Том 7. Экстра: Оставленные желания (2)

— Я знаю, это довольно нахально звучит, но… лично я думаю, что моя готовка довольно хороша. Я также отлично завариваю чай и кофе. Так что я подумала… может, когда его путешествие закончится, и мы все вместе отправимся домой…

Густые тени, повисшие на лице Юки, исчезли. Или, по крайней мере, так показалось Симону. Увидев, как она улыбается, Симон заулыбался в ответ.

— Ага. Когда всё закончится, я приглашу его в мой ресторан и досыта накормлю его самым вкусным обедом, который он когда-либо пробовал!

— Вот это дух. Ммм, я рад, что ты, наконец, чувствуешь себя немного лучше. Улыбка подходит твоему лицу больше всего.

Юка радостно раскачивала ногами взад-вперёд. Она снова покраснела, но в этот раз из-за того, что была счастлива. Понаблюдав за ней несколько мгновений, Симон спросил её о том, что беспокоило его уже некоторое время.

— Кстати говоря, Юка. Ты назвала свой ресторан «забегаловкой», правильно? Что за еду… — не закончил Симон, поскольку его прервал злобный крик.

— Де-е-еду-у-у-ля! Я нашла тебя-я-я-я!

— Хьи?! Моя внучка выглядит прямо как демон! — увидев свою внучку, несущуюся на него, Симон вскочил быстрее, чем кто-либо считал возможным для его возраста. После чего повернулся к Юке, которая глядела то на него, то на неё, и быстро проговорил:

— До новых встреч, Юка. Желаю тебе будущего, где ты всегда сможешь жить со своей собственной свободной волей!

— А? Э, ладно? С-Спасибо?

— Прощай! — низко присел Симон, и рванул с невероятной скоростью. — Мчусь как ветер, — прокричал он, его голос исчезал вдали. Сибил мчалась за ним, и бежала она почти настолько же быстро. Порыв ветра налетел вслед за ней.

— Ч-Что только что произошло? — единственной оставшейся на улице была озадаченная Юка…

— Какая внучка бьёт собственного дедушку? Как Сибил может быть настолько жестокой! — потирал Симон свой затылок, идя по двору королевского дворца. После долгих игр в догонялки, Сибил всё-таки поймала своего дедушку. После чего она как следует заехала ему по голове и утащила в королевский дворец.

— Тем не менее… вот это историю они мне только что рассказали.

После прибытия во дворец, Симона и Сибилу провели в тронный зал для аудиенции с королевой Лулуарией, принцем Ланделом и премьер-министром. Как только все остальные освободили помещение, они начали умолять Симона занять должность Папы, даже если только временно. Люди начинали становиться всё беспокойнее, и им были необходимы проповеди. Однако Симон попросил рассказать ему правду о случившемся в главном соборе, прежде чем он согласиться на что-либо.

Лулуария и остальные пришли к заключению, что поскольку это Лилиана порекомендовала его, то ему и его внучке должно быть можно доверять. Предупредив их, что распространение информации кому-либо будет означать для них смерть, они всё объяснили. Сибил была настолько шокирована, услышав правду, что ей потребовалось вернуться в свою комнату и отдохнуть. Благодаря своему возрасту, Симон смог принять рассказ немного более спокойно. Впрочем несмотря на сказанное, ему всё равно было необходимо время, чтобы привести в порядок свои чувства, в связи с чем он отправился пройтись в одиночку.

Глядя на яркие ряды цветов, растущих во внутреннем дворе, он заметил, что кто-то ещё стоит за одной из изгородей.

— Надо же, оказывается у меня компания.

— О? А, добрый день, — выглянула низкорослая женщина из-за изгороди.

— Добрый день, девочка. Надеюсь, я не побеспокоил?

— Нет, совсем нет! Я просто немного задумалась, — криво улыбнулась она Симону.

Было похоже, что он был не единственным, кто хотел найти тихое место, чтобы разобраться со своими мыслями.

— Ммм, понятно. Честно говоря, я и сам довольно сильно потерялся в мыслях. Я надеялся найти тихое местечко, чтобы как следует всё обдумать. Ты не против, если я присоединюсь, девочка?

— О, да, конечно, присаживайтесь.

Симон обошёл изгородь и осознал, что девочка, должно быть, сидела на скамейке рядом, прежде чем он прибыл. Он поклонился ей скромно в благодарность и присел. Не видя никаких причин уходить, девочка присела рядом с ним.

— Эмм…

— О, точно, где мои манеры. Меня зовут Симон. Я просто дряхлый старикан.

— П-Понятно. Меня зовут Айко Хатаяма. И ещё, мне уже 26 лет, так что я не такая уж «девочка».

— Серьёзно?! — это было почти настолько же шокирующее откровение, как правда об Эхите. Глаза Симона выглядели готовыми выскочить из орбит.

Айко печально улыбнулась: «Полагаю, я действительно выгляжу настолько молодо для других». Она ненавидела то, что уже привыкла к тому, что к ней относятся как к ребёнку.

Симон громко прокашлялся, чтобы развеять неловкую атмосферу, и затем вздохнул. Он закрыл глаза и погрузился в размышления. Единственным звуком на внутреннем дворе был шум ветра, шелестящего листвой. Внутренний двор дворца был довольно успокаивающим местом. Спустя некоторое время, Симон заговорил со всё ещё закрытыми глазами.

— Есть что-нибудь, что бы вы хотели сказать, госпожа Айко?

— Э?!

— Вы вздыхаете и поглядываете в мою сторону уже некоторое время. Если я мешаюсь, я непротив отправиться куда-нибудь ещё…

— П-Простите. Вы совсем не мешаете… Просто, вы выглядите обеспокоенным чем-то, так что я подумала…

— Что я в таком же положении, как и вы?

— Нет, ну… ахаха… да.

Симон медленно открыл глаза и ласково улыбнулся Айко.

— Я бы не сказал, что я обеспокоен. Скорее, я просто разбираюсь со своими чувствами.

— Разбираетесь со своими чувствами?

— Именно. Госпожа Айко, хотите, чтобы я помог и вам разобраться в ваших чувствах?

— Ну…

Ласковый взгляд Симона напомнил Айко об одном её давнем учителе, и она невольно прошептала: «Учитель…». Как только у неё это выскользнуло, она покраснела и отвернулась в другую сторону.

— Я не возражаю. Почему бы не рассказать этому Учителю о своих проблемах, госпожа Айко?

— Угх…

«Боже, это так смущает. Я что, пятилетняя девочка, которая случайно посчитала кого-то другого своей мамой?»

Несмотря на её стыд, Симон ни смеялся, ни насмехался над ней. Именно из-за того, что он продолжал ласково на неё смотреть, Айко почувствовала себя достаточно комфортно, чтобы открыться ему.

— Это… есть один человек, в котором я заинтересована.

— Понятно. Должен сказать, я очень люблю сплетничать о таком… Однако у вас довольно мрачное выражение для разговоров на такую тему, — изумился Симон.

— Ну, с этим есть множество проблем… — стихла в ответ Айко, но затем собралась с волей и продолжила:

— О-Отношения между учеником и учителем запрещены! Кроме того, он уже выбрал того, кому он отдал своё сердце!

— Понятно. Значит человек, которого ты любишь — твой учитель, и он уже женат…

— Это я — учитель!

— О, точно. Я почти забыл, что тебе же 26 лет. Воистину, это не прекращает удивлять меня… — пробубнил себе под нос Симон, потирая подбородок.

— Это действительно такое непреодолимое препятствие? Наверняка всё ещё есть возможные варианты. К примеру, ты можешь просто подождать пока он выпустится и перестанет быть твоим учеником.

— Бывший ученик — всё ещё ученик!

— Понятно. Тогда возможно ты могла бы перестать быть учителем, госпожа Айко.

— Это то, на что я никогда не пойду, — стало серьёзным лицо Айко. Симон на мгновение оторопел от напора в её голосе.

— Понятно, ты относишься к своей позиции обучающего довольно серьёзно. Думаю, теперь я понимаю, почему это такой серьёзный вопрос для вас… Госпожа Айко, что именно для вас значит быть учителем? — ответил Симон настолько же серьёзным взглядом, как и у Айко. Она была уверена, что им двигало нечто куда большее, чем простое любопытство.

После мгновения колебаний, Айко выпрямила спину и осторожно ответила, убеждаясь, что подобрала правильные слова.

— Когда я была учеником, был один учитель, который научил меня кое-чему невероятно важному. Он был строгим, старомодным учителем, который почти никогда не улыбался.

Большинство одноклассников Айко ненавидели его. Он уже был довольно стар, и многие из них в лицо говорили ему о том, как они хотят, чтобы он просто уже ушёл на пенсию. Честно говоря, Айко тоже поначалу была от него не в восторге.

— Я выросла в очень далёкой от города местности, где устоявшиеся семьи были вроде знаменитостей, и обладали большой властью в городской политике. И как-то раз, один из детей такой большой семьи нарушил закон.

Он был знаменитым проблемным ребёнком в их маленькой местной общине. Один из тех детей, который пользовался своим статусом, чтобы издеваться над другими. В один из дней он украл из местного магазина. Он вероятнее всего сделал это спонтанно. Но украденная им вещь была высококлассным горным мотоциклом. Когда разъезжал по округе, он заметил Айко, и у него возникла идея.

— Он спрятал мотоцикл в сарае моей семьи. Он наверно подумал, что просто подшутит так.

— Почему он выбрал именно твой дом, госпожа Айко?

Айко горько улыбнулась и ответила.

— В то время я была, как бы это сказать, девушкой, которая ни за что не прощала любое неправильное поведение. Такое впечатление я создавала.

Она была типичной старостой класса. Она всегда отчитывала мальчиков, за то, что они чрезмерно бесились, и когда они спорили в ответ, она заявляла: «Хотите сказать, это я тут веду себя неположенным образом?». Неудивительно, что все подростки считали её неимоверной ханжой, даже если это было неверно.

— Но независимо от намерений этого мальчика, кража была кражей. Когда работник магазина обнаружил пропажу, он подал заявление в полицию.

— И когда полиция обнаружила мотоцикл в вашем сарае, они посчитали, что вором была ты?

— Да. Разумеется, у меня не было никакого мотива для кражи мотоцикла. Я была слишком низкой, чтобы хотя бы прокатиться на нём. Тем не менее, полиция заявила, что это я была преступницей.

— Представляю, как это всё прошло. Родители этого мальчика, по-видимому, подкупили полицию, верно?

Айко слабо улыбнулась и кивнула.

— Сколько бы раз я не заявляла им, что я невиновна, люди не верили мне. Конечно, моя семьи и друзья верили, но… что ж, слухи быстро расползаются в маленьких городах. Уже на следующий день после ареста, жители деревни относились ко мне, будто я была преступницей.

Вполне возможно они не верили в то, что она действительно была виновна. Особенно учителя Айко, которые хорошо её знали. Однако они все поддались давлению окружающих и упрекали её вместе со всеми остальными. Они понимали, что если ничего не скажут, то будут следующими, кого станут сторониться. И поскольку они боялись такого, они притворились, что не замечают ничего странного. Учителя, которые всегда относились к Айко с добротой, теперь вели себя с ней так, как будто она действительно была преступницей.

— Только этот старый учитель прислушался ко мне. Когда он услышал мою версию истории, он разозлился сильнее, чем за всё время, сколько я его знала. Но не на меня, а на полицию.

Одноклассники Айко, её учителя и даже соседи не верили ей, но ненавидимый всеми остальными учитель — поверил.

— Это только благодаря его тяжкому труду… моё имя, наконец, обелили, но взамен…

Учитель Айко заработал себе гнев самой влиятельной семьи их городка, и был вынужден уехать.

— Значит, он поставил свою работу на кон, чтобы защитить одну из своих учениц. Звучит так, словно он был достойным человеком.

— Да. Он тот, кого я уважаю до глубины души, — продемонстрировала Айко Симону гордую улыбку. Именно из-за этого учителя она и сама решила стать учителем, который всегда поможет своим ученикам. Учителем, который никогда не бросит их, что бы они ни сделали.

— Вот почему я никогда не перестану быть учителем.

— Понятно… — пробубнил Симон, понимающе кивая. Её преданность своему делу была абсолютной. Однако жизнь никогда не делала преследование своей мечты лёгким. С самого прибытия в этот мир решимость Айко постоянно подвергалась испытаниям. Она начала таить в себе чувства, которые были запретны для неё, и основы её убеждений подрывались снова и снова.

После многочисленных ошибок Айко была вынуждена принять, что придерживаться идеалов не всегда было возможным. Любой другой бы пошёл на компромисс, или сдался в достижении своих целей. Однако Айко не могла так поступить. Её гордость учителя не позволяла ей этого. Она продолжит быть примером для своих учеников или умрёт, делая это.

Однако в то же время, она не могла просто отбросить свои запретные чувства к Хадзиме. Это было противоречие, которое разрывало её личность.

— Это довольно интересная история. Однако, должен сказать, госпожа Айко, у вас невероятно надоедливый характер.

— Н-Надоедливый — это не слишком ли грубо?! В смысле, я знаю, что временами могу докучать, но…

Несмотря на резкие слова, лицо Симона всё также было ласковым. Выслушать её рассказ помогло ему разобраться с собственными чувствами. Он внутренне поблагодарил её, наблюдая за её взволнованной реакцией.

— Если ты никак не можешь перестать быть учителем, тогда, полагаю, единственным выходом будет забыть об этих чувствах… Но если бы это было нечто лёгкое, тебя бы это так не беспокоило.

— Что ж, в этом вся и проблема…

«Я должна быть учителем, так что я не могу думать о таких вещах», — мысленно отчитала себя Айко.

Симон положил ей руку на плечо и заговорил.

— Независимо от ситуации, у всех есть только два варианта. Повернуть назад или продолжать идти вперёд, — и его манеры и его голос изменились в этот момент. Айко пришла в себя и повернулась к нему. Нефритово-зелёные глаза Симона глубоко заглянули в её собственные. До сих пор он выглядел просто как дряхлый старик, но теперь он казался мудрым старцем.

— Если ты повернёшь назад, то вероятнее всего будешь о многом сожалеть, но тогда ты сможешь сохранить свою личность, построенную до сих пор. Если продолжишь идти вперёд, твои желания могут исполниться, но образ идеального учителя, к которому ты так долго стремилась, может быть навсегда запятнан, и к тому же твоими же собственными руками. Да и вполне возможно, что человек, в которого ты влюбилась, никогда не ответит тебе взаимностью и может просто посчитать тебя помехой, — Симон слегка улыбнулся, возвращаясь к своей предыдущей ласковой атмосфере, и продолжил говорить, пока Айко молча слушала его.

— Выбор между гордостью и желаниями не так прост. Сложно даже просто сравнить их. Я не смогу сказать тебе, какой выбор верен, но… ты, наконец, обрела нечто, что желаешь всей душой. Мне кажется, госпожа Айко, что не стоит сразу рубить на корню это только лишь зародившееся желание, прежде чем оно сможет подрасти. Я думаю, такое желание стоит того, чтобы им дорожить.

— Дорожить этим новорождённым желанием… — опустила взгляд Айко, раздумывая над словами Симона. Тишина протянулась, пока Айко обсуждала это про себя. И, после того, что показалось часами, она снова повернулась к Симону, на её лице была посвежевшая улыбка.

— Что ж, это необычный способ изобразить это. Хотя я думаю, что путь, который вы мне посоветовали, будет тернист…

— Есть ли путь, который совсем не тернист? И даже если такой есть, есть ли хоть какая-то ценность в том, чтобы пойти по такому пути?

— Действительно… По крайней мере, я согласна, что не стоит сразу обрывать эти чувства, которые, наконец, появились спустя столько времени. Так что я попробую посмотреть на это с немного более положительной стороны.

— Замечательно-замечательно. Чувства сами по себе не являются ни плохими, ни хорошими. Я буду в тайне молиться за тебя, чтобы ты смогла ухватиться за желаемое будущее со своей собственной свободной волей.

— Огромное спасибо!

Симон вернулся к своему обычному состоянию добродушного старика и провёл ещё некоторое время, болтая с Айко. Как только их разговор подошёл к концу, он вернулся в тронный зал и сообщил королеве своё решение. Королева поблагодарила его за такой трудный выбор, и они вдвоём обсудили, в каком направлении продолжит двигаться Святая Церковь. Когда Симон покинул кабинет королевы, он услышал, как его внучка окликнула его.

— Дедушка… судя по твоему выражению, я подозреваю, ты взял на себя этот пост? Почему?

Было похоже, что она ожидала его, пока он закончит. Судя по виду, она отошла от первоначального шока, возникшего, когда она услышала про предательство богов. Её взгляд не колебался, пока она смотрела на своего дедушку.

— Независимо от того, чем бог может или не может являться, это то, в чём нуждаются люди. Кроме того, я хочу помочь апостолам королевства… Нет, вернее сказать детям, которых призвали в этот мир, — пусть Симон и сбежал, как только достиг столицы, но он сделал это не ради того, чтобы повеселиться.

Вместо этого ему надо было собрать неискажённую информацию, прежде чем принимать такое важное решение. Теперь Сибил тоже это осознала, в связи с чем обеспокоенно нахмурилась. «Вот и ещё одна причина принять её в качестве настоящего члена семейства Либералов», — подумал Симон, видя свою внучку такой, и заговорил для этой цели.

— Сибил, помнишь, в повозке я говорил тебе о том, что прибыл сюда из-за старого сказания нашей семьи?

— Да, конечно же. Ты сказал, что часть сказания — это нечто, что ты рассказывал мне каждый день.

— Именно. Это нечто, что рассказывается только текущему главе семьи Либералов. Это немного рановато, но я думаю, что теперь пришло время рассказать это тебе.

«Почему сейчас?» — подумала Сибил. Тем временем Симон сколдовал изолирующее звук заклинание и произнёс:

— Дети воспротивившихся, живите, смотря на небо. Воля бога обратится серебряными крыльями и спустится с небес, окутывая всё своей абсолютной властью. Но не поддавайтесь ей. Храните тишину, не выдавайте желаний, прячьтесь в тенях и храните надежду на будущее. Однажды ребёнок, который восстанет, снова даст знать о себе всему миру. Внимательно слушайте, глядите, широко раскрыв глаза, и решайте своим сердцем. Дети воспротивившихся, да будет ваше будущее преисполнено вашей свободной волей.

Эти слова эхом отдались в душе Сибил, и она стихла.

— Это сказание нам оставил один из предков много столетий назад. Нет, вероятно это правильней было называть пророчеством. Как ни странно, если кто-либо из семьи Либералов услышит его хоть раз, то уже никогда не забудет.

— …Действительно, ощущается, словно это было вырезано прямо в моём уме. Что… Что именно это значит? — хотя Сибил не до конца понимала его, она могла почувствовать искреннее желание, которое пытались донести этими словами.

— Очень долго я не имел ни малейшего представления. По крайней мере, пока королева не рассказала мне правду об Эхите.

Сибил сглотнула, услышав такое. Вместе с осознанием, мурашки пробежали по её спине.

«Теперь я поняла, вот что дедушка подразумевал под пророчеством. Только подумать, что один из наших предков столетия назад предсказал подобное…»

— Многие поколения главы семьи Либерал ломали голову над значением этого пророчества. По сути, единственная причина, по которой я ответил на призыв принцессы Лилианы, была связана с надеждой на то, что это может пролить свет на значение этих слов. И потому я как следует смотрел, внимательно слушал и решал сам своим сердцем.

— Дедушка… ты… — дрожала Сибил в благоговении, когда вес столетий неразрывной истории окатил её, после чего Симон заговорил:

— Чтобы суметь помочь людям этого мира вновь обрести свободу, я… стану Папой Святой Церкви.

Голос Симона сопровождала такая нерушимая воля, что на мгновение Сибил задалась вопросом, действительно ли она сейчас разговаривала со своим дедушкой. Но затем в следующую секунду он поклонился ей, словно ища её помощи. Затем, не дожидаясь ответа, он пошёл дальше. Сибил в тишине собрала свою решимость и последовала за ним. Видя, что она решила последовать за ним, Симон спокойно произнёс.

— Ох, точно, есть ещё кое-что. Это нечто, что сопутствует сказанию.

— Не уверена, что сегодня в меня влезет ещё больше откровений…

— О, это не такое уж и важное. Просто о том, что у семьи Либералов есть вторая фамилия.

— Действительно? Ты хочешь сказать, что мы не просто Либералы?

— Именно. Формально, моим полным именем будет Симон Л. Г. Либерал.

— Л… Г… Что именно значат эти буквы? — «Полагаю, это означает, что меня зовут Сибил Л.Г. Либерал».

— Л — означает Либ, тогда как Г… означает Груен, произнёс он и сухо рассмеялся. — Хо-хо-хо. Почему это является частью нашей фамилии потомкам не передавалось, но предполагаю, что в далёком прошлом могло существовать место под названием Либ.

Сибил подумала над этим некоторое время.

«Как вышло, что название Великой Пустыни стало частью имени моей семьи?!» — эхом раздался крик в душе Сибил.