Глава 143. Влияние (Часть 2)
Раны Сюй Лэ еще не полностью зажили, но круглосуточное наблюдение в реанимации ему больше не требовалось. Все ненужное медицинское оборудование давно убрали от его кровати, а специалисты главного госпиталя Первого военного округа подтвердили, что его эпилептический припадок был вызван внешним давлением, а не идиопатической эпилепсией. Аномальная электрическая активность в коре головного мозга не причинила существенного вреда его телу и мозгу.
Поэтому его перевели из палаты в более тихий санаторий позади главного госпиталя. Здесь были более комфортные условия, среди зеленых деревьев клубился пар от горячих источников. Если бы сейчас в южном полушарии не было лета, он, пожалуй, задумался бы о том, чтобы окунуться в них. Телевизор в комнате больше не был ограничен медицинским контролем, все каналы были доступны, но Сюй Лэ по привычке смотрел только новостные каналы и 23-й канал. Раньше он не интересовался делами Федерации, но после побега из района Восточный Лес все эти странные события заставили его обратить на них внимание.
В тот же вечер он увидел новости о крушении космического корабля, летевшего из аэропорта Нью-Джерси в Порт-Сити, S2. Если быть точным, разбился орбитальный модуль. Зрачки Сюй Лэ сузились, он сжал пальцы, не отрываясь, смотрел на четкий экран, на появляющиеся имена и фотографии пассажиров.
"Чжан Сяомэн, женский пол…"
Сюй Лэ услышал только эти слова, увидел на экране фотографию девушки в строгих очках с черной оправой, и в голове у него что-то екнуло. Он больше не слышал никаких звуков, скорбный голос диктора новостей исчез, а фотография на экране начала расплываться. Очки с черной оправой пропали, челка слегка колыхалась на ветру, глаза и брови улыбались, очаровательные, как у эльфа…
Вот она, настоящая Чжан Сяомэн. Та, что на фотографии в новостях, ненастоящая.
Сюй Лэ потер глаза, выключил телевизор, лег на кровать, натянул одеяло, свернулся калачиком и попытался заснуть. Хотя сон не шел, он все равно пытался заснуть, широко раскрыв глаза, слегка дрожа. Внезапно ему показалось, что лето в южном полушарии S1 стало каким-то холодным.
Посреди ночи, не в силах заснуть, он чувствовал себя как грустная песня.
Он молча сел, снова включил телевизор, подключился к федеральной сети, зашел на официальный сайт авиационного управления и начал искать информацию, постоянно обновляя страницу. Неизвестно, сколько раз он перепроверил и сверил данные, прежде чем, наконец, онемев, убрал руку, бессильно упал на кровать и уставился в белый потолок.
Как бы ему хотелось, чтобы все, что он видел, было лишь плодом его воображения, как те чертежи, а не реальностью. Но, пролежав так долго, уставившись в белый потолок, он не увидел никаких картинок. Оказалось… что сон не может превратить печальные новости в ложь.
На следующий день Сюй Лэ проснулся по своему обычному расписанию, почистил зубы, умылся, позавтракал, а затем вышел в залитый утренним солнцем тихий сад, сел на прохладную каменную скамью, не касаясь ягодицами поверхности, и принял странную позу наездника, которой его научил дядя, одновременно тщательно и сосредоточенно прислушиваясь к дрожи в своем теле, запоминая путь, по которому двигалась эта ноющая боль.
Теплая дрожь, символ таинственной силы, уже вышла за пределы той области, в которой она циркулировала, когда он был в районе Восточный Лес, и постепенно заполнила все его тело, заставляя каждую пару мышечных волокон тереться и сжиматься друг с другом, причиняя невероятную боль и удовольствие.
Однако ноющая боль не проходила в его сердце, на его губах, вызывая тошноту. Его лицо было слегка бледным, глаза запали, отчего маленькие глаза казались еще глубже.
В окружающем саду несколько охранников компании "Черный Ястреб" скучающе осматривали окрестности. Сейчас, когда ситуация успокоилась, их работа была не такой напряженной, как несколько дней назад. Они только не понимали, почему сегодня Сюй Лэ гуляет дольше обычного.
Сюй Лэ пробыл в тихом саду до полудня, а затем, сказав работникам семьи Тай, что уходит, под ненавязчивой охраной нескольких телохранителей вышел из санатория и направился в стейк-хаус в жилом районе Первого военного округа, чтобы пообедать.
Перед едой он дал официанту банкноту и тихо попросил его об одном одолжении.
Нож и вилка легко скользили по нежной поверхности синтетического стейка. Сюй Лэ, опустив голову, медленно жевал идеально ровные кусочки мяса, не поднимая глаз. Он боялся поднять голову, потому что знал, что, сделав это, увидит напротив пустое место.
Он много раз обедал с Чжан Сяомэн в столовой и был ей очень благодарен за то, что она никогда не уходила из-за косых взглядов окружающих, несмотря на то, что он был всего лишь вольнослушателем и выглядел как бедняк.
Его первое настоящее свидание с Чжан Сяомэн было в стейк-хаусе в Линьхае. Он был ей очень благодарен за первое в своей жизни волнение, первый поцелуй, первую близость, первую любовь. Даже если это была милостыня, то это была самая прекрасная милостыня на свете.
Официант подошел к нему, скрывая свое удивление, и протянул пакет с печеньем. Сюй Лэ поблагодарил его, разорвал пакет, достал собачье печенье и уставился на него.
Он впервые встретил Чжан Сяомэн из-за пачки собачьего печенья.
Сюй Лэ начал есть печенье, и слёзы неудержимо потекли по его лицу.
После смерти дяди он поклялся никогда больше не плакать, но сегодня что-то сломалось внутри. В груди зияла пустота, наполненная лишь горечью, будто ничто уже не сможет заполнить эту бездну. Возможно, всё, что копилось с прошлого вечера, когда он узнал о гибели Чжан Сяомэн, и до утреннего оцепенения в Саду Рассвета, прорвалось наружу, раздражая слёзные железы.
Молодой человек в аккуратной одежде, беззвучно плачущий в шумном ресторане. Район проживания персонала Первого военного округа был полон военных в форме и гражданской одежде, их семей и друзей. Многие с удивлением смотрели на плачущего у окна мужчину — с сочувствием, жалостью или презрением.
Они думали, что он страдает от несчастной любви, не зная, что молодой человек потерял возлюбленную навсегда.
Вытерев слёзы, Сюй Лэ успокоился. Он достал письмо, которое перед отъездом собственноручно написал ему Ши Цинхай, и начал внимательно перечитывать. Он уже видел его, но после известия о смерти Чжан Сяомэн захотел прочесть снова. Ему казалось, что Ши Цинхай и Чжан Сяомэн были похожи — люди, готовые жертвовать ради идеалов, которых он не понимал.
Последние абзацы письма Ши Цинхая гласили: "Я думал, что устал быть шпионом. Даже вначале, когда из-за несчастья, случившегося с отцом, я так ненавидел федеральное правительство... Но, находясь в этой щели, я почувствовал усталость и напряжение, поэтому хотел сдаться. Именно по этой причине я пытался уйти из организации, конечно, пассивно. Я никогда не смогу предать её, потому что разделяю её идеи и уважаю их. Но я действительно устал, поэтому искал возможности стать менее значимым человеком... Конфликт у входа в ночной клуб был частью этой попытки, и мне жаль, что ты в него втянулся".
"Однако в момент наибольшей усталости и сомнений в своих идеалах я лично способствовал заключению соглашения о примирении между организацией и депутатом Пабло. Хотя я был лишь промежуточным звеном и не сыграл решающей роли. Но я знал, что поступаю правильно, и это принесло мне неожиданное душевное удовлетворение".
"Но тогда я всё ещё хотел уйти, не заботясь больше ни о чём в мире. Просто тихо пить, петь «Двадцать семь рюмок», а в свободное время на пляже думать о своём несчастном отце, который никогда не был в столице, знал только свою маленькую ферму и умер при загадочных обстоятельствах".
"И вот в этот момент мой наставник погиб у меня на глазах. Он прыгнул с очень высокого здания, словно в облака, но рухнул на землю. Во многом он был мне как второй отец... Странно, но, несмотря на ненависть к предателю, я не потерял голову, а, наоборот, протрезвел. Глядя на тело учителя, распростёртое на крыше машины, я вдруг понял, что всё ещё хочу бороться за прежний идеал".
"Этот идеал не смешон и не недостижим для таких, как мы... Мы просто пытаемся сделать мир лучше и справедливее. Чтобы не было больше таких существ вне закона, как семья Тай, Семь Великих Домов, политиканы... Чтобы в мире стало меньше обычных людей, умирающих в безвестности, как мой отец".
"В мире никогда не было настоящей справедливости. Не было её в эпоху империи, нет и в Конституционную эру, и, возможно, не будет в будущем. Нет её в Империи, нет в Большом Треугольнике, и я иногда сомневаюсь, есть ли она на горе Цинлун. Но то, что существует, не всегда разумно, а то, чего не было, не значит, что к нему не нужно стремиться. Справедливость может быть иллюзорным понятием, но бороться за неё лучше, чем оставаться безразличным".
"Впереди мерцает цель. Идти — значит иметь шанс достичь её, стоять на месте — значит никогда не коснуться её. Я подсчитал: в лучшем случае проживу девяносто лет. Все умрут, и если уж суждено, я предпочитаю умереть на выбранном пути".
"Пишу тебе не для влияния. Я одинок в этом мире, моя роль обрекает на одиночество, и я хочу поделиться мыслями. Возможно, я не восстановлю связь с организацией. Если мы идём одной дорогой, не так важно, есть ли рядом спутник, главное — направление".
"Справедливость в мире не всегда требует жертвовать всем. Я всегда считал, что честный полицейский, адвокат, борющийся за правду, солдат, храбро отражающий имперское вторжение — все они вносят вклад в судьбу Федерации. Ты... парень с обострённым чувством справедливости. Живи по своим принципам, и если даже не изменишь мир, сможешь повлиять на своё окружение... В этом смысле мы товарищи, и в мире нас много".
"Живи и живи достойно, с чистой совестью. Этого достаточно. А я, брат, отправляюсь искать свою чистую совесть".
Сюй Лэ молча сложил письмо и убрал во внутренний карман, где уже лежали визитка и новая банковская карта — самое ценное, что у него было. Размышляя о письме, он вспоминал Чжан Сяомэн. Он всё ещё плохо понимал мотивы многих людей в Федерации, но после повторного прочтения слов Ши Цинхая что-то отозвалось в нём.
Все умрут. Умереть на выбранном пути — это, возможно, и есть счастье. Сюй Лэ тихо думал о Чжан Сяомэн. Все прежние подозрения и гнев теперь потеряли значение.
Сюй Лэ был молчаливым и прямым человеком. Он не разбирался в идеологиях, не имел чётких убеждений, жил интуицией и ощущениями. Он медленно поднял голову и посмотрел на новости, транслируемые на экране ресторана.
На экране лидер оппозиции, депутат Мэдлин, выступая с речью в столичном университете, этот внушительный, добродушный и решительный человек объявлял, что станет напарником губернатора провинции Цзин Росса на предстоящих президентских выборах.
— Если ты станешь вице-президентом, разве смерть моей женщины не окажется напрасной? — Сюй Лэ в последний раз взглянул на экран и молча вышел из ресторана.