Том 1. Глава 4. Рождение Тринадцатого флота

I

Здание Центра стратегического планирования Союза Свободных Планет находилось в северном полушарии планеты Хайнессен, располагаясь в огромном здании, поднимавшемся на пятьдесят этажей над землёй и на восемьдесят этажей уходившем вглубь. Рядом выстроились здания Штаб-квартиры тыловой службы, Научного центра, Управления космической обороны, Военной академии, а также Центр планетарной обороны. Эти здания образовывали зону, которая была военным центром всего Союза и лежала в ста километрах от столицы, города Хайнессенполиса.

В огромном зале, занимавшем четыре подземных этажа Центра стратегического планирования, вот-вот должна была начаться траурная церемония в память о солдатах, погибших в битве при Астарте. Прошло два дня, после того, как флот, посланный в эту систему, вернулся, потеряв около шестидесяти процентов своей численности.

Стоял яркий солнечный день. Дорожка, ведущая к актовому залу, была забита толпами пришедших на церемонию людей. Присутствовали члены семей погибших, а также правительственные чиновники и военные, в числе которых был и Ян Вэнли.

Отвечая на вопросы людей, то и дело подходивших к нему, он иногда поднимал глаза к чистому голубому небу. Несмотря на то, что он не мог их видеть, коммодор знал, что там, над слоями атмосферы, двигались бесчисленные военные спутники, включая и двенадцать спутников-перехватчиков, формировавших «Ожерелье Артемиды», страшное оружие, являвшееся основой обороны столичной планеты. Военные лидеры Союза часто хвастливо заявляли, что до тех пор, пока у них есть эта система, главная планета Союза Свободных Планет останется неприступной. Каждый раз, слыша это, Ян морщился и вспоминал события из истории, когда большинство крепостей, считавшихся «неприступными», захватывались и уничтожались. Кроме того, он вообще не считал оружие тем предметом, которым стоит хвастаться.

Ян слегка хлопнул себя по щекам обеими руками. После шестидесяти часов напряжённой работы, даже шестнадцати часов сна оказалось недостаточно, чтобы восстановиться. Кроме того, он почти ничего не ел. После концентратов и стимуляторов, необходимых для поддержания организма во время боя и в последовавшей за ним неразберихе, желудок отказывался принимать нормальную пищу, так что Ян ограничился лишь овощным супом, который разогрел для него Юлиан. Он рухнул в постель сразу, как добрался до дома, и отправился на церемонию менее чем через час после вынужденного пробуждения, так что теперь не мог даже вспомнить, сказал ли хоть пару слов мальчику, чьим опекуном не так давно стал.

«Да… Похоже, родитель из меня не получился», – со вздохом подумал Ян.

В это время кто-то похлопал его по плечу. Обернувшись, он увидел контр-адмирала Алекса Кассельна, знакомого ему по Академии, где тот учился на несколько курсов старше.

– Кажется, герой Астарты ещё не до конца проснулся.

– Где вы видите героя?

– Прямо перед собой. Наверное, у вас не было времени ознакомиться с репортажами прессы, но все журналисты в последние дни только о вас и пишут.

– Обо мне? Но я простой офицер, к тому же, мы проиграли битву.

– Всё верно, – кивнул Кассельн. – Флот Союза проиграл битву. И именно поэтому нам сейчас необходим герой. Вот если бы мы победили, такой необходимости не было бы. А так командованию нужно что-то, чем можно отвлечь общественность от общей картины. Вам ли об этом не знать, ведь во времена Эль-Фасиля происходило то же самое.

Такой ироничный тон был характерен для Кассельна. Решительный, среднего роста мужчина тридцати пяти лет, он служил в Центре стратегического планирования, являясь вторым человеком в команде гранд-адмирала Сидни Ситоле и его главным помощником. Пусть ему чаще приходилось работать за столом, чем на фронте, но в организации поставок и борьбе с бюрократией он преуспел как никто другой, благодаря чему солдаты приходилось испытывать меньше тягот, не связанных непосредственно с боевыми действиями. Мало кто сомневался, что в будущем контр-адмирал Кассельн займёт пост начальника штаба тыловой службы.

– А это нормально, что вы здесь? – спросил Ян. – «Главный помощник» ведь на деле означает «мальчик на побегушках». Разве вы не должны быть всё время заняты в такой день?

В ответ на эту лёгкую контратаку талантливый военный бюрократ лишь тонко улыбнулся.

– Это мероприятие организуем не мы, а Бюро церемоний. Оно не для солдат и, на самом деле, даже не для их семей. Больше всех в нём заинтересован председатель комитета обороны. Всё это является политическим шоу с целью набрать очки перед следующими выборами.

В памяти обоих всплыло лицо председателя комитета обороны Джоба Трунихта.

Высокий и красивый молодой политик. К своим сорока одному году он сумел забраться очень высоко по политической лестнице. Он занимал жёсткую позицию против империи и проводил энергичную провоенную политику. Половина из тех, кто его знал, превозносили Трунихта как великого человека и талантливого оратора. Другая половина люто ненавидела его и считала софистом.

В данный момент должность председателя Верховного Совета, высшую в Союзе Свободных Планет, занимал Роял Санфорд. Пожилой политик, выигравший в своё время политическую борьбу и поднявшийся на самый верх, он предпочитал умеренную политику и редко принимал неординарные решения. В связи с этим всеобщее внимание всё больше притягивал лидер нового поколения Джоб Трунихт.

– Хотя слушать этого безвкусного подстрекателя вживую, не имея возможности выключить телевизор, хуже, чем работать не покладая рук, – брезгливо добавил Кассельн. Но в этом вопросе с ним согласилось бы меньшинство военных. Ведь, несмотря на свои пропагандистские речи об уничтожении Империи, Трунихт также ратовал за увеличение привилегий военных, так что многие из тех, чью поддержку он заполучил, носили военную форму. Ян, как и Кассельн, относился к меньшинству.

Внутри приятели сели далеко друг от друга. Кассельн ушёл к своему начальнику адмиралу Ситоле на места для почётных гостей, а Ян сел впереди и по центру, прямо перед трибуной.

Церемония началась традиционно. Председатель Санфорд бесстрастным, монотонным голосом зачитал речь, подготовленную для него помощниками, после чего покинул сцену, и на неё вышел Джоб Трунихт. При одном его появлении, атмосфера в зале изменилась, а поднявшиеся аплодисменты были даже громче, чем председателю Санфорду.

Трунихт, у которого не было в руках никакого текста с речью, звучным голосом обратился к шестидесяти тысячам собравшихся:

– Господа военные! Сограждане! Сегодня мы все собрались здесь, чтобы почтить память полутора миллионов воинов, павших в битве у звёздной системы Астарта. Они отдали свои драгоценные жизни, чтобы защитить мир и свободу своей родной страны…

Он ещё только начал свою речь, а Яну уже хотелось заткнуть уши. Он с грустью подумал, что это тоже «наследие» человечества ещё со времён Древней Греции – слушать и поклоняться оратору, который говорит цветистые, но абсолютно пустые слова.

– …Я сказал «драгоценные жизни», и это действительно так! Жизнь человека – это великая ценность! Но, друзья мои, они умерли, чтобы показать нам, что есть вещи даже более ценные, чем человеческая жизнь! Это Родина и Свобода! Их смерти были столь красивы именно потому, что они отказались от всего ради великой и благородной цели! Они были хорошими мужьями, хорошими отцами, хорошими сыновьями и просто хорошими людьми. Они имели полное право на долгую, полноценную жизнь. Но, отбросив всё это, они отправились на поле боя и отдали там свои жизни! Сограждане, я наберусь смелости ещё раз спросить… Почему погибли полтора миллиона солдат?

– Потому что командующие операцией показали себя круглыми дураками, – пробормотал Ян себе под нос, но слишком громко, и на лицах сидящих рядом офицеров отразился шок. Молодой черноволосый офицер повернулся к Яну, словно хотел что-то сказать, но натолкнулся на его взгляд и, смутившись, быстро отвернулся обратно к трибуне, где, подержав паузу, продолжал речь Трунихт:

– Да, я уже сказал ответ на этот вопрос. Они отдали свои жизни, чтобы защитить свою страну и идеалы свободы. Есть ли смерть более возвышенная и благородная, чем эта? Есть ли что-нибудь, что более красноречиво показывало бы, как мелко жить только для себя и умереть только для себя? Лишь правовое государство позволяет жить личностям! Своей смертью эти герои показали, что это более важно, чем человеческая жизнь! И я тоже хочу сказать, что наша страна и наша свобода стоят того, чтобы отдать за них жизнь! Мы пережили лишь ещё одну битву. Но война продолжается. И я хочу сказать тем из вас, кто зовёт себя пацифистами и требует заключить мир с Империей… Вы, самозваные идеалисты, думающие, что можно сосуществовать с тиранией и абсолютизмом, пробудитесь наконец от своих заблуждений! Каковыми бы ни были ваши причины, в итоге ваши действия приводят лишь к ослаблению Союза и играют на руку Империи! Добавлю, кстати, что в Империи антивоенные и пацифистские движения жестоко подавлены! Лишь потому, что наш Союз являет собой олицетворение демократического государства, у нас допускается оппозиция национальной политике. Не пользуйтесь этим бездумно! Конечно, нет ничего проще, чем говорить красивые слова о мире, ничем их не подкрепляя…

«Есть кое-что и проще, – подумал Ян. – Прятаться в безопасном месте и говорить красивые слова о войне».

Он чувствовал, как людей вокруг, словно подхваченных полноводной рекой, всё больше охватывает волнение. Похоже, нынешние агитаторы, как и многие поколения их предшественников, никогда не устанут искать поддержку своим идеям.

– …Возьму на себя смелость заявить: те, кто выступает против этой праведной войны против тирании и деспотизма Галактической Империи, подрывают основы нашего государства! Они недостойны жить в нашем гордом Союзе! Лишь те, кто не страшась смерти борется с врагом, чтобы защитить наше свободное общество и государство, которое его гарантирует, являются настоящими гражданами Союза Свободных Планет! Трусы, боящиеся погибнуть за правое дело, осрамляют дух этих героев! Эта страна была построена и выкована нашими предками. Мы помним и чтим историю. Мы знаем, как наши предки заплатили своей кровью за нашу с вами свободу! Наша страна с её великой историей! Наша свободная Родина! Можем ли мы стоять в стороне и отказываться сражаться за то единственное, что стоит защищать?! Давайте все вместе бороться за нашу Родину! Да здравствует Союз! Да здравствует демократия! Империя будет повержена!

С каждым возгласом председателя комитета обороны разум слушателей растворялся во всеобщей эйфории. Словно подброшенный единым порывом, весь зал вскочил на ноги, присоединяясь к крикам Трунихта. Их рты раскрывались так широко, будто они хотели перекричать друг друга.

– Да здравствует Союз! Да здравствует демократия! Империя будет повержена!

Лес взметнувшегося оружия, бессчётное число подброшенных в воздух беретов, крики и аплодисменты наполняли зал.

В разгар всеобщего безумия, Ян молча сидел на своём месте. Его чёрные глаза холодно глядели на человека на трибуне.

Обе руки Трунихта были подняты вверх в ответ на возбуждение зала. Но внезапно его взгляд упал на передний ряд зрителей. На мгновение в его глазах мелькнул лёд, уголки его рта презрительно дёрнулись. Он заметил молодого офицера, не вскочившего вместе со всеми. Если бы Ян сидел в задних рядах, его, возможно, и не заметили бы, но он был прямо перед трибуной, как наглое повстанческое пятно перед воплощением патриотизма.

Сидевший рядом толстый офицер средних лет закричал на Яна:

– Офицер, почему вы не салютуете вместе со всеми?!

На нём были такие же, как у Яна, нашивки коммодора.

– Это свободная страна, – спокойно ответил Ян, переводя на него взгляд. – Я свободен не салютовать, если не хочу. И я пользуюсь этой свободой.

– Почему же вы не хотите салютовать?

– Запрашиваю свободу не отвечать на данный вопрос.

Ян понимал, что говорит слишком грубо, но не мог сдержаться. Кассельн наверняка посмеялся бы над ним, назвав ребячеством такое проявление протеста, но у Яна не было никакого желания вести себя как взрослый, если это означало вскакивать, хлопать в ладоши и кричать «да здравствует Союз!» Если отсутствие реакции на речи Трунихта вело к обвинению в отсутствии патриотизма, то что на это ответить? Взрослые не кричали, что император голый, это был ребёнок.

– Что вы себе позволяете!.. – снова закричал коммодор, но в этот момент стоящий на трибуне Трунихт опустил руки, вытягивая их перед собой ладонями вперёд в сторону толпы, и собравшиеся стали понемногу успокаиваться. Даже немолодой коммодор, чьи мясистые щёки дрожали от гнева, занял своё место, лишь метнув напоследок ещё один яростный взгляд.

– Дамы и господа… – председатель комитета обороны снова начал говорить, но после длинной речи и криков его горло пересохло, и голос заметно охрип. Откашлявшись, он продолжил: – Наше главное оружие – это воля народа, сплочённая единой целью. В нашей свободной стране, с нашим демократически выбранным всем народом республиканским правительством, мы не можем принуждать вас к чему-либо, какой бы ни была благородной цель. Каждый из вас имеет право не соглашаться с государственной политикой. Но все вы, как сознательные граждане, должны понимать: истинной свободы можно добиться, только если отбросить свои личные эго и объединиться, чтобы вместе двигаться к общей цели. Дамы и господа…

Трунихт вновь прервался, но на этот раз не из-за сухости в горле. Он увидел, как по проходу в сторону трибуны идёт молодая женщина. У неё были светло-каштановые волосы и лицо, достаточно красивое, чтобы по крайней мере половина встречных мужчин оборачивалась ей вслед. С обеих сторон прохода, по которому она шла, возникли подозрительные шепотки, рябью распространяясь дальше по залу.

«Кто эта женщина? И что она делает?»

Ян, как и другие зрители, обернулся к женщине, решив, что смотреть на неё всяко лучше, чем на Трунихта. Но, разглядев её, он не смог сдержать удивления. Это лицо он знал слишком хорошо.

– Господин председатель комитета обороны, – звучное сопрано её голоса было слышно издалека даже без микрофона. – Меня зовут Джессика Эдвардс. Я невеста… Точнее, я была невестой офицера штаба Шестого флота Жана-Робера Лаппа, погибшего в битве при Астарте.

– Это… – красноречивый «лидер нового поколения» не мог найти подходящих слов для ответа. – Это действительно прискорбно, госпожа, однако…

Слова председателя комитета обороны падали в никуда, растворяясь в огромном зале. Шестидесятитысячная толпа молчала. Все они, затаив дыхание, смотрели на молодую женщину, потерявшую жениха.

– Я не нуждаюсь в сочувствии, господин председатель. Ведь мой жених погиб благородной смертью, защищая свою страну, – ровным голосом ответила Джессика.

На лице Джоба Трунихта отразилось облегчение, он снова поймал свою волну:

– Вот как? Да, всё верно. И я должен сказать, что вы являетесь примером для всех женщин, потерявших своих близких или дожидающихся мужей с фронта. Ваш дух достоин восхищения и награды…

Ян закрыл глаза, чтобы не видеть человека на трибуне. «Как же хорошо жить, когда у тебя нет совести!»

Но Джессику не удалось сбить с толку. Она всё так же спокойно продолжила:

– Благодарю вас за лестные слова. Но я пришла сюда сегодня, чтобы задать всего один вопрос. Я бы хотела, чтобы господин председатель ответил на него.

– О? И что же это за вопрос? Надеюсь, что я смогу на него ответить…

– Где вы сейчас находитесь?

Трунихт удивлённо заморгал. Как и многие в зале, он не понял вопроса.

– А? Что вы имеете в виду?

– Мой жених отправился на поле боя защищать свою родину. Его больше нет в мире живых. Председатель, а где находитесь вы? Вы, восхваляющий смерть, почему вы здесь?

– Госпожа… – председатель комитета обороны вздрогнул под обращёнными на него всеобщими взглядами.

– Где ваша семья? – неумолимо продолжала Джессика. – Я пожертвовала своим женихом ради этой войны! А чем пожертвовали вы, столько говорящий про необходимые жертвы? Где сейчас ваша семья? Я не отрицаю ни единого слова из сказанных вами сегодня. Но готовы ли вы сами жить так, как предлагаете всем?!

– Охрана! – закричал Трунихт, оглядываясь по сторонам. – Эта молодая дама не в себе. Отведите её в комнату отдыха! Моё выступление окончено. Дирижёр, национальный гимн! Играйте национальный гимн!

Кто-то взял Джессику за руку. Она попыталась вырваться, но потом увидела лицо этого человека и успокоилась.

– Идём отсюда, – негромко сказал Ян Вэнли. – Не думаю, что это место тебе подходит.

Торжественная музыка, вводящая людей в экстаз, начала наполнять зал. «Флаг Свободы, Люди Свободы», национальный гимн Союза Свободных Планет.

Друзья, однажды мы одолеем угнетателей,

Освободим планеты и поднимем флаг свободы!

Мы сражаемся сейчас ради прекрасного будущего,

Сражаемся сегодня ради счастливого завтра.

Друзья, давайте вознесём хвалу свободным душам.

Давайте покажем всем наш свободный дух…

Толпа начала петь вместе с музыкой. В отличие от недавних разрозненных криков, сейчас они пели в унисон.

…В тёмные земли тирании мы принесём рассвет свободы…

Повернувшись спиной к трибуне, Ян и Джессика шли по проходу к выходу из зала. Люди бросали на них взгляды, но сразу же снова поворачивались вперёд и продолжали петь. Уже выходя в бесшумно открывшуюся дверь, они услышали последнюю строчку гимна.

…Мы свободные люди, мы никогда никому не покоримся!

II

Исчезли последние отблески заходящего солнца, и повсюду разлилась вечерняя прохлада. На небе появились скопления прекрасных серебристо-голубых звёзд. В это время года созвездие, похожее на шёлковый пояс, светило особенно ярко.

Столичный космопорт Хайнессена был наполнен суетой. В огромном зале ожидания сгрудились самые разные люди. Прибывшие с других планет и те, кто ещё только собирался отправиться в путешествия. Пришедшие проводить и встречающие. Обычные люди в гражданской одежде, солдаты в чёрных беретах и техники в комбинезонах. Сотрудники службы безопасности по-прежнему стояли на месте в стратегически важных точках, с раздражением глядя на толпу. Работники космопорта ходили, проталкиваясь сквозь скопления людей. Повсюду бегали дети, мешая всем и внося хаос в и без того напряжённую обстановку. Роботизированные тележки перевозили багаж…

– Ян… – обратилась Джессика Эдвардс к молодому человеку, сидящему рядом с ней.

– Хм?

– Ты, наверное, разочаровался во мне сегодня.

– Почему ты так решила?

– Не я одна потеряла близких, но другие семьи сидели спокойно, с мужеством перенося горе… Одна я устроила скандал на виду у всех. Тебе наверняка было неприятно всё это слушать.

«Ничего не станет лучше, если просто сидеть и молчать», – подумал Ян. Кто-то должен высказать своё мнение о правительстве и возложить на них ответственность. Но когда он открыл рот, то всё, что он смог сказать, было:

– …Вовсе нет.

Они сидели рядом в зале ожидания космопорта. Джессика сказала, что через час отправляется на соседнюю с Хайнессеном планету, Турнейзен. Там она работала учителем музыки в начальной школе. Если бы Жан-Робер Лапп остался жив, то она бросила бы эту работу и вышла замуж.

– Ты проделал долгий путь, не так ли, Ян? – сказала Джессика, глядя на семью из трёх человек, проходящую перед ними.

Ян не ответил.

– Я слышала о том, что ты сделал при Астарте. Да и до этого выделялся на фоне остальных. Жан-Робер всегда восхищался тобой. Он говорил, что ты гордость вашего выпуска…

«Жан-Робер был хорошим человеком, и Джессика приняла мудрое решение, выбрав его», – подумал Ян с оттенком безысходности. Джессика Эдвардс. Дочь казначея Военной академии, учившаяся в музыкальной школе. А теперь она сама учительница музыки, потерявшая жениха…

– Не считая тебя, всем остальным в Адмиралтействе должно быть стыдно. Потерять более миллиона человек в одной битве! Это же уму непостижимо! У них совсем совести нет!

Ян подумал, что это не совсем так. Не считая совсем уж варварских действий, вроде нарушения договоров и убийства безоружных, нельзя говорить о войне с точки зрения совести. Глупый командир потеряет миллион союзников, а хороший – убьёт миллион врагов. В этом единственное различие между ними. А с точки зрения абсолютного пацифизма – «Я не стану убивать, даже если ради этого придётся умереть» – между ними не было и вовсе никакой разницы. Оба они массовые убийцы. То, что глупцу должно быть стыдно за отсутствие способностей – вопрос, не относящийся к морали. Вряд ли, однако, Джессика это поймёт, даже если попытаться объяснить, да Ян и сам не знал, нужно ли это понимание.

Его раздумья прервало объявление по космопорту. Джессика встала – её пассажирский лайнер готовился к отбытию.

– До свидания, Ян. Спасибо, что проводил.

– Береги себя.

– Стань отличным командующим. За себя и за Жана-Робера.

Ян внимательно наблюдал, как Джессика торопится на посадку.

«Отличным командующим, да? Понимает ли она, что это тоже самое, что сказать: «Иди и убей ещё больше людей»? Видимо… Нет, точно не понимает. А ведь это то же самое, что попросить сделать с женщинами империи то же, что сделала война с ней. И когда это случится, на кого обратятся их гнев и печаль?..»

– Простите, возможно ли, что вы коммодор Ян Вэнли? – раздался рядом чей-то голос. Ян медленно повернулся и увидел пожилую, со вкусом одетую женщину, державшую за руку мальчика лет пяти-шести.

– Эм… Да, это так…

– Ах, я так и думала. Смотри, Уилл. Это герой Астарты. Поздоровайся с ним.

Мальчик застенчиво спрятался за её спину.

– Меня зовут миссис Майер. Мой муж и мой сын, отец этого мальчика, были солдатами и погибли с честью в войне с империей. Я услышала в новостях о ваших подвигах и очень благодарна вам за то, что вы сделали. Я не могла и надеяться, что смогу встретиться с вами лично.

Ян замер, не зная, что на это ответить.

– Уилл тоже говорит, что станет солдатом. Что собирается сражаться с империей и отомстить за папу… Коммодор Ян, я понимаю, что это наглость, но не могли бы вы позволить ему пожать руку героя? Я думаю, рукопожатие с вами стало бы для него отличным стимулом.

Ян не мог поднять глаза на эту женщину.

Видимо, приняв его молчание за согласие, она попыталась подтолкнуть внука к молодому полководцу. Однако мальчик крепко вцепился в бабушкино платье, хотя и смотрел при этом на Яна.

– Что такое, Уилл? Думаешь, если будешь поступать так, ты сможешь стать храбрым солдатом?

– Госпожа Майер, – сказал Ян, мысленно утирая пот со лба. – Когда Уилл станет взрослым, будет мирное время. Не нужно будет становиться солдатом… Береги себя, малыш.

Повернувшись на каблуках, он торопливо покинул это место. Проще говоря, сбежал. Но в таком отступлении он не видел бесчестья.

«Да, мирное время настанет… Даже если нам, живущим сейчас, придётся заплатить за него своими душами».

III

Когда Ян вернулся в свой офицерский дом в блоке 24 на улице Серебряного моста, его часы показывали 20:00 по стандартному времени Хайнессена. Весь этот жилой район был выделен для правительственных чиновников и офицеров, которые жили одни или имели маленькие семьи, и налетевший ветерок принёс освежающий аромат свежей зелени.

Но всё же этот район нельзя было назвать особо роскошным. Вокруг было много зелени и свободной земли, но лишь из-за постоянной нехватки средств на новое строительство, как и на ремонт имеющегося жилья.

Сойдя  тротуара, Ян пересёк неухоженный общий газон. Ворота, оснащённые ID-сканером, приветствовали хозяина офицерского дома B-6 скрипом и жалобами на переутомление. Ян подумал, что их скоро придётся менять, даже если придётся заплатить за это из собственного кармана. От бухгалтерии-то денег явно не дождаться…

– С возвращением, коммодор, – поздоровался с ним Юлиан, вышедший на крыльцо, чтобы встретить его. – Я уже думал, что вы сегодня не вернётесь. Но всё равно приготовил ваше любимое ирландское рагу.

– Отлично, я как раз проголодался. Но почему ты думал, что я не вернусь?

– Мне позвонил контр-адмирал Кассельн, – ответил мальчик, принимая из рук Яна форменный берет. – И сказал, что вы ушли с церемонии под руку с красивой женщиной.

– Вот же гад… – поморщившись, пробормотал Ян, входя в прихожую.

Четырнадцатилетний Юлиан Минц был воспитанником Яна. Среднего роста для своего возраста, с льняными волосами, тёмно-карими глазами и тонкими чертами лица. Кассельн и остальные иногда в шутку называли его «пажом Яна».

Два года назад Юлиан попал в дом к Яну, благодаря Особому Закону о Детях Военнослужащих. Как правило, его называли Законом Треверса, по имени государственного деятеля, предложившего его.

Союз Свободных Планет уже полтора столетия находился в состоянии войны. Это, разумеется, вело к огромному числу погибших и других жертв войны. Закон Треверса был придуман, чтобы одним выстрелом убить двух зайцев – помочь сиротам, не имеющим близких родственников и добыть людские ресурсы.</p