Глава 2. Обыкновенная трагедия
Кирико так и не появилась в парке.
Поглядывая на часы, чтобы убедиться, что прошло ровно двадцать четыре часа, я поднялся со скамейки.
Дальнейшее ожидание было бессмысленным, и я оставил позади скамейку с облупившейся краской, качели без сидений, и поржавевший игровой комплекс — детская площадка сильно изменилась за десять лет.
Я насквозь продрог. Это было абсолютно нормально, даже несмотря на зонт — я провел целый день под дождем в конце октября. Мое пальто насквозь вымокло, джинсы прилипли к ногам, а новые ботинки покрылись грязью.
— По крайней мере, я все же на машине, — подумал я. Если бы я, как планировал с начала, попытался воспользоваться автобусами и поездами, я должен был бы ждать утренний поезд.
Я быстро сбежал от непогоды в машину, снял пальто, завел двигатель и включил обогреватель. В салон начал поступать горячий воздух, пахший плесенью, и через двадцать минут наконец-то стало тепло.
Как только я согрелся достаточно, чтобы перестать дрожать, я начал пить. Хороший крепкий напиток идеально подходил, чтобы утопить мои печали.
Я остановился у круглосуточного супермаркета и купил маленькую бутылку виски и орешков. Пока я стоял в очереди, чтобы оплатить покупки, прямо передо мной встала женщина лет двадцати, без макияжа, вскоре к ней присоединился мужчина, возможно, ее парень. Оба они выглядели так, словно только встали из кровати, — в пижамах, на ногах сандалии — но я чувствовал запах недавно использованного парфюма. Я хотел сделать им замечание за то, что они встали передо мной в очередь, но с моих губ не слетело ни звука. «Трус», — мысленно отругал я сам себя.
Сидя в припаркованной на стоянке машине, я неторопливо пил виски. Жгучая жидкость шоколадного цвета обжигала мое горло, мягко затуманивая мои чувства.
Потрескивающие звуки радиостанции, на которой играли хиты прошлых лет, и звук капель дождя, стучащих по крыше, успокаивали меня. Сквозь стену дождя я видел отблески огней машин на стоянке.
Но музыка всегда заканчивается, бутылка пустеет, а огни гаснут. Как только я выключил радио и закрыл глаза, меня пронзило чувство одиночества. Я хотел вернуться назад в свою квартиру, накрыться одеялом с головой и спать, не думая ни о чем — прямо сейчас, и ни секундой позже.
В этот момент тьма, тишина и одиночество, которым я всегда отдавал предпочтение, поглотили меня.
Хотя я с самого начала решил ни на что не надеяться, оказалось, что мои надежды на встречу с Кирико были намного сильнее, чем я осознавал. Мой опьяненный разум был намного честнее в осознании моих собственных чувств, чем я обычно мог себе позволить.
Да, я был ранен. Я был глубоко разочарован тем, что Кирико не появилась в парке.
Должно быть, она во мне не нуждалась.
Думаю, я не должен был отправлять ей письмо. Я абсолютно не изменился за эти пять лет, я остался лживым неудачником с бесчисленными недостатками. На самом деле, я должен был просто придти на встречу еще в тот раз, когда об этом просила Кирико. Я бездарно потерял такой великолепный шанс.
Я собирался спать, пока алкоголь не выветрится, но сейчас я передумал. Я выехал со стоянки и вдавил педаль в пол, заставив мою старую подержанную машину скрежетать от боли. Я вел машину пьяным. Я знал, что это преступление, но ливень просто ошеломил меня. Мне казалось, что в такой шторм просто некому навредить.
Дождь постепенно становился слабее. Чтобы бороться с сонливостью после алкоголя, я увеличил скорость. 60 километров, 70, 80. Я с грохотом опускался в глубокие лужи, затем вновь ускорялся. В такую погоду, в такой час, на сельских дорогах мне просто не было нужды беспокоиться о других автомобилях или пешеходах.
Это была длинная дорога. Высокие фонари выстраивались в длинные цепи с обеих ее сторон. Я достал сигарету, прикурил и трижды затянулся, прежде чем выбросить ее в окно.
Именно тогда моя сонливость достигла пика.
Я не знаю, как долго я был в отключке — секунду или две, но, когда я пришел в себя, было уже слишком поздно. Моя машина вылетела на встречную полосу, а фары выхватили фигуру передо мной.
В тот краткий момент я успел о многом подумать. Перед глазами пронеслись давно забытые бессмысленные моменты из детства. Синие бумажные шары из детского сада, ворон, которого я видел на балконе, когда я болел и пропускал школу, мрачный канцелярский магазин, в который мы зашли по дороге домой, навестив мать в больнице, и так далее.
Возможно, именно про это говорят «вся жизнь прошла перед глазами». Я пытался найти в этих двадцати двух годах воспоминаний что-то полезное, что может помочь мне избежать близкой беды. Тормоза пронзительно визжали, но этого, безусловно, было слишком мало, я среагировал слишком поздно. Я сдался и закрыл глаза.
В следующий момент сильный удар должен был швырнуть машину в сторону…
Но удара не последовало.
Спустя пару секунд, показавшихся вечностью, я остановил машину и испуганно огляделся вокруг, но на дороге не было никого, по крайней мере, в пределах освещения фарами.
Что произошло?
Я включил аварийные огни и начал обходить машину. Ни царапин, ни вмятин. Если бы я кого-то переехал, на машине определенно должны были остаться следы. Я снова огляделся, посмотрел под машиной, но тела нигде не было. Мое сердце стучало как бешеное. Я так и стоял под дождем. Звуковой сигнал, оповещающий о том, что дверь открыта, отдавался эхом в темноте.
— Неужели я успел? — спросил я вслух.
Неужели я действительно вовремя свернул? Или та фигура избежала столкновения и убежала? Возможно, это и вовсе была иллюзия, вызванная усталостью и опьянением. В любом случае, выходит, я смог выйти из ситуации, избежав наезда?
Из-за моей спины раздался голос:
— Нет, ты не успел.
Я развернулся и увидел девушку. Из-за ее серого блейзера и юбки в клетку она выглядела как старшеклассница, возвращавшаяся домой с учебы. На вид ей было примерно семнадцать лет, ростом она была на две головы ниже меня. У нее не было зонта, поэтому она насквозь промокла, а ее волосы прилипли к лицу.
Как ни странно, я вдруг подумал, что я влюбился в эту длинноволосую девушку, стоящую под проливным дождем в свете моих фар. Она была красива. Ее красоту нельзя было испортить дождем или грязью — напротив, они словно подчеркивали ее красоту.
Перед тем, как я успел спросить, что она имела в виду, она сорвала свою школьную сумку с плеча, перехватила двумя руками и швырнула мне прямо в лицо. Сумка прилетела мне прямо в нос, и вспышка боли ослепила меня. Я потерял равновесие и упал на спину прямо в лужу; мое пальто сразу промокло.
— Ты опоздал. Я умерла, — девушка сплюнула, села на меня, схватила за воротник и встряхнула. — Что ты наделал? Как такое могло случиться?
Как только я попытался открыть рот, девушка занесла руку и ударила меня по щеке — удар, второй, третий. Я почувствовал, что кровь из носа скапливается внутри меня, но у меня не было права жаловаться на ее поведение.
Потому что я убил ее.
Разумеется, она отчаянно избивала меня — я снес ее на скорости более 80 километров в час. На такой скорости? С такого расстояния? Никакое торможение, никакие попытки выкрутить руль — ничто не могло помочь мне предотвратить неизбежное.
Девушка сжала кулак и начала бить меня в лицо и по груди. Я чувствовал небольшую боль от самих ударов, но меня беспокоили больше удары кость в кость.
Казалось, она выдохлась, попыталась отдышаться, яростно откашлявшись, и в конце концов остановилась. Дождь продолжал идти.
— Эй, ты можешь объяснить мне, что произошло? — спросил я. Мой рот был порезан изнутри, я чувствовал металлический привкус во рту из-за крови. — Я врезался в тебя и убил тебя. Это кажется очевидным. Но почему ты цела и невредима, можешь двигаться, а на моей машине нет следов столкновения?
Прежде чем ответить, девушка поднялась и пнула меня в бок. Возможно, было бы правильнее сказать, что она всем весом прыгнула на меня. Это подействовало эффективно — боль пронзила меня, словно она вбила в меня кол, воздух вылетел из моих легких. После этого я лежал, не в силах вдохнуть. Если бы в моем желудке что-то было, меня бы вырвало. Когда девушка увидела, как я бессильно свернулся, кашляя в муках, она, приобрела достаточно удовлетворенный вид, и прекратила насилие.
Я лежал на земле, встречая лицом капли дождя, пока боль не утихла. Когда я начал подниматься, девушка протянула мне руку. Не зная ее намерений, я безучастно посмотрел на ее руку.
— Ты хочешь остаться здесь лежать навсегда? Вставай уже, — потребовала она. — Ты отвезешь меня домой. Это меньшее, что ты можешь сделать для меня, убийца.
— Ты права. Конечно. — Я принял ее помощь.
_______________
Дождь вновь усилился, звуча, словно сотни птиц, стучащих по крыше. Девушка села на пассажирское место, бросила свой блейзер на заднее сиденье и включила свет.
— Ты меня слушаешь? Взгляни на это, — она сунула мне в лицо свою ладонь. Вскоре после этого на ее ладони появилась бледно-сиреневая рана. Она выглядела словно зарубцевавшийся со временем порез, нанесенный чем-то острым. Я не видел ничего, что могло быть получено в инциденте, произошедшем ранее. Должно быть, я выглядел настолько ошарашенно, что она снизошла до объяснений.
— Я получила этот порез пять лет назад… Думаю, ты догадываешься об остальном. Ты ведь более-менее знаешь объяснение этому, так?
— Нет, я понятия не имею. На самом деле, теперь я еще больше озадачен. Что здесь происходит?
Она раздраженно вздохнула:
— Короче, я могу так менять происходящие со мной события, словно их никогда не было.
Никогда не было?
Я пытался обдумать ее слова, но понял, что не понял ничего из того, что она сказала.
— Можешь попытаться объяснить чуть проще для меня? Это какая-то метафора?
— Нет. Просто понимай это ровно так, как это звучит. Я могу так менять происходящие со мной события, словно их никогда не было.
Я почесал затылок. Попытка понять это именно так, как это звучит, делала невозможным понимание ее объяснения.
— Я не могу винить тебя, если ты мне не веришь. Даже я сама до сих пор не поняла, почему я на это способна.
Она медленно провела пальцем по своей ране:
— Еще раз: этот порез я получила пять лет назад, но я аннулировала этот факт. И сейчас, ради этого объяснения, я вернула это в норму.
Она «аннулировала» тот факт, что получила порез?
Эта история была слишком далека от реальности. Я никогда не слышал о том, что кто-то способен отменять произошедшие с ним события. Это явно было за пределами человеческих возможностей. Но сейчас я столкнулся с ситуацией, которую не мог объяснить никак иначе. Само существование Девушки доказывало это. Если мыслить логически, я должен был сбить ее, но она была спасена от этого. И она заставила появиться из ниоткуда рану, которой у нее до этого не было.
Это звучало словно сказочное волшебство, но я должен был поверить в это, пока у меня нет другого приемлемого объяснения. Временно я принял ее теорию. Она могла обращать то, что произошло, в «не произошедшее».
— Так ты хочешь сказать, что мою аварию ты тоже отменила?
— Верно. Если ты не веришь, я могу показать тебе другое доказательство… — Она начала закатывать рукав своей блузки.
— Нет, я верю, — сказал я ей. — Этого достаточно… достаточно дико, но я вижу это своими глазами. Но если ты отменила аварию, почему мне кажется, что я помню, как сбил тебя? Почему я просто не продолжил ехать дальше?
Она опустила плечи:
— Я не знаю. Это происходит бессознательно. Хотела бы я, чтобы мне кто-нибудь объяснил.
— И еще одно. Возможно, ты сказала это для удобства, но, строго говоря, ты не можешь отменить абсолютно все, верно? Иначе я не могу придумать объяснение твоей недавней ярости.
— Да, ты прав, — подтвердила она обескураженно. — Моя способность лишь временна. Определенное время спустя то, что я отменила, вернется и произойдет со мной вновь. Таким образом, я могу лишь «отложить» нежелательные события.
Отсрочка… Это все объясняет. Теперь ее ярость мне понятна. Она не избежала смерти, она лишь отложила ее и в конце концов будет должна ее принять.
Из того, что она сказала ранее, я сделал вывод, что она может откладывать события как минимум на пять лет. Казалось, она прочитала мои мысли и прервала меня.
— Просто, чтобы ты знал: я смогла отложить тот порез на ладони на пять лет, потому что эта рана была легкой и не угрожала жизни. Продолжительность отсрочки зависит от силы моего желания и масштаба события. Сила желания продлевает отсрочку, масштаб события — сокращает.
— Так на какой срок ты можешь отложить сегодняшнюю аварию?
— Исходя из предчувствия… Думаю, не больше десяти дней.
Десять дней.
Пройдет десять дней, она умрет, а я стану убийцей.
Меня не отпускало ощущение нереальности происходящего. Жертва моего преступления прямо сейчас разговаривала со мной, и я не мог отделаться от слабой надежды, что это все — плохой сон. У меня были десятки, сотни похожих снов, в которых мои ошибки причиняли непоправимый ущерб другим, и я подумал, что все происходящее — очередной подобный сон.
Некоторое время спустя я заговорил:
— Прости меня. Я действительно не знаю, как мне загладить свою вину перед тобой.
— Ничего. Твои извинения не смогут вернуть меня или оправдать твое преступление. — Она буквально расстреляла меня своими словами. — А сейчас просто отвези меня домой.
— … Конечно.
— И веди аккуратнее, пожалуйста. Я не потерплю, если ты собьешь кого-нибудь еще.
Как она и сказала, я ехал осторожно. Обычно незаметный звук двигателя казался необычайно громким. Привкус крови никак не исчезал изо рта, несмотря на то, что я неоднократно сглатывал слюну.
_______________
Она сказала, что обнаружила свою странную способность, когда ей было восемь. Возвращаясь домой с уроков фортепиано, она нашла мертвого кота. Она хорошо знала этого серого кота, бродившего по окрестностям. Из-за того, что кот был необычайно дружелюбен и постоянно терся об ноги людей, подзывавших его, все считали, что это был домашний кот. Он не убегал, когда с ним играли и не шипел на людей. Для девочки он стал своего рода другом.
Смерть кота была ужасной. На асфальте темнели пятна почерневшей крови, на ограждении виднелись ярко-красные брызги. Девочка не была достаточно храброй, чтобы похоронить кота; она отвернулась от его трупа и поспешила домой. Как только она это сделала, она услышала музыкальную шкатулку, игравшую «Мою дикую ирландскую розу».
С тех пор она снова и снова слышала эту мелодию. Когда ее «отсрочка» срабатывала, в ее голове начинала играть эта мелодия. Ко времени, когда музыка утихала, то, что причиняло ей боль, было уже «отменено».
Когда она сделала домашнюю работу и пообедала, она задумалась: «Действительно ли там был тот самый кот?» Разумеется, в глубине души она знала, что не ошиблась, но ее разум просто не мог этого принять.
Она надела сандалии и выбежала из дома. Когда она пришла на то место, где она увидела тело кота, она не нашла ни тела, ни пятен крови.
Кто-то пришел и забрал тело? Здесь был кто-то, кто не смог вынести этого зрелища и убрал труп? Почему-то девочка так не думала. Словно здесь с самого начала не было ни тела, ни пятен крови. Девочка стояла в недоумении. Она ведь не могла ошибиться с местом?
Через несколько дней она увидела серого кота. «Так это было всего лишь недоразумение», — подумала она с облегчением. Кот подошел к ней, как обычно, когда она его звала. Когда она попыталась погладить кота по голове, она почувствовала жгучую боль на тыльной стороне ладони. Отдернув руку, девочка увидела розовую царапину по всей длине ладони.
Она почувствовала себя преданной.
Прошло около недели, но порез не зажил — напротив, рука покраснела и опухла. Она лежала дома с высокой температурой, чувствуя себя отвратительно. «Возможно, тот кот был болен», — думала она. Она забыла название, но, возможно, кот болел какой-то своей, кошачьей, болезнью, которой заразил девочку, поцарапав ее руку.
Жар не спадал. Она чувствовала тяжесть в теле, ее суставы и лимфоузлы сильно болели.
«Хотела бы я, чтобы мне не просто показалось, что тот кот был сбит насмерть, — она пришла к таким мыслям достаточно скоро, — если бы кот был мертв, мне бы не пришлось проходить через все это.»
Когда она проснулась, жар полностью исчез. У нее ничего не болело, и чувствовала она себя нормально — она была просто иллюстрацией здоровья.
— Думаю, мой жар прошел, — сообщила она маме.
Та наклонила голову и спросила:
— У тебя был жар?
«О чем она говорит?» — подумала девочка. Она была прикована к постели из-за температуры несколько дней. Вчера, позавчера…
Вернувшись мысленно в те дни, она заметила, что были другие воспоминания, которые существовали бок о бок с теми днями, что она провела в постели.
В этих воспоминаниях она и вчера, и позавчера, и весь месяц без пропусков ходила в школу. Она помнила все: какие у нее были уроки, какие книги она читала во время обеда, сами обеды.
Она тут же пришла в замешательство: «Вчера я спала целый день. Вчера я была на математике, японском, рукоделии и искусстве, физкультуре и обществознании». Ее воспоминания противоречили друг другу. Взглянув на руку, она увидела, что пореза не было — и она чувствовала себя не так, словно рана была вылечена. На месте пореза не было и следа от него. «Нет, там никогда не было никакой раны, — подумала она, — мертвый кот был именно тем, которого я знала. Он не мог никого поцарапать.»
Девочка почему-то была убеждена, что она была ответственна за временное продление жизни кота, который должен был умереть.
Я желала этого, я отчаянно не хотела, чтобы серый кот умер, и я временно «отменила» то, что кота сбили. Но когда он меня поцарапал, я заболела и пожелала, чтобы он умер. Тогда первое желание потеряло силу, беда вновь «произошла», а я не была поцарапана.
Подобное объяснение было чрезвычайно точным. Чтобы проверить свою теорию, на следующий день девочка вернулась в то место, где она нашла тело кота.
Как она и полагала, пятна крови снова были там; авария все же произошла. Она была лишь отложена на время.
Что бы ни происходило с девочкой впоследствии, она «отменяла» плохие события одно за другим. Ее жизнь была наполнена событиями, которых она не хотела. Девочка решила, что именно поэтому ей была дана такая способность.
Обо всем этом она рассказала мне некоторое время спустя.
_______________
Пока мы стояли на светофоре, она заговорила, отвернувшись к окну.
— Знаешь, здесь странно пахнет.
— Странно?
— Я сначала не заметила из-за дождя, но… ты был пьян?
— А. Да, — беззаботно подтвердил я.
— Пьяным за руль? — Спросила она недоверчиво и разбито, — Значит, так? Ты знаешь, сколько людей умирает из-за этого, и просто думаешь, что с тобой все будет нормально?
Мне нечего было ответить. Разумеется, я должен был знать об опасности нетрезвого вождения, но мое смутное представления о последствиях подобного сводилось к тому, что я мог врезаться во что-нибудь и пострадать.
Когда речь шла о том, что приводило к гибели людей, я обычно думал об ограблениях банков или захватах автобусов — вещах, которые, по моему представлению, не имели ко мне никакого отношения.
— Здесь поверни налево, — указала Девушка.
Мы выехали на неосвещенную горную дорогу. Я взглянул на спидометр — мы ехали даже медленнее тридцати километров в час. Как только я собрался надавить на газ, моя нога застыла. Это показалось мне странным, но я все же увеличил скорость и заметил, что мои ладони вспотели.
Я заметил огни автомобиля на встречной полосе и убрал ногу с педали. Даже после того, как машина прошла мимо нас, мы продолжили замедляться, пока не остановились.
Мое сердце снова билось как сумасшедшее, как в момент после аварии. С меня ручьями лил холодный пот. Я попытался тронуться с места, но мои ноги не двигались. Это чувство, испытанное в момент, когда я сбил Девушку, застряло в моем мозгу.
— Возможно ли, — спросила Девушка, – что ты боишься водить после того, как сбил меня?
— Думаю, да. Все выглядит именно так.
— Поделом тебе.
Я пытался преодолеть себя снова и снова, но с трудом смог проехать несколько метров перед тем, как снова остановиться.
Я съехал на обочину и остановился там. Лишь дворники остановились, как стекло полностью покрылось водой.
— Прости, но нам нужно сделать перерыв, пока я не смогу снова нормально ехать.
С этими словами я расстегнул ремень безопасности, откинул спинку сиденья назад и закрыл глаза. Через несколько минут я услышал звук откидывающегося сиденья и повернувшегося тела. Разумеется, она не хотела спать лицом к лицу со мной.
Пока я лежал в темноте, волны сожалений накрыли меня. «Я сделал что-то непоправимое», — вновь подумал я.
Я сожалел обо всем. О том, что ехал слишком быстро. О том, что сел за руль пьяным. О том, что вообще пил в это время. Даже о том, что пошел встретиться с Кирико.
Люди вроде меня просто должны быть жалкими, запертыми в своих комнатах. По крайней мере, так они никого не побеспокоят.
Я разрушил жизнь этой девушки.
Чтобы переключиться, я спросил ее:
— Эй, а почему вообще школьница вроде тебя была в таком безлюдном месте?
— Это мое дело, — холодно процедила она, — Ты пытаешься сказать, даже несмотря на то, что это был несчастный случай, я сделала что-то, из-за чего заслужила это?
— Нет, я не хотел сказать ничего такого, я просто…
— Твоя неосторожность и заносчивость отняли чью-то жизнь. У тебя нет права говорить так, убийца.
Я глубоко вздохнул и сосредоточился на шуме дождя. Когда я повернулся набок, я понял, что абсолютно истощен. И благодаря оставшемуся во мне алкоголю это чувство то появляется, то пропадает.
Хотел бы я, чтобы все пришло в норму, когда я проснусь.
Засыпая, я услышал, как Девушка тихо плачет.
_______________
Поздней ночью я был в игровом центре. Разумеется, это было во сне.
Потолок пожелтел от никотина, на полу темнели выжженные пятна, освещение мерцало, а на двух торговых автоматах из трех были таблички «НЕ РАБОТАЕТ». Ни один из выстроенных в ряд аркадных автоматов не работал, везде царила мертвая тишина.
— Я сбил девушку, — сказал я. — Я ехал быстрее, чем необходимо, чтобы убить кого-то. Из-за дождя тормоза едва работали. Я стал убийцей.
— Ага. И как ты себя чувствуешь? — спросил Синдо с неподдельным интересом, сидя на табуретке с рваной подушкой, дымя сигаретой и опираясь локтем на аркадный автомат.
Его грубость вызвала во мне поразительное чувство ностальгии. Синдо был именно таким парнем. Хорошие для остальных людей новости были плохими для него и наоборот.
— А как ты думаешь? Я чувствую себя ужасно. Просто представляя свое наказание за это, я хочу умереть.
— Тебе не о чем беспокоиться. Во-первых, у тебя нет «жизни», чтобы ее терять, верно? Ты уже сейчас живешь, словно ты мертв. Ни причины жить, ни целей в жизни, ни удовольствия от нее…
— И именно поэтому я хочу прекратить это все!.. Я просто должен был последовать за тобой, Синдо. Я мог умереть легко после смерти своего лучшего друга.
— Прекрати, меня тошнит. Звучит, будто говоришь о двойном самоубийстве любовников.
— Наверное, так и есть.
Тишину игрового центра заполнил наш смех. Мы опустили монеты в старый побитый аркадный автомат и схлестнулись в древней игре. Он выиграл 3-2. Принимая во внимание наши игровые навыки, я дал ему хороший бой.
Чем бы он ни занимался, Синдо во всем показывал результаты выше среднего. Он схватывал все на лету, но, с другой стороны, он никогда ни в чем не становился лучшим. Думаю, он боялся. Смертельно боялся момента, в который он бы полностью посвятил себя чему-то, а после задумался: «Чем я занимался?» Таким образом, они никогда не мог отдать всего себя чему-то одному. Я хотел бы быть таким же. И именно из-за этого Синдо всегда любил абсолютно бессмысленные занятия. Игры прошлых поколений, бесполезная музыка, его необъяснимо огромный ламповый радиоприемник. Мне нравилось это ощущение неэффективности.
Синдо поднялся с табурета и принес две банки с кофе из единственного рабочего торгового автомата. Протянув одну из них мне, он сказал:
— Эй, Мидзухо, я хочу спросить у тебя кое-что.
— Что?
— Ты уверен, что ты мог избежать той аварии?
Я не понял его вопроса:
— Что ты имеешь в виду?
— Что я имею в виду, хм… Возможно, ты как-нибудь сам вызвал эту трагическую ситуацию.
— Эй, ты сейчас пытаешься сказать, что я умышленно попал в аварию?
Синдо не ответил. С интригующей улыбкой он бросил сигарету в пустую зажигалку и прикурил еще одну. Словно хотел сказать: «Подумай об этом».
Я обдумывал его слова. Но как я ни напрягал мозг, я не мог придти к выводу, достойному зваться «выводом». Если он просто указывал на мою склонность к разрушению, не нужно было спрашивать об этом так. Он пытался заставить меня заметить что-то.
С обычным для сна непостоянством я переместился из игрового центра в парк аттракционов.
Позади киосков, касс, каруселей и цепочных каруселей я видел такие аттракционы как гигантское колесо обозрения, гигантские качели и американские горки. Меня окружал шум от аттракционов и громкие кричащие голоса; из огромных громкоговорителей по всему парку бесконечно играла веселая музыка в исполнении оркестра, периодически я слышал музыку старого фотоплеера*.
Казалось, что я здесь не один. Кто-то держал меня за левую руку.
Даже во сне это показалось мне странным. Я никогда не приходил в парк аттракционов с кем-то.
_______________
Я почувствовал, как свет пробивался сквозь мои закрытые веки. Когда я открыл глаза, я увидел, что дождь кончился, а у горизонта зарево рассвета смешалось с синевой ночи.
— Доброе утро, убийца, — прощебетала Девушка, проснувшаяся раньше меня, — как думаешь, теперь сможешь вести?
В свете восходящего солнца в ее глазах были заметны следы слез.
— Возможно, — ответил я.
_______________
Кажется, моя боязнь вождения была лишь временной реакцией на произошедшее. Руки на руле слушались меня, как и ноги на педалях. Но даже сейчас я очень аккуратно ехал по влажной дороге, блестящей из-за поднимающегося солнца, — не быстрее сорока километров в час.
Я что-то хотел сказать этой девушке, но не знал, как начать разговор. В итоге, когда я прибыл к месту назначения, мой еще дремлющий мозг продолжал думать об этом.
— Эта остановка сойдет, — сказала Девушка. — Останови машину.
Я остановил машину, но не дал ей открыть пассажирскую дверь.
— Слушай, я могу что-нибудь сделать? Я выслушаю что угодно, позволь мне хотя бы попытаться искупить мое преступление.
Она молча вышла на обочину и пошла вперед. Я выскочил из машины и догнал ее, схватив за плечи.
— Я понимаю, что сделал действительно ужасную вещь. Я хочу искупить свою вину.
— Просто убирайся, — ответила она. — Немедленно.
Я не сдавался:
— Я не жду, что ты меня простишь. Я просто хочу сделать хоть что-то, чтобы ты почувствовала себя хотя бы немного лучше.
— Почему я должна потакать твоему эгоистичному желанию набрать очков за мой счет? Почувствовала себя лучше? Ты хочешь чувствовать себя лучше, разве не так?
Я слишком поздно понял, что выбрал плохой способ сказать ей это. Любого человека оскорбили бы такие слова, сказанные его убийцей. Я понял, что все, что я могу сказать, лишь разозлит ее еще больше. Мне оставалось только отступить.
— Ладно. Кажется, ты хочешь остаться в одиночестве, так что я исчезну сейчас же.
Я достал блокнот, написал свой номер, вырвал страницу с ним, и отдал ее Девушке.
— Если ты чего-нибудь захочешь, просто позвони, и я тут же приеду.
— Нет, спасибо.
Она тут же разорвала этот листок на мелкие кусочки. Ветер подхватил их, смешав с опавшими листьями.
Вновь написав свой номер, я положил его в карман ее сумки. Она порвала и его, швырнув обрывки в воздух как конфетти.
Я не останавливался, и вновь и вновь отдавал ей листки со своим номером. После восьми попыток она все же сдалась.
— Хорошо, я возьму его. А теперь просто уходи. У меня совсем не осталось сил из-за тебя.
— Чего бы ты ни захотела, ты можешь позвонить мне в любое время — поздней ночью или рано утром.
Поправив свою юбку, Девушка быстро ушла, едва не переходя на бег. Я также решил вернуться домой.
Я вернулся в машину, остановился у первого же увиденного ресторанчика, чтобы позавтракать, и благополучно уехал домой.
Я вдруг подумал, что давно не покидал дома при свете дня. Багровые космеи, росшие на обочине, развевались на ветру. Небо, под которым проходили эти безумные красные танцы, казалось намного синее, чем небо, которое я помнил.