Том 1. Послесловие

Здравствуй, это Ямагути Сатору. Искренне благодарю за покупку этой книги

Эта работа была первоначально представлена на сайте для показов романов “Shousetsu ni Narou” в июле 2014 года и затем была издана. Я должен поблагодарить всех моих читателей за то, что моё творение, в конечном счёте, перевоплотилось в книгу — и посему я хотел бы выразить свою искреннюю благодарность поклонникам, которые читали мои творения на сайте.

Что же… название в сей книге довольно-таки длина, не так ли? «Моя Реинкарнация в Качестве Злодейки: Все Пути Ведут к Погибели! Том 1». Даже начальник отдела редактирования подметил: «Оно самое длинное из всех наших работ».

На счёте содержания книги… всё точно, как в заголовке! Главная героиня была перерождена в качестве главной злодейки в отомэ-игре под названием FortuneLover, в кою она играла пред своей преждевременной кончиной. Она должна преодолеть все Катастрофические Концы и потрудиться, чтобы остаться живой и здоровой.

Главная героиня, Катарина, особой красой, умом али магически умениями не обладает. Удручающий главной герой, не так ли? Но у неё пытливый ум, и она старается из-за всех сил. Я был бы очень счастлив, коли вы, мои драгоценные читатели, продолжили тепло приглядывать за нею.

Что касается иллюстраций сей книги, я хотел бы поблагодарить Хидаку Нами-сама за его милые иллюстрации Катарины и других соперниц, а также за потрясающего Джареда и других романтических интересов.

Когда мой взор впервые пал на дизайн этих персонажей, я была ошеломлён тем, какими изумительными они были. Хидака Нами-сама, искренне благодарю за ваши великолепные иллюстрации.

Наконец, я так же хотел бы выразить благодарность начальнику отдела редактирования, кой давал мне множество советов на моих первых порах. Я так же хотел бы сказать спасибо всем, кто помогал с изданием сей книги — я благодарю их всем сердцем.

Вновь, искренняя благодарность каждому.

Ямагути Сатору.

Злословие и словоблудство от переводчика Чтиво не обязательное, посему читаемое на свой страх и риск.

Драгие дамы и хоспода, спешу уведомить вас, что вас обожаемый маратель бумаг закончил первый том чудного произведения «Бакарина», которое я так старательно, хотя вкривь и вкось, а иногда и с отсебятиной, описывал вам.

Прошу прощения за все грихи грехи мои, что преподнёс я вам, за те несколько глав, с коими я вас познакомил.

Приношу свои искренние извинения

И даю голову на отсечение,

На ваши рассмотрения,

Под ваше умиление!

Клянусь честью и сердцем, шо, а ………………………………… дитятками…

Опыт вещь накопимая накоплимая, ……………………………… всепрощающими сердцами ……………………………………………… сего.

После подогрева души …………………………………………….. главы моей я обещаю, что…………………………………………… … и буду в будущности нашей…………………………………………………… всевозможным рвением благоро………………………………………….

Засим я душевно кланяюсь из губернии …………………………… достопочтенный ваш слуга и лакей, отставной артиллерист-социалист, тайный чаехлёб, по совместительству пан-медведь, глава леса Войтек Косолаповски по батеньке Казимирович. Заканчивает сие послесловие.

Примечание редактора: точками помечено места, где из-за чернильной кляксы не различимы слова и фразы.

Ниже идёт пояснение сих бездумных слов и словосочетаний, а также объяснение несвязных помыслов, изложенных выше.

Октябрь. Затемно. Старая деревянная хата где-то в лесах Урала, покрытая пожелтевшими листьями и кое-где подгнившая, с горящей лучиной в приоткрытом окне. В хате той сидит медведь, бурый, слегка поседевший, а в комнате его стоят в хаотичном порядке стол с печатно машинкой, дубовый шкап, а также сломанная оттоманка подле бордовой софы. Подле шкапа дверь, а в ней виднеется старая кума-лиса, мешкающая и что-то готовящая на скорую лапу подле печки, в то время как медведь, сидя за столом пред пергаментом с чернилами и задрав голову ввысь, о чём-то призадумался. Долго али коротко тянулась сия дума, но Войтек (а именно так звали нашего героя) услышал стук дверь, что ознаменовало о прибытии гостя медвежьего, а значит и нашего.

После лаконичного: «Войдите!» В дверях явилось общему взору творенье Господне, столь ужасного вида, что у люда просто закрадывалось сомнение, вида такого: «А точно его Господь-Бог создал, а не какой-то чёрт умалишённый?» И был бы он почти прав, если бы не то, что это существо и являлось чертом с гусарскими усищами в зелёном тулупе, оранжевых шароварах и в чёрных, как смоль, чоботах: Ей-Богу, странная особа.

И вот этот, без гнева и предрассудков с моей стороны, чёрт поднёс оттоманку к столу, усевшись на неё и глядя из-за правого плеча медведя на пока пустой пергамент (этот почтенный господин — между словом — был достаточно высокого роста, не как шпала, конечно, но как хлыст вполне). Он и нарушил эту тишину:

— Батенька Войтек, а шо вы так напряжённо и одновременно бессмысленно глядите на этот обрубок пергамента?

— Мыслю.

— Понятно, шо мыслите, как-никак, вы большой мыслитель в наших краях, но мыслить надо над чем-то, а не образно, пространственно. Так на чем вы мыслите?

— Над послесловием.

— Над чем?

— Послесловием, в коем я должен описать все потуги головы моей, а также просьбы о прошедшем, извинения о настоящем и обещания на будущее.

— Как делает наш староста после недельной попойки, когда он лежит на коврике перед своей повалившейся халупой, ни жив, ни мёртв, прося прошедшей выпивки, извиняясь за настоящее состояние дел, а также обещая себе и люду, что больше ни капли в рот. — При сих словах Войтек мрачно посмотрел на Иоганна, а чёрт в ответ по-доброму ухмыльнулся.

— Да, — Пробурчал медведь, снова устремляя взгляд на стол.

Он степенно обмакнул перо в чернила, и тут же на бумаге посыпались буквы. Но спустя пару минут, он остановился из-за неожиданного усыхания чернил. Раздался соответствующий крик, и лисой-кумой были принесены чернила из другой краски.

— Сейчас ведь извинения, верно? — раздался голос черта. И получив одобрительный ответ, он разразился длинной тирадой, что легла далее по тексту. Но медведь остановился.

— Что ты талдычишь, — воскликнул Войтек, — какие грихи, тьфу ты, грехи, что за «преподнёс вам»? Ничего я не подносил, никаких грехов не обличал.

— Тогда что вы делали? — говорил Иоганн, заглядывая в глаза.

— Писал, словоблудил и рассуждал, якое словцо вставить, да поострее. И более ничего!

— Тогда и проси прощения за это!

Минута письма.

— Стих?!

— Эпитафия!

— Какая, к моему нечистому существу, эпитафия!

— Под сенью вдохновенья.

Медведь вновь приступает к письму. Не прошло и минуты.

— Ещё и двенадцатью дитятками! — крикнул от возбуждения Иоганн в тишине да столь громко, что на кухне послышалось биение посуды.

— Откуда они у меня? — привстал со стола медведь.

— А хто судьи?

Медведь, осыпая своего товарища и куму проклятьями, продолжает письмо. Спустя время:

— Накоплимая! — крикнул чёрт, получив в ответ тяжёлый взгляд медведя.

— Бог с тобою.

— Сплюнь!

Кума-лиса принесла к этому моменту плюшки с чаем. Был объявлен перерыв на обед. И вскоре работа продолжилась. Но не прошло и часа, как чёрт всполошился и залез чуть ли не на голову медведя.

— Коль я вспомнил, Войтек Казимирович, прошу, кончайте быстрее и едемте к Моисею Абрамычу, — нашептал на ушко чёрт медведю.

— Минуту, — Ответил он прихоти черта. И написав последние слова и ознакомив вкратце люд с собою, медведь встал, а под и ним встрепенулся и стол. Чернила пролились.

— Чтоб тебя! — ответил медведь злосчастным письменам.

— Pater Diabolus! — вторил ему чёрт.

— Почём черту знать католический язык? — спросил медведь.

— С тех пор, как все учёные мужья стали глаголить на латыни, конечно.

— И с коих пор черти стали учёными мужьями.

— Да с тех самых, как каждый готов уже возомнить себя таким!

Воцарилось молчание. Войтек мрачно глядел на черта. Иоганн весело — на медведя.

— Добре, потому перепишу, — заявил Казимиров сын. — В карету, драгой, едем на бал к брату твоему.

— Не брат он мне.

Медведь и чёрт вышли из хаты. Карета скрипнула, и герои были таковы.

Послесловие так и не было исправлено.