Том 2. Глава 3. Далёкая синяя высь

[П/П: Название ссылается к одноимённому фильму от немецкого режиссёра Вернера Херцога. Подробнее на Википедии ]

Зима в Санкт-Йеддере, столице Союза, что располагалась в менее чем двухстах километрах к северу от первого Восточного фронта Республики, была снежной. Морозные хлопья неторопливо наряжали столицу в белые кружева. Было тихо.

Шин остановился в начале главной улицы, ведущей к площади перед городской мэрией, и поднял взгляд на запорошенную снегом башню с часами. Мостовую очистили ещё утром, а в центре площади, где разбили рынок, возвышалась огромная ель — главное рождественское украшение.

Этот снег казался ему чем-то запретным — он не должен был его увидеть.

В их мире, где существовало лишь поле боя, снег должен был укрывать белой пеленой их, уже бездыханные, тела, а затем сгинуть с первыми лучами весеннего солнца.

Однако, подняв голову, Шин не слышал ни единого отзвука, что хоть как-то напомнил бы ему о передовой. Было непостижимо — стоять вот так, среди людей, снующих туда-сюда по улицам мирного города.

Дыхание вырывалось белыми облачками пара, совсем как тогда, на фронте, где он был заточён в цепи снежной бури на площади перед развалинами какого-то храма. Но в отличие от того времени, сейчас его согревало новенькое подаренное пальто.

Он слегка помотал головой, затем продолжил свой путь по заснеженной улице.

Сняв пальто и стряхнув с него снег, Шин вошёл в хорошо отопленное здание Центральной Библиотеки, построенной ещё во времена былой Империи на главной площади, в самом сердце города. Такие посещения вошли у него в привычку чуть больше месяца назад.

Обменявшись коротким приветствием с уже знакомыми ему библиотекарями, он начал бродить между книжными полками.

Центральный холл Имперской библиотеки был окружён стеллажами, что вздымались вверх, на высоту пятого этажа, чуть ли не до самого потолка. Узор роскошного купола был словно точным слепком летнего небосвода со всеми его мириадами созвездий, тщательно прорисованными перламутром. От круглого холла, будто лучи солнца, в стороны отходили корпуса. Раньше для Шина выходные были чем-то чуждым, а смена дней недели — незаметным. Он впервые ощутил особую атмосферу «будних дней» и их безлюдность.

— ...Хм-м.

Шин внезапно остановился у секции с детскими книжками, обычно обделяемой вниманием. С низкого стеллажа, где были выставлены истории с картинками, он взял одну из самых старых — её обложка что-то напомнила ему.

Сама книга была ему незнакома, но его внимание привлёк рисунок.

Безголовый скелет с занесённым длинным мечом.

Прямо как у его старшего брата…

Он быстро пролистал страницы, но содержимое не навевало никаких воспоминаний. Хотя она и казалась ему знакомой, вполне возможно, что это чувство было вызвано лишь банальностью сюжета. Справедливый герой, что протягивает руку помощи слабым и противостоит злодеям.

Рассказ читался легко, а в голове у Шина будто набатом звучал голос его старшего брата.

Большая рука, перелистывающая страницы. Голос, с каких-то пор ставший звучать глубже и ниже. Каждый вечер Шин упрашивал его почитать ему.

Его брата больше нигде не существовало.

«…Прости».

В памяти воскресли последние слова и спина Рея, уходящего вдаль. Это было последнее воспоминание Шина о нём ещё при жизни.

Топ. Топ. Неподалёку послышался лёгкий топот ножек, и чуть погодя фигурка неловко остановилась.

Оторвав взгляд от книги, Шин увидел девочку лет пяти-шести. Она смотрела на него своими широко раскрытыми круглыми глазками цвета заячьей шёрстки в зимнюю погоду, а голову её укрывала тёплая шерстяная шапка-ушанка.

Глядела она, однако, не совсем на Шина — её внимание привлекла книжка в его руках. Заметив это, Шин закрыл книгу и одной рукой протянул её девочке. Она, видимо, боялась незнакомцев, а потому, чуть поколебавшись, боязливо взяла книжку. Как только книжка оказалась у неё в руках, она развернулась и шустро засеменила в другую сторону, легонько постукивая пяточками по полу.

Но пару мгновений спустя, неожиданно для Шина, она вернулась, ведя за собой юношу, примерно того же возраста, что и сам Шин.

Увидев белые волосы и скрытый за стёклами очков взгляд серебряных глаз, выражение лица Шина тотчас же ужесточилось.

Селен… Альба.

Это был не район Восемьдесят шесть, а человек перед ним не являлся гражданином Республики. Он прекрасно это понимал, но всё же…

— Ты прости уж мою сестрёнку за грубость.

— …А-а-а, не бери в голову. Я всё равно её не читал, — сказал Шин, как уголки глаз его собеседника слегка приподнялись.

— И всё-таки это не дело. Если что-то получила или же кто-то пошёл на уступку, нужно его поблагодарить. Такому надо обязательно с малых лет учить. Давай же, — сказав это, парень легонько подтолкнул её в спину.

Девчушка недолго и нерешительно помялась, а затем еле слышно что-то пробормотала и вновь убежала.

— Эй! Ну вот, как всегда… — он попытался вернуть её, однако тут же замолк под пронизывающим взглядом библиотекарши, что резко уставилась на него.

Глубокие изумрудные глаза выглядывали из-под смоляных волос. Наблюдать, как она молчаливо упрекает Селена, заставляя его притихнуть, было необыкновенно.

«Это и впрямь совершенно другой мир», — вновь убедился Шин.

— Вот же… — вздохнул парнишка, виновато склонив голову.

— Спасибо. И прости. Втянули тебя в нашу семейную неразбериху, — извинился он, достойно следуя своим недавним наставлениям.

Шину стало немного любопытно.

Эта искренняя и в чём-то простодушная серьёзность невольно заставила его вспомнить о ней — о кураторе с белоснежными волосами и глазами цвета серебра — чьего лица он не знал.

— Да нет, всё в порядке. Быть старшим братом — дело нелёгкое.

— Не знаю уж, в кого она такая — незнакомых людей боится до ужаса.

Он ещё раз вздохнул и поник, а потом, призадумавшись, склонил голову набок.

— Быть может, спрашивать о таком невежливо с моей стороны, но я довольно часто вижу тебя здесь в это время. В школу не ходишь?

В Союзе обязательным было только начальное шестилетнее образование, а продолжать ли учёбу дальше — уже личное дело каждого. Кроме того, успеваемость играла далеко не последнюю роль, если человек собирался куда-либо поступать. Эта система была введена лишь девять лет тому назад, а потому в других регионах, кроме столицы и её окрестностей, пока не хватало ни учителей, ни надлежащей инфраструктуры.

Шин не был рождён в Союзе. Будучи одним из Восемьдесят шесть, почти всю свою жизнь до их спасения он провёл в концлагере, а затем — на фронте. Разумеется, пробыв здесь всего два месяца, он не ходил в школу.

Хотя Эрнест и говорил им подумать об этом, дав время до весны, с расчётом, что они привыкнут к здешней жизни.

— А ты?

— Я?

— Ты сказал, что постоянно видишь меня здесь в учебное время, а значит, ты тоже сюда часто заглядываешь.

Подросток тут же вымученно улыбнулся.

— А-а, да. Не хожу. Вернее, не могу. Мы ведь принадлежим бывшему аристократическому роду, а знать много чего наворотила.

После народной революции аристократия разделилась на две группы.

Семьи, имевшие отношение к крупным индустриям вроде сельского хозяйства и тяжёлой промышленности, которые были жизненно необходимы для существования страны, вернули себе социальный статус и право на налогообложение. Им удалось сохранить свои управляющие должности, потому что даже война против Легиона не сильно повлияла на их предприятия. Похожим образом потомки военных династий старой Империи остались в военной сфере.

Оставшиеся же не у дел дворяне были вынуждены вести жизнь в качестве обычных граждан. Однако им, знать не знавшим, что такое физический труд и будучи ненавидимыми средним классом, найти работу было практически невозможно. Сейчас мелкие аристократические семьи, у которых даже не хватало средств, чтобы свести концы с концами, находились в куда более худшем положении, чем обычные рабочие.

— Поэтому мне и подумалось, вдруг наши ситуации похожи… Прости, всё-таки это было действительно бесцеремонно с моей стороны, — парень нахмурился.

— Ничего страшного. Я не местный, — Шин покачал головой.

Он имел в виду «не из Союза», но после нескольких бесед со здешними обитателями ему стало ясно, что фраза «я не местный» для жителей Санкт-Йеддера значит: «я не из столицы». Объяснять, что он из Восемьдесят шесть было слишком сложно, да и для столичных жителей все территории за пределами города считались колониями, так что никому не было дела до подробностей. Потому Шин предпочёл отвечать именно так.

У многочисленных колоний Империи были свои обычаи и ценности, а зачастую и язык совершенно отличался от имперского, поэтому нет ничего удивительного в их несхожести с жителями столицы. Стоило дать ему понять, что Шина не задел его вопрос, как парень облегчённо выдохнул, а затем его глаза загорелись любопытством.

— Хм-м, ты ведь относишься и к Пиропам, и к Ониксам, но сам не из столицы. Это редкость… Ой, опять я перешёл черту. Прости, — сказал он, почесав голову, и рассмеялся.

Серебряные глаза за стёклами очков искрились весельем.

— Юджин Ланц. Рад знакомству.

— ...Вот текущее положение дел. Они прибыли сюда примерно месяц назад, и, как мне кажется, уже более-менее освоились, — заявил Эрнест.

В самом начале он предложил им отдохнуть и привыкнуть к жизни в Союзе, а потом и задуматься о планах на будущее. Поэтому, как и было обещано, ребята могли заниматься всем, что душе угодно, однако просто оставить их без присмотра в пока незнакомой им стране не представлялось возможным.

Сперва за ними приставили гида. Позже, как только они немного ознакомились с городом, гида сменил сотрудник, близкий им по возрасту, который приглядывал за ними на расстоянии. Он отправлял отчёты личному секретарю Эрнеста, а тот, в свою очередь, собирал все материалы воедино. В данный момент Эрнест как раз просматривал эти электронные документы, коих набралось предостаточно. За всё время чтения он ни разу не оторвал взгляда от терминала.

— Да. Вчера он взял книгу со стеллажа с военной историей, позавчера — с секции философии, три дня тому назад ходил на военно мемориальное кладбище, а сегодня почему-то остановился у детских книг с картинками. Я так и не смог пока найти связь, но, похоже, у него появился друг. Это хороший знак. Может, мне стоит сегодня приготовить рис с красной фасолью*?

[П/Р: это блюдо подается при особенно радостных событиях: при рождении ребенка, возвращении родных издалека и т. п.]

— Ты даже не знаешь толком, о чём говоришь, поэтому настоятельно рекомендую отказаться от этой затеи.

— Надеюсь, вы сможете вернуться сегодня домой? Недавно приходил Райден. Он передал вам сменную одежду и сообщил, что мадам Тереза не очень довольна сложившейся ситуацией. Что прикажете делать? — личный секретарь, происходивший из Ориентов и Айзенов, попытался уязвить его, но Эрнест не обратил на это внимания.

— В официальной резиденции ведь сейчас проходит генеральная уборка, вот я и ношу один и тот же пиджак. Сменная одежда — это просто предлог. Тереза просто хотела намекнуть мне о своём недовольстве. А-а, но сегодня я вернусь домой несмотря ни на что. А это означает, что вы тоже можете быть свободны! Сегодня ведь канун Рождества, как-никак!

— Ну, за это, конечно, спасибо.

— Хорошо бы купить подарки, праздники всё-таки. Интересно, есть ли в Республике традиция дарить подарки в канун Рождества?

— В целом, помнится, была такая… Но сохранилось ли в их памяти нечто подобное — уже другой вопрос.

— Всегда ведь можно создать новые воспоминания… Так, что бы выбрать… — всё также не отрываясь от терминала, улыбнулся Эрнест. Хоть он и знал, что сегодня уже не сможет подготовить ничего особенного.

Прошёл целый месяц с их прибытия в Санкт-Йеддер. Каждый из ребят начинал потихоньку наслаждаться мирной жизнью. Райден устроился на подработку — доставляет почту на мотоцикле; Анжу посещает кулинарные курсы; Сео повсюду ходит со скетчбуком; Крена постоянно гуляет по городу и разглядывает витрины; Шин посещает библиотеку или музеи — зависит от его настроения. Все начинают обзаводиться знакомыми или друзьями.

«Слава богу», — искренне подумал Эрнест.

Никто уже не изъявлял желания вновь вступить в армию. Они начинают постепенно отходить от мучений, в которые заставила их окунуться собственная родина… и от мировоззрения, выжженного войной в их сознании.

Они больше не Восемьдесят шесть.

— …Неважно, какой путь они изберут, к весне в любом случае нужно быть готовым.

Протяжённая зима за окном властвовала над северным государством, что томилось в ожидании весны.

Начавшийся ночью снег уже прекратился, а к полудню все облака и вовсе рассеялись, будто их никогда и не было. Над серой мостовой раскинулось студёное голубое небо.

Сео, не спеша гулявший по городу, остановился и взглянул на распростёртую над головой синеву.

На площади были высажены большие деревья сакуры, а через их голые узловатые ветви виднелось высокое зимнее небо.

Ветки, словно чёрные трещины, расчерчивали казавшееся бесконечным небо, отчего возникало ощущение, что в любой момент оно вот-вот разобьётся и рухнет.

Он опустил взгляд, и перед ним оказался голографический экран уличного телевизора, по которому шла трансляция заседания парламента.

Там, стоя на трибуне, Эрнест произносил какую-то речь. Одет он был без изысков — в обычный костюм массового производства; на переносице сидели его повседневные очки. Сколько бы Сео ни смотрел, ему не давало покоя странное чувство. Лидер революции, национальный герой, несущий службу вот уже десятый год, и временный президент. Для Сео же он был немного странным дядькой, который время от времени приходит домой и ворчит про комендантский час, установленный им же самим, да по-детски соперничает с Фредерикой за право переключать каналы на телевизоре.

«Давайте просто посмотрим аниме, оно всего полчаса идёт», — говорила Фредерика Шину и Райдену, переключая новости на аниме с девочками-волшебницами или же трансляцию с фронта посреди футбольного матча. Такие ситуации случались очень часто, и стали дня всех совершенно обыденными.

Хоть изначально Сео не собирался вслушиваться в слова Эрнеста, но что-то всё-таки зацепило его внимание. Кажется, это был доклад о ситуации на линии фронта: положение дел на каждом отдельном секторе и анализ ситуации, а также дальнейшие прогнозы и наблюдения.

Трансляция заканчивалась ежевечерним объявлением о погибших. Был упомянут каждый солдат, отдавший свою жизнь за родину, — независимо от его звания, — и каждого из них кто-то оплакивал. В Союзе это было естественно. И хотя Сео это было неведомо, но говорят, что десять лет тому назад соседние страны придерживались такой же традиции.

«Эти белые свиньи из Республики совсем из ума выжили, — подумал Сео, а в сердце, всякий раз, как он слышал очередной доклад, зарождалось волнение. — Так нельзя, я не должен здесь находиться», — такие мысли посещали Сео, и обжигающее беспокойство словно разрывало грудь.

Действительно, не здесь им следует быть.

Он прогуливался по безупречно чистой площади со скетчбуком под мышкой. Как и ожидалось, в такой холод здесь не было ни одного художника, хотя многие часто посещали это место.

Десять лет назад Санкт-Йеддер был объят пламенем революции, и пострадавшую брусчатку кое-где пришлось прокладывать заново. От моста над рекой, что протекала через город, разделяя его пополам, остался лишь обгоревший каркас, а колокольню старинного величественного собора снесло ударом из пушки. Лозы дикого винограда густо оплели стену разрушенного собора. Сео показалось весьма интересным, что посреди города, где проживает множество людей, оставили руины, так сильно напоминавшие о поле боя. Он остановился, чтобы зарисовать эту картину, как тут же подошёл пожилой священник и зачем-то дал ему конфетку.

Позади послышался лёгкий звук приближающихся шагов. Обернувшись, он увидел Анжу.

— Вот ты где. Ты упоминал, что собираешься на Республиканскую площадь, вот я и подумала, что найду тебя здесь.

— А-а-а, ага. Вот уж не думал, что это площадь перед старым посольством Республики… Что-то случилось?

Из-под пальто Анжу выглядывала светлая элегантная блузка, длинная юбка развевалась на ветру, а ноги украшали ботинки на шнуровке. Для Сео было всё ещё необычно видеть её в чём-либо, кроме военной формы. Это же касалось и остальных. Порой он ловил себя на мысли, что такая одежда не очень им подходит.

— Мне нужна твоя помощь. Там надо вещи перенести, а рук не хватает.

— Ага, понял… Меня одного будет достаточно? Может, стоит позвать ещё кого?

Понадобится физическая сила, так что Крена и Фредерика сразу отпадают.

— Райден… сейчас на работе, так что с ним никак. А вот Шин должен быть свободен.

Им позволили непринуждённо наслаждаться жизнью, поэтому свободного времени всегда было в избытке.

Сео потянулся рукой к правому уху, чтобы запустить парарейд.

— Активировать, — сказал он, но вместо привычного наушника палец лишь погрузился в пустоту.

— …

«Ах да», — вспомнил Сео. Сдерживая смех, Анжу достала карманный терминал и протянула ему, но Сео, надувшись, вытащил свой.

— Вот же «удобная» штука. Мало того, что надо постоянно таскать его с собой, ещё и дозвониться никак, если у другого зарядка на нуле, к тому же каждый номер надо вручную забивать и регистрировать.

Начало фразы как-то не соответствовало последовавшей за ней критике и его угрюмому выражению лица. Анжу всё-таки не смогла сдержать смех и хихикнула.

— Так ведь и с рейд-устройством надо было регистрацию проводить каждый раз, как куратор менялся.

— Эти белые свиньи… Сколько же с ними возни было. Могли творить что только в голову взбредёт, и ведь всякий раз, как сменялись, выговоры нам делали.

Ошейник, называемый парарейдом, цепляли на шею процессорам для удобства Республиканцев, которые также удостоверялись, что снять наушники с постоянно меняющимся реестром данных у них не выйдет. Когда им цепляли эти ошейники, с ними не церемонились и ни о какой предварительной дезинфекции не шло и речи. В итоге после того, как в Союзе их сняли, на шее у каждого остался рубец. На свой Сео не обращал внимания, но вот шрамы у Анжу и Крены его сильно злили.

Если подумать, то куратор, ответственный за них… вернее, за Шина, менялся с подозрительной частотой, но нельзя сказать, что в этом были виноваты они. Хоть их последний куратор и была немощной принцесской, но всё же на фоне остальных, не сумевших выдержать бремя куратора Бога смерти, она выглядела гораздо лучше.

— Чиновники Союза довольно любопытны: они ведь хотят заполучить его. Мы пользовались парарейдом так долго, хотя толком и не знаем, как он устроен.

— Ну, на поле боя без него не обойтись. У Союза, кажется, сильные проблемы из-за подёнок. Мне больше интересно, что они надеются получить, исследуя Джаггернаут. Это же просто гроб на ножках.

После спасения Союз забрал все их вещи. Особенно власти заинтересовались Джаггернаутом и рейд-устройством. Как им сообщили, их отправили в какой-то исследовательский центр для дальнейшего изучения. Остальные принадлежности они также передали властям: всё равно личных вещей у них не было, да и никакой привязанности они к ним не испытывали.

— Кстати… Шин, вроде бы, просил вернуть ему только револьвер, но запрос отклонили — для ношения оружия гражданским необходимо получить разрешение.

Однако пока что Эрнест взял его на хранение.

— Не сказал бы, что он привязан к нему из-за воспоминаний. Ведь этим самым револьвером он окончил страдания многих. Это была единственная обязанность, которую Шин-кун никогда не уступал другим.

Даже Райден, его заместитель, с которым Шин был знаком дольше всех, не стал исключением.

— Они ведь постоянно у него в голове… Вот бы он начал больше радоваться жизни.

Из-за неутихающих голосов душ мертвецов, что не могли отыскать путь назад, Шин был повязан с ними. Или, если быть точным, с самой смертью.

Именно он даровал тот самый желанный конец товарищам, что изнемогали от невыносимой боли.

Тем, кто сражался с ним бок о бок, он дал обещание вести их за собой до самого конца. Каждому, начиная от самой первой его эскадры и заканчивая Остриём копья.

Он держал своё слово и перед теми, кто обратился в чёрных овец, когда Легион загрузил структуру их головного мозга в систему, обрекая раз за разом повторять свои предсмертные крики.

Но прежде всего это обещание он дал голосу своего давно умершего брата… Хоть сейчас тот и был уже мёртв.

Анжу опустила взгляд своих лазурных глаз и погрузилась в раздумья.

— Может, порой необходимо быть вот так связанным с чем-то.

— …Ты о чём?

— Ну, я к тому, что «быть связанным» ведь означает, что тебя что-то не отпускает. Кто знает, возможно, Шин-кун остался, потому что он задался целью убить своего брата.

Он не ушёл из-за криков бесчисленного множества мертвецов, что следовали за шрамом на его шее, из-за проклятья… и по иронии судьбы, он остался ради погибшего брата, который оставил ему этот самый шрам.

— Мы же Восемьдесят шесть, нам суждено было умереть на фронте. Нам ничего не оставалось, кроме как держаться за любую соломинку, чтобы выжить. А Шин-кун вообще порой не мог думать ни о чём, кроме брата. А сейчас и этой цели больше нет… Я немного волнуюсь.

— …

Не сказать, что Сео понял её опасений.

Она всегда была наблюдательной. Поэтому парень и не мог с уверенностью упрекнуть её в правоте.

— А что насчёт тебя? — спросил он Анжу.

— Что?

— Мы должны были погибнуть, но каким-то чудом всё же остались в живых. А теперь нам говорят подумать над тем, что делать дальше… Ты как, уже решила?

Анжу растянула в улыбке свои розовые губы.

«Ах, так она стала пользоваться косметикой», — наконец-то дошло до Сео.

— Ты захотел спросить об этом только сейчас?

Сео вдруг расслабил поджатые от напряжения губы.

Только сейчас.

— Ага.

— Знаешь… я размышляла, а что было бы, будь здесь Дайя-кун, что, если бы я потерпела ещё немного. И всё равно ответ только один. То, что я должна сделать, и то, чем я хочу заниматься. Мы...

— Да, — Сео кивнул. — Я тоже так думаю. Наверное, все мы одинаковы. Это единственный верный для нас путь.

Мы...

Поняв, что они разделяют мысли друг друга, оба на минуту погрузились в приятное молчание, ощущая, как внутри разливается некое удовлетворение.

Тишину прервал звонкий хлопок в ладоши.

— Ну, не будем сейчас об этом.

— Да, точно. Тебе же надо помочь с вещами.

Он совсем позабыл о её просьбе.

Отыскав номер мобильного терминала Шина, который уже был зарегистрирован в его терминале, он выбрал опцию звонка. В трубке зазвучала ретро мелодия дозвона, но… он всё ждал и ждал, довольно долго ждал, но музыка и не думала умолкать. С каждым дополнительным мгновением ожидания, лицо Сео всё больше мрачнело.

— …Ещё и не отвечает!

†

Шину столько раз снилась та ночь, когда брат пытался его убить, что других сновидений он уже и не помнил.

И всё же он осознал.

Понял, что сейчас ему снится сон.

— …Я осознаю весь ужас своей просьбы.

Среди стелящегося по пустоши густого белого тумана стояла Кайе. Улыбка разливалась по всему её лицу.

Его подруга из Острия копья. Она умерла в восемьдесят шестом районе Республики, в первой зоне боевых действий Восточного фронта.

У неё были волосы цвета вороного крыла и такие же угольно-чёрные глаза — отличительная черта Ориенталов. Она предстала перед ним в военной форме песочного цвета. Эту форму взяли из более ненужных Республике запасов. Волосы у неё были забраны в хвостик.

Вот только её маленькая головка находилась совсем не на положенном ей месте. Свою отрубленную голову она держала в руках.

И улыбалась.

— Ваше путешествие подошло к концу. Ты привёл нас сюда, как и обещал. Поэтому будет лучше вам забыть о нас… но…

У них было множество товарищей, до которых уже не дотянуться. Все они разделили одну судьбу . Поэтому стоящая перед ним Кайе скорее была воплощением их всех.

Легион забирал с собой тела их павших друзей, иногда ещё дышащих, и заносил структуру их мозга в систему. Их соратники превращались в чёрных овец, что скрывались среди пешек Легиона.

— Я всё понимаю, но эта боль не утихла. Невыносимо влачить такое существование. Мы уже мертвы, мы хотим вернуться. Поэтому… Шин. Наш Бог смерти.

Улыбаясь, Кайе назвала его прозвище. Сам Шин никогда не думал о нём в отрицательном ключе. Она стояла в своих армейских ботинках на равнине, куда давно не ступала нога человека, и где восемь четырёхколейных рельс разбегались в разные стороны. За шёлковой завесой белого тумана мелькали очертания неподвижного Джаггернаута и их падальщика.

Это была равнина на территории Легиона, куда они прибыли два месяца назад в конце осени. Равнина, ставшая полем боя.

— Не мог бы ты помочь нам?

У чёрных овец, что являлись не более чем деградирующими копиями мозга умершего, не было личности.

И даже Пастухи не могли наладить с ними общение, хотя их способность мышления не уступала человеческой.

Поэтому можно сделать вывод, что стоящая перед ним девушка — вовсе не Кайе… Быть может, она являлась олицетворением его сожалений?

Они остались не по своей воле. В то время он все силы бросил на поиски одного человека — своего брата — чтобы окончательно похоронить его.

— …Ах.

— …Шин, — он услышал зовущий его голос и открыл глаза в читальном зале Имперской Центральной Библиотеки, поднявшись с поверхности большого восьмиместного стола, на котором он и задремал.

Опираясь локтями на спинку соседнего стула, перед ним стоял Юджин: серебристые глаза озорно поблёскивали из-за стёкол очков. Девчушка, которую он представил своей сестрой, вероятно, где-то читала ту самую книжку с картинками. С ним её не было.

— Не важно, насколько тут тепло, если библиотекарь увидит тебя спящим — точно влетит. Хотя здесь самое солнечное местечко, да и погода сегодня отличная.

Читальный зал в этом крыле библиотеки был спроектирован так, чтобы естественный свет попадал в помещение прямо из потолочного окна, сделанного из толстого старого матового стекла. Сквозь него в зал проникал мягкий тёплый свет, озаряя всё пространство.

— Поздно лёг вчера?

— Да не в этом дело.

Такого с ним не бывало вот уже несколько лет: чтобы он не просыпался, даже несмотря на присутствие рядом человека, с которым только познакомился, за исключением тех редких моментов, когда усталость, как компенсация за его необычную способность, брала над ним верх, и сон не забирал его в свои объятия.

«Да уж, совсем я хватку потерял», — отстранённо подумал Шин.

Он довольно быстро привык к мирным дням, когда не слышен шум ангара или звук выстрелов вдалеке, и когда не нужно постоянно прислушиваться к передвижению отрядов Легиона, снующих неподалёку.

Лишь стенания мертвецов доносились до него, как и прежде. Их крик был слышен где-то далеко отсюда, в стороне Первого фронта. Армия голосов механических мертвецов не то что не уменьшалась — они всё прирастали, не переставая вопить и заполнять континент.

Юджин наклонился к нему — в серебристых глазах всё ещё плясали игривые искорки.

— Времени осталось не так уж много, может, сходим кое-куда? На последнем этаже есть терраса, оттуда открывается замечательный вид. Немногие знают о ней, потому что очень мало кто вообще знает, что туда можно выходить. Идти туда, конечно, далековато, но вид того стоит.

— …На что?

— На триумфальный парад, разумеется. В честь кануна Рождества. В этом году участвует двадцать четвёртая бронированная дивизия Западного фронта. Мы сможем увидеть третью — новейшую — модель Ванарганда.

— …

Не услышав ответа, Юджин склонил голову.

— М-м-м? Тебе что, совсем неинтересно?

— Да нет… — он вовсе не ожидал того, что его собеседник разделял с ним одни интересы.

Даже если забыть про его внешность Альб, Юджин, с его хрупким телосложением, спокойным характером и добродушным лицом, никак не подходил для жестокой войны. Его руки, огрубевшие от работы по дому и с мозолью на среднем пальце от частого письма, явно не были приучены ни к оружию, ни к насилию.

— Я думал, что тебе… не будет интересно.

Юджин сконфуженно улыбнулся.

— Что ты, я же записался в армию. Подал заявку в бронетанковые войска. Вот и подумал, может, мне будет полезно посмотреть. Тебя тоже, наверное, привлекает военная тематика?

Вчера он был у стеллажа с книгами о военной истории и делал заметки об известных военачальниках старой Империи. Он часто замечал Шина в секциях, к которым и сам питал интерес. Думал, что тот учится здесь, так как в школу ходить не может. Вот и предположил, что Шин тоже надеется поступить в специализированную военную академию.

Поразмыслив об этом, Юджин почувствовал некую духовную близость, хоть и не подтвердил пока свои догадки. Так сказал ему юноша Альба. Он уже некоторое время пытался подловить момент, чтобы поговорить с Шином.

— Хотя в столице всё мирно. Война продолжается на границах, но кто знает, вдруг однажды она доберётся и сюда. Чтобы этого не допустить… Я хочу защитить город и свою сестру… А ещё хотелось бы когда-нибудь показать ей море. Вот почему этой войне надо положить конец во что бы то ни стало.

— …

Голос Кайе из его сна вновь окутал разум.

«…Не мог бы ты помочь нам?»

Сбежать с поля боя, которое они покинули.

С поля боя, где они провели столько времени и решили, что будут продвигаться вперёд, пока не найдут свой конец.

Если это и правда было его искреннее желание, то, вероятно, сейчас он находился не там, где должен быть.

Он уже и не помнил крепостные стены Гран-Мюра.

Не вспоминал и восемьдесят пять районов Республики, которые гниют в застое, предпочтя закрыть глаза на происходящее и в итоге потеряв даже способность защитить себя.

Шин остановился. Сейчас мыслями он был там, на стене.

— …И правда.

Голоса Легиона по-прежнему звучали в его голове.

Они заполонили континент, и казалось, будто нет им конца и края.

Затем он сосредоточился на криках мёртвых огромной Республики, что так низко пала в этой войне.

Но среди всего этого хаоса её голоса он не слышал: наверное, она ещё жива.

Может быть, она всё ещё… Всё ещё следует по их стопам и продолжает сражаться.

— …Мы отдыхали слишком долго, — пробормотал себе под нос Шин так тихо, что даже стоящий рядом Юджин его не услышал.

— О, Шин-кун ответил. Прислал сообщение.

— Что?! Почему тебе?! Я же ему столько раз названивал!

— М-м… Возможно, именно поэтому он и написал мне…

Крена, до этого момента спокойно рассматривающая витрины магазинов, остановилась — её внимание привлекли весёлые звуки марша и радостные возгласы толпы.

Стоило ей взглянуть в начало центральной улицы города, как она невольно оцепенела. По обеим сторонам красовались высокие здания, придававшие улице чёткие прямоугольные очертания; вдруг мимо неё прошёл огромный силуэт цвета воронёной стали.

Машина обладала внушающей страх 120-мм пушкой с длинным корпусом и грубо сконструированной орудийной башней. Из-за чрезмерной тяжести по мере его продвижения по улице раздавался оглушительный грохот, когда восемь конечностей машины отбивали дробь о мостовую, и слышался скрип движка и рёв силовой установки.

Звук шагов и движения восьми конечностей разносился по всей округе.

Наконец осознав, что это не Легион, невольно задержавшая дыхание Крена постепенно успокоилась. Инстинктивно её рука дёрнулась к плечу — будь они на фронте восемьдесят шестого района, там бы располагался пристёгнутый автомат — а затем незаметно опустила её.

— …Господи.