Том 6. Эпилог
– Омине! Ты как?! – кричу я, подхватывая его.
– …Ая? – шепчет он и закрывает глаза.
Его серый пиджак весь в крови. Его рана глубже, чем у Кирино, а у меня при себе никаких средств первой помощи.
Я сразу вижу, что ему уже не помочь.
Я не случайно на него наткнулась. Мне некуда было идти, поэтому я шла за Омине. Никакого особого смысла в этом не было; он один раз дал мне возможность сделать мое «Ущербное блаженство» безущербным, и я надеялась, что вдруг он подарит мне еще шанс. Абсурдно. Наивно.
И когда он прошептал «ты все-таки пришла», я решила, что он заметил, что я держалась за ним.
Но нет, я уверена, что дело не в этом. Он, похоже, по-прежнему видит во мне воплощение надежды, хоть у него и нет больше «шкатулки».
Я этим очень горжусь, но в то же время меня страшно раздражает, что я не могу оправдать его ожиданий.
– Держись, я сейчас вызову «скорую». Постарайся не потерять сознания, – поспешно говорю я ему, отлично понимая, что, возможно, уже поздно.
Превозмогая боль, Омине медленно произносит:
– Дай… воспользуюсь…
– Что? Что ты хочешь сказать?
Выплескивая остатки сил, Омине называет единственное средство, способное его спасти.
– Д а й в о с п о л ь з у ю с ь «У щ е р б н ы м б л а ж е н с т в о м»!
Стереть мои воспоминания о Кадзуки Хосино.
Вот что значит – использовать «Ущербное блаженство» на Омине.
Нет, я по-прежнему не могу сказать, что меня это устраивает. Даже после того, как я увидела, во что он превратился. Та практически вечность, которую мы провели вместе, правит моим сердцем, хочу я этого или нет. Да, правит. Кадзуки глубоко укоренился в человеческой части моего сердца. Он везде, удалить его невозможно.
Забыв Кадзуки, я никогда уже не буду прежней. Я стану существом похожим, но другим – с тем же телом и с той же целью.
Бросать саму себя страшно.
Эх… почему я ничего не предпринимала, пока все не зашло так далеко? Почему я не обрубила связи с Кадзуки сразу же?
Я что, поддалась лени и искушению уютной жизни с ним вдвоем? Я что, наслаждалась жизнью, пренебрегая своей целью?
…Нет.
Я мысленно качаю головой. Мои связи с Кадзуки очень крепки. Они не из тех, что можно разорвать, просто решив это сделать. Они не могли не стать такими прочными – с учетом «Комнаты отмены».
Я это признаю.
Связи между мной и Кадзуки абсолютны; им было судьбой назначено образоваться.
И я собираюсь оборвать их.
– !..
…Не мешкай. Ты же столько раз это уже делала.
Но тогда –
Невольно приходит в голову вопрос.
Имеет ли слово «я» хоть какой-то смысл, если я раз за разом исчезаю? Буду ли «я» на самом деле существовать, когда в конце концов исчезну?
Что есть «я»?
Но тут я начинаю чувствовать себя дурой.
– Ху-ху…
О чем тут думать?
Я уже нашла ответ, и не один раз.
«Я» – «шкатулка».
Я «шкатулка», мое единственное предназначение – выполнять «желания» других.
И сейчас прямо передо мной – человек, ищущий моего «Ущербного блаженства».
Я улыбаюсь, глядя на Омине.
– Хорошо, я использую его!
Никаких колебаний.
«Шкатулка» не должна колебаться.
– Пожалуйста, – Омине протягивает окровавленную руку и притрагивается к моей щеке. Его касание такое слабое, что я понимаю: он совсем на пределе. – Я не хочу умирать.
Внезапно мне вспоминается кое-кто, кого похожее «желание» втянуло в мир бесконечных повторов, потому что она оказалась не способна всем сердцем поверить в то, что может выжить.
Омине реалист. Он не сможет отмахнуться от своей судьбы.
Иными словами, даже использовав «Ущербное блаженство» –
Я обрываю эту свою мысль.
Если кто-то просит меня о спасении, я дам ему спасение.
Я беру его окровавленную руку и кладу себе на грудь.
А потом – я исчезаю.
Я исчезаю.
Я исчезаю.
Я погружаюсь на морское дно. Здесь совершенно темно, я не вижу даже собственных рук. Я теряю форму. Я перестаю ощущать свое холодное, замерзшее тело. Я не знаю, где я. Может, я само море.
Откуда-то издалека я слышу смех – много смеющихся голосов. Но они ненастоящие, и я не приближаюсь к ним.
Раз люди здесь не видят друг друга, то и выделываться нет надобности. Моя твердая оболочка раздавлена толщей воды, моя мякоть выглядывает наружу – этого никто не должен видеть. Это слабая я. Прежняя я. Но это не имеет значения, потому что тут никого больше нет.
Мир далеко.
Люди далеко.
– …Ах.
Вдруг включается свет, которого здесь не должно быть, и нарушает мое одиночество. Этот свет не назовешь ласковым – жесткий луч, фокусирующийся на грешниках. Он настолько ярок, что я щурюсь.
Появляется она.
Я называю имя этой девушки.
– «О».
Однако.
Она не «О». Нет, то есть она «О», но в то же время не «О». Эта чарующая улыбка принадлежит –
– С е с т р и ч к а А я.
Теперь мне понятно все.
Как работает моя «шкатулка». Что мое «Ущербное блаженство» так и останется ущербным. Что все мои усилия напрасны. Что все, что я делала, – просто бесцельно блуждала по этому угольно-черному морю. И что я раз за разом стираю себе память, чтобы забыть об этом.
Мне понятно все.
Но тогда?..
Но тогда – ради чего я все это делаю?
– Мария, – зовет она меня по имени. – Ты же помнишь мое «желание», правда?
– Ну конечно!
Лишь так я могу искупить то, что я наделала.
Лишь это я могу сделать для своей любимой сестрички.
Сестричка Ая произносит свою любимую фразу:
– Я х о ч у п о м о г а т ь д р у г и м н а х о д и т ь с ч а с т ь е.
– Мм, – киваю я.
– Будешь ли ты и дальше выполнять это мое «желание»?
– Мм.
Сестричка Ая ласково улыбается мне.
Я так рада, что пытаюсь улыбнуться в ответ, но, поскольку мое лицо замерзло, не могу понять, удалось мне или нет.
– Поэтому тебе придется и дальше блуждать, Мария. Ты будешь и дальше стремиться к совершенству, хотя ущербное останется ущербным навсегда. И ты будешь и дальше забывать саму себя в поисках того, что не существует.
– Возможно…
– Но ты сама этого пожелала.
– Что ты имеешь в виду? Что ты хочешь этим сказать?
– Твое «желание», Мария – стремиться к идеалу, – отвечает она, так прекрасно улыбаясь мне. – Но когда твое «Ущербное блаженство» станет безущербным, разве ты не осознаешь, что никакой Аи Отонаси в тебе нет?
– Аа, понятно.
Все, что я делала так долго…
– …В любом случае.
В одном я абсолютно уверена.
Я не остановлюсь. Даже если все бессмысленно, даже если это все равно что вечно блуждать по морю.
Верно, мне –
– Мне не нужен никто, кто бы меня остановил.
✵ Я прихожу в себя. Я посреди Синдзюку, стою прямо на земле на одном колене. Я в такой позе, будто держу кого-то, но мои руки пусты.
Замечаю вдруг, что я измазана в крови. Понятия не имею, откуда она, но, как ни странно, я не ощущаю ни страха, ни удивления.
Хотя я ничего не помню, но знаю, что со мной произошло.
Я воспользовалась «Ущербным блаженством».
В моей голове белое пятно; дыра такого размера, что я не смогу ее заполнить. Такая громадная дыра, что меня начинает трясти от одной мысли о ней.
Понятно. Я исчезла.
Я снова перестала быть собой.
Пытаюсь подняться на ноги – и чуть не теряю равновесие; поразительно, каким легким кажется тело. Гляжу на свое отражение в витрине магазина. Мое лицо выглядит ужасно – будто на него пролились все печали мира. Вдобавок мое стройное тело все шатает. Ну, полагаю, этого следует ожидать, если как следует себя не укреплять.
Я делаю шаг – и осознаю, что не знаю, куда идти.
Я ничего не помню ни о семье, ни о друзьях, а значит, у меня нет убежища.
Я резко останавливаюсь, и в меня врезается какой-то мужчина очень делового вида. Взглянув на меня, он цокает языком и тут же уходит.
…Где я?
…Кто я?
Ощущение такое, будто я брожу по морским глубинам.
« »
Внезапно у меня возникает ощущение, будто меня кто-то зовет.
Имя, которое он назвал, очень милое и теплое. Почему-то мне кажется, что этот голос в секунду может раскрыть загадку моей личности.
Я оборачиваюсь.
Но вижу лишь людей, которым до меня совершенно нет дела. Никто из них не мог позвать меня так.
« »
Опять.
От этого голоса мое сердце дрожит.
Но тут я замечаю: хоть я и чувствую этого человека, зовущего меня, я не знаю, что он говорит.
– Что?..
Я притрагиваюсь к щекам.
– Почему я плачу?
Не знаю, что происходит.
Но это наверняка что-то очень дорогое прежней мне.
Уже не имеет значения, конечно; но все же это, видимо, было что-то, что я не должна была терять.
Но…
Не имеет значения.
Я утираю слезы. Мои глаза сухи.
Я не забыла свою цель. Самое важное для меня – выполнять «желания» других. И только. Все, что было дорого прежней мне, должно быть отрезано.
Нет, оно уже отрезано.
Ладно, пойду снова встречусь с «О»сестричкой.
– …Э?
Что это за мысль сейчас пробежала?
Я пытаюсь вспомнить, но не могу. Не могу вспомнить, о чем я думала секунду назад; но я чувствую, что это тоже не имеет значения.
Я буду продолжать блуждать. И все.
И я снова забываю, кто такая «О».