Глава 70. Мокрые сыщицы
Мужайтесь, жители вольного города Териода,
Ибо скалит на нас зубы безумный восточный сосед! А кровожадное дитя с туманного полуострова, Катрина, угрожает не только нам, но и нашим братьям по несчастью – северянам! Её мечта – вся планета в пурпурных знаменах!
Но не бывать тому! Вспомните, братья, эпоху до портальной сети, до серокожей навалы, до магических академий! Мы уже видели истинное зло – Великий Ларион, он же Ларионская империя. Мы стали забывать, что ларионцы – жестокий народ! От их мечей пали многие бравые короли заландских долин, а огню они предали Гирион, Хайгрион и наш родной Териод. С огнём и мечом ларионцы отправились на юг, к диким в те времена оттионцам. Предали они забвению их культуру и капища! Именно Великий Ларион высадился на острове Антария, погнав оттуда смуглокожих кинийцев.
Не один народ изувечили ларионцы! Но затем, по воле Арканы, столкнулись они с врагом ещё более мерзопакостным – Иллариотом, что и положит конец эпохе Великого Лариона.
Так не будем забывать о тех временах, когда мы были свободны! Мужайтесь, и вместо того, чтобы бежать на планету к вахинцам, вступайте в нашу рать!
Обращение лорда-протектора Вольного города Териод, лето 24`ого года 4 эры.
Поступающие от северян новости о формировании так называемого Северного Союза тревожат! Северное королевство Каартион заключило пакты с Фезеонскими ярлами и конунгами Бейкаара. Основная их цель: пошатнуть стабильность в Норионе, имперском городе-крепости. Ведь это наш единственный аванпост на центральном материке, Фителе. Мы отвоевали себе Норион в Северной войне! Нельзя допустить его потерю.
Тем более, учитывая, что в шахтах Фителя полно красной меди – лучшего металла для трансмутации у алхимиков! Если вахинцы, благодаря северянам, разузнают о процессах мистерианской трансмутации – нашей металлургии конец.
– Генерал-фельдмаршал Иллариотских планетарных войск Дариус командующему Ларионской армии Сфорце.
Улицы северного Лариона ожили в последние ночи: выползали из нор пьяницы и куртизанки, контрабандисты и картежники открывали подпольные заведения – природа с её дикими городскими зверями возвращалась на место. После пропажи Пожаров Игниса прошла седмица, и дни неустанно двигались к ещё одному вознесению. А это значит, что и до осени недолго оставалось.
Но пустовато было на улочках за колокольней Святого Лера, поразительная тишина стояла и на рынке при реке Олава, что у Нового Моста. За неделю черное полотно туч нашло на небо, превращая свет Магнуса по ночам в аляповатые размазанные по небосводу алые краски.
У лодочных мануфактур две кошки и облезшая собака в согласии и мире пили воду из лужи около указательного столба, не обращая внимания на прохожих, крадущихся вдоль стен домов. Их было четверо.
Первой, на значительно удаленном от остальных расстоянии, шагала черноволосая мистерианская девушка. Вместо привычной ей мантии целительницы, она была облачена в сермяжное рубище. На запястье красовалась перемотанная красная ленточка – с вышитой на ней копией руны, которую спутники обнаружили у игнибатцев.
Милада двигалась по улице весьма уверенно, привлекая внимание светом масляной лампы, которую держала за ручку, а также весёлым свистом и шлёпаньем обмоток – их она носила вместо обуви.
Со стороны Олавы подул ветер. По коже Лирии тут же пробежала сигнализирующая волна мурашек.
— Скоро дождь, — сказала она спутникам, закутавшись в предоставленную ей профессором епанчу.
Себастьян расхохотался.
— Тоже мне ведунья! Сегодня всё утро лило как из ведра, куда уж ещё, — он потер рука об руку. Холодало. — Аркана смилуется!
— Об утреннем дожде тебе, видать, птички напели? Ты проспал до полудня! — заметила велларийка.
В качестве доказательства прошлых её слов, вдали загромыхало.
Миллард неуклюже ступал за ними. На землянина их пошатнувшийся за неделю режим влиял пагубнее всего. Днем спали, вечером совещались со студентами, а ночью выходили с красноглазой на охоту.
Впрочем, Лирия не винила гиганта за излишнюю сонливость. План профессора начал отравлять и её жизнь, в основном – нервы.
— Завтра нужно будет зайти в ту калебскую аустерию, — сказала она, — тамошние харчи напоминают те, что готовила моя кухарка.
Южанин вздохнул:
— На какие шиши? Тут надо просить небеса, чтоб на вареную репу хватило.
— Заложи свою шляпу и тебе хватит на голубец.
— Э-э нет, м`леди. Вот как продашь свой кристаллик за горячего цыпленка, тогда и я подумаю имуществом разбазариваться.
— Да ни в жизни, — Лирия потерла ладони, пытаясь согреться. — В тепло бы.
— Могу с этим помочь, — осклабился мистерианец. — Шутка-шутка, опусти руки, Лирия!
— Продать бы тебя. Желательно всего. Ашкаринкам.
— А вот это уже настоящая угроза, я и без того свои ремни спустил на рынке, чтоб мы могли позволить себе швейного мастера, — бахвалился своей щедростью Себастьян.
— Не обязательно было, al misterian, нанимать самого дорогого.
— Эйе, ты неправильная аристократка! Знамо ведь, что богатый вид притягивает деньги.
— К тебе-то они только так и липнул. Аж из чужих карманов выпрыгивают.
Впереди Новодная ступила в лужу, громко выругавшись.
— Поглядите только, — зевнула аристократка, — как рьяно влюбленная ищет своего суженого.
Милада единственная из компании не проявляла ни признаков усталости, ни сомнений в предстоящей поимке Отступника.
«Нищей голытьбе удалось обскакать меня, ночного по натуре жителя», — гневилась в душе девушка.
— Ага, — кивнул Скитлер, — шоб его укокошить.
Воцарилось молчание. Лирия не любила вспоминать о том, что их основные цели со студентами не сходятся. Короче говоря, троица врала им с три короба. С другой стороны, почему её должно волновать мнение красноглазой дикарки? Она потерла покрывшийся царапинами компас Лирика – до полной Нистфулларии оставалось три дня.
«Жажда мести за родителей, — она взглянула на Миладу, — цель безусловно благородная. Только вот желание убить Отступника нам как кость поперёк горла. А всё из-за треклятого старикашки, который вынуждает нас к сотрудничеству с детоубийцей!».
***
По крышам застучала мелодия – капли дождя. На Миладу повеяло прохладой. Морось была колкой, как иголки. Красноглазая и не думала сворачивать поиски. А дождь крепчал! Ветер раскачивал одинокие вывески.
Вскоре на мощенные камнем дороги хлынула вода, как в исталебской легенде о потопе, а те тропы, что не были мощены, вмиг обратились в непроходимые болота.
Сапоги грузли в размокшей грязи. Штаны пачкались в лужах, а волосы липли на лицо. «Ну же, выходи! Я ношу на себе руну, я отмеченная, твоя излюбленная цель, давай же!», — молила Новодная подобно всем остальным ночам. Однако он не появлялся.
Загромыхало. Серокожая наёмница, промокшая до нитки, не выдержала:
— Эй, буревестница! — окликнула она студентку. — Кончай уже, не видишь – ливень? Вряд ли Отступник убивает игнибатцев в столь скверную погоду!
Милада развернулась, посветила на них лампой. Троица зажмурилась, аки вытащенные из норы кроты.
— Вы воще-то клялись, кацеры, — забрезжила голоском девица, — что мы будем бродить до первых лучей солнца!
С её длинных волос вода текла водопадом, а сермяжное рубище превратилось в подобие призрачной вуали.
— Было бы здорово увидеть в такой ливень хотя бы лунные лучи! — возразила велларийка. — Ты же целительница, мы тут все простудимся!
В качестве доказательства правоты лунной ведьмы масляная лампа в руках красноглазой потускнела, едва не потухла. Новодная выругалась. Это была лампа, что подарил ей профессор. Пан Томаш раньше любил преподносить ей подобные подарки: записные книжки, подзорная труба – всё, что помогло бы в поисках её заклятого врага.
Однако со временем, чем больше росла любовь к ней профессора, тем более отцовской становилась его забота. Зеркала, дешевая косметика – что угодно, лишь бы она стала похожей на одну из его юных дочурок.
«Пусть профессор мне как отец, но я не должна забывать того, кто забрал у меня настоящего», — тем не менее, лампа потухла.
— Враль серокожая, — прошептала Милада, а затем махнула рукой:
— Магнус с вами, укроемся!