Глава 161. Пещерный огонь (часть 1)
В пещере был прохладный воздух. Гоблины посапывали, из их носов и ртов вырывался пар, что тихо окутывал их тела. В пещере находилось около тысячи гоблинов, и все они молчали.
— Сегодня на гладиаторских боях погибла великая воительница, — тихо заговорил один из них. — Воительницу звали Кяри, кер. Она была дочерью Орогана и Корхе, предводителей племени Белой Гривы. Она была потомком Великого Воина Коргира, что получил татуировку от самого Белого Льва.
Я не смог обнаружить источник голоса, его владелец затерялся в толпе. Тени его соотечественников лежали на стене пещеры. Это не было похоже на выступление, ведь говорили не с трибуны.
— У нее был черствый характер, керык.
— Она с детства била мальчишек, но, в конце концов, была и сама забита до смерти.
Поскольку это не выступление, гоблины выражались свободно. Каждый говорил по фразе, упоминая моменты, из которых собиралась чья-то жизнь.
— Кяри не вспоминала тех, кто причинял ей боль.
— Но и не забывала о них до самой своей смерти, керр.
— Она была высокомерным ребенком. Помнится, Корхе пыталась нарисовать на Кяри татуировки, когда та была маленькой. Но Кяри покачала головой и сказала, что сделает все сама. Она посмотрела на чужие татуировки и нарисовала их вручную.
— Кер. Кяри вечно на все покачивала головой.
Таким образом, с помощью всех гоблинов, из кусочков была составлена ее жизнь. Из рассказов тысячи человек. Из тысячи кусочков была составлена история гоблинши по имени Кяри.
Теперь я все понял.
«Это похороны».
Один из гоблинов сегодня погиб во время боя в Колизее. Ее имя было Кяри. И здесь, в подземелье, собрались те, кто знали ее или беседовали с ней хотя бы раз.
— Для Кяри ударить человека ножом было равноценно тому, чтобы ударить ножом по всему миру.
— Да, она считала, что это одно и тоже, керык.
— Поэтому она и стала гладиатором.
Пламя костра дрогнуло. Тени на стене пещеры дрогнули в ответ. Тени гоблинов невозможно было отделить друг от друга. Это была община. И ее тени, что падали на ухабистую стену пещеры, что-то бормотали.
— 36 соплеменников были убиты мечом Кяри.
— Что за жестокое дитя...
— Когда горные улитки поставили Кяри клеймо раба меча, она рассмеялась. Она подумала, что это отличная татуировка.
— Страшное дитя.
— Для нее владение мечом было настоящим счастьем. Но единственным полем боя для Кяри был Колизей. А единственным противником, с которым можно сражаться, были ее же родственники. Ее кровь. Кяри не повезло. У нее не было выбора, кроме как, убивать соплеменников своим мечом.
— Керррык.
— Ей было сложно.
— Несчастное дитя.
— Кяри была нашим соплеменником?
Пламя костра заколебалось.
— Кор, — ответили тени.
— Кяри делает татуировки. Она рисует картины. Она любит глину и тоскует по дождевой воде.
— Кяри — это мы, — прозвучал голос старика. — Кяри вернется в Гуру.
Гуру — это слово было мне знакомо. Затаив дыхание, я наблюдал за похоронами гоблинов. И в этот момент я услышал голос башни:
И у меня перед глазами появился текст:
Оцепенелый, я уставился на окно описания. Некоторые слова мне было сложно понять, но некоторые мог понять только я.
— Гуру — название, которое я дал деревне, не особо раздумывая, — у меня защемило сердце. — А сейчас оно так много значит для этих ребятишек.
Я почувствовал что-то, чего никогда раньше не испытывал. Это было на самом деле странно. Я гордился тем, что гоблины так выросли даже без меня. Но в то же время, я боялся, что каждое слово, которое в прошлом я сказал, не особо задумываясь, имело слишком важное значение для этих детишек. И они цепляются за этот смысл и продолжают с ним жить.
— Дети... Так вот, каково это — видеть своих детей.
До сих пор я не мог себе представить, что у меня будут дети. Я никогда не думал, что стану для кого-то родителем. Но намеренно или нет, в конце концов именно так я и вел себя по отношению к расе гоблинов.
— Слышь, у меня тоже никогда не было детей, поэтому я не совсем понимаю, что ты чувствуешь, — сказал Королевский Меч.
Мое сердце сильно стучало.
— Керык, — вышел вперед старый гоблин.
Посреди пещеры горел костер. Когда старик встал перед ним, все остальные, кто до этого говорил о Кяри, замолчали. Повисла тишина. Старый гоблин подождал, пока все не успокоятся.
— Эм… — он затем опустил руки в горящий костер. — Постой! Он что, пытается покончить с собой?
— Нет. Смотри, Зомби, его руки не горят, — попытался унять мое беспокойство Королевский Меч. — Этот чувак умеет пользоваться Оро.
— Что?
— Этот чувак. Он защитил свои руки с помощью Оро.
Королевский Меч был прав. Хотя в огне это не слишком заметно, но морщинистые руки гоблина покрывало Оро красного цвета. Именно благодаря ему старый гоблин смог спрятать руки в костре.
Внезапно пламя взвилось вверх. Костер, что до этого просто пылал, начал странно извиваться. Старик спокойно использовал Оро, чтобы разжечь огонь. От прикосновений старца пламя то поднималось как взлетающий дракон, то кружилось как водоворот, то раскрывалось как распустившийся цветок.
Гоблины молча смотрели на то, как меняется форма пламени. Глаза зеленых человечков оставались неподвижными, как у зрителей, наблюдающих за шоу, что разворачивается на сцене.
Пещера была огромной, а внутри нее — беспросветная мгла. Пламя было единственным источником света и пленило всеобщее внимание.
«Ах, — до меня дошло. — Это картина».
Да, старик рисовал огнем. Каждый раз пламя разгоралось по-разному.
Огонь раскололся на части и взвился к самому потолку пещеры.
▲.
Это гнев.
Языки пламени ударились о потолок и рассыпались искрами. Искры были подобны лепесткам цветов. Медленно-медленно искры мерцали в темноте пещеры, а потом угасали. Когда исчез последний огонек, осталась только тьма.
▼.
Это грусть.
Костер неустанно разгорался. Он был небольшим, но в нем виднелись пять языков пламени, подобные пальцам руки. Но огненная рука не могла дотянуться до потолка. А еще пылающие искры не могли удержаться вместе. Между искрами, что стекали с потолка, и языками пламени, что вырастали из земли, зияла пустота, которую невозможно было заполнить.
▼
▲.
Это смерть Кяри и ее похороны.
Гоблины тихо плакали. Любой, кто наблюдал бы за пламенем, понял эти обозначения. Это текст, это буквы, это картины. Даже малейшее дрожание пламени, даже единственная угасшая искра имели определенное значение для гоблинов.
Старик затушил костер.
(П.п.: В оригинале используется слово 혈화 (хёльхва) — это слово состоит из двух частей: «хёль», что переводится как «пещера» или «кровь», и «хва», что переводится как «цветок», «огонь», «картина». Значение слова меняется не в зависимости от контекста, а в зависимости от китайских иероглифов (ханча), которые используются для толкования.)
В воздухе загорелись буквы.
Старик замахал руками, и постепенно костер, что так ярко пылал, потух. Больше никаких искр, взвивающихся под потолок. Никакого треска пылающих дров. Огонь не оставил следов и утих.
●.
Наступила ночь.
Когда костер погас, пещеру окутала полная тьма. Нигде не было ни проблеска света. Но до этого старик нарисовал на этой темноте последний Пещерный Огонь, которым выразил свои чувства. И теперь темнота пещеры больше не была пустой. Это была живопись старика.
Гоблины увидели пиктограмму «ночь» и заплакали.
— Кор...
Никто не зажигал факелы. Сейчас была ●. И гоблины приняли эту ●. Никто им не приказывал и не говорил возвращаться, тем не менее гоблины поднялись на ноги. Было самое время отправиться спать. Гоблины шли на ощупь. Была ●, поэтому вокруг ничего не видно. Остался только запах.
Ориентируясь на нюх, гоблины возвращались домой группами. Впереди шли те, кто лучше воспринимал запахи, остальные хватали его за руку или плечо. Так гоблины и покидали пещеру, свой собственный храм.
И в этом храме, устроенном под землей, остались я, Королевский Меч... и старый гоблин-священник.
— Кер... Керр...
Старик уселся на пол пещеры, почувствовал слабость. Казалось, это место было его домом. Гоблины, покидая храм, оставили ему немного рыбы. И теперь старик сидел и ел рыбу.
Я молча уставился на представителя расы, что устроила храм в пещере. Здесь дети земли проводили похороны. Тут они прощались с умершим соплеменником.
Я никогда не учил их похоронной церемонии. Я никогда не говорил им про смерть. Все, что я сделал, это показал, как наносить татуировки, чтобы скрыть запах. И шесть рисунков, которые отображали их мир. Вот и все. Но раса гоблинов основала храм и нашла собственный огонь.
— Может, я и родитель этих детей, но... — сказал я. — Это не мои дети.
Они не стали такими большими, как я ожидал. Они не выросли такими, как я думал. Эти дети нашли собственный путь. Они научились принимать смерть. И я гордился ими.
— Керр...
Оставив старого священника, я поднялся в подземный город.
«Теперь я знаю, что делать с этими детишками».
Им нужна поддержка, а не спасение. Им нужно одобрение, а не волнение.
«Я поддержу этих детишек. Вот, что я сделаю».
Я пришел в место, где были воздвигнуты огромные колонны расы горных улиток. Там уже собрались мои товарищи, с которыми мы вчера разошлись. Все, как и я, пошли навестить свою расу. И теперь Хозяйка Черного Дракона молча уставилась в землю. Ядовитый Змей хмурился, скрестив руки на груди.
— О, вот и ты, Король Смерти! — махнул рукой Следователь Еретик. — Король Смерти, ты последний пришел! Ну что, принял решение?
— Да, — кивнул я. — Я не могу тебе сдаться. Я не позволю детишкам, за которыми присматривал, забыть свою письменность, забыть свою родную деревню.
— Ах-ха-ха! Вот как?
— Я помогу расе гоблинов выбраться из твоего подземелья, Следователь Еретик, — сказал я. — Ты проиграешь на этом этаже.
— Аха-ха-ха, — лучезарно улыбался Следователь Еретик. — Так и думал. Это же Король Смерти! Хорошо. Я сделаю ставку на расу горных улиток, а Король Смерти — на расу гоблинов. Что ж, давай вести войну против рас друг друга!
Это было объявлением войны.