Глава 48. Эйгон 4

Стараясь дышать как можно тише и медленнее, Эйгон до боли в пальцах вцепился в ветку, на которой сидел. Снег на земле хрустел, и тонкий лёд маленьких лужиц трещал, когда около дюжины тварей внизу медленно брели. Он видел трёх женщин, одного ребёнка лет четырёх-пяти, остальные были мужчинами, старыми и молодыми. Со всех свисали остатки мехов и лохмотьев. Большинство были скорее голыми, чем одетыми. Затем он глянул на Освелла и Льюина, которые, как и Эйгон, были привязаны к двум другим широким деревьям в десяти шагах от него. Те тоже проснулись, но, слава богам, не двигались.

Дюжина тварей не представляла серьёзной угрозы, если у них был огонь, да и без него их можно было быстро разрезать на куски. Но огня у них не было, поскольку они привыкли спать на деревьях, а не на земле. И даже разрубив врага, нельзя было точно знать, ожидает ли их за каждым следующим кустом или деревом ещё дюжина тварей или десятки дюжин. В первые две ночи после побега с Кулака они уже совершили ошибку, едва не стоившую им жизни, и повторять её больше не намерены.

Вскоре упыри скрылись за небольшим холмом и замёрзшим ручьём на юге. Спустя четверть часа или полчаса Освелл, наконец, дал сигнал спускаться, и все развязали узлы, сойдя на землю. Ноги Эйгона затекли от холода и болезненно подкосились, почувствовав опору. Дядя Льюин помог подняться, хотя сам ощущал себя ненамного лучше.

Эйгон посмотрел на восток и увидел, как сквозь густые серые облака пробивался свет, купающийся в бледно-розовом. Наступило утро, и теперь большинство тварей попадают на землю и превратятся в обычных мертвецов. Лишь немногие могли двигаться при свете дня, каким бы тусклым он ни был, пробиваясь сквозь облака.

Почему одни твари продолжали идти дальше и нападать, было для них загадкой. Первое время они пытались найти закономерность – по предполагаемому времени смерти, по полу и возрасту, по травмам, приведшим к их смерти,- но безуспешно. Это было не так уж важно. Днём они могли передвигаться в относительной безопасности, а ночью этот кошмар начинался по новой. Любой неверный звук, сломанная ветка или даже слово, прошёптанное слишком громко, могли стать для них смертельным приговором.

— Нужно торопиться, — сказал Освелл, привязывая свёрток на спине.

Во время побега с Кулака им удалось прихватить с собой не так уж много, и с тех пор от этого осталось и того меньше. Никто из них не носил на спине ничего тяжелее небольшого мешка. У каждого на спине был чёрный плащ из меха и толстой шерсти, которым они укрывались по ночам, меч, нож, и на этом собственно всё. Хоть обстановка была довольно тяжёлой, Освеллу хватило благоразумия забежать в палатку с припасами и прихватить первый попавшийся мешок вяленого мяса, солёной рыбы, твёрдого как камень сыра и ещё более твёрдого хлеба. Эйгон и дядя Льюин достали мешки со снаряжением. В одном из них нашлось несколько оттяжек для палаток, которыми они стали привязывать себя к стволам деревьев перед сном.

На самом деле они не знали, могут ли твари лазать по деревьям или нет, и проверять уж точно не хотелось, зато им точно удалось выяснить, что мертвецы редко смотрят вверх. Поэтому на деревьях им удавалось находить хоть какое-то подобие отдыха и безопасности, когда наступала ночь и идти дальше было сродни самоубийству.

Остальные находки оказались не так полезны: несколько книг лорда Тириона, не заточенные перья, замёрзшая чернильница, немного корма для воронов, горсть тупых ножей для масла, немного жидкого горького масла – то ли для еды, то ли для чистки оружия,— несколько чёрных кожаных полосок для заплаты обуви, бесполезных без подходящей иглы с нитками или заклёпками, и горсть старых засохших трав.

Книги ещё можно было пустить на разжигание костра, но к настоящему времени они перестали это делать. Каким бы тёплым и притягательным ни был огонь, он также привлекал внимание нежити в радиусе нескольких миль, словно звук горна. Нет, они не могли так больше рисковать. Таким образом они сразу выбросили всё ненужное, разве что сохранили около сотни листков бумаги, вырванных из книг лорда Тириона на случай, когда понадобится помочиться и не только. Они обсуждали возвращение на Кулак, чтобы собрать больше припасов, но так и не решились.

— Его Высочество должен поесть, — заявил дядя Льюин.

— Нам всем нужно поесть, — сказал Эйгон.

— Я не голоден, но тебе нужно есть, чтобы сберечь силы.

Ложь дяди была слишком очевидна. Тех запасов мяса, рыбы и сыра было мало. Едва хватало одному человеку на пару недель, при том, что их здесь трое, и Эйгон не мог даже предположить, как долго они так путешествуют. Когда каждый день состоит из сна на холоде с пустым желудком, и точно таким же маршем, совершенно теряешь чувство времени. Дядя и Освелл в последнее время ели всё меньше и меньше, утверждая, что они не голодные. Но Эйгон знал, они делали это только для того, чтобы сберечь больше для него. Оба рыцаря выглядели совсем жалко, и Эйгон ощущал себя ненамного лучше. Они едва держатся. Эйгон и сам голоден, ужасно голоден, но не мог позволить своим рыцарям умереть.

— Едят все или никто, — решил он.

В итоге они поели. Совсем немного, но хотя бы поели перед тем, как двинуться дальше.

Оглядываясь назад, Эйгон не мог вспомнить, чтобы снег когда-либо прекращал идти. Снежинки могли быть либо совсем мелкими, либо размером с яйца в те дни, когда небо было тёмным от туч. На чистом поле сугробов было по пояс, поэтому по возможности они старались двигаться по лесу под кроной деревьев. Тропинки были неудобными, повсюду торчали корни, не раз они спотыкались, но пока что обходилось без серьёзных травм. По крайней мере, снега здесь было в худшем случае по колено.

К середине дня в двух-трёх часах ходьбы можно было разглядеть замёрзшую реку, двадцать или тридцать шагов в ширину. Самой реки не было видно под слоем снега, но вьющаяся белая полоса без единого дерева посреди могла быть только рекой. Эйгон не знал её названия, да и есть ли оно вообще. Если в Дозоре и давали, он не видел её на карте, а спрашивать у одичалых совершенно не хотелось. Однако он помнил, что видел реку на одной из карт лорда-командующего. По крайней мере, он надеялся, что это была та самая река. К северу от Стены было не так много рек такого размера, так что шансы были приличные. Если всё верно, это давало примерное представление об их местоположении. Очень поверхностное, но хоть так.

Я уже прекрасно знаю, где мы, — мрачно подумал он. — Мы на севере, далеко севере, слишком далеко на севере. Как же я его ненавижу.

На другой стороне реки было больше деревьев, больше холмов, больше снега и льда и больше запустения, а значит наверняка ещё больше проклятой нежити. Следуя к северо-востоку от реки они могут выйти на мыс Студёного моря и увидеть на другом берегу заброшенный город одичалых, название которого даже дозорные произносят шёпотом, неизвестно почему.

Суровый дом.

— Мы должны идти на юг, — сказал Эйгон, когда они добрались до реки. — Если это та река, о которой я подумал, то отсюда мы должны следовать на юг.

— На юге слишком много упырей, — сказал Освелл, следующий впереди. — Их и здесь много, но чем дальше мы пойдём на юг, тем больше встретим. Основная часть их войска, если это правильное определение, наводнила Кулак, но все они должны стекаться на юг отовсюду. Мы уже пытались, помните? Чем южнее, тем их больше. На юге слишком опасно. Даже сидя на деревьях, мы не сможем укрыться. Нам нужно следовать на восток, пока их не станет меньше.

— Но их не становится меньше, Освелл, сколько бы мы не прошли.

— Я уверен, что это река Олений рог, — сказал дядя Льюин. — Пройдём дальше на другой берег и через несколько дней выйдем на берег Студёного моря, тогда как нам нужно на юг, к Стене.

— Не нравится мне эта идея, — со вздохом сказал Освелл, остановившись и развернувшись.

Как и мне, но мы не можем бродить в этой пустоши вечно, — подумал Эйгон. — Я хочу вернуться на юг, домой, туда, где тепло, обратно к моей Рейнис. К своей прекрасной милой тёплой Рейнис. Я обещал ей вернуться, и не позволю какой-то ледяной пустыне сделать из себя лжеца.

— Деваться некуда, — сказал Льюин. — Мы и так зашли слишком далеко на восток, и лучше ситуация не стала, Освелл. Наши припасы на исходе и нам не попалось ещё ни одной дичи для охоты. Даже проклятые реки с озёрами опустели.

— Ты буквально вчера поймал рыбу, — слабо возразил Освелл.

— Да, всего одну мелкую рыбёшку.

— Которую нам пришлось есть сырой, — добавил Эйгон.

— Огонь мог…

— Знаю, привлечь ещё больше мертвецов, — перебил Освелла Эйгон. Не было нужды лишний раз это обсуждать, даже если Освелл был прав.

— Если мы умрём от голода, нам не будет никакого дела до количества тварей вокруг, — сказал Льюин. — Нам пора идти на юг Освелл.

На самом деле Освелл не был командиром их маленькой группы. Льюин старше и дольше прослужил в Королевской гвардии, Эйгон был наследным принцем, и всё же именно Освеллу они обязаны своим выживанием. Вместе с мечом, их жизни спасали его идеи, вроде тех, чтобы спать на деревьях. Поэтому он быстро стал их негласным лидером, без каких-либо протестов со стороны Эйгона и Льюина. Освелл вздохнул, затем огляделся, желая найти другой путь, кроме похода на юг. Он ещё несколько раз тяжело вздохнул, выдыхая густые облачка пара из своей косматой каштановой бороды, затем вскинул руки в знак капитуляции.

— Так и быть, — сказал он, — мы пойдём на юг. Но будет нелегко. Нам придётся незаметно прокрасться через толпы нежити, людской и звериной. Нам нельзя задерживаться посреди этого кошмара, поэтому будем идти так быстро, как только можем. На сон у нас будет не больше двух-трёх часов в сутки, если наткнёмся на крупное скопление, пойдём в обход, большой обход.

— Согласен, — хором сказали Эйгон и Льюин.

Ближайшие дни, сколько их не понадобилось, чтобы дойти до Стены, будут тяжёлыми. По-настоящему тяжёлыми. И всё же Эйгон почувствовал прилив сил и решимости, каких не ощущал уже давно.

С той самой ночи в Кулаке, — он вспомнил, как они спускались по южному склону холма, раненые, истекающие кровью и хромающие, в окружении сотен упырей, смотревших на них светящимися синими глазами, — Неважно, как это будет сложно, мы вернёмся на юг. Я возвращаюсь домой, Рей. Я наконец-то вернусь к тебе.

— И ещё, Ваше Высочество, — добавил затем Освелл, — если избежать сражения не удастся, и мы скажем вам бежать, вы убежите и не будете нас дожидаться. Всё ясно?

Эйгон поглядел на рыцарей, затем молча кивнул.

С этого момента они в быстром темпе двинулись туда, где должен быть юг. Точно сказать было сложно из-за туч, но солнце время от времени пробивалось сквозь них и подтверждало, что они идут в правильном направлении.

Но дни уже становятся короче, — заметил Эйгон. — Если так продолжится, нам нужно спешить как можно быстрее, пока не остались совсем без света.

Путь на юг оказался более холмистым, чем раньше, что делало путешествие ещё более утомительным. С лошадями было бы проще. В ночь побега с Кулака, когда они были окружены тварями и руки уже онемели от бесчисленных ударов по нежити, словно по велению богов, перед ними выскочили две лошади. Освеллу и Эйгону удалось схватить их за поводья и оседлать. Эйгон быстро подхватил дядю Льюина и все вместе они ускакали как можно дальше.

В отличие от остальных, они не могли собраться в большую группу и прорубиться далеко на юг, поэтому вскоре им пришлось свернуть на запад, к полудню на север. Вскоре и без того полудохлые лошади стали чуть не попадали от холода и голода. Было решено вести их за поводья до самой Стены, чтобы сберечь их взбираться, если вновь понадобится убежать. Но в ту же ночь что-то испугало их и заставило дать дёру.

Пойти по их следам они смогли только утром, сразу после восхода солнца, но в итоге нашли лишь большую лужу кровавого снега на берегу маленькой полузамёрзшей речки. Следов лошадей больше не было, и если они где-то и бродят, то точно с вывалившимися кишками и светящимися синими глазами. Таким образом они остались без лошадей.

К тому моменту, когда они прошли долину между двумя крутыми почти живописными холмами, густо проросшими каштанами, страж-деревьями, гвардейскими соснами и чардревом, уже начало темнеть. Всё бы ничего, если бы долина между ними не была заполнена сотней мертвецов, безжизненных и неподвижных, словно марионетки с обрезанными нитями, но только пока. Все они расположились вокруг каких-то развалин, когда-то бывшими деревней одичалых, — три ветхие деревянные хижины с крышами из мёрзлого дерна и веток. Искать выживших они даже не пытались, и поспешили убраться как можно дальше, шагая прямо по трупам с синими глазами.

Глаза — самая ужасная их часть, — не в первый раз поймал себя на этой мысли Эйгон.

Глаза всех тварей, что попадались им, были широко открыты, светились призрачной синевой, и лишь немногие из них были покрыты тонким слоем снега. Они глядели в никуда, пока тела оставались неподвижными. Несколько раз ему казалось, что он слышит шорох или треск ломающихся ветвей, хруст снега, движения мёртвых и замёрзших суставов, но всякий раз, как оглядывался, не видел никаких изменений, упыри по-прежнему оставались неподвижны.

Они мертвы, — подумал Эйгон, осторожно ступая среди тел, — и пока солнце не зайдёт, они должны такими и оставаться.

Долго это не продлится. Уже смеркалось, и солнечного света становилось всё меньше. Каждый день светлое время суток становилось всё короче, и скоро у них не останется времени на передышку. Вдруг он остановился у тела мёртвой женщины и внимательно пригляделся к ней, сам не зная почему. Ей было где-то двадцать, не больше, и она была обнажена, если не считать башмака из грубой кожи на левой ноге. При жизни она явно была довольно хорошенькой, хотя бы по меркам крестьянок, с пухлыми губами и большими глазами. Теперь же её лицо было наполовину изуродовано ужасной раной от укуса, нанесённой отнюдь не дикими животными. Горло также было разорвано, а левая рука оторвана по самое плечо.

— Ваше высочество, мы должны двигаться, — сказал Освелл спереди, заметив, что он остановился.

— Он прав, — сказал дядя Льюин, бредущий позади, — у нас осталось не так много времени до захода солнца. Когда это случится, мы должны убраться как можно дальше от этой долины.

— Не говоря уже о том, что к наступлению ночи мы должны быть на деревьях, — добавил Освелл.

Да, они были правы, но Эйгон продолжал молча смотреть на девушку, не понимая, чем она из всех людей так зацепила его взгляд.

— Эйгон, — сказал дядя Льюин, положив руку на плечо, — мы должны двигаться дальше, мой мальчик. Я знаю, это тяжело, но…

— Мы должны взять одного с собой, — сказал Эйгон, не отводя взгляд от мёртвой.

— Мертвеца? Мы уже пробовали, забыл?

Да, так и было. Сбежав с Кулака Первых людей, они ещё надеялись нагнать других выживших и спустя четыре или пять дней взять с собой отрубленную голову твари в качестве доказательства для отца. Они подкараулили небольшую группу упырей, разрезали их на куски и забрали голову одного из них. Синие глаза тварей метались из стороны в сторону, челюсти без конца щёлкали, даже лёжа в мешке. Но стоило взойти солнцу, как голова перестала двигаться, неопровержимое доказательство неминуемой угрозы всему королевству и его народу, превратилось в обычную полусгнившую голову, гниющую, когда становилось тепло.

На следующую ночь, с заходом солнца, голова снова возвращалась к своему отвратительному и противоестественному подобию жизни, только для того, чтобы снова замереть на рассвете. Но спустя всего два дня голова перестала двигаться и щёлкать челюстями, даже в самое тёмное время суток. Глаза потускнели, став белыми, будто слепыми, и мёртвыми какими и должны быть. Эта мерзкая и противоественная магия, пробудившая голову к столь же противоественной жизни, не могла действовать слишком долго, а на юге может длиться и того меньше. Обычная разложившаяся голова никого не убедит собрать своих солдат на Стену, поэтому им было намного легче вернуться с пустыми руками, чтобы хотя бы не выставить себя дураками.

Было решено придерживаться старой версии об одичалых. Этого должно хватить, чтобы лорды королевства последовали приказу отца. Когда явится настоящий враг, все уже забудут об одичалых.

— Я знаю, — наконец сказал Эйгон, — но я думаю, что нам нужно попробовать снова.

Льюин и Освелл с сомнением переглянулись, затем Освелл вздохнул и вытащил меч, опустившись на колени у ближайшего трупа.

— Ладно, попробуем, — сказал он, собираясь снести голову с плеч старика.

— Нет, — остановил его Эйгон, — не эти, они также подохнут, спустя сутки или двое. Нужно достать тех, что продолжают двигаться даже днём. Не знаю, как это работает, но магия в них должна быть больше или сильнее.

— Обычно мы стараемся обходить мёртвых, — сказал Льюин.

— Знаю, но я уверен, такой мертвец продержится куда дольше. Пожалуйста, дядя, я уверен, — сказал Эйгон, натянув ободряющую улыбку. — Кроме того, днём они по большей части бродят в одиночестве. Нам не составит труда разрубить его и забрать голову.

— Хм, в твоих словах есть смысл, мой мальчик, — сказал Льюин, потирая подбородок сквозь толстый шарф. — Может сработать. Что думаешь, Освелл?

Освелл задумчиво поглядел на Эйгона, потом на Льюина, затем снова на Эйгон.

— В этом действительно что-то есть, — наконец ответил он, кивнув. — Мы попробуем, но не станем ради этого делать крюк. Если наткнёмся на бродячего мертвеца, рубим и забираем голову, если нет, значит, не судьба. Я не хочу проводить за Стеной лишний день ради поиска очередного упыря.

— Как и я, — сказал Эйгон, широко улыбнувшись.

— Тогда решено. А теперь идём, нам ещё нужно найти несколько деревьев на ночь. Солнце уже низко, мы должны поторопиться, пока эти дохлые ублюдки не окружили нас, — сказал Освелл, настороженно глядя на сотню мертвецов, неподвижно лежавших вокруг.

Он прав, они должны пройти долину прежде, чем наступит темнота и превратит это место в захлопнувшийся капкан.

Треск замёрзших суставов начал доноситься со стороны долины ещё быстрее, чем они успели привязать себя к стволам выбранных для ночлега деревьев неподалёку. На поиск подходящих деревьев времени ушло больше обычного, поскольку большинство сосен были непригодны для того, чтобы их ветви могли целую ночь выдержать вес взрослого человека в кольчуге и при оружии, и находились достаточно низко, чтобы можно было взобраться. К счастью, всего в сотне шагов от вершины следующего холма они отыскали небольшую полянку из буков и ясеней, среди которых быстро нашли хорошие деревья.

Вскоре Эйгон, сидевший на ветке молодого, но крепкого ясеня в пяти шагах над землёй и привязанный палаточной верёвкой к его стволу, наблюдал за передвигающимися тварями внизу. Если отбросить осознание и ужас от того, на что он в действительности смотрел, это зрелище могло бы быть даже умиротворяющим.

Пока они не поднимут головы, — подумал Эйгон, — до тех пор, пока не придётся смотреть в эти ужасные глаза.

До смерти уставший телесно, но мысленно всё ещё бодрствующий, Эйгон около часа наблюдал за тем, как твари медленно, но целенаправленно двигались под ним. Они шли на юг, всегда точно на юг. Большинство были мужчинами, и Эйгон не в первый раз задавался вопросом, почему. Освелл предполагал, что Иные предпочитали воинов, и не воскрешали тех, кого считали бесполезными. Однако Эйгон знал, что среди одичалых хватало и воительниц. Он читал об этом в книге много лет назад, и лорд Мормонт также об этом упоминал. Даже так, многие мертвецы, бредущие внизу, явно не были воинами. Старые и молодые, мужчины и женщины, одни высокие и сильные, другие мелкие и тощие, кому-то не доставало рук, другим ног, третьим и того, и другого.

На это дядя Льюин сказал, что мужчины одичалых почти ничем не отличаются от мужчин к югу от Стены. Склонны быть героями и лезть на рожон, желая впечатлить девок или не желая убегать как трусы, даже когда это более предпочтительно.

«Получается, мужчины куда чаще бывают идиотами», — сказал он.

Они от души посмеялись над этим. Один из немногих моментов, когда они вообще смеялись в последнее время. Это объяснение казалось наиболее сносным. Дяде, ещё будучи молодым дорнийским рыцарем, затем королевским рыцарем, довольно часто доводилось сражаться с бандами межевых рыцарей и бандитами с разбойниками. Почти всегда они были мужчинами, молодыми или старыми, и предпочитали с головой бросаться в самое пекло, чем бежать или сдаться. Женщины, которых хватало в бандах Дорна, чаще предпочитали сложить оружие или броситься наутёк. Не то, чтобы это сильно им помогало, поскольку все они так или иначе заканчивали свою жизнь на виселице за свои преступления, тем не менее посыл был ясен.

Даже сейчас среди тяжело ступающих по сугробам мертвецов проглядывались в основном мужчины. Ещё реже женщин встречались только дети, за что Эйгон был только благодарен. Глядя на упырей в бледном свете луны, время от времени, пробивающегося сквозь облака, он пытался сосчитать их примерное соотношение, но быстро сбился со счёта, всё больше и больше уставая.

Эйгон сам не заметил, как уснул, но с радостью погрузился в объятия сна. Ему снился дом в Королевской Гавани. Он снова находился в Красном Замке, в тронном зале, Освелл и дядя Льюин стояли рядом, его отец и мать стояли впереди с коронами на головах, и оба гордо улыбались ему. Джон тоже был там, он выбрался из этого ледяного ада. И конечно же рядом была его Рейнис, такая же красивая и притягательная, как всегда. Затем Эйгон повернулся к собравшемуся двору, поднял отрубленную голову и громко объявил собравшимся о том, с чем столкнулся за Стеной.

Глаза головы дёргались туда-сюда, челюсти щёлкали, и тогда… она заговорила. Она говорила человеческим голосом, которого Эйгон не узнал, но почему-то он казался необъяснимо знакомым. Он подтвердил каждое слово Эйгона, какими бы абсурдными и потусторонними ни были описания пережитых им ужасов. Собравшиеся заголосили, обнажив мечи и выкрикивая клятвы Железному трону, что не успокоятся, пока зло не будет искоренено.

Внезапно он услышал музыку, и собравшийся двор перетёк в пир. Он всё ещё стоял в Тронном зале, но на этот раз посреди, танцуя с Рейнис. Она улыбалась ему и кружилась вихрем пурпурного шёлка, длинных чёрных кудрей и нежной золотистой кожи. Снова и снова он видел её сияющую улыбку, такую тёплую, полную любви и… желания.

— В честь чего праздник?

— В честь тебя, конечно, — засмеялась она, — ты вернулся и сдержал обещание. Ты вернулся ко мне.

В следующий миг все вокруг исчезли. Музыка всё ещё звучала, но людей не было. Теперь в этом на удивление тёплом сне не было ничего, кроме его комнаты, кувшина с горячим вином, чей пряный аромат наполнял ноздри, и... его сестры. Рейнис стояла перед ним во всём своём божественном великолепии, а он лежал на своей широкой кровати, глядя на сестру.

Она улыбалась лучезарно, словно солнце, и была обнажена с головы до ног. На ней не было ничего, кроме тонкой золотой короны с рубиновыми камнями на пышной чёрной гриве, и от Эйгона не укрылась влага, блестящая между идеальными бёдрами, когда она подошла к нему с кувшином горячего вина в одной руке и серебряным кубком в другой.

— Мне так не хватало тебя, любимый, — промурлыкала она.

— И мне тебя, сестра. Больше, чем ты можешь представить.

Затем Рейнис налила им немного вина, передала кубок Эйгону и заползла к нему на кровать. Только сейчас он осознал, что сам был голым, когда одна из её тёплых нежных рук сжала его твёрдый как камень член.

Рейнис прильнула к нему, и он почувствовал её пышное идеальное тело своим. Её восхитительная полная грудь прижалась к его руке и боку. Он сделал глоток вина, кислого и пряного, восхитительного и горячего, как жидкий огонь, в то время как сестра начала медленно надрачивать его член. Затем она взяла кубок из его рук, сделала глоток и поставила его на маленький столик рядом с кроватью. После этого Рейнис повернулась к нему, наклонилась и страстно поцеловала. Её губы были полными и мягкими, тёплыми и восхитительными. Эйгон ответил на поцелуй, и их языки встретились в диком танце. Ничто на свете не было слаще губ его сестры. Разве что кроме других губ между ног, влажных от её соков.

Эйгон обнял её, сильнее прижимая к себе. Его поцелуи были всё более напористыми. Медовый и весенний запах её волос донёсся до его ноздрей и тот же час ещё больше крови прилило к его члену. Казалось, он сейчас лопнет. Их губы всё ещё не отрывались от поцелуя, как вдруг Эйгон почувствовал, что Рейнис убрала руку с его члена и вместо этого перекинула ногу, седлав его.

— Трахни меня, любовь моя, — прошептала она между поцелуями, — прошу, трахни меня.

— Слушаюсь, моя королева, — усмехнулся Эйгон.

Он схватил одну из её объёмных сисек, сосок был твёрдым как стекло, другой рукой он потянулся к её роскошной заднице, разминая и медленно подталкивая её бёдра к своим. Рейнис охотно отдалась ему, скользя совей влажной киской по его члену. Они снова поцеловались, их губы были так плотно прижаты, будто растворились друг в друге, их языки дико и страстно играли друг с другом. Поддерживая её бёдра в нужном положении, Эйгон крепко сжал одну из упругих ягодиц сестры, и один из его пальцев мягко поигрался вокруг её заднего прохода, будто бы желал войти в ней с двух сторон одновременно, вызвав глубокий стон сестры в свой рот. Затем он прижал её бёдра ещё ниже, и кончик члена начал медленно, но безжалостно вторгаться внутрь сквозь влажные губы.

Внезапный грохот вырвал его из объятий сна. Весь мир словно раскачался и затрясся, снег и лёд падали толстыми кусками прямо на него, их удары были сродни удару кулаком в латной перчатке. Глаза Эйгона распахнулись от ужаса, его руки потянулись в поисках чего угодно, за что можно было ухватиться, пока не нашли что-то крепкое и холодное. Эйгон почувствовал резкую боль в руке, и что-то тёплое пробежало через его рукав. Кровь. Он быстро осознал, где находится.

Дерево. Я на проклятом дереве, — промелькнуло у него в голове.

Он огляделся и понял, что ухватился за обрубок сломанной ветки, оцарапавший его ладонь, и раскачался не весь мир, а только дерево, на котором он сидел. Эйгон быстро посмотрел вниз, опасаясь, не начали ли твари карабкаться вверх, намереваясь растерзать его, привязанного ствол и неспособного спастись.

Дикий кабан. Всего лишь сраный кабан!

Он смотрел, как внизу огромная мохнатая свинья с клыками яростно тёрлась своим щетинистым боком о ствол дерева, на котором сидел Эйгон. Маленькая сумка с остатками вяленого мяса и солёной рыбы уже была раскурочена, и теперь тупая тварь удобно устроилась у дерева после скудной трапезы. Эйгон выругался про себя. Они почти всегда оставляли свои немногочисленные пожитки на земле под деревьями, на которых спали. Эти сумки намного легче мечей и кольчуг, но после случая в одну из первых ночей, когда сумка дяди Льюина соскользнула с верёвок и упала посреди ночи на голову одной из тварей и привлекла внимание остального стада, они больше не стали так рисковать. Тогда ещё пронесло, и они не заметили Льюина и других среди деревьев, но в следующий раз всё может пройти иначе, поэтому все другие ночи сумки лежали на земле. Мертвецам всё равно не было дела до вяленого мяса, чего не скажешь о диких зверях.

И теперь этот клыкастый ублюдок лишил их того немногого, что осталось. Небо за тёмно-серыми тучами начало светлеть, постепенно розовея. Скоро рассвет, и мертвецов нигде не было видно.

Зачем нам вяленое мясо и солёная рыба, если свежее мясо само пришло к нам в руки? — с ухмылкой подумал Эйгон.

Он развязал узлы палаточных верёвок вокруг себя так тихо, как только мог, чтобы не спугнуть дичь. Затем достал меч и приготовился спрыгнуть, нацелившись на толстую крепкую шею зверя.

— Значит, этот кабан просто взял и спиздил твою сумку с вяленым мясом? — спросил Освелл, когда они час спустя жарили мясо на огне.

Освелл был против разжигания огня, но Эйгон и дядя Льюин смогли его переубедить. Такое куча мяса была настоящим благословением богов, и они не могут от него отказаться. Конечно, его можно есть сырым, но в таком виде оно плохо усваивается и, что немаловажно, не такое вкусное, пускай у них нет специй или соуса. Итак, они договорились впервые за много дней разжечь небольшой костёр под прикрытием шиповника, чтобы к полудню зажарить столько мяса, сколько смогут, упаковать его и снова отправиться в путь, но перед этим впервые за долгое время поесть от души.

— Конечно, нет. Он обхитрил меня и вынудил отдать, — пошутил Эйгон, широко улыбаясь.

Громкий смех дяди был музыкой для его ушей.

— Думаю, с этого момента нам следует брать еду с собой наверх, — серьёзным тоном сказал Освелл, закончив смеяться. — Еда может привлечь диких животных.

— Это очевидно, — сказал Эйгон, держа перед собой кусок мяса, насаженный на кончик его ножа.

— В данном случае нам повезло, но с тем же успехом это мог быть кто похуже. Я бы не хотел, чтобы наш наследный принц стал закуской для медведя.

— Понимаю, — уступил Эйгон, — обещаю с сегодняшнего дня брать мешок мяса с собой на дерево. Но тогда нам стоит…

— Тише, — вдруг прошипел дядя, прислушавшись. Остальные тоже прислушались, но Эйгон не мог разобрать ничего, кроме тихого потрескивания костра.

— Ты что-то слышал? — прошептал Освелл так тихо, что его едва было слышно.

Я не знаю, — тихо ответил Льюин, медленно покачивая головой, но его зоркий взгляд говорил: —Там определённо что-то было.

Вслушиваясь в тишину, Эйгон хотел уже встать и сказать Льюину, что ему послышалось, и наконец приступить к еде, как вдруг что-то со свистом пролетело над их головами и громко ударило в дерево позади. Их взгляды метнулись к дереву и увидели стрелу, оперённую бледно-серыми гусиными перьями. В тот же миг они вскочили и потянулись за мечами, как мимо просвистели ещё две стрелы с оперением фазанов и соколов. На гребне небольшого холма в том направлении, откуда летели стрелы, в сорока шагах от них стояли человеческие фигуры. Сначала пять, потом шесть, девять…

Они осторожно приближались, опасаясь ответного выстрела. Их большие круглые щиты были сделаны из звериных шкур, натянутых поверх плетёной лозы, и украшены черепами. Примерно половина из них прятала свои лица за грубыми шлемами из дерева и варёной кожи. Один лучник справа и другой слева натягивали новые стрелы на тетивы луков из дерева и рогов. Один человек был вооружён обломанным каменным топором, другой бронзовым мечом. Остальные держали в руках копья и булавы. Все были одеты в грязно-серые меха или варёную кожу, местами проглядывались шлемы и кольчуги, явно снятые с мёртвых разведчиков. Насколько Эйгон знал, одичалые не добывали руды и переплавляли, а кузнецов и кузниц к северу от Стены было довольно мало.

— Одичалые. Прекрасно, — тихо сказал Эйгон Люьину и Освеллу. — Если вспомнить последние несколько недель, нам сегодня жутко везёт.

Оба кратко усмехнулись.

Одичалый в центре восседал на лошади размером с немногим больше козы. Он пролаял какой-то приказ на неизвестном языке, затем спрыгнул с лошади и вместе с пятью своими людьми с дикими криками понёсся вниз, в то время как лучники пускали стрелу за стрелой. Однако уйти от обстрела было несложно.

Они не пытаются нас убить, — подумал Эйгон, — просто хотят убедиться, что мы не рискнём бежать и словить стрелы в спину.

— За деревья, живо, — приказал Освелл.

Всё верно, лучники не хотят подстрелить их, но становиться заманчивой мишенью было не самой лучшей идеей, поэтому они быстро отступились за ближайшими стволами деревьев, в которые тут же вонзились стрелы.

Стук-свист-стук-стук.

Одна из стрел просвистела так близко, что Эйгон почувствовал, как она порвала рукав его толстого шерстяного камзола. Долбанное дерево было слишком тонким. Крики нападавших становились всё громче.

— Мы не можем прятаться здесь вечно, — сказал он рыцарям.

— Но их стрелы тоже небесконечны, и как только крикуны добегут до нас, они не станут рисковать своими товарищами, — сказал Льюин. — Готовьтесь, они скоро будут здесь.

Крики становились всё громче.

— Сейчас! — крикнул Освелл.

Немедля, они выскочили из укрытия, занеся мечи. Первым противником Эйгона оказался мужчина размером с медведя с длинным каменным топором в обеих руках, которым он размахивал так, что лучше бы рубил деревья, а не людей. Эйгон увернулся от удара, обойдя противника и полоснул одичалого по рукам. Левой руки как не бывало. Вопя, одичалый, спотыкаясь, отступил на несколько шагов, глядя на кровоточащий обрубок широко открытыми глазами и с ужасом на лице. Эйгон последовал за ним и быстро прикончил, вонзив меч в горло.

Освелл и дядя Льюин без особого труда отбивались от диких, но не умелых выпадов одичалых. Глядя вперёд, Эйгон резво отскочил в сторону, уклоняясь от ещё одной стрелы с гусиным оперением.

Вот вам и не станут рисковать своими товарищами, — подумал он. — Надеюсь, эти проклятые стрелы быстро кончатся.

Эйгон взглянул на холм и увидел, что лучники уже бросили своим луки с колчанами в снег и вытащили мечи с топорами, также ринувшись вниз с холма.

Стрелы не могли кончиться так быстро. Видимо, просто не хотели стоять на месте, пока другие умирают.

— Принц, осторожно! — раздался резкий крик то ли от Освелла, то ли от Льюина.

Эйгон посмотрел вперёд и в последний момент отразил сильный удар бронзовым мечом, который чуть не раскроил ему череп до самого кончика носа. Он заблокировал ещё один яростный удар, затем сам атаковал, отбросив противника на несколько шагов назад. Это была женщина, по крайней мере, была на похожа на женщину. Мускулистая как мясник, с широкими шрамами по всему лицу, кольцом из рога или кости в носу и таким мрачным лицом, что можно подумать, будто второй рог застрял у неё в заднице.

Эйгон быстро принял надёжную стойку, заняв одну из самых агрессивных оборонительных позиций, которой его научил сир Артур, и стал ждать следующего удара уродливой ведьмы. Долго ждать не пришлось. На этот раз он легко избежал её атак, даже не поднимая меча для защиты. С каждым ударом, уходящим в никуда, женщина становилась всё злее и злее, её удары всё быстрее, сильнее, но больше отдалялись от цели. После шестого или седьмого удара, пронёсшегося в двух ладонях от Эйгона, он позволил ей скользнуть мимо него, развернулся вокруг настолько элегантно, насколько позволяли кожа, тяжёлая кольчуга и толстая шерсть одежды, и вонзил клинок по широкой мощной дуге. Меч попал прямо в шею женщины, разрезав кожу, плоть и кости как бумагу. Кровь брызнула из обрубка шеи, и голова упала на землю, словно спелый плод. Вслед за ней рухнуло и тело.

Но не успел Эйгон обрадоваться победе, как к нему с диким воплем понёсся ещё один одичалый.

Один из лучников , понял он.

И хоть тот действовал храбро, но боевого опыта у него было ещё меньше, чем у той уродливой женщины. Только он занёс топор, Эйгон сделал выпад в сторону и нападавший пробежал в никуда. Эйгон снова развернулся и тут же нанёс удар эфесом меча по голове противника, тут же повалившегося на землю.

Стоило и дальше держаться за свой лук и стрелы, — подумал он, глядя на бессознательное тело одичалого.

Эйгон огляделся, но кроме предводителя группы не обнаружил ни одного одичалого живым или способным сражаться. Последний одичалый стоял на краю их маленького поля битвы, пять трупов лежали у его ног. До чего же нелепое зрелище. Он был одет в доспехи из простой варёной кожи, но с головы до пят обвешан костями, гремящими и грохочущими при каждом движении. Шлем ему заменял сломанный череп довольно огромного размера и странно деформированный. Сложно сказать, принадлежал ли он раньше человеку.

Но не успели они сделать шаг вперёд и прикончить этого человека, как из плотной группы гвардейских сосен справа в сорока шагах раздались ещё крики. За ними выскочило ещё больше одичалых — трое, четверо, пятеро — все верхом и все с железом или даже сталью в руках.

Атакуй они скоординировано, у нас бы не осталось и шанса, — подумал Эйгон. —Они превосходят нас числом. Но у рыцарей и армий юга есть дисциплина, и в бою она компенсирует численность в девяти случаях из десяти.

Это был один из многих уроков сира Джерольда, который он вложил в Эйгона с Джоном с малых лет.

Освелл и Льюин подбежали к Эйгону, встав рядом с ним плечом к плечу с окровавленными мечами в руках. Вожак первой группы тем временем развернулся и бежал обратно к своей маленькой козоподобной лошадке, предано поджидавшей на холме, с которого он сошёл. Сложно сказать, отступал ли он или собирался атаковать верхом вместе со всеми. Впрочем, это неважно. К тому времени, как гремящий костями человек подоспеет, волна всадников уже пройдёт.

— У них нет копий, — быстро произнёс Освелл, — значит, им придётся подобраться к нам вплотную.

— Нам же будет легче дотянуться до них, — добавил Льюин.

— Они могут просто растоптать нас, — сказал Эйгон, надеясь, что дрожь в его голосе не слишком заметна.

— Нет, — отрезал дядя Льюин, — велик риск, что мы раним лошадей. У одичалых слишком мало лошадей, и они не хотят рисковать теми немногими, что остались. Они проскочат вскользь, атакуя клинками.

Снег взметался под копытами лошадей, пока те с грохотом неслись к ним, окутав их тонким туманом и сделав похожими на существ из другого мира, словно ледяные демоны из какого-то ледяного пекла. Быстро стуча копытами, они становились всё ближе, тридцать шагов, двадцать пять, двадцать, крики становились всё громче и громче.

Все трое приготовились, подняв мечи перед собой для нанесения удара и широко расставив ноги для безопасной

стойки.

Всадники находились уже в пятнадцати шагах, может, чуть меньше, и Эйгон уже представлял себя лежащим на земле и истекающим кровью, как вдруг заросли слева от всадников взорвались туманом изо льда, иголок и сломанных веток, выпустив ещё одного всадника, врезавшегося в середину строя нападавших. Новый всадник держал в правой руке длинный меч, в левой — железную цепь. Цепь ударила одному из нападавших в лицо, от чего тот с воплем свалился на землю, истекающий кровью, в то время как клинок пронзил шею другого нападавшего. Поток горячей дымящейся крови хлынул на всадника и его лошадь, как только он резко вырвал клинок из шеи противника. Поражённый цепью мужчина ерзал на снегу, его руки были прижаты к окровавленному лицу. Однако он быстро умолк, как только его голова закатилась под копыта своего пугливого коня.

Остальная тройка нападавших, удивлённая и явно потрясённая, разбежалась, словно крысы перед оголодавшей кошкой. Один всё ещё двигался в сторону Эйгона и остальных, но его испуганный взгляд был прикован к новому всаднику. Льюин воспользовался этой возможностью, и вспорол его живот мечом, как только тот проскочил мимо. Он с криком упал с лошади, и Льюин быстро закончил его страдания, вонзив меч прямо в сердце.

Двое последних пришли в себя. Тот, что был всего в нескольких шагах от всадника, развернул лошадь и бросился вперёд, высоко задрав меч и вопя. Мечи столкнулись с громким лязгом в ледяном воздухе. Другой одичалый находился ближе к Эйгону и Освеллу, чем к всаднику. Они переглянулись, кивнули и поспешили к нему. Он будто был поглощён битвой своего товарища и другого всадника, но ему не хватило духу вмешаться. Затем одичалый, должно быть, услышал шаги Эйгона и Освелла по снегу позади себя, внезапно развернув лошадь, но, когда он осознал, что происходит, было слишком поздно, и оба меча пронзили его грудь и живот. Мертвец упал с лошади. Лошадь дёрнулась, но Освелл успел схватить её за поводья простой сбруи из грубой верёвки и скрученной кожи.

Эйгон взглянул на битву дуэль двух всадников, и уже собрался броситься на помощь нежданному спасителю, как последний нанёс последний смертельный удар, перерезав горло противнику, тем самым завершив бой.

Покончив с последним нападавшим, их спаситель спешился, всё ещё держа в руках цепь и окровавленный длинный меч. Он был с головы до ног одет в чёрное, как теперь заметил Эйгон: чёрная кожа, чёрная шерсть, чёрный мех, чёрная кольчуга с чёрным шарфом, закрывающим большую часть лица, чёрные кожаные перчатки и толстый чёрный плащ на плечах поверх всего.

Брат Ночного Дозора.

Мужчина сбросил цепь и вложил меч обратно в ножны, в то время как Освелл с Льюином не спешили опускать мечи. Эйгон думал приказать им опустить мечи. Чёрный брат не должен причинить им вреда, особенно после того, как спас им жизни. Но в последний момент решил этого не делать. Кто знает, действительно ли этот человек был дозорным. Любой мог снять снаряжение с мёртвого разведчика и присвоить себе, и неизвестно какие цели он преследовал.

Человек в чёрном поднял руки в знак мира и медленно подошёл к ним, глядя прямо на Эйгона, будто изучая его и пытаясь убедиться, что видит того, о ком подумал. Сделав три-четыре шага он опустился на одно колено.

— Ваше Высочество, — сказал он опустив голову.

По крайней мере, он и правда дозорный. Одичалый навряд ли бы захотел преклонять колени перед Эйгоном и кем-либо ещё.

— Встаньте, сир, — сказал Эйгон, не заботясь о том, носил ли он рыцарский титул, — вы спасли наши жизни, и вам нет нужды преклонять колени.

Льюин и Освелл тоже опустили свои мечи, вложив их обратно в ножны на бёдрах, в то же время дозорный поднялся, потянулся к лицу и одёрнул шарф. Эйгон едва не застыл от шока, и чуть не бросился ему в объятия.

Это не Джон, — осознал он.

Просто они с Джоном поразительно похожи вытянутым лицом, тёмно-каштановыми волосами и серыми старковскими глазами. Но этот мужчина был старше. И его лицо стало грубым и обветренным после многих лет в ледяной глуши за Стеной. Эйгону не пришлось ждать, чтобы услышать его имя, он и сам догадался, кто перед ним.

— Меня зовут Бенджен Старк, Ваше Высочество, я брат Ночного Дозора и первый разведчик Чёрного Замка, — представился тот.

— Вы стоите в присутствии Эйгона Таргариена, принца Драконьего Камня и наследника Железного трона, — объявил Освелл почти торжественным тоном, в соответствии с протоколом. — Но очевидно, вы это поняли и без нас. Я сир Освелл Уэнт, а это мой названый брат принц Льюин Мартелл из Королевской гвардии Его Величества.

— Я очень польщён, — сказал Бенджен Старк, — но также удивлён. Наследный принц Семи королевств и два рыцаря Королевской гвардии — последние, кого я ожидал встретить в этой глуши.

— Это долгая история, — вздохнул Освелл.

— Вы подоспели как раз вовремя, милорд, — сказал Льюин.

— Мне тоже так кажется, — сказал Бенджен Старк, — я обнаружил ваши следы где-то неделю назад и с тех пор следовал за вами. Сначала я принял вас за одичалых из воинства Манса, но, когда три дня назад заметил, что за мной следят другие одичалые налётчики, понял, что могу ошибаться. Я вышел на вас здесь и сейчас по чистой удаче.

Через полчаса они сидели вокруг костра и ели кабанье мясо. Пленного одичалого, точнее одичалую, которую Эйгон вырубил эфесом меча, привязали к дереву палаточными верёвками. Это была молодая женщина, которой было едва ли больше двадцати или двадцати двух лет, хотя это было тяжело определить по слоям грязи и запёкшейся крови на лице и по спутанным огненно-рыжим волосам. Они были такими лохматыми, будто она расчёсывалась в лучшем случае раз в сезон, если и правда расчёсывалась.

Бенджен Старк, разделив с ними свои последние остатки вина, рассказал им о том, как за много миль увидел огромный костёр на вершине Кулака Первых людей — Факел Мормонта. Зная, что это мог быть только сигнал от Старого Медведя. Он пытался добраться до Кулака, но путь ему снова и снова преграждали, из-за чего постоянно приходилось искать обходные пути. Затем Факел Мормонта погас, он случайно наткнулся на их следы и последовал за ними, надеясь встретить выживших братьев или одичалых, которых можно было бы допросить.

— Ваша удача, что вас там не было, милорд, — сказал Освелл, — иначе мы бы с вами могли и не сидеть здесь.

— Одичалые?

— Нет, — только и ответил Эйгон, на что Бенджен Старк лишь понимающе кивнул.

— Понятно, вы их видели.

— Да, — сказал Льюин.

— Старый Медведь?

— Спускался с холма верхом на коне, когда мы видели его в последний раз.

Рассказ о том, что произошло на Кулаке и после их побега, Эйгон решил оставить дяде Льюину. Он съел ещё немного жареного мяса. Оно было не таким уж вкусным и плохо жевалось, зато удивительно тёплым и сытным. Он сделал ещё один крошечный глоток вина и слушал слова дяди почти так же внимательно, как если бы это были обычные байки у костра. Весь этот кошмар произошёл с ними на самом деле, но так хотя бы ему не хотелось вскакивать и кричать или зарывать голову в снег при мысли о пережитом хаосе, крови и холодной смерти.

— Его Величество должен знать, что его опасения сбылись, — сказал Льюин. — И нам нужны доказательства, чтобы…

Его прервал низкий стон. Эйгон посмотрел на дерево, встал и подошёл к связанной одичалой. Остальные последовали за ним. Девушка смотрела на него, изумлённая, но в сознании. Эйгон с удивлением отменил пару красивых голубых глаз на её лице. При дворе лорда и уж тем более короля она ничем бы не выделялась. Круглое лицо крестьянки, курносый нос, кривоватые зубы и глаза слишком широко расставлены. И всё же глаза были красивые, даже если всё остальное не впечатляло.

— Я думала, что сражалась с седовласым стариком, — сказала она, пристально глядя на Эйгона. — Похоже, я ошибалась. Побери меня Иные, ты почему седой? Или ты так сильно стукнул меня по голове, что глаза меня обманывают?

— Его волосы должны волновать тебя в последнюю очередь, — сказал Бенджен Старк позади него. — Мы должны прикончить её. Брать с собой её нельзя, а оставлять связанной здесь — зря тратить хорошую верёвку.

Внезапно Эйгон увидел страх и огонь в её глазах. Кровь всё ещё стекала по её виску, по всей щеке и белому горлу от того места, где он ударил её эфесом меча. Эйгон подошёл ближе, сел на корточки перед ней и посмотрел ещё внимательнее. Он был так близко, что ощущал запах лука в её дыхании. Страх всё ещё читался в её глазах, хоть она и пыталась это скрыть.

— Она наша пленница, — сказал он тогда, — а я не убиваю пленных.

— Мы не в том положении, чтобы обременять себя пленными, — сказал Бенджен Старк.

— Мы не в том положении, чтобы обременять себя пленными, Ваше Высочество, — поправил его Освеллл, подчёркивая титул Эйгона.

Было почти слышно, как Льюин закатил глаза. Эйгон ничего не сказал, но думал о том же, о чём и дядя. Своими словами Освелл не сулил связанной девушке ничего хорошего. Одичалые ещё попытаются выследить и убить их, и, если они узнают, что к одному из ворон обращаются как «Ваше Высочество», это сделает их ещё более желанной добычей. Даже если одичалые не разбираются в титулах и сословиях к югу от Стены, большинство из них должны догадываться, что подразумевает подобная форма обращения. Они безусловно не упустят возможности получить такого ценного пленника. Тем не менее этого уже не исправить.

— Во время боя кто-то из вас уже обратился ко мне, назвав принцем, и я уверен, что этот дурак в костяном шлеме всё слышал, — сказал Эйгон. — Теперь это уже неважно.

— Тем не менее мы не можем рисковать, — настаивал Бенджен Старк, — Быть может, Гремучую Рубашку нам не поймать, зато она у нас в руках. Мы должны её убить.

— Я не убиваю пленников, — снова сказал Эйгон, — особенно когда они беззащитны, связаны и сидят передо мной на снегу.

— Она копьеносица. —Старк указал на лежащий рядом топор с длинной рукоятью, которым орудовала девушка. — Дай ей хоть малейший шанс, и она вонзит топор вам промеж глаз.

— Тогда я не дам ей и половины шанса. — Эйгон поднял топор, рассматривая его, затем отшвырнул его в ближайший куст подальше от досягаемости одичалой. — У тебя есть имя?

— Игритт.

— Ты сдаёшься, Игритт?

— Я уже твоя пленница, разве нет? Что мне ещё остаётся?

— Я о том, попытаешься ли ты напасть, если развязать верёвки?

— Ваше Высочество… — начал было Льюин, но Эйгон заставил его замолчать, подняв руку. Игритт смотрела Эйгону в глаза. Изучая его, затем перевела взгляд на Льюина, Освелла и Бенджена Старка, затем снова на Эйгона.

— Я сдаюсь, — сказала она.

Эйгон несколькими быстрыми движениями развязал узлы. За последние ночи он так хорошо наловчился в обращении с ними, что мог посоперничать с моряками. Когда он высвободил Игритт из верёвки, она не стала делать никаких резких движений и ничего, что можно было бы воспринять как угрозу. Она продолжала сидеть, неуверенно глядя на мужчин впереди. Краем глаза Эйгон заметил, как руки Освелла и Льюина переместились к рукоятям мечей. Бенджен Старк стоял позади, и Эйгон не мог его видеть, но был уверен, что его случай не слишком отличался. Затем рука Игритт потянулась к виску и тут же покрылась кровью.

— Ты моя пленница, Игритт.

— Я назвала тебе своё имя.

— Я Эйгон Таргариен, — сказал он, но Игритт лишь нахмурилась, вероятно, из-за непривычного звучания имени. — Можно просто Эйгон.

Эйгон поднялся и сделал шаг назад. Игритт тоже встала, медленно, неуверенно и немного покачиваясь. Должно быть, он ударил слишком сильно, но она хотя бы могла стоять. Она посмотрела на лошадей, привязанных к низко свисающим ветвям деревьев. Им удалось поймать трёх лошадей одичалых, и теперь они снова могут на полном ходу ехать на юг. Однако для пленника у них не осталось лошади. Затем её взгляд метнулся в другом направлении, где они свалили трупы нападавших.

— Нужно сжечь их, — сказала она серьёзным тоном.

— Для этого понадобится костёр побольше этого, — сказал Бенджен Старк. — Такой, что будет виден издали даже при дневном свете. Вокруг шныряет ещё немало одичалых, так ведь?

— Сожгите их, — упрямо настаивала девушка, — или сегодня ночью вам снова придётся взяться за мечи.

Эйгон вспомнил Отора и его холодные чёрные руки, бесчисленные сияющие синие глаза, что смотрели на него на Кулаке, похожие на сотни застывших звёзд, наполненные необузданным и неестественным голодом. Вспомнил кошмарные орды, что каждую ночь бродили под ним, пока он пытался уснуть среди крон деревьев.

— Она права, — сказал он, — мы повидали достаточно и знаем, что произойдёт, если так их оставить.

— Есть и другие способы, — сказал Бенджен Старк, подойдя к трупам. Он схватил самое верхнее тело из кучки, затем обнажил меч и, не говоря ни слова о том, что задумал, начал резкими и быстрыми ударами рубить сначала голову, затем руки и за ними ноги. — Теперь пусть восстаёт сколько душе угодно.

Эйгону такое не слишком понравилось, но он согласно кивнул Освеллу и дяде Льюину, затем вместе с ними выхватил меч и принялся за работу. Старк был прав, они не могут разжечь большой костёр, чтобы привлечь ещё больше одичалых. Они не могут так рисковать, поэтому эта грязная работа должна быть сделана.

Это было не то же самое, что срубить голову или конечность в горячке боя. В сражении всё происходит так быстро, что нет времени думать об этом. Здесь же времени было в достатке. Не раз Эйгону казалось, что его сейчас вырвет, когда до ушей доходил звук хруста костей и рвущихся сухожилий, плеска, когда лезвия мечей прорезали кожу, жир и мускулы, после чего всё ещё свежая тёплая и дымящаяся кровь медленно просачивалась из их тел на землю. Ещё хуже стало, когда металлический запах пробивался ему в нос.

Когда они закончили спустя почти полчаса, его не вырвало, но аппетит к жареной кабанятине быстро сошёл на нет. Игритт наблюдала за происходящим, не сказав ни слова. Она по-прежнему неподвижно стояла у дерева, от которого её отвязал Эйгон.

— Тебе приказали убить нас или схватить? — спросил он, сделав несколько больших глотков воды из бурдюка, чтобы успокоить желудок.

— Захватить одного, если возможно, остальных убить.

— Манс Налётчик собрал армию, — сказал Бенджен Старк. — Сколько…

— Не армию, — перебила его Игритт, — вольный народ.

— Сколько вас?

— Сотни и тысячи. Больше, чем ты когда-либо видел, ворона.

Она улыбнулась, гордо и почти торжествующе. Зубы у неё были кривыми, но белыми как снег вокруг. Эйггон не мог вспомнить благородных дам или лордов, которые могли похвастаться такой белизной, даже при королевском дворе.

Она не знает сколько, — подумал он. — Либо их так много, что не сосчитать… либо она вообще не умеет считать.

— Почему вы собрались в Клыках Мороза? — спросил Эйгон.

Игритт молчала.

— Что понадобилось твоему королю в Клыках Мороза? Там нельзя оставаться надолго и нет еды. Что вы там понадобилось?

Она отвернулась.

— Вы собираетесь идти на Стену? Когда?

Она смотрела на пламя, будто не могла его слышать.

— Больше она ничего не скажет, — сказал Бенджен Старк. — Я знаю одичалых, которые скорее откусят себе язык, чем раскроют секреты. Я мог бы попытаться расколоть её, — Игритт по-прежнему оставалась безучастной, но от Эйгона не укрылось, как она напряглась от слов Старка, — но раз вы не желаете её смерти, то и пыток, полагаю, тоже.

Игритт со страхом посмотрела на Эйгона. Заметив его взгляд на себе, она быстро повернула голову обратно к огню.

— Вы правы, милорд, — сказал Эйгон.

Внезапно Бенджен Старк сделал несколько быстрых шагов в сторону Игритт, и Эйгон уже подумал, что сейчас он вытащит нож и просто перережет ей горло. Но вместо этого дозорный просто встал перед ней, глядя в глаза, его лицо резко охладело.

— Ты знаешь, кто я? — спросил он.

— Бенджен Старк, — ответила она с заметной лёгкой дрожью в голосе. Рядом с ним она была похожа на ребёнка, но не отводила взгляд.

— Скажи мне правду. Что бы случилось, окажись я в руках твоего народа?

— Умирал бы дольше остальных.

Лорд Бенджен фыркнул.

— У нас нет еды, чтобы кормить её, нет лошади, чтобы нести, и мы не можем оставить человека присматривать за ней, — сказал он Эйгону, отвернувшись от Игритт. — Больше мы ничего от неё не выведаем. Она только замедлит нас и в любую из ночей может однажды перерезать нам глотки во сне. Мы должны убить её, быстро и безболезненно.

— Эйгон, — услышал он голос дяди, — я знаю, это тяжело, но путь к Стене и без того достаточно опасен, мой мальчик. Хоть один шорох там, где нам понадобится тишина, и мы мертвы.

— Льюин прав, — поддержал Освелл, — это действительно тяжело, но таково бремя короля. Правителям всегда приходится проверять свою мораль на прочность, и иногда это означает, что вы просто не в состоянии поступить правильно и делаете то, что должны.

Затем он вытащил свой кинжал.

— Один поцелуй стали, и всё закончится. Она не успеет ничего почувствовать. Если не можете, я сделаю это.

— Она сдалась мне.

— Тогда вы обязаны сделать то, что должно, — сказал Бенджен Старк. — Вы сын короля, кровь Эйгона Завоевателя. Вы можете это сделать, Ваше Высочество.

Освелл протянул кинжал, и Эйгон взял его.

— Остальные будут готовить лошадей и ждать вас за кустами, мой принц. Идём, — сказал Бенджен Старк Освеллу и Льюину, — ему будет легче, если мы не будем наблюдать.

Затем он развернулся к лошадям, отвязал их и потопал прочь. Освелл и Льюин, кивнув Эйгону со скорбью и сожалением в глазах, подобрали своё оружие и последовали за Старком, оставив его наедине с одичалой.

Эйгон поглядел на кинжал в руке. Его острое лезвие поблескивало в тусклом свете дня. Да, это будет быстро, если он перережет ей горло. Гладкий порез, длинный и достаточно глубокий, чтобы перерезать большую вену на её горле, и всё будет кончено. Она потеряет сознание быстрее, чем почувствует, как жизнь покидает её. Затем он снова посмотрел на Игритт. Он думал, что она попытается сбежать, или даже надеялся, но вместо этого продолжала стоять в ожидании глядя на него.

— Ты никогда раньше не убивал женщин, так?

Он поглядел на кучу расчленённых трупов неподалёку. Женщину он уже убивал. Не прошло и часа.

— Я никогда не убивал вне боя и никогда не убивал безоружных, — сказал он. — Никогда никого не казнил.

— Я умру одинаково с оружием или без него. Но тебе не нужно этого делать, — сказала она, и в её глазах на миг засияла надежда, — Манс возьмёт тебя, я уверена. Ты хорошо владеешь мечом, а ему всегда нужны хорошие воины.

Эйгона пронял смешок, хотя ему было не до веселья. Мысль о том, чтобы он пополнил ряды самопровозглашённого Короля-за-Стеной, став немытым одичалым в грубых кожах и мехах и с каменным топором в руках вместо меча, выкованного в замке, звучала слишком абсурдна, чтобы не рассмеяться.

— Мой отец, король Семи королевств, — начал он, — послал меня сюда узнать, действительно ли ваш народ представляет угрозу для страны, а не пополнять ваши ряды.

— Мы не та угроза, которой вам стоит опасаться.

— Теперь я об этом знаю. Именно поэтому я должен вернуться на юг как можно скорее, чтобы отец мог привести армию к Стене и защитить королевство, защитить мою семью.

Она кивнула, смирившись со своей участью.

— Ты сожжёшь меня потом?

— Не могу. Дым будет заметен издалека.

— Так и есть. — она пожала плечами. — Значит, расчленишь. Может, мне повезёт и кровь привлечёт ораву хищников. Сумеречные коты с гор чуют её запах за много миль. Всё лучше, чем стать одной из них.

Эйгон снова посмотрел на кинжал в руке, затем бросил его и вытащил меч. Если он хочет сделать это быстро и безболезненно. Надёжнее будет сразу отрубить голову одним быстрым ударом.

— Боишься?

— Боялась прошлой ночью, — призналась она. — Каждую ночь с тех пор, как хладные тени снова начали бродить по лесу. Но солнце пока ещё не зашло. — она откинула волосы в стороны, обнажив шею, и опустилась перед ним на колени. — Бей сильно и точно, принц, иначе я вернусь за тобой.

Эйгон сделал шаг в сторону, взяв меч обеими руками, чтобы ударить изо всех сил. Затем он посмотрел на свой меч. Не самый лучший клинок, старый, зазубренный и по-настоящему острый лишь с одной стороны, и то не по всей длине лезвия. Это даже не его меч, он просто случайным образом оказался в руках Эйгона, когда его собственный клинок вырвали из рук. Последние несколько дней он пытался наточить лезвие и выточить зазубрины, но сталь оказалась слишком старой и слишком хрупкой, поэтому он быстро сдался. Теперь он проклинал себя за это.

Он поднял лезвие и поднёс её к шее Игритт, нежно коснувшись кожи в том месте, куда должен быть нанесён удар. Игритт вздрогнула.

— Холодно, — сказала она, — давай побыстрее.

Он занёс меч над головой, сжав рукоять обеими руками. Один разрез, в который он вложит весь свой вес. Эйгон всё ещё может подарить ей быструю чистую смерть.

— Сделай это, — взывала она, — избалованная маленькая принцесса. Сделай это. Я не могу быть храброй вечно.

Когда удара не случилось, она повернула голову, глядя на Эйгона. Он опустил меч, затем вложил его в ножны сбоку.

— Уходи, — буркнул он.

Игритт замерла.

— Сейчас же, — сказал он, — пока ко мне не вернулся разум. Уходи.

Игритт вскочила на ноги, проворная как заяц, загоняемый дюжиной гончих, и поспешила в ближайшие кусты. Эйгон наблюдал за тем, как она уходит, его сердце подскочило к горлу. Затем он развернулся и отправился к Освеллу, дяде Льюину и Бенджену Старку. Он нашёл их в пятидесяти шагах на небольшой полянке за деревьями и высокими дикими кустами ежевики, с которых уже не соберёшь плодов.

— Готово? — спросил Бенджен Старк, увидев его. Эйгон посмотрел на дядю, потом на Освелла, они сразу поняли, что он не справился. Оба улыбнулись. — Готово?

— Я поступил правильно.

— Не лучшее решение.

— Может быть… скорее всего, так и есть, — признал он.

Затем к нему подошёл дядя, положа руку на плечо и посмотрел ему в глаза.

— Я сказал те слова, чтобы тебе было легче, но… Я горжусь тобой, Эйгон. Мало кому хватает сил поступить правильно, особенно когда на карту поставлена твоя собственная жизнь.

— Никакая это не сила, дядя. Мне просто не хватило духу это сделать.

— Никогда больше не говори этого, — серьёзным тоном сказал Льюин. — У тебя доброе сердце, мой мальчик, и ты никогда не должен винить себя за это.

Эйгон кивнул, выдавил из себя улыбку и сел на поджидавшую его лошадь между Освеллом, всё так же ободряюще улыбающегося, и своим дядей. Лошадь была маленькой, намного меньше всех, на ком он когда-либо ездил к югу от Стены с тех пор как в детстве его пересадили с пони. А ещё она была лохматой и воняла мокрой псиной. Зато она была дружелюбной, послушной и крепкой как гвозди, какой и полагается быть лошади, способной выживать в этой снежной глуши. Да, эта кроха хорошо ему послужит.

Они поскакали с Бендженом Старком во главе, и вскоре поляна осталась позади вместе с деревьями, догорающим костром с останками кабана и изрубленными трупами. Спустя около часа они неторопливо проезжали по лесу, и это всё равно было быстрее, чем если бы они шли пешком.

— Мы рассказали лорду Бенджену о нашем плане принести доказательство Его Величеству, — сказал Освелл.

— Просто Бенджен. Я не лорд. С тех пор как принёс свои обеты.

— Что ж, тогда мы рассказали Бенджену о нашем плане.

— И? — спросил Эйгон.

— Отличная идея, — сказал Бенджен. — Принц Льюин уже сказал, что его величество намерен созвать знамёна и привести все армии Семи королевств на Стену, если у него будут достаточно весомые доказательства. Для войны, что нас поджидает, на счету будет каждый человек, и если для подкрепления нам понадобится живая голова, я с радостью достану его величеству хоть сотню таких.

Эйгон сомневался, что эта голова поможет собрать все армии королевства к Стене, даже если она будет петь и рассказывать анекдоты. Найдутся хорошие люди, которые откликнутся на его зов. Из Королевских земель, Дорна, Севера, Штормовых земель, может даже Речных и Простора… Но придут не все. Он не питал иллюзий по поводу лордов Долины, предпочитающих держаться подальше от всего, происходящего за пределами Лунных гор, или что Тайвин Ланнистер поведёт армии Западных земель на север, потому что наследный принц принёс из-за Стены голову с щёлкающей пастью и синими глазами. Тем не менее, многие должны пойти. Он мог только молиться за то, чтобы этого хватило.

— Сколько нам понадобится, чтобы добраться до Стены?

— Несколько дней, может, неделя. Я знаю несколько троп, которые должны быстро вывести нас на юг, охотничьи тропы, старые русла и прочие.

Эйгону уже доводилось слышать от чёрных братьев, что Бенджен Старк знал Зачарованный лес лучше любого другого разведчика, а-то и многих одичалых. Если он сказал, что знает кратчайший путь на юг, Эйгон был уверен, что это и правда кратчайший путь.

— Я проведу вас мимо одичалых и большинства упырей, хотя время от времени придётся всё же пробиваться, — продолжил Бенджен. — Но мы не можем просто привязать лошадей к деревьям и спать на ветвях, если не хотим потерять их в первую же ночь. Потому мы будем оставаться в седле днём и ночью. Когда лошади слишком устанут, будем вести их пешими за поводья. Никаких остановок, едем и идём без отдыха, чтобы добраться до Стены как можно скорее и оставить преследователей как можно дальше позади. Договорились?

— Да, — хором согласились Освелл, Льюин и Эйгон.

— Хорошо. Наш путь также пройдёт мимо одного… особенного места. Я наткнулся на него несколько недель назад, когда прятался от банды одичалых. Хотел рассказать об этом Старому медведю. Быть может, с ним мы сможем разобраться во всём этом. Но теперь было бы неплохо показать его вам, чтобы вы могли рассказать королю. Я уверен, оно сыграет важную роль в нашей войне против Иных.

— И что же это? — спросил Эйгон.

— Пещера.