Как нам помочь ему преодолеть это? – этот голос, в котором звучала скорбь, принадлежал Биттенфельду. Кемпф, Вален и Лютц сохраняли молчание.

Любой из этих адмиралов мог одним движением руки мобилизовать десятки тысяч кораблей и заставить миллионы солдат взять в руки оружие. Но даже герои, способные пересекать море звёзд, разрушать миры и завоёвывать целые звёздные системы, не знали, как помочь одному молодому человеку снова подняться на ноги, когда он был охвачен горем потери.

– Если и есть решение, то я знаю лишь одного человека, который может найти его, – наконец, пробормотал Ройенталь.

Миттермайер поднял голову:

– Кого ты имеешь в виду?

– Ты мог бы и сам понять. Это единственный, кого сейчас нет здесь – наш начальник штаба, Оберштайн.

Адмиралы посмотрели друг на друга.

– Говоришь, нам нужна его помощь? – Миттермайер не смог скрыть нотки отвращения в голосе.

– У нас нет выбора. Кроме того, он прекрасно знает, что находится на своём месте только благодаря маркизу Лоэнграмму. И я подозреваю, что он до сих пор ничего не предпринял лишь потому, что ждёт, когда мы сами придём к нему.

– В таком случае, разве это не означает, что он ожидает получить что-то взамен? Что нам делать, если он захочет иметь право в некоторых случаях отменять наши решения?

– Все мы, включая и Оберштайна, плывём в одной лодке, имя которой – Лоэнграмм. Чтобы спастись самому, нужно не дать утонуть этой лодке. А если Оберштайн попытается извлечь выгоду из сложившейся ситуации, мы должны просто придумать ответные меры.

Ройенталь закончил говорить. Прочие адмиралы переглянулись друг с другом и кивнули. Как раз в этот момент к ним зашёл охранник и объявил о приходе Оберштайна.

– Вы как раз вовремя, – сказал Миттермайер. Тон, в отличие от слов, выражал недружелюбие.

Оберштайн вошёл в комнату, оглядел собравшихся, и сходу начал критиковать их:

– Учитывая то, как долго продолжается ваше обсуждение, полагаю, решения вы так и не нашли.

– Ну, так как мы лишились разом и номера один, и номера два, не нашлось никого, кто мог бы руководить нами, – жёстко сказал Ройенталь. Его сильно потряс тот факт, что теория Оберштайна о «номере два» привела в итоге к гибели Кирхайса. – А что, может, у начальника штаба есть какая-то хорошая идея?

– Не стану этого отрицать.

– О? И что же это за идея?

– Обратиться за помощью к сестре маркиза Лоэнграмма.

– Графине Грюневальд? Мы тоже об этом думали, но окажется ли этого достаточно? – спросил Ройенталь. Хотя, по правде говоря, всё дело было в том, что никто не хотел брать на себя задачу сообщить Аннерозе о случившемся.

– Я сам займусь этим. Но мне потребуется помощь и от вас: нужно, чтобы вы схватили человека, который убил адмирала Кирхайса.

Даже сообразительный Ройенталь не смог сразу понять смысла этой просьбы. Его разноцветные глаза расширились от удивления.

– Вы говорите странные вещи. Убийцей же был Ансбах, разве не так?

– Ансбах лишь мелкая рыбёшка. Нам нужно сделать кого-то другого настоящим заговорщиком. Очень крупной рыбой.

– Что вы имеете в виду?

– Это одна из форм психологических нарушений, – объяснил Оберштайн. – В глубине души маркиз отчаянно желает, чтобы убийцей оказался кто-то могущественный. Он не может смириться с мыслью, что Кирхайса убил кто-то вроде Ансбаха – обычный слуга герцога Брауншвейга. Это создаёт необходимость того, чтобы Кирхайс был убит куда более серьёзным врагом. Значит, нам нужно найти этого врага, стоявшего за спиной Ансбаха. На самом деле такого человека не существует. Поэтому нам придётся самим его создать.

– Хмм… Но кого же нам назначить главным заговорщиком? Знатных аристократов почти не осталось. Найдётся ли кто-то, подходящий для этого сценария?

– О, на эту роль есть замечательный кандидат.

– Кто же? – с сомнением спросил Миттермайер.

– Канцлер Империи, герцог Клаус фон Лихтенладе.

На мгновение в комнате повисло молчание. Миттермайер выглядел так, будто его ударили физически. Взгляды остальных адмиралов тоже сосредоточились на начальнике штаба, встретившем их взгляды своими искусственными глазами. Они догадывались, чего он добивался: Оберштайн хотел использовать обстоятельства в их пользу, чтобы уничтожить потенциального противника.

– Не хотел бы я стать вашим врагом, – сказал Миттермайер. – Мне точно не удалось бы победить.

По крайней мере внешне Оберштайн никак не отреагировал на глубоко скрытую злость в словах Миттермайера.

– Герцога Лихтенладе рано или поздно всё равно пришлось бы уничтожить. И он точно не невинная овечка. Нет никаких сомнений, что он и в самом деле плетёт заговор, чтобы избавиться от маркиза Лоэнграмма.

– Иными словами, вы хотите сказать, что это будет не полностью ложным обвинением. Понятно. Этот старик и правда большой интриган, – негромко произнёс Ройенталь, словно пытаясь убедить самого себя.

– Мы как можно скорее вернёмся на Один, арестуем герцога Лихтенладе и захватим имперскую печать. Сделав это, мы сможем добиться диктатрских полномочий для маркиза Лоэнграмма.

– Но что мы станем делать, если человек, в чьих руках окажется имперская печать, останется на Одине и сам попытается стать диктатором? – с сарказмом спросил Миттермайер.

– Этого не стоит опасаться, – ответил Оберштайн. – Даже если у кого-то из вас есть такие амбиции, его остановят адмиралы того же ранга. Никто из вас не станет послушно служить человеку, который до сих пор был наравне со всеми. На самом деле, именно по этой причине я и говорил, что нам не нужен номер два.

Главное – это не то, как ты получил силу, а то, как её используешь.

Адмиралы признали правоту этого суждения, и это привело их к принятию важнейшего решения.

Заговоров и обмана нельзя избежать. Теперь настало время очистить двор от скрытых врагов маркиза Лоэнграмма и обрести всю полноту правительственной власти. И стратегия Оберштайна – именно то, что им для этого нужно. Если они продолжат стоять и ничего не делать, то просто отдадут инициативу в руки врага.

И адмиралы начали действовать. Оберштайн, Меклингер и Лютц остались в Гаейсбурге, чтобы обеспечивать безопасность, в то время как все остальные, возглавив элитные войска, направились на Один.

Таким образом, они сделали первый шаг по предотвращению государственного переворота, который герцог Лихтенладе наверняка собирался рано или поздно устроить. Движимые своей решимостью, они преодолели двадцатидневный переход до Одина всего за две недели.

«Ураганный Волк» Миттермайер язвительно сказал своим подчинённым:

– Бросайте корабли, отстающие от колонны. Надеюсь, когда-нибудь они всё же доберутся до Одина.

Крепость Гайесбург покинул флот скоростных крейсеров, насчитывающий около двадцати тысяч кораблей, но это число уменьшалось с каждым последующим варп-переходом, и к тому времени, когда они добрались до звёздной системы Вальгалла, в которой находился Один, от флота осталось всего три тысячи судов.

Мюллер использовал восемьсот из них, чтобы взять под контроль спутниковую орбиту, а остальные тем временем уже входили в атмосферу. Столь большое количество одновременно приземляющихся кораблей превзошло возможности контрольных устройств космопортов, так что половине флота пришлось совершать посадку на воду окрестных озёр.

До дворца Нойе Сан-Суси они добрались в полночь. Миттермайер сразу направился прямо в кабинет канцлера, а Ройенталь возглавил захват резиденции герцога Лихтенладе. Канцлер сидел в постели, когда молодой офицер с разноцветными глазами пинком открыл дверь в его комнату и ворвался внутрь.

– Что всё это значит?! Что вы творите, низкородные болваны?! – закричал Лихтенладе на Ройенталя.

– Ваша светлость, канцлер Клаус фон Лихтенладе. Вы арестованы.

Тем, что захватило разум Лихтенладе в тот момент, было не удивление, а чувство поражения. Старик надеялся монополизировать всю силу и власть, а потом избавиться от Райнхарда одним ударом в спину, но в итоге сам пропустил удар, благодаря проницательности Оберштайна и действиям адмиралов.

– На каком основании? – спросил он.

– Вы были заказчиком неудавшегося покушения на его превосходительство маркиза Райнхарда фон Лоэнграмма.

Глаза пожилого министра широко раскрылись. Долгое мгновение он стоял, глядя в лицо Ройенталю. Затем по его худому телу пробежала дрожь, и он выплюнул:

– Идиоты. Какие доказательства у вас есть, чтобы заявлять подобный вздор? Я канцлер Империи и стою выше вас, как помощник его величества!

– И в то же время вы преступник и заговорщик, – холодно ответил Ройенталь, а потом приказал своим солдатам: – Арестовать его!

Солдаты-простолюдины грубо схватили за руки старого аристократа, человека, к которому когда-то не могли и приблизиться.

В то же время отряд под руководством Миттермайера входил в здание, где находились кабинеты канцлера и его сотрудников.

– Где имперская печать? – потребовал ответа Миттермайер у пожилого чиновника, работавшего в ночную смену. Но, хотя он и побелел как полотно, оказавшись под прицелом сразу нескольких бластеров, чиновник отказался сообщать местонахождение печати.

– На каком основании вы об этом спрашиваете? Здесь действительно находятся Комната Печати и кабинет канцлера Империи. И это не то место, куда могут вламываться посреди ночи военные, не имеющие отношения к нашей работе. Пожалуйста, уходите.

Миттермайер понял, что нужно действовать быстро, чтобы не дать выйти наружу кровожадности своих людей. Он с уважением отнёсся к мужеству старого чиновника и не хотел видеть, как ему причиняют вред. Однако это не значило, что он собирался отступить. Адмирал дал знак подчинённым, и те вошли внутрь, рассредоточились и начали обыскивать здание, бывшее до недавнего времени священным местом, куда даже главы министерств и гросс-адмиралы Империи не смели войти без разрешения. Шкафы и столы переворачивались, а важные документы, которые нельзя было выносить из комнаты, валились на пол, где их топтали подошвы военных сапог.

– Прошу вас, прекратите это! – вскричал старик. – Так вы относитесь к императорской… власти императорской семьи? Вам должно быть стыдно за себя. Такие действия недостойны подданных Империи!

– Власть императорской семьи? Кажется, я слышал об этом. Когда-то давно она у них была, – сказал Миттермайер. – Но, в конечном счёте, это сила даёт власти смысл, а не наоборот. Просто оглянитесь – и, думаю, вы сами всё поймёте.

Один из солдат завопил от радости, держа в руках маленькую шкатулку. Её бока и крышка были причудливо изукрашены.

– Это она! Я нашёл её!

Старый чиновник с криком рванулся к нему и попытался выхватить шкатулку, но сам оказался сбит с ног другими солдатами. Верный своему долгу старик пополз вперёд, марая пол кровью из рассечённого лба.

«Так это и есть имперская печать?» – подумал Миттермайер, открыв шкатулку и, не чувствуя особого волнения, посмотрел на лежащую внутри на пурпурном бархате золотую печать. Двуглавый орёл, в форме которого была выполнена ручка печати, смотрел на него в ответ, словно живое существо.

Адмирал негромко рассмеялся, а потом взглянул на пожилого человека, распластавшегося на полу, и приказал вызвать врача.

Для столицы Империи Одина гражданская война началась и закончилась захватом власти адмиралами Райнхарда.

Дочь графа Мариендорфа Хильда уже легла в постель, когда всё началось, но, как только ей сообщили о беспорядках в городе, она накинула халат поверх ночной рубашки и вышла на балкон своего особняка.

Оттуда она и услышала все звуки короткой войны: громкие и тихие, сильные и слабые – симфонию, рождаемую для неё ночным ветерком.

Пока она стояла на балконе, к ней подошёл кто-то из слуг и испуганно спросил:

– Откуда они взялись, госпожа?

– Армии не выскакивают из-под земли просто так, – ответила она. – Помимо маркиза Лоэнграмма ни у кого нет такого многочисленного войска.

Подставив свои короткие волосы робким ласкам ночного ветерка, Хильда продолжила, словно разговаривая сама с собой:

– Похоже, впереди нас ждут весьма яркие времена. Конечно, всё вокруг немного сойдёт с ума, но я всё равно предпочту это застою.

III

…Это был сон?

Райнхард огляделся. В комнате было темно, холодно и тихо. Кроме него, в ней был лишь Кирхайс, лежащий в капсуле из особого стекла, и сухой прохладный воздух. Его друг не двигался, не говорил, не дышал.

Значит, это всё-таки был сон. Плечи Райнхарда поникли, он поднял повыше ворот форменного плаща и закрыл глаза.

…Аннерозе, получив разрешение отдохнуть от императора, пригласила Райнхарда и Кирхайса на горную виллу во Фройдене. Это был первый раз за полтора года, когда они увидели друг друга. Белокурый и рыжеволосый мальчики, одетые в униформу военной школы, поправили друг другу воротники и береты и выбежали из своего строгого общежития.

До места пришлось шесть часов добираться на ландкаре, так как полёты над землями, принадлежащими императорской семье, были запрещены. В долинах там были разбиты цветники, а горы круглый год покрывал снег. Но контрастную красоту чистого белого снега и разнообразных цветов вскоре смыл обрушившийся с грохотом и молниями тёмно-серый ливень. Так что они втроём провели весь отпуск, будучи запертыми на вилле. Но и в этом была своя прелесть. Подбрасывая в камин дрова, они пели все известные им песни, а в отражения пламени танцевали у них в глазах…

Однако воспоминания Райнхарда были внезапно прерваны.

– Это я, Оберштайн, ваше превосходительство, – произнёс рядом голос, лишённый эмоций и жизни. – Вам пришёл вызов по сверхсветовой связи с Одина.

После короткого колебания Райнхард спросил:

– От кого?

– От вашей сестры, графини Грюневальд.

Молодой человек, уже много часов, много дней не двигавшийся с места, резко вскочил, словно внезапно ожившая скульптура. Его глаза сверкнули синим огнём гнева.

– Ты ей рассказал! Ты рассказал моей сестре о Кирхайсе!

Начальник штаба выдержал кипящую ярость Райнхарда, даже не вздрогнув.

– Да, только что.

– Как ты посмел! Это не твоё дело!

– Может, и так, но этого невозможно было скрывать вечно.

– Замолчи!

– Вы боитесь? Вашей сестры, я имею в виду.

– Что ты сказал?!

– Если нет, то, пожалуйста, поговорите с ней. Ваше превосходительство, я всё ещё не разочаровался в вас. Я считаю, что вам делает честь то, что вы вините во всём себя, а не пытаетесь свалить вину на меня. Однако, если вы продолжите жить прошлым и откажетесь смотреть в будущее, для вас всё будет кончено. Другой человек возьмёт Вселенную в свои руки. А адмирал Кирхайс будет смотреть из Вальгаллы и стыдиться того, что был знаком с вами.

Райнхард окатил Оберштайна взглядом, который мог бы сжечь того на месте, но потом оттолкнул его и прошёл в свою личную комнату связи.

На экране появилось свежее, обладающее естественной красотой лицо Аннерозе. Молодой главнокомандующий изо всех постарался сдержать дрожь и унять колотящееся сердце.

– Аннерозе… – вот и всё, что смог вымолвить Райнхард, прежде чем его язык окончательно отказался служить ему.

Аннерозе внимательно смотрела на брата. Её щёки были бледными… слишком бледными. В её голубых глазах не было слёз. В них было нечто большее.

– Мой бедный Райнхард… – негромко произнесла она. И этот тихий голос поразил юношу в самое сердце. Он прекрасно понял смысл слов сестры. Ради силы, ради власти он попытался относиться к своему второму «я», как к простому слуге, и понёс ужасную кару за такую нищету духа.

– Ты потерял всё, что у тебя было, не так ли?

К Райнхарду наконец вернулся дар речи.

– Нет… У меня ещё осталась ты… Ведь так? Так, Аннерозе?

– Это верно. У нас не осталось ничего, кроме друг друга, – что-то в её голосе заставило Райнхарда вздрогнуть. Но заметила ли Аннерозе изменение в выражении лица брата? – Райнхард, я уезжаю из особняка в Шварцене. Может, мне удастся найти где-нибудь небольшой коттедж.

– Аннерозе…

– И ещё. Думаю, некоторое время нам не стоит видеться.

– Аннерозе!

– Для всех будет лучше, если меня не будет рядом. Наши с тобой жизни слишком отличаются… Всё, что у меня есть, это прошлое. Но у тебя есть будущее.

И снова Райнхард не смог ничего сказать.

– Когда ты устанешь, приходи ко мне. Но пока для тебя ещё слишком рано уставать.

Она была права. Райнхард надолго потерял право и даже способность отдыхать. Кирхайс сдержал свою клятву, и теперь он тоже должен сдержать клятву, данную Кирхайсу.

Он должен взять Вселенную в свои руки. Чего бы то ни стоило, он должен сделать всё ради этой цели. В конце концов, учитывая необъятность того, что он потерял, будет позором, если он не сможет сделать подобной мелочи взамен.

– Я понял. Если ты хочешь именно этого, то я сделаю, как ты пожелаешь. Я приду за тобой, когда Вселенная будет моей. Но прежде, чем ты уйдёшь, пожалуйста, ответь мне на один вопрос.

Райнхард сглотнул, а потом постарался успокоить дыхание.

– Ты… любила Кирхайса?

Он со страхом посмотрел сестре в глаза.

Она не ответила. И всё же Райнхард никогда не видел свою сестру столь фарфорово-бледной, как в тот момент, и никогда не видел такой грусти на её лице. Он знал, что наверняка сохранит в памяти это выражение на её лице до конца своей жизни.

И в этом предположении он оказался прав.

Ройенталь с неохотой, но всё же взялся доложить в крепость Гайесбург о проделанной работе. Попытавшись в течение некоторого времени столкнуть эту обязанность друг на друга, адмиралы в конце концов решили дело за карточным столом, где удача оказалась не на стороне молодого адмирала с разноцветными глазами.

Он послал в крепость запрос с приветствием от адмиралитета Райнхарда, и почти сразу молодой главнокомандующий появился на экране. В его льдисто-голубых глазах сиял свет разума и воли, и Ройенталь сразу понял, что его молодой господин снова обрёл себя. Речь Райнхарда тоже была ясной, а голос сильным, как прежде. И всё же Ройенталь чувствовал, что он оправился не до конца.

– Я знаю текущее положение, – сказал Райнхард. – Я услышал обо всём от Оберштайна. В тот же день, когда вы отправились.

– Понятно…

– Ваше достойная служба будет щедро вознаграждена. Вскоре я тоже возвращаюсь на Один. Могу ли я попросить отправить кого-нибудь, чтобы встретить меня?

– Конечно, ваше превосходительство. Я сейчас же отправлю Миттермайера.

Передав эту обязанность своему коллеге, Ройенталь перешёл к причине, по которой и связался с Райнхардом:

– Мы арестовали всю семью герцога Лихтенладе. Когда вы вернётесь, то сможете провести над ними суд.

– Нет необходимости дожидаться меня. Я могу сделать это отсюда прямо сейчас и предоставить вам исполнение приговора. Как насчёт этого?

– Хорошо, ваше превосходительство. Итак, что мы будем делать с самим герцогом?

– Мы не можем казнить того, кто был канцлером Империи. Посоветуйте ему совершить самоубийство. Каким-нибудь безболезненным образом.

– Как прикажете. А его семья?

– Женщин и детей отправьте в пограничье, – голос Райнхарда напоминал по звуку сталкивающиеся кусочки льда. – И казните всех мужчин от десяти лет и старше.

– …Как прикажете, – Ройенталь, как и следовало ожидать в такой ситуации, чуть замешкался с ответом. – Значит, те, кому девять лет и меньше, не пострадают? – уточнил он, возможно, в поисках самооправдания. Ройенталь был смелым адмиралом, но не любил ненужного кровопролития.

– Мне было десять, когда я поступил в военную школу, – ответил Райнхард. – Про тех, кто не достиг этого возраста, можно сказать, что они ещё не сформировались как личность. Поэтому я пощажу их. Если они захотят убить меня, когда вырастут, то пусть приходят. В конце концов, если у завоевателя не хватает способностей, то вполне естественно, что он сам будет свергнут.

Райнхард рассмеялся. Это был звонкий элегантный смех, но он звучал немного иначе, чем прежде.

– И то же относится ко всем вам. Если у вас есть решимость, и вы готовы рискнуь всем, то действуйте. Можете бросить мне вызов в любое время.

На его изящных губах промелькнула тонкая улыбка. Дрожь волнами пробежала через каждый нерв в теле Ройенталя. Он не понимал, как прозвучал его голос, когда он произнёс:

– Вы, конечно же, шутите.

Райнхард сбросил свою прежнюю кожу. Потеряв половину себя, он пытался заглушить это, найдя что-то новое. Это изменение с радостью примут одни, в то время как других оно отвратит. К кому относится он сам, Ройенталь сказать не мог.

Когда разговор окончился, перед Райнхардом появился Оберштайн. Он смотрел на своего молодого господина, словно изучая его.

– Ваше превосходительство, «Брунгильда» сможет покинуть порт через час.

– Отлично. Я прибуду через тридцать минут.

– И ещё одно. Вы правда довольны своим решением насчёт семьи Лихтенладе?

– Я пролил уже немало крови и наверняка пролью ещё больше в будущем. Что изменит кровь семьи Лихтенладе? Лишь добавит несколько слезинок в ведро.

– Надеюсь, вы действительно верите в это.

– Да. А теперь оставьте меня. Возвращайтесь к своей работе.

Оберштайн молча поклонился. Когда он опустил голову, его искусственные глаза сверкнули странным, необъяснимым светом.

Отослав своего начальника штаба, Райнхард опустился в кресло и повернулся к экрану наблюдения, чтобы посмотреть на море звёзд, которые он собирался захватить.

Он чувствовал жажду. Кирхайс ушёл навсегда, а теперь он потерял даже сестру.

Если он покончит с династией Голденбаумов, создаст новую Галактическую Империю, победит Союз Свободных Планет, захватит Доминион Феззан и станет правителем всего человечества… Будет ли тогда эта жажда утолена?</p