Глава 28. Сильные мира сего
— Не могло же оно просто исчезнуть, — негодовал Эстен. — Ещё с месяц назад я забирал снаряжение для предстоящей встречи иллариотцев, но оставил с два десятка битком забитых шкафов. Поблизости больше нет военных, уполномоченных забирать отсюда припасы!
В ответ интендант лишь сонно потянулся.
Пахло пылью и мышиным дерьмом. Военный припортовый склад сам по себе наводил зевоту: столетние склоченные из тиса стены, большущее пустое пространство, в котором вечно стоял тяжелый воздух от гниющих досок. Среди всего этого стул и стол, на котором взгромоздился пожилой мужичок, такой же мышиной внешности как и само здание, в домотканой рубахе сеточкой. Казалось, на его усах тоже собрались комки пыли, но это была седина.
— Я отдал вам усё, мастер, — проворчал в усы интендант. — А небось то молодцы энтого адмирала растащили по ночам?
«Или ты просто продал его», — зло предположил в мыслях сотник.
Эстен припал к вискам, постарался представить себя на месте старика: все лучшие и не очень годы провести в качестве сторожа снаряжения, которое в разы старше, чем ты сам. О тебе не пишут в рапортах. Ты даже формально не являешься частью войск. Маленький мистерианец, посреди большой рухляди, о которой вспоминают такие же несчастные, как ты…
— Мастер офицер, вам плохо? Бледный вы, как велларийская погань.
Сотник отмахнулся.
— Нервные вы все, заезжие. Шибче уж поведайте как оно там, на большой земле-то? — спросил его старик. — Наши побеждают? Королевна мужика себе уже нашла?
Эстен вздохнул: он и сам был отрезан от большинства новостей Империи и Альтеи. В такую даль даже слухи с трудом добираются, что уж газеты.
— Си, наши всех побеждают, — сказал Ривс.
«Пока правда только на словах».
— И нет никакой королевны, — перешел на шёпот офицер. — Императрица, запомните хорошенько. Катрина Вторая Антарская, титулы вам знать ни к чему. Бдительнее, интендант. На острове сейчас имперская гвардия!
Интендант промычал:
— А то правда, что балакают мол они…
— Правда, — с горечью сказал калебец. — С ними лучше не пересекаться.
— Упаси Аркана…
Стукнуло. Двери в склад открылись: мужик затащил вовнутрь мешок. Его лохмотья, сшитые из кусков парусины, никак не сочетались с мощным, отутюженным телом и лицом, на котором читалась крайняя сосредоточенность. Впрочем рот, вечно открытый, как у дебила, не внушал доверия.
Едва мужик заметил золотой жетон цензуса Ривса, то издал звук отдалённо похожий на удивление. Он бросил свою ношу: мешок упал и из него посыпалась картошка. Недурное количество еды, как для острова.
«Догадываюсь, от кого интендант получил этот щедрый дар».
Эстен обнаружил грузчика, припавшим к его ногам.
— Милсдарь, — сказал простолюдин, не особо изменившись в лице, — вы со столичными…
«Не понял».
— Сучий сын, — вскочил интендант. — А ну пшел вон от мастера-офицера!
Но мужик крепко-накрепко схватился за башмак Ривса. Сотник попытался отцепить от себя мордоворота:
— Я такой же, как и ты…
— Милсдарь со столичными, — продолжал твердить мужик. — Все местные только и говорят: столичные приплыли.
«Неужели? — у офицера вновь вспыхнул зуд на носу. — Не хватало только, чтобы землянин со своей компанией начали ворошить этот осиный улей».
— Отстань от него, Крапива! — огрел интендант веником по спине своего помощника. — Вы простите его, мастер! Энто мой новый помощник, дурак с села, что сказать! Ещё повезло, што осмердевший детина откедова-то с Беломорского берега… Пусти его, Крапива, говорю, чирей тебя задери! Нонеча, мастер, бывает приплывают такие дикари в глуши живущие, о Империи не слыхавшие. Чужаков говорят, в своих деревнях, и на вилы посадить могут, ежели их деревянных баб углядят…
— Понимаю, — бегло сказал Эстен, всё ещё пытаясь отделаться от мужика.
— Милсдарь, государь! — всё твердил тот. — Правда, что столичные спасут нас?
— От кого?! Пусти меня, локо, — вышел из себя офицер. — Столичные такие же мистерианцы, как и ты! Они тут только, чтоб облазать ваше пепелище да поглазеть на библиотеку – простой люд их никогда не заботит!
Детина отпустил сотника. Поднялся. Направился к выходу.
— Дурень ты, Крапива! — окликнул его интендант.
Внезапно Эстен передумал:
— Подожди, — он указал на запястье грузчика. — Откуда ты это взял?
У мордоворота на руке красовался браслет. На нём была выгравирована птица – стриж.
«Я такие уже видел».
Но простолюдину не дали ответить, в склад ворвался десятник Колин:
— О-офицер! — юноша запинался, часто дышал и смотрел по сторонам, как ошпаренный. — С вами хотят встретиться!
Ривс выругался. Простолюдин успел проскользнуть мимо Колина.
— Успокойся, — приказал сотник подчинённому. — Кто меня хочет? Они могут и подождать.
— Нет, не могут!
***
В небесах белоснежная Фиома закрыла собой Хеому, ознаменовав предобеденный час. Калебский же сотник на обед мог больше не рассчитывать.
Эстен не до конца понял, как именно оказался втянут в интриги метрополии. Ещё пару минут назад он спорил с провинциальным интендантом, законченным деревенщиной, а сейчас с ним беседовала ключевая фигура в гвардии Её Величества.
Ривс изо всех сил старался не глазеть на золотую розу, вышитую на мешковатом балахоне капитана Вильгельма. Его ровное лицо, точеные скулы и невероятный рост – в сравнении с ним сотник был ещё мальчишкой.
Но в первую очередь офицер слушал гвардейца. Слушал, внимательнее родной матушки, ведь от этого могла зависеть вся его дальнейшая карьера: «Гвардейцы слов на ветер не бросают».
И, тем не менее, лицо цензуса всё ещё выдавало его: ему крайне не нравилось то, что он услышал от капитана "Розы".
— Кажется, вы задумались, юноша? — Вильгельм разгладил расклешённые рукава. — Может сотника что-то не устраивает в моём плане?
Эстен встал навытяжку.
— Всё в порядке.
— Не волнуйся, свой нимб благородства на голове от такого ты не потеряешь, — похлопал его по плечу Вильгельм, видимо сейчас лицо Ривса говорило за него самого. — Я ведь уже наслышан: ты у нас правильный парень.
У калебца на мгновенье перехватило дух.
«Соберись, а иначе о тебе будут вспоминать как о пай-мальчике, а не солдате», — муштровал себя Ривс.
Смердело рыбой: у телеги крестьянина неподалеку слетела ось, от чего весь его свежевыловленный улов принялся скакать по кладке на потеху окружившим его гвардейцам. Хилый рыбак пытался изловить прыгающую там и сям сельдь.
— Просто, — наконец сформулировал ответ сотник, — бургомистр… Неужели вам в этом деле нужен я и моя сотня?
Гвардеец цокнул языком.
— А ты чуткий, как журавль. Так-то оно так, — застыл в полуулыбке Вильгельм, от которой Эстен ощутил тревогу. — Наймиты бургомистра не были бы препятствием: они лишь думают, что крутые, а на деле мальчишки в кружевных трусиках. Однако, здесь Хорсен! Знал бы ты, что этот хер может навертеть. Старик владеет словом не хуже менестрелей, и ловок натравить брата на брата! Адмирал может всё испортить. Нам ведь важнее всего умы народа, понимаешь?
Офицер неохотно кивнул.
— Сегодня бургомистр обвиняет нас в сожжении квартала, — сказал Вильгельм. — Я бы уже отрезал ему язык, но народ любит эту жирную шмакодявку, можешь себе представить? Стоило всего-то загнать велларийских беженцев под сапог и накормить голодную толпу, как тебя полюбят – в метрополии такие простые решения нынче не в моде.
— Но, сеньор, от местных я слышал, мол, квартал сгорел из-за халатности моряков адмирала.
— Не удивлен, — Вильгельм отреагировал стоически. — Хорсена бургомистр боится не меньше, чем нас, ведь его городишко может запросто ускользнуть в руки адмирала, не менее знатного аристократа, – ведь для ларионских корыт Лазурный может стать отличным портом.
«Чтобы исполнить такое поручение, пойти против народа и его любимца, — поразмыслил Ривс, — придется заставить вас пересилить вашу ненависть к старому адмиралу… Переубедить гвардейца? О чём я только думаю, проще заставить время идти вспять».
— Вы точно знаете, что бургомистр захочет натравить на меня кондотьера? — спросил Эстен.
— Знать чужие поступки наперёд – это моя работа, — капитана задело неверие сотника. — Все фигуры уже давно расставлены на доске. Вы тот, кто поможет привести их в движение.
Офицер сжал в руке золотой жетон цензуса.
— Может, лучше кондотьера…
Ривс почувствовал, как о его ботинок стукнулась рыба. Следом бежал и сам запыхавшийся рыбак. Вильгельм усмехнулся, смотря на неуклюжие попытки крестьянина поймать рыбу. Эстен ловко подхватил сельдь с сапога и протянул кмету.
— Спасибо, вашблагородие! — вымолил тот с таким выражением благодарности, что его раскрасневшееся лицо выглядело просто жалким.
— Не стоит, — отмахнулся офицер.
Отвесив угодливый поклон, рыбак поспешил прочь.
Вильгельм оказался разочарован:
— Жаль, меня забавляло это зрелище. Ждите, офицер, ждите. Постарайтесь не провоцировать кондотьера сами – сгоревший квартал для их шайки, подобен запретной святыни. А бургомистр вас в покое не оставит, не волнуйтесь, он вспыльчивый. Как пиво в бочке.
Ривс поглядел на свой испачканный башмак.
— Ещё увидимся, — попрощался с ним гвардеец. — Мы, имперцы, любим держаться вместе.
Офицер развернулся и зашагал к своим десятникам. Лоб Ривса покрылся морщинами от гнева: «Каррамба! Гамильтон хотел, чтобы я пошел против разбойничьего отребья. Вильгельм же хочет, чтобы я пошел против городничего острова и его жителей, как последняя скотина! Все здесь имеют Устав как хотят!».
— Солдат, — взял он за шкирку проходящего мимо подручного. — Найди своих разбежавшихся по острову амиго и строго-настрого накажи: пусть держатся подальше от пепелища квартала. Кто попадется – получит выговор… нет, двадцать ударов дубинкой! Пшел, арай-арай!
Солдат засеменил прочь. Десятники смотрели ему вслед в долгом неловком молчании. Наконец Колин, запинаясь, спросил:
— Чего это всё значило?
— Ничего, — отозвался Ривс сквозь сжатые зубы. — Нам пока лучше забыть о том, что здесь произошло.