Глава 1. Тянь Чуан

Во дворе цвели цветы сливы, рассыпаясь по всей земле и покрывая остатки снега, что еще не успел растаять. Некоторые люди даже не смогли бы понять с первого взгляда, что здесь снег, а что — лепестки. Когда дул ветер, этот темный аромат обдувал весь двор.

Сумерки спустились, словно занавес, и луна над карнизом была холодна, словно вода.

В дальнем углу маленького дворика, наполовину скрытые цветущим сливовым деревом, стояла угловая дверь с высеченной на ней надписью «Мэйхуа»*. Выглядела она так, словно простояла там уже очень долгое время. Но стоило только толкнуть эту маленькую дверцу и сразу станет понятно, что внутри все было совсем по-другому. У дверей стояли два хорошо сложенных мужчины в доспехах и с оружием. Сама веранда была узкой и тесной, она возвышалась над вымощенной камнями дорожкой, которая вела в черную как смоль тюрьму. Атмосфера стояла мрачная и тяжелая от исходящего зловония смерти.

* 梅花 [méihuā] — «Цветок сливы»

Слабый запах цветов, казалось, перекрывался этой дверью, совершенно не способный проникнуть во внутрь.

Внутри стояло еще больше стражников, экипированных различным оружием. Они были неподвижны, охраняя дверь из железных прутьев, что были толщиной с мужскую руку.

Следуя по темному проходу дальше внутрь тюрьмы, можно было встретить еще три большие каменные двери с запирающими механизмами, и все они тщательно охранялись. После этих дверей даже капля мирской энергии угасала, будто бы этот длинный путь был дорогой прямиком в подземный мир, полной обиженных душ и освещенной мерцающими огоньками, так напоминающими блуждающие огоньки призраков.

В самой дальней камере раздался низкий мужской голос, тихо что-то сказавший, после чего воцарилась тишина, будто бы другой в ответ просто вздохнул.

Внезапно тьму камеры прорезал пронзительный крик, на миг приглушивший даже свет. Крик этот был настолько оглушительным, что напомнил умирающего животного. От этого звука у любой человеческой души сердце покрылось бы инеем.

Один из двух стражников, что стоял спиной к камере у двери, видимо был еще новеньким с неопытным выражением лица. Услышав этот звук, он не смог сдержать дрожь. Украдкой глянув на своего спутника, он увидел, что тот притворяется глухим, стоя совершенно прямо, словно гора; поэтому он тоже успокоился и посмотрел вниз.

Однако этот крик становился лишь пронзительнее и длился все дольше и дольше, до тех пор, пока у человека не пропал голос и дыхание его не стало прерывистым — в конце концов крик превратился в стоны и рыдания, что сделало его еще более несчастным.

Новенький чувствовал, как по нему, не прекращая, бегут мурашки, готовые вот-вот выпрыгнуть с собственного тела.

Спустя одну палочку благовоний* мужской голос рассеялся. Прошло еще немного времени и двое людей вытащили мужчину средних лет, выглядевшего полумертвым. Его тело по пояс было обнажено, голова свесилась набок, волосы взмокли от пота, губы были обкусаны, а из уголков рта сочилась кровавая пена. На его теле не было никаких видимых повреждений, кроме семи основных акупунктурных точек на животе и груди, в которые были вонзены темно-красные гвозди.

* около получаса.

Он выглядел, словно странный и ужасающий тотем. Глаза молодого стражника не могли не проследить за мужчиной, пока тот не скрылся за каменной дверью.

В этот момент кто-то позади него сказал:

— Ты сожалеешь, что увидел это?

Молодой стражник вздрогнул от ужаса и резко обернулся. Он увидел человека в дорогих сапфирового цвета одеждах, который уже какое-то время молча стоял позади него. Другой стражник уже опустился на колени, поэтому он быстро последовал его примеру и произнес:

— Хозяин.*

* 庄主 [zhuāngzhǔ] — то есть «хозяин поместья»

Мужчина в мантии выглядел лет на двадцать восемь — двадцать девять, он держался с ученой грацией, но на лице виднелись следы болезни. У него было острые черты лица, выразительные брови и глубокие, яркие глаза, которые обрамляли густые ресницы. Эти ресницы, казалось, скрывали глаза полностью, когда он опускал свой взгляд. В те же редкие моменты, когда он поднимал голову, в его глазах можно было разглядеть леденящий душу холод, будто бы он смотрел на все с холодным сердцем. Линия его носа была очень красива, но губы были тонкими, что придавало его красивому лицу презрительный и слегка коварный оттенок.

Услышав, как этот мальчик обратился к нему, мужчина взглянул на него повнимательнее и усмехнулся:

— Ты, наверно, новенький?

Молодой человек склонил голову:

— Да.

Мужчина поднял руку и дважды похлопал его по плечу:

— Тогда помни, что впредь ты не должен называть меня Хозяином. Я не хозяин поместья. Называй меня в следующий раз просто «Господин Чжоу».*

* 周大人 [zhōu dàrén] — то есть «Старший/почтенный/господин/»

Молодой человек быстро поднял глаза, мельком взглянув на него, а потом вновь почтительно склонил голову:

— Да, Господин Чжоу.

Мужчина кивнул, махнул им рукой и сказал:

— Вы двое идите, я хочу немного побыть один.

Двое стражников повиновались и вышли бок о бок. Молодой стражник не мог не оглянуться на секунду. Он увидел, что человек в сапфировой мантии спокойно стоит, прислонившись к дверному косяку, и смотрит на что-то в пустоте, но в то же время ничего не видит. Было ощущение, что этот человек хочет уйти куда-то очень и очень далеко.

Первая железная дверь закрылась, и молчаливый старый стражник рядом с ним вдруг тихо произнес:

— Посмотрев на нежную и утонченную внешность нашего господина, поверил бы ты, что именно его руки вбили в старика Би гвозди «семи чувств и трех осеней»*?

* 七窍三秋钉 [qīqiào sānqiū dīng] — гвозди цицяо (семи отверстий: уши, глаза, ноздри, рот) и трех сезонов/трех лет/трех осеней.

Молодой человек замер, повернул голову и взглянул на старого стражника, чьи виски уже обрамила седина. Мужчина же просто вздохнул:

— Ты еще многого не понимаешь. Из Тянь Чуана* нет никакого выхода. Если захочешь уйти, тебе придется умереть или стать полным инвалидом.

* 天窗 [tiānchuāng] — слуховое окно/мансардное окно/люк/фонарь/зенитный фонарь/абажур/осветительный колодец/потолочный фонарь

К четвертому году правления Дацинь Жунцзя*, даже простое упоминание Тянь Чуана могло заставить всех задрожать от страха.

* 大庆荣嘉 [dàqìng róngjiā] — Великое, цветущее и чудесное празднество.

Тянь Чуан — это организация шпионов и убийц, преданных только императору. Никто не знает, сколько их, никто не знает, где они расположены, но абсолютно все уверены, что их щупальца могли бы дотянуться и до края земли. Тянь Чуан был организован императором Жунцзя, когда Хэлянь И был еще наследным принцем, а к нынешнему времени эта организация уже была полностью структурирована и имела особые правила.

Первым главой Тянь Чуана был этот человек в сапфирового цвета роскошных одеждах, бывший хозяин поместья Сы Цзи*, Господин Чжоу, Чжоу Цзышу*.

* 四季 [sì jì] — четыре сезона

* 周子舒 [zhōuzi shū] — первый иероглиф «оборот/цикл/Чжоу как название династии» второй иероглиф «сын/ребенок» третий иероглиф «неторопливый/спокойный»

Внутри Тянь Чуана не было никаких секретов, касалось ли дело тайных судебных дел или же простых людских проблем; поэтому существовало правило, согласно которому всем живым людям, у которых есть рот и которые могут говорить, запрещалось покидать Тянь Чуан, если только они не мертвы или сами не попросили о гвоздях «семи чувств и трех осеней».

Так называемое наказание гвоздями «семи чувств и трех осеней» заключалось в том, что в человека вонзали семь ядовитых гвоздей в самые важные акупунктурные точки между телом и грудью. Таким образом семь меридианов и восемь сосудов, принимающих избыток крови, застаивались. С этого момента любая заклинательская практика была бесполезна, человек переставал говорить, и ходить; через три года яд полностью распространяется по всему организму, и человек умирает.

И хотя ты живешь еще три года на свободе, но подобная жизнь в конечном итоге становится хуже смерти.

Но даже так время от времени все еще находились люди, для которых жизнь в качестве живого мертвеца была предпочтительнее, чем оставаться в Тянь Чуане.

Эти три года были величайшим подарком от королевской семьи.

Отпусти всех, Чжоу Цзышу вернулся в маленькую камеру один, закрыл дверь и, заложив руки за спину, некоторое время медленно расхаживал в глубоких раздумьях. Затем он остановился в углу комнаты и достал маленькую коробочку с гвоздями «семи чувств и трех осеней». Эти ужасающие маленькие существа на самом деле источали аромат холодных падающих лепестков сливы. Чжоу Цзышу глубоко вздохнул, а затем протянул руку, чтобы развязать свои одеяния.

На первый взгляд он выглядел высоким и хорошо сложенным, но когда одежды его упали на пол, на свет показалось истощенное тело, будто бы что-то полностью высосало из него жизнь. Между его тонкой грудью и животом виднелись следы от шести уже вставленных гвоздей. Они были вбиты так давно, что их головки уже почти полностью слились с плотью.

Чжоу Цзышу посмотрел вниз на свое тело и, улыбнувшись самому себе, взял лежащий неподалеку нож. Стиснув зубы, он вновь разрезал плоть, что уже покрыла сверху все гвозди. Он действовал очень быстро и уверенно, будто бы это была не его собственная плоть. Через некоторое время вся грудь была залита кровью. Теперь казалось, будто гвозди, что были вбиты уже давно, вошли лишь только что.

В этот момент что-то будто высвободилось, он вскрикнул от боли, а затем слабо прислонился к углу комнаты и медленно соскользнул вниз. Тело его в это время безостановочно дрожало, итак слабые краски сошли с губ, а зубы были все еще стиснуты. Внезапно он забился в конвульсиях, глаза широко раскрылись, а затем медленно закрылись, голова склонилась набок.

С ужасно бледным лицом и весь покрытый кровью, он напоминал труп.

Только с первыми лучами рассвета следующего дня человек, свернувшийся калачиком в углу камеры, слегка дернулся и медленно открыл глаза. В первый раз, когда он попытался встать, его ослабевшие ноги подкосились и он упал. Едва поднявшись со второй попытки, он достал шелковый платок и, окунув его в воду, осторожно вытер большую часть крови с груди. Вновь одевшись, мужчина взял гвоздь «семи чувств и трех осеней» и спрятал его в своей мантии.

Сделав глубокий вдох, он открыл дверь камеры и вышел.

Покинув тюрьму, Чжоу Цзышу вернулся в маленький дворик, заполненный сливовыми лепестками и снегом. Он почувствовал, как освежающий аромат омывает его лицо, словно бы очищая от запаха крови. Стоя под сливовым деревом в течении долгого времени, он наклонился и осторожно вдохнул цветочный аромат, на лице его появилась неосознанная улыбка.

Снова легко вздохнув, он тихо сказал:

— Эй, посыльный.

Человек в черном вынырнул, словно тень, поклонился и стал ждать распоряжений. Чжоу Цзышу достал темный воинский жетон и бросил ему, сказав:

— Иди и позови главного дворецкого Дуаня, чтобы он сопровождал меня на встречу с Его Величеством.

Человек в черном взял жетон и исчез так, что его никто не заметил, словно бы его никогда там и не было.

Главный дворецкий Дуань Пэнцзюй* был повышен до этой должности самим Чжоу Цзышу после того, как последний занял место главы Тянь Чуана. Этот человек слушался только его, он был способным и не скупился своими амбициями.

*段鹏举 [duànpéng jǔ] — первый иероглиф значит «часть/отрывок» второй и третий «взлетать жар-птицей/стремительно возноситься»

Иногда Чжоу Цзышу видел в нем себя, только более молодого. В скором времени появился Дуань Пэнцзюй с жетоном. Он был сбит с толку, ведь такие простые люди, как он редко выходили на свет, кроме их лидера Чжоу Цзышу, у остальных было не так-то много шансов увидеться с Его Величеством в обычный день.

Чжоу Цзышу почти ничего не говорил, и только после совместного завтрака, посчитав, что уже настало время для утренней аудиенции у императора, он сказал:

— Пойдем.

Они пошли во дворец, и, хотя Дуань Пэнцзюй не знал, для чего это все, он решил не спрашивать и молча следовать за господином.

Следуя друг за другом, они направились в верховную библиотеку. Император Жунцзя Хэлянь И уже был там, поэтому, как только он услышал, что они идут, то сразу же приказал позвать их обоих. После того, как Чжоу Цзышу и Дуань Пэнцзюй поприветствовали императора, Чжоу Цзышу вытащил из рукава сверток в бамбуковой трубке и вручил его Хэлянь И:

— Ваше Высочество, это именно то, что вы просили достать в прошлый раз.

Хэлянь И взял сверток, но не спешил его просмотреть, вместо этого он оглядел Чжоу Цзышу и, не удержавшись, нахмурился:

— Твое лицо выглядит все хуже. Надо будет вызвать тебе императорского врача после того, как закончим. На твоем теле, должно быть, какая-то темная рана. Не стоит недооценивать болезни. И не полагайся на свою молодость. Ты уделяешь этому слишком мало внимания.

Чжоу Цзышу слегка улыбнулся, но не кивнул, лишь сказав:

— Благодарю Ваше Величество за беспокойство.

Хэлянь И взглянул на Дуань Пэнцзюя, и немного удивившись, спросил:

— Почему Пэнцзюй сегодня здесь? Я не видел тебя несколько дней, но я вижу, что ты все еще работаешь с тем же воодушевлением.

Дуань Пэнцзюй прищурил свои маленькие глазки и улыбнулся:

— У Его Величества столько забот каждый день, я рад, что он все еще помнит об этом старом рабе.

Хэлянь И улыбнулся, смутно ощущая, что Чжоу Цзышу хочет сказать что-то еще, поэтому он сначала раскрыл бамбуковую трубку и вынул из нее небольшой лист бумаги. Пробежавшись глазами по тексту, он взглянул на Чжоу Цзышу, все еще улыбаясь:

— Ты прекрасно все выполнил. Цзышу, как ты хочешь, чтобы я вознаградил тебя?

… А вот и оно.

Чжоу Цзышу внезапно поднял подол своей одежды и опустился на колени. Дуань Пэнцзюй не знал, что происходит, поэтому последовал его примеру и тоже опустился на пол.

Хэлянь И нахмурился и спросил:

— Что ты делаешь?

Чжоу Цзышу ответил тихо, будто громче говорить было бы бесполезно:

— Я осмелюсь попросить Ваше Величество лишь об одной милости.

Хэлянь И улыбнулся и произнес:

— Вставай и говори прямо. Ты рисковал жизнью ради меня столько раз, неужели ты думаешь, что есть что-то, кроме этой страны, что я не готов тебе подарить? Просто скажи, что.

Чжоу Цзышу выпрямил спину, все еще находясь на коленях, а затем стал развязывать пояс своих одежд. Как только слои одежд скользнули вниз, всем в лицо ударил резкий запах крови. Его тело, покрытое вновь нанесенными ранами, снова кровоточило, видимо из-за езды верхом.

Хэлянь И резко поднялся с места:

— Цзышу!

Дуань Пэнцзюй был так напуган, что не смог вымолвить ни слова.

Чжоу Цзышу раскрыл свою ладонь, и на ней показался последний седьмой гвоздь «семи чувств и трех осеней»:

— Ваше Величество, я собственноручно вбил шесть из них. Седьмой лишит меня возможности заниматься императорскими делами. Сегодня я пришел попрощаться и прошу только, чтобы Ваше Величество позволило Пэнцзюю исполнить мою просьбу.

Хэлянь И долгое время ошеломленно молчал. Он откинулся на спинку сидения, взглянул на потолочные балки своей библиотеки и прошептал:

— Юньсин далеко на северо-западе, Бэйюань… Бэйюань ушел, а теперь даже ты собираешься покинуть меня?

Чжоу Цзышу молчал.

Хэлянь И немного помолчал, а затем со вздохом произнес:

— Я правда настолько одинокий человек.

Чжоу Цзышу ответил:

— Ваше Величество, не стоит беспокоиться о Тянь Чуане. Пэнцзюй помогает мне уже столько лет. Вы можете доверять ему, у него правда есть способности…

Дуань Пэнцзюй открыл рот и прервал его:

— Хозяин! Хоязин, вы не можете так говорить, у этого старого Дуаня никогда не было таких мыслей! Вы… Вы не можете…

Чжоу Цзышу тихо прошептал:

— Это ведь гвозди «семи чувств и трех осеней», три осени пройдут, и я умру, стрела уже натянута и ее не остановить…

Он поклонился Хэлянь И, ударяясь лбом об пол, и даже после поклонов не поднял головы:

— Прошу, в честь всех тех лет, что этот слуга служил Вашему Величеству, исполните мое желание.о

Хэлянь И уставился на этого окровавленного человека, и никто не знал, о чем думает находящийся в самом расцвете сил император. Все эти годы он был осторожен, эти года не считались, ведь они были полны дыма войны, те года были ветреными, морозными и холодными, все те года… Наконец-то он добился своего и наступил мир, но все внезапно ушли, и он остался один.

Никто не сможет избежать течения лет и непостоянства этого мира.

Спустя долгое время он закрыл глаза и махнул рукой.

Чжоу Цзышу улыбнулся уголками рта:

— Спасибо, Ваше Величество.

Будто произошло что-то неимоверно счастливое, на бледном болезненном лице Чжоу Цзышу появился легкий румянец. Он радостно повернулся к Дуань Пэнцзюю и сунул ему в руку последний гвоздь:

— Сделай это.

Дуань Пэнцзюй долго колебался, прежде чем, стиснув зубы, взять темно-алый гвоздь и вонзить его в тело своего хозяина. Он знал, что это было чрезвычайно больно. Он уже видел это много раз за свои годы, и даже самый сильный мужчина не мог этого вынести, не закричав что есть мочи. Однако Чжоу Цзышу лишь слегка дрожал, все еще держа свое тело прямо. Криков слышно не было, лишь приглушенные стоны.

Он даже почувствовал, что Чжоу Цзышу улыбается сквозь свои стоны.

Дуань Пэнцзюй подумал, что его хозяин, должно быть, сошел с ума.

Чжоу Цзышу долго стоял без движения, а затем поклонился Хэлянь И с лицом, белым, словно бумага.

Силы из его тела стремительно убывали, и чувство полного онемения начало медленно нарастать внутри. Он открыл рот и произнес последние пять слов:

— Ваше Величество, позаботьтесь о себе.

После этого, не дожидаясь ответа Хэлянь И, он вышел из библиотеки. Весь тот груз, что он нес на себе, казалось, растаял без следа. Его фигура мелькнула на мгновение, и он исчез.