Том 1. Глава 8. Человек, такой от рождения
– Доброе утро, Тайти.
При первой встрече на следующей неделе Нагасэ по-прежнему выглядела немного смущенной.
– …Доброе утро, Нагасэ.
Повисла странная пауза.
Нагасэ, точно стремясь пробудить в себе боевой дух, несколько раз хлопнула себя руками по белой коже.
– Что бы я ни рассказала, между нами все останется так же, как было. Обещание мужчины мужчине, не так ли?!
– Что это за персонаж? – подколол Тайти.
– Что бы я ни рассказала, между нами все останется так же, как было. Обещание мужчины мужчине, не так ли?!
– И зачем повторять дважды?! И потом, ты вроде бы не мужчина… Или ты решила тоже меня подколоть?
Тайти сам не понял, прав он был или нет, но Нагасэ захихикала, потом сказала:
– Понимаешь, «обещание мужчины мужчине» – это звучит сссуперкруто, скажешь нет? А «женщины женщине» или «мужчины женщине» не звучит.
– Не понимаю… Да, кстати, ты вообще как, нормально? – вне всякой связи с предыдущей темой поинтересовался Тайти.
– …Ага, нормально! – и Нагасэ, прищурив глаза, показала пальцами знак мира.
Можно ли принимать ее улыбку за чистую монету?
– В общем, если надо, чтобы я что-то сделал, просто скажи.
Не слишком ли угрюмо у него вышло? Этого Тайти сам определить не мог.
– Угу, спасибо. Тайти, ты такой добрый, – повесив голову (что с ней бывало редко), пробормотала Нагасэ.
Однако, словно там, внизу, она что-то обнаружила, ее лицо тут же стало серьезным.
– Но… сейчас, по-моему, «ты нормально?» надо не только у меня спрашивать.
Проследив за печальным взглядом Нагасэ, Тайти обнаружил только что вошедшую в класс с каким-то усталым выражением лица Химэко Инабу.
□■□■□
В начале новой недели здоровье Инабы не улучшилось – скорее наоборот.
Беспокоясь за Нагасэ, Тайти в то же время тревожился и за Инабу. Естественно – ведь он день за днем видел, как ей становится все хуже.
Однако, несмотря на это, дни шли, а он ничего не предпринимал. Настала пятница, и на всемирной истории, которая была четвертым уроком…
Несмотря на то, что «это», можно сказать, стало уже привычным делом, после мгновения черноты перед глазами – Тайти резко затошнило.
– Гх?!
Тотчас зажав рот рукой, он остановил то, что поднялось по пищеводу и теперь просилось наружу.
Не тратя времени на выяснение, [кем] именно он стал, Тайти вскочил и пулей вылетел из класса.
Сзади раздались удивленные возгласы, но и о них думать было некогда.
Быстрее в туалет.
Кинул взгляд вниз – там черные гольфы и юбка. Значит – в женский.
Ворвавшись в ближайший туалет, Тайти первым делом избавился от забившей рот жижи. Потом исторг то, что поднялось следом. Горло жгло кислотой, в груди было мерзкое ощущение, словно ее царапали изнутри. И голова раскалывалась.
Вскоре он понял, что в туалет ворвался кто-то еще.
– Инабан! Что с тобой?!
Услышав голос Нагасэ, Тайти сделал логичный вывод, что сам он сейчас в теле [Инабы].
– А мной стал, видимо, Тайти? Бллин, что ж ты такой нетерпеливый. Никакой силы воли.
Этот голос принадлежал [Тайти]. В [теле] которого, вне всякого сомнения, была Инаба.
– Ага… Тайти… Блин… какая ж нужна сила воли, чтобы такое терпеть… – прополоскав горло водой из-под крана, простонал в ответ Тайти [Инаба].
В туалет вбежал учитель, но Инаба [Тайти] заявила: «Просто ей вдруг стало плохо. С утра было все нормально. Сейчас мы отведем ее в медкабинет», – и он вернулся в класс, не вникая в подробности: должно быть, хотел поскорей продолжить урок.
– Иори, ты тоже иди в класс. А [это] я сама провожу.
– Ох уж… Инабан, ты бы как-то побольше о собственном теле заботилась… Я так перепугалась… Тайти, ты как? – встревоженно спросила Нагасэ у Тайти [Инабы].
– …Спасибо, уже намного лучше. …Пожалуй, я уже тоже могу вернуться в класс.
– Тайти. Сейчас ты пользуешься [телом Инабан], не смей забывать об этом.
Это было сказано очень укоризненным тоном.
– …Понял. Извиняюсь. Раз я в [чужом теле], надо быть бережнее, да…
Хотя это же и так очевидно, подумал Тайти.
– В [чужом теле], значит… – многозначительно произнесла Инаба [Тайти].
– Просто я малость беспокоюсь оставлять все на вас двоих. …Вы оба становитесь такими тормозами, когда дело касается вас самих… В общем, дуйте в медкабинет и отдохните там, и если будете неважно себя чувствовать – не напрягайтесь очень уж, вам понятно? Ответ?
Нагасэ еще какое-то время капала им на мозги, точно наставляя маленьких детей, потом наконец ушла в класс.
– И чего она над нами так кудахчет? Что, совсем ненадежными нас считает? – пробормотал Тайти [Инаба]. Инаба [Тайти] ответила:
– И она права. Ну, пойдем в кружок?
– …Такое ощущение, что ты малость противоречишь сама себе…
Естественно, спорить было не о чем – они отправились в кабинет кружка.
Почти сразу после того, как Тайти с Инабой добрались до кабинета, их обмен закончился.
– …Вернулись, – пробормотал Тайти.
– Да, – ответила Инаба.
– Что будем делать? Может, все-таки в медпункт? Остается шанс, что ты еще с кем-нибудь обменяешься, но…
Именно беспокойство, что кто-то еще может угодить в нынешнее [тело Инабы], заставило ее предпочесть кабинет кружка медицинскому.
– В медпункте всякие неожиданности могут произойти… А чтобы просто полежать, достаточно и этого диванчика.
И Инаба улеглась на диванчик, воспользовавшись подлокотником в качестве подушки. Когда она вытянулась во весь рост, ноги свесились с другой стороны, но, вне всяких сомнений, ей было комфортно.
– Эх, от меня одни проблемы, Тайти. Возвращайся уже на урок.
– Конечно, уже ухожу… думаешь, я так ответил бы? У тебя такой бледный вид, а я должен оставить тебя одну? Тошнить тебя уже не должно, потому что я все выблевал, но тяжесть во всем теле наверняка осталась, и голова тоже не прошла.
– А Иори ты сказал, что все нормально. И вообще, кончай уже от всего отшучиваться, это противно.
– Не обзывайся «противным». Лучше здоровье в порядок приведи.
Короткая пауза.
– Когда я в таком состоянии, от меня одни проблемы… да? Извини… – глядя в потолок, еле слышно произнесла Инаба. Голос ее звучал немного уныло.
– Да нет, никаких проблем… Инаба, ты же о нас беспокоишься, верно? То, что сегодня получилось со мной, – это просто из-за неудачного момента обмена. А вообще это, по-моему, в первую очередь из-за проблем со здоровьем, которые с обменами вовсе не связаны.
– Ну… может быть, – туманно ответила Инаба и прикрыла глаза правой рукой.
Тайти ощутил раздражение, что с ним бывало редко.
– Слушай, Инаба… кончай уже. В последнее время с тобой правда что-то странное творится. Недавно ты упала в обморок, сегодня вот это. Ты все время твердишь «со мной все нормально, не беспокойтесь», но все прекрасно видят, что с тобой ни фига не все нормально. Мы ведь все были в шкуре [Инабы], так? И потом, ты была совершенно здорова, а плохеть тебе начало вскоре после того, как пошли обмены. По-моему, нам есть о чем беспокоиться. Если есть какая-то конкретная причина, было бы неплохо, если б ты ее назвала. И тогда, может, нам удалось бы как-то помочь. …Или твоя болезнь с обменами никак не связана – ну тогда скажи просто: «Я заболела». Если не хочешь рассказывать, что именно за болезнь и как называется, ну не рассказывай.
Конечно, Инаба может ответить, что, мол, чья бы корова мычала, однако нынешнее ее состояние и поведение было для Тайти невыносимо.
– …Не шуми так. У меня в голове звенит.
Опять она пытается уйти от ответа.
– Инаба. Я хочу стать тебе опорой.
Неясно, передался ли Инабе пыл Тайти, но она поднялась и села. Несмотря на неважное состояние, она сейчас была очень красива. И, глядя снизу вверх на стоящего перед ней Тайти, она сказала:
– А почему ты хочешь стать моей опорой? …Ответы «потому что хочу» и «потому что я твой друг» не принимаются.
– А…
Тайти, собиравшийся сказать именно это, на миг лишился дара речи. Впрочем, тут же у него нашлись другие слова.
– …Инаба, ты ведь всегда беспокоишься за нас всех, значит, ты стала нам опорой, так? Обычно ты прикидываешься, будто все делаешь просто по прихоти, но, если происходит что-то серьезное, ты всегда нас выручаешь. Я просто хочу отплатить тебе той же монетой.
Он смотрел на Инабу сверху вниз, словно спрашивая взглядом: «Ну как?»
Однако и эти слова Инаба отбила с насмешливой ухмылкой:
– Значит, если бы я не стала вашей опорой, ты бы не стал меня выручать? …И не говори больше таких вещей, которые меня в краску вгоняют, глупый.
– Не, ну, конечно, стал бы… По-моему, так, как ты сейчас, говорить нечестно, а?
– Ничего нечестного.
В ее голосе прозвучала такая решительность, что Тайти и пикнуть не смог.
– …И.
Поправка: только пикнуть он и смог.
– Однако почему вы, ребята, такие человеколюбивые? Никак не могу понять. Хотя если бы вы были чуточку «позлее», это значило бы, что вы изменились… Нет. Это ведь мне надо измениться, да?
То, что Инаба так вот небрежно высказывает свои чувства, само по себе казалось Тайти очень важным.
И внезапно он подумал вот что.
Инаба ведь уже не первый раз так открывает свое сердце, разве нет?
До сегодняшнего дня Инаба уже давала предупредительные сигналы. Но Тайти – да нет, не только Тайти, вообще все четверо, кроме Инабы, – они все воспринимали эти звоночки как предостережения чисто для них самих.
Потому что это говорил не кто иной, как Инаба. Потому что Инаба – такой человек. Потому что Инаба – жутко способный человек, который всегда наставляет Тайти и других на путь истинный, который всегда указывает им на их недостатки, о котором просто нет надобности заботиться…
Возможно ли, что они, сами того не сознавая, составили совершенно превратное впечатление?
Тайти медленно заговорил и тут же понял, что его голос дрожит.
– Инаба… ты… в порядке?
– …Чего это ты вдруг? Если ты про самочувствие, то, нууу, еще немного отдохну, и –
– Я не об этом… я обо всей нашей ситуации.
Возможно, у Тайти сейчас было такое лицо, будто он может в любой момент расплакаться, но героически держится. Так ему подумалось.
Инаба глядела на него; вдруг ее лицо расслабилось.
Его выражение стало мягким, ласковым и теплым, на губах появилась легкая улыбка.
Не то чтобы ее лицо обычно не выдавало чувств, но на нем, казалось, постоянно была какая-то маска, которая лишь отображала изменение эмоций; и если эта маска сейчас спАла, то, возможно, на лице Инабы следовало бы прочесть много важных вещей.
И эта Инаба сказала:
– …Я не в порядке.
Никаких сомнений.
Конечно, в словах Инабы были и советы для остальной четверки.
Но в первую очередь, возможно, она просто хотела пожаловаться? Возможно, она просто хотела выразить словами беспокойство, которое грызло ее именно потому, что она была умна?
Инаба назвала ситуацию отчаянной.
Не потому ли, что эта ситуация приводила в отчаяние саму Инабу?
Однако Тайти, несмотря на все те слова Инабы, ни о чем таком не думал. Инаба создавала иллюзию, что она сильная и поэтому у нее все в порядке, – до тех пор, пока не начала просто разваливаться.
Как и говорила Инаба, он, самопожертвовательный олух, совершенно тупой. Несомненно, Инаба дошла до такого состояния как из-за обменов, так и из-за того, что остальные ничего не замечали.
Она была умна, умнее других; но именно из-за того, что все видели ее ум, они не замечали остального.
Внезапно на лице Инабы отразилось изумление.
– Погоди-ка… Сейчас было не то… Забудь.
Что именно было «не то»?
– Нет… ну… «Не в порядке» – я имею в виду, в нашей особенной ситуации нельзя быть в порядке. А у меня самой особых проблем нет.
Глядя на лихорадочно отнекивающуюся Инабу, Тайти вдруг осознал, как жесток он был к ней до сих пор.
– Инаба… Тебе ведь хуже всех от этих обменов… да?
Даже этого он не замечал; какой же он друг?
У Тайти подогнулись колени, и он сел прямо там, где стоял. Просто не держали ноги.
– Еще один обмен… Нет, похоже, что нет. …Блин, сморозила глупость. Неудачный сегодня день. Еще и показала свою слабость такому «врагу», – и Инаба с раздраженным видом прикусила ноготь.
– Инаба, я для тебя… «враг»?..
– Нет. Не в этом смысле. Вы все…
Тут Инаба замялась, взгляд ее устремился куда-то в пространство. Было видно, что она в нерешительности.
Та самая Инаба, которая всегда высказывает то, что хочет высказать; однако это вовсе не означает, что она обнажает перед другими свое сердце.
– …Вы все для меня самые лучшие «друзья» в целом мире. И поэтому вы для меня главные «враги».
Сейчас, возможно, впервые за все время Инаба показала важное, очень важное «нечто», которое обычно ни за что не позволяла другим увидеть. Приоткрыла дверцу в свою душу. «Враги» – смысл этого слова был…
– То есть это…
– Все, эту тему сворачиваем, – решительно заявила Инаба; дверца захлопнулась.
– Если уже столько сказала… не увиливай, Инаба, договаривай. Раз уж ты сказала слово «друзья», раз уж ты назвала меня своим другом, давай я возьму на себя хоть немножко твоей боли. Я не хочу смотреть, как мой друг мучается.
– Тогда тебе лучше закрыть глаза.
– Проблема не в этом.
Не хочет ли Инаба сказать, что и дальше собирается терпеть в одиночку?
Такого Тайти допустить не мог. Он это уже понимал.
Зажмуриться, сбежать, обмануть себя – чего этим можно достичь?
Поскольку проблема уже здесь, ее следует принять, обдумать – и лишь тогда идти вперед.
Так должно быть.
Тайти уперся руками в колени и встал.
– Если один человек не хочет поделиться с другим, отчего ему так плохо, по-моему, их вряд ли можно назвать друзьями.
Лицо Инабы исказилось, как будто она с трудом сдерживала слезы.
– Но ведь если расскажу… тут же все будет кончено… Вот потому-то…
– Не знаю, о чем ты, но кончаться, по-моему, нечему. Не надо так плохо думать о людях, Инаба.
Вдруг Тайти ощутил, что Инаба действительно его ровесница.
Она сильная. Но в то же время есть в ней и слабость.
– Твои слова что могут гарантировать… Я… не такая, как вы. Совсем не такая!.. И это… не исправить.
Мелко дрожа, Инаба вцепилась в кожу диванчика, словно собираясь вырвать клок. Тонкие белые пальцы, казалось, переломятся, если девушка сожмет их чуть сильнее.
«Она в порядке ли?» – сам себя спросил Тайти.
Не исключено, что в самом деле не в порядке. И тем не менее двигаться вперед необходимо. Если не удастся понять, что происходит, то и сделать он ничего не сможет. Даже если ему придется тяжело, нужна какая-то отправная точка.
Поэтому без намека на колебания он произнес:
– Инаба, все будет хорошо. Я тебя спасу.
Обещать то, что сам не знаешь, способен ли выполнить, может, наверное, только полный дурак? Однако после своего решительного заявления Тайти почувствовал, будто он стал чуточку ближе к правде.
Инаба, неотрывно глядя на Тайти, вдруг сжала кулак. И этим кулаком резко стукнула по стене. Как будто пыталась изувечить собственное тело.
– Ну почему ты говоришь, что все будет в порядке, хотя даже не знаешь ничего, а? Ты просто не можешь меня понять. …Ну ладно, я тебе скажу прямо.
Эти слова Инаба произнесла, буравя Тайти взглядом настолько горячим и пронзительным, что Тайти даже подумал: уж не ненависть ли пропитывает этот взгляд?
Все будет хорошо, сказал Тайти самому себе.
– Я… я вам… просто не могу доверять.
Вот такие неожиданные слова она произнесла.
– Два человека обмениваются собой, иными словами, [тело] и в то же время [общественное положение] одного занимает другой. Ты отдаешь себе отчет, что это значит?
Голос Инабы прозвучал настолько зловеще, что Тайти чуточку занервничал.
– В это время можно совершить любое преступление, что угодно, и вся, абсолютно вся ответственность будет лежать на «истинном владельце тела». Можно сколько угодно переваливать на других ответственность за то, что делаешь сам. Если кто-то хочет кого-то убить, он может убить. Если хочет украсть – может украсть. Если хочет изнасиловать – может изнасиловать.
– Но… это значит, он сделает плохо истинному владельцу тела –
– А на других людей ему плевать, – холодным голосом перебила Инаба. – …Ну, насчет преступления я, возможно, преувеличила, но, если в результате обмена двое оказываются в домах друг друга, они могут свободно обшарить весь дом и найти какие-то секреты, забрать немножко денег, все такое – разве нет?
– Ну да… это все возможно, конечно, но…
– Я все время думаю, не сделаете ли вы что-то подобное, не устроите ли что-нибудь, пока сидите в [моем теле]. Когда я об этом думаю, мне так страшно, что я даже не могу спать ночью.
Да, под глазами у нее виднелись тени, которых прежде не было.
– А больше всего я ненавижу – саму себя. За это свое воображение. Даже думаю, что лучше умереть. Я ведь вас всех считаю своими друзьями. Я отлично понимаю, что вы такого не сделаете. Это… правда. Тебе может показаться, что я сама себе противоречу, но все равно поверь мне. …Хотя это неважно. Так вот, я это все понимаю, но все равно продолжаю крутить в голове все эти «если». Когда после очередного обмена возвращаюсь в себя, всякий раз не могу сдержаться – проверяю, не случилось ли чего. Мне страшно… показывать вам эту уродливую часть самой себя.
Монолог Инабы длился и длился, она словно выплескивала его из себя.
– Я раньше думала, что у всех людей в той или иной степени есть эта черточка. Сколько бы мы ни делали вид, что всем доверяем, в глубине души все равно ведь немного сомневаемся, правда? Но когда начались обмены, я поняла. Вы, ребята, в самом деле доверяете всем, в том числе мне, да? По-моему, вы совершенно не боитесь, да? …Тогда что я такое?
Она не «не верила», она «не могла верить». Хотя «ей верили», хотя она «пыталась верить», но «не могла». Тайти мог только догадываться, как ее это терзало.
– Но, Инаба… даже если все так, мы все равно тебя вовсе не ненавидим.
Да, даже если у Инабы такое в голове, все равно она остается Инабой, и…
– Даже если ты не возненавидишь меня сразу и резко, неужели будешь относиться так же, как раньше?
– Ну…
– Я, по крайней мере, уже не смогу. Я не настолько бесчувственная, чтобы сказать человеку, который мне доверяет, что не могу ему верить, а потом вести себя так, как будто ничего и не было.
Если Инаба сейчас высказала свои истинные мысли, то Тайти и остальные, как бы ни раздумывали, поделать ничего не смогут.
Инаба легонько вдохнула и положила руку на грудь. В следующих ее словах прозвучала решимость.
– Я даже своей семье не доверяю – вообще никому в целом мире. Поэтому все для меня «враги». А вы, ребята, самые главные «враги» среди них всех. Наверное… если бы не моя надменность, вы бы мне доверяли больше, чем кому-либо другому. …Если бы я просто была абсолютно недоверчивой ко всем, возможно, это было бы лучше. Даже если я в определенном смысле не верю людям, это не значит, что я их ненавижу; думаю, я вполне могу веселиться, как все… И вот эта моя половинчатость меня сейчас и грызет все время.
Завершив свой монолог словами «ну вот я и высказалась», Инаба самоуничижительно улыбнулась.
– Тогда… – начал было Тайти, но тут же остановился. Увидев это, Инаба приподняла уголки рта. Это была очень печальная улыбка.
– Чтоб ты знал: ты не придумаешь, как меня спасти, сколько бы ни старался. Потому что я всегда была такой.
И, точно в Инабе что-то странным образом переключилось, она стала лихорадочно выплевывать фразу за фразой: