Том 2. Глава 7. Летний треугольник и квадрат (2)
Если подумать, те три месяца, что я был в больнице, Чигуса и Хаджикано, скорее всего, часто виделись, потому как первая сидела позади последней. Насколько я знаю, Хаджикано не была враждебно настроена к Чигусе. И я не чувствовал, чтобы Чигуса с ней конфликтовала. Возможно, между ними возник некий резонанс, вызванный, хоть и в разной степени, отсутствием у них дружелюбия к одноклассникам.
Хинохара пришёл на развалины рано, чтобы собрать телескоп, поэтому его встреча с Хаджикано ненадолго отложилась. По его словам, линзе и отражателю нужно некоторое время, чтобы адаптироваться к ночному воздуху, и если не позволить им приспособиться к уличной температуре за один-два часа до наблюдения, изображение будет искажено. Настраивать искатель в светлое время тоже оказалось проще. Так случилось, что гостиница Масукава была Хинохаре знакома, так что с тем, что он придёт раньше, не возникло проблем.
Меня больше волновало, не отвергнут ли Хинохару остальные двое. Обычно он грубит даже тем, кого впервые встретил, или даёт им ужасные клички — в общем, он обладает потрясающей способностью зарабатывать чужое презрение. Мне нужно не сводить от него глаз, чтобы защитить Хаджикано и Чигусу от его простодушной озлобленности. Только-только я пришёл на развалины и уже приготовился к встрече этих троих. Хотя если ничего не случится, то и замечательно.
Мне также пришлось сопровождать Чигусу, которая не была знакома с развалинами, поэтому я захватил фонарь, чтобы осветить этажи, и продвигался максимально осторожно. На крыше я его выключил и позвал Хинохару, который закончил собирать телескоп: «Прости, что заставили ждать».
«А, вы здесь», — он затушил сигарету и кинул окурок в пустую банку. Поднявшись и взяв в руки электрический светильник, он направил его на наши лица. Его свет, пока наши глаза ещё не привыкли к нему, казался тусклым, будто он вот-вот потухнет.
Сперва Хинохара испытующим взглядом посмотрел на лицо Чигусы. Легкая улыбка в пару мгновений смылась с его губ. Его глаза блуждали: он осматривал его так, будто на нём было начертано важное послание.
«Юуя Хинохара, — произнёс он, с деланным уважением протягивая правую руку. — Я был лучшим другом Фукамачи в средней школе».
«Я Чигуса Огиэ», — сказала Чигуса, неуверенно пожимая его ладонь. Неудивительно, что она боится, думал я. Она воспринимала его как "одного из тех, кто тогда окружил Фукамачи, чтобы побить его".
Я прошептал ей на ухо: «Нечего бояться. Он неплохой парень».
«Верно, неплохой, — повторил Хинохара. — Даже если я и плох, то ровно настолько же, насколько и Фукамачи».
«Раз так, тогда мне легче», — она улыбнулась, но её напряжение не спало.
Затем Хинохара поднёс светильник к лицу Хаджикано. Я задержал дыхание и смотрел. Он грубо взглянул на родинку.
«Гадкий синяк. Как в "Призраке Ёцуи (2)"».
Если бы он вставил ещё что-нибудь непредусмотрительное, я, может, и врезал бы ему рефлекторно. Но прежде, чем я сжал кулак — может, как раз, чтобы удержать меня от этого — Хаджикано спокойно ответила:
«Да. Гадкий, так?»
«Без преувеличения», — подтвердил он, а после осмотрел другую сторону её лица, без родинки.
«Опять же, у тебя хорошенькое личико, — Хинохара почесал подбородок. — Не могу сказать, красивая ты или уродина. …Эх, а вообще, особой разницы нет».
Глаза Хаджикано сузились от направленного на них света. Кажется, её не задели и не ранили его комментарии. На самом деле она, вероятно, даже оценила то, что он не жеманничал с ней. Может, люди с сильным комплексом неполноценности могут удивительно хорошо сойтись с открытыми людьми вроде Хинохары. Это и послужило причиной того, что в средней школе я решил объединиться с ним.
Чигуса приблизилась ко мне лицом: «Хинохара тоже интересный тип».
«Без сомнений. К лучшему или к худшему».
«Кроме того, он немного напоминает тебя».
«Хинохара — меня?» — спросил я с удивлением.
«Да. Вы даже примерно одного веса, и у вас глаза одинаковые. И, должна сказать, вокруг вас витает похожая атмосфера».
«Хех. …Не рад я слышать такое».
Чигуса ободряюще похлопала меня по спине: «Всё нормально, ты круче».
«И на том спасибо».
В любом случае, самое большое сомнение развеялось. Мы четверо, казалось, не были полностью несовместимыми. Очевидно, у Хаджикано, как и у Чигусы, не возникало никаких негативных чувств к остальным.
Тогда-то я вдруг посмотрел на себя объективно и вновь удивился: если задуматься, то я пытаюсь наладить отношения между друзьями. Впервые в жизни я смог выполнить сей долг. Кто бы мог подумать, что роль, которая обычно достаётся самой выдающейся личности в группе, достанется именно мне.
Сперва мы наблюдали за Сатурном. После того, как Хинохара отрегулировал телескоп, Хаджикано, Чигуса и я посмотрели в него по очереди.
«Если бы вид был чуть получше, можно было бы разглядеть щели между кольцами», — сказал Хинохара. Вспомнив книгу, которую читал до выхода, я предположил, что он, вероятно, имел в виду деление Кассини. Кольца Сатурна можно воспринимать не как одно толстое, а как множество маленьких, сливающихся в три полосы, и эти три кольца, составляющие основное, зовутся кольцами A, B и C. А огромная щель между A и B называется делением Кассини.
Чтобы не побеспокоить Хаджикано, которая смотрела в телескоп, мы сели в нескольких метрах от неё и стали тихо разговаривать.
«Так подумать, а ведь я никогда не спрашивал, почему ты увлёкся астрономией, Хинохара».
«Почему? — Хинохара задумчиво закряхтел, лёжа смотря в небо. — Как бы выразиться… В моём случае любовь к телескопу появилась до звёзд».
«В смысле?»
«Ну, например, человека не цепляют фотографии, а просто нравится структура камеры. Не волнует музыка, но приятен вид лампового усилителя. Заботит не вкус кофе, а процесс шлифовки зёрен и процеживание. Вроде того. Меня всегда прельщала идея ухаживать за телескопом и настраивать его».
«Но это же не будет продолжаться долго, верно? Какое-то слишком нудное увлечение, если честно».
«В этом и прелесть. Ты и я видим через телескоп одно и то же, но это имеет для нас совершенно разный смысл. Рыба, которую ты поймал самостоятельно, тоже кажется вкуснее. Твой мозг облагораживает результат, учитывая те огромные усилия, что ты приложил. И как только ты увидишь, что без того прекрасные планеты и звёзды стали ещё красивее, ты можешь стать прямо-таки рабом астрономии».
«Замечательная точка зрения. Не могу поверить, что слышу её от тебя, — сказал я шутя, однако не лгал о том, что был впечатлён. — Кстати, я хотел спросить твоё мнение насчёт кое-чего… Почему, ты думаешь, Хаджикано нравятся звёзды?»
«Хаджикано? А, той девчонке с родинкой, — Хинохара привстал и посмотрел на её спину, пока она увлечённо вглядывалась в телескоп. — Ну, возможно, этот ответ очевиден, но ей, вероятнее всего, тьма вокруг нравится больше звёзд».
«…Ясно».
Логичная догадка. После появления родинки ей больше нравилась темнота, и в попытке отыскать в ней удовлетворение она наткнулась на звёзды. Полагаю, в Хаджикано что-то такое точно есть. Конечно, если её интерес к звёздам появился задолго до родинки, ответ Хинохары охватывает лишь один из многих факторов, поспособствовавших её симпатии к ним.
«Разумеется, если докопаться, причины "любить" что-то появляются потом, — добавил Хинохара. — Люди, которым нравятся звёзды, просто родились такими, ничего более».
«Дельные вещи говоришь», — согласился я.
После Хаджикано в телескоп посмотрела Чигуса и вскрикнула: «Ва! Фукамачи, Фукамачи, это просто потрясающе!»
Поторапливаемый Чигусой, я тоже встал перед телескопом и заглянул в линзу.
Одинокая сфера парила во тьме, окружённая гигантскими кольцами. Эти очертания, единственные в своём роде, узнает даже детсадовец. Когда вот так вот смотришь на них — реальных, — кажется, будто это чья-то неудачная шутка. Может ли штуковина столь нелогичной формы существовать в нашем мире? Я мог смириться с этим, потому что знал, что Сатурн именно такой, но как бы был озадачен человек, который ничего о нём не знал и вдруг увидел бы его?
Пока я был ошеломлён видом Сатурна, сзади заговорил Хинохара:
«Наблюдая, как ты вот так смотришь в телескоп, я вспоминаю ту ночь в нашей классной поездке».
«…Ты гадок, как и всегда», — тихо ответил я.
«Вы о чём?» — конечно же, Чигусу эта история заинтересовала.
«А, ничего особенного, — оживился Хинохара. — Это было в открытой бане в местечке, куда мы отправились с классом на третьем году. На третью ночь выяснилось, что из нашей комнаты, наклоняясь, мы можем через бинокль наблюдать за лестницей, соединяющей внутреннюю женскую баню с открытым источником. На следующий день мы прямо там купили несколько биноклей и всю ночь в них пялились. Да, Фукамачи?».
«Хммм… Так Фукамачи и таким занимается», — Чигуса посмотрела на меня презрительно и в то же время дразняще.
«И что? Если бы я был единственным, кто не смотрел, это было бы в разы страннее, — стал оправдываться я, а затем контратаковал. — Знаешь, Хинохара, у тебя есть привычка подшучивать надо мной в компании девушек».
«Ты неправильно понял, — повторил Хинохара без промедления. — Мне просто нравится тебя дразнить».
«Как по-дружески», — усмехнулась Чигуса, прикрывая рот ладонью.
Хинохара и я пожали плечами, будто говоря: «Мы подумаем». Затем все трое повернулись к Хаджиконо, которая была всё ещё прикована к телескопу и неустанно наблюдала за Сатурном.
«Ей настолько нравятся звёзды?» — спросил меня Хинохара, понизив голос так, чтобы она не услышала.
«Ага. Она приходит сюда каждую ночь, чтобы просто посмотреть на них».
«Каждую ночь? Ты уверен, что у неё нет другой цели?»
«Нет, никакой. Могу уверить тебя».
«Хех. Стрёмная девка», — Хинохара уставился на её спину, будто пытаясь в чём-то удостовериться.
«Эй, призрак Оивы, — обозвал он Хаджикано, — ты там не устала ещё от Сатурна?»
Она оторвала взгляд от линзы и потрясла головой в сторону Хинохары: «Не устала».
«А, да? Ну а я устал. Поэтому хочу, чтобы сейчас ты навела телескоп на Луну. Знаешь, как это делается?»
«…Может быть».
«Лады, начинай. Скажи мне, как получишь хорошую картинку её поверхности».
Хаджикано склонила голову и стала осторожно возиться с телескопом.
«Ну, ты правильно управляешься с искателем. Продолжай в том же духе», — радостно заметил Хинохара.
«Ты говорил, что ни за что не позволишь невежественным любителям к нему прикасаться, а теперь позволяешь девушке, которую только что встретил, вертеть его в руках, — заметил я. — Ну да хватит».
«Всё в порядке, она не сломает его», — с уверенностью произнёс Хинохара.
«Ты в курсе, что я тоже работал над этим. Даже выучил, как читать звёздные карты».
«Хороший знак. Но я не могу доверять тебе, потому как твои мотивы неясны».
Хинохара, кажется, терял терпение, наблюдая, как Хаджикано тратит своё время, поэтому встал с фонариком, замотанным в красный целлофан и начал давать ей инструкции: «Тупица, сначала нужно использовать окуляр с малым увеличением. Только когда ты выстроишь фокус, можешь брать увеличение побольше».
«Я не знаю, как менять окуляр», — объяснилась Хаджикано.
«Тогда спросила бы меня. Или ты дура?»
«…Как мне это сделать?» — нервно спросила она.
Мы с Чигусой наблюдали, как те двое возятся с телескопом, со стороны.
«Люди, которые разбираются в том, что тебе нравится, замечательны», — шепнула она.
«Ага. Я не могу настолько углубиться во что-то одно, — заметил я. — Может, я не слишком уверен в своих увлечениях».
«Мне знакомо это чувство. Я жду, что однажды устану и разочаруюсь, и прилагаю меньше усилий в качестве мер предосторожности».
У меня ёкнуло сердце, когда я посмотрел, как Хинохара надоедал Хаджикано с советами и она слепо им следовала. Странное ощущение, которого я прежде не чувствовал. Тогда я не осознавал, что это была так называемая ревность. Может, я испытывал её из-за своего комплекса неполноценности, однако я настолько от себя отказался, что не сравнивал себя с остальными и жил, никогда не завидуя особенным людям. В результате я даже не знал, как назвать это чувство, которое испытал впервые.
Я ощутил смутный тревожный звоночек. Я решил, что, вероятно, открыл дверь, которую не следовало открывать.
И этот звоночек исходил из недалёкого будущего.
«Фукамачи, что случилось?» — взволнованно спросила Чигуса, когда я замолчал.
«Ничего. Просто непонятное чувство».
«Ясно. …Это странно».
Хаджикано обернулась, чтобы окинуть нас взглядом, и вернулась к телескопу.Около 4-х часов утра, когда небо начало розоветь, мы ушли с развалин. Непримечательно попрощавшись, мы разошлись по своим домам.
И всё же, благодаря некоторому странному сближению звёзд — или, скорее, сближению, вызванному звёздами — я, Хаджикано, Чигуса и Хинохара стали собираться на развалинах каждую ночь, будто нас туда звали.
Самым неожиданным было то, что Хинохара продолжал приносить и собирать телескоп на крыше гостиницы, даже если его никто об этом не просил. Конечно, я допускаю, что он делал это не из добрых намерений, а, вероятнее всего, чтобы оправдать встречи с Чигусой. Я не знал, насколько серьёзен он был, но Хинохаре явно она нравилась, и он всё пытался добыть из меня информацию о ней (от чего я всегда уклонялся).
Как сказала Чигуса, её еженощные посещения были направлены на то, чтобы мы с Хаджикано не оставались наедине. Однажды, когда Хаджикано и Хинохара были сфокусированы на телескопе, я спросил её, почему она продолжает приходить. Она недовольно посмотрела на меня и легонько ударилась лбом о моё плечо.
«Разве не очевидно, что я хочу, чтобы ты не встречался с Хаджикано втайне? — бесстрашно произнесла она. — Неужели ты даже не догадываешься?»
«…Я всё хотел спросить. Что именно ты во мне нашла? — задал я ей вопрос. — Если честно, для меня это загадка».
«Подумай об этом сам, негодяй», — и Чигуса отвернулась.
Таким образом, Хаждикано, имевшая первостепенное значение, была единственной, кого никто не спрашивал, зачем она каждую ночь приходит на крышу. Я считал, что то, что она приняла нас, троих незваных гостей, было связано лишь с телескопом. Но позже я взглянул на это по-другому.
Не исключено… Может быть… Возможно.
Вероятно, Хаджикано была зациклена не на телескопе, а на Хинохаре.
Я начал так думать после некоторого случая, произошедшего в первые дни нашего любования звёздами. Я был с Чигусой, со стороны наблюдал, как они возятся с телескопом. Хаджикано быстро заняла роль ассистента Хинохары: следуя его инструкциям, меняла линзы, настраивала искатель, сверялась с картами звёздного неба и не выражала никакого недовольства. Видимо, Хаджикано были приятны эти задания, а Хинохара поверил, что она любит астрономию, и свободно позволял ей трогать телескоп, что запретил бы любому другому.
Когда Хинохара закончил готовиться и позвал нас, вдалеке внезапно раздался шум автомобильного двигателя. Хинохара поднял палец, чтобы призвать нас к тишине, и, прикрыв глаза, прислушался.
«Он исходит оттуда, — охнул он. — Я могу сказать по звуку двигателя. Возможно, это парни, которые тусуются на горном перевале. Они могли поехать сюда на спор или вроде того».
Он был абсолютно прав. Чуть позже вблизи здания двигатель замолк, и мы услышали, как кто-то заходит и закрываются двери. Судя по голосам, там было трое парней лет двадцати. Кажется, они направлялись к нам.
«Надо бы спрятаться, — предложил я. — Мы же не хотим драку с теми тремя?»
«С нами две дамы, — Хинохара посмотрел на Хаджикано и Чигусу и почесал голову. — Всё, ладно. Фукамачи, давай-ка спрячь их. В помойном контейнере, в мусоросжигателе — где-нибудь. Между тем я уберу телескоп».
«Понял, — кивнул я. — Хаджикано, Огиэ, за мной».
Чигуса повиновалась, но Хаджикано просто стояла, задумавшись. «Хаджикано, скорее», — сказал я, пытаясь схватить её за руку. Но её ладонь ускользнула, и она подбежала к Хинохаре, чтобы помочь разобрать телескоп.
Может быть, Хаджикано подумала, что будет эффективнее поискать место, чтобы спрятать всех четверых, после того, как телескоп будет убран. Полагая, что не помешает Хинохаре, она тут же решила помочь ему в разборке, проигнорировав меня. Вполне целесообразная точка зрения.
И всё же, даже зная это, я ощутил неописуемое беспокойство, когда она выскользнула из моих рук и устремилась к Хинохаре. Мне казалось, что этот поступок являлся чем-то большим, чем кажется.
В конце концов те проспорившие парни на крышу даже не заходили: они шлялись по первому этажу и, разбив пару окон, через тридцать минут свалили. Ожидая, пока они уйдут, мы задержали дыхание, спрятавшись за надстройками на крыше. Как только машина уехала за пределы слышимости, мы выдохнули с облегчением и вылезли, потягиваясь. Мы странно развеселились, избавившись от давления, и я, Хинохара и Чигуса рассмеялись. Лицо же Хаджикано казалось чуть менее строгим, чем обычно.
С того дня я начал втихомолку наблюдать за Хаджикано, когда она общалась с Хинохарой. И я увидел, что с ним её выражение становилось расслабленным чаще, чем со мной. Догадавшись об этом, я продолжил искать доказательства тому, что она по-особенному смотрит на него.
Он будто пленил её. Даже кто-то вроде меня, отрезанный от человеческих чувств, мог сказать, как благосклонно она к нему относится. Рядом с ним она тут же начинает больше улыбаться, а когда он уходит — явно мрачнеет.
Постепенно её действия стало проще понимать. Когда мы любовались на крыше звёздами, она всё бегала за Хинохарой. Я не был уверен, любовь ли это или дружба между любителями астрономии. Но, как минимум, Хаджикано было значительно веселее слушать о ней от Хинохары, чем находиться наедине со мной. Как только я это заметил, в глазах у меня потемнело. Каждый раз, когда я видел, как они болтают друг с другом, мой пульс не унимался, и меня переполняло отчаянье, будто бы я опускался на дно морское.
Это точно не "Русалочка" Андерсена? Из любви к Хаджикано я балансирую между жизнью и смертью, чтобы убрать своё родимое пятно, но пока я пытаюсь вытащить её из затруднительного положения, другой человек получает всё внимание. Много совпадений с судьбой русалочки, обретшей человеческое тело, полюбив принца, славу за спасение которого у неё забрала другая женщина.
Но я был не в силах винить Хинохару. Непохоже, чтобы он пытался ввести Хаджикано в заблуждение. Ему просто приглянулась девушка, которая разделяла его интерес к звёздам, и он просто радушно исполнил её мечту.
Также благодаря звёздам мы с Хинохарой восстановили прежнюю дружбу, что и в средней школе. Мне гадко было признавать это, но даже мне он нравился. В конце концов, Хинохара знал меня как облупленного, а я — его. И это я свёл этих двоих, которые в ином случае никогда бы не встретились. Я посеял это семя.
Мне очень хотелось вернуть себе Хаджикано, но, глядя на то, как она горячо слушает Хинохару, я решил, что только мешаю. Мои усердные попытки разнять их только опечалят её. Я ходил в библиотеку почти каждый день, лишь бы нагнать его знания в астрономии, но натаскивание не помогло. Наоборот, чем больше я узнавал, тем лучше осознавал, насколько обширны его познания.
Одна слабая надежда — Хинохару пленяла Чигуса, а не Хаджикано; но мысли об этом как о спасении казались мне жалкими. Когда я обнаружил, что только и мечтаю, чтобы Чигуса ответила на его чувства, мне захотелось под землю провалиться от стыда.
Из всех четверых, собиравшихся на крыше, у меня возникали самые грязные мысли. Конечно, теперь у меня нормальная внешность, но разум остался уродливым вне всякого сравнения. Когда у меня была моя родинка, всё было иначе. Только почувствовав, что получил что-то, я стал жаден, и эта жадность привела моё сердце в смятение.
Сидя рядом с Чигусой и потягивая чай со льдом, который она приготовила, я посмотрел на Хаджикано и Хинохару, стоявших по обе стороны от телескопа и глубоко вздохнул.
«Всё не так уж и хорошо сложилось, в самом деле», — вставила Чигуса, словно понимая, о чём я думаю.
«Ага. Не так уж хорошо», — бессвязно пробормотал я.
«Все шестерёнки вышли из строя. Вот бы какой-нибудь deus ex machina(3) явился и починил их».
«Ага. Мне нужно только изменить направления двух стрелок».
«Двух?» — склонила она голову, не ведая о том указателе, что был направлен к ней от Хинохары.
«Почему всё должно быть именно таким?» — пробурчал я сам себе.
«…Пока ты неудовлетворён, Фукамачи, эти отношения мне нравятся, — ответила Чигуса. — Конечно, главнейшая причина в том, что так я могу быть с тобой. Но она не единственная. Почему-то, когда мы вместе все вчетвером, это кажется вполне естественным».
Я на некоторое время призадумался, а затем произнёс: «Да, не хочется это признавать, но я чувствую то же самое».
«Правда? — улыбнулась она. — Кто знает, сколько ещё это будет продолжаться, но мне хорошо. Я молюсь, чтобы это продолжалось как можно дольше. Но да, если ты выберешь меня, это уже будет другая история».
Каждый раз, когда Чигуса заявляла о своей привязанности, моё сердце болело. С одной стороны, я не мог предстать перед её чувствами, но, более того, меня колола вина за то, что тот "я", которого она любит, не настоящий, поэтому у меня возникало чувство, будто я дурачу её.
«Эй, Огиэ».
Не в силах вынести этого, я исподволь спросил её. Или признался, может.
«Если Фукамачи, на которого ты смотришь сейчас, окажется подделкой, что ты сделаешь? Если в одно мгновение моё лицо станет в разы уродливее, думаешь, ты продолжишь так же относиться ко мне?»
Чигуса уставилась на меня, склонив голову.
«А, возможно, ты имеешь в виду родинку? — вскользь упомянула она. — Если бы я настолько тебя ненавидела, то с самого начала не полюбила бы тебя. На самом деле, если ты вернёшься с родинкой, это только ослабит конкуренцию».
Видя, что я слишком изумлён, чтобы сформулировать ответ, Чигуса рассмеялась, будто это была шутка.
«Ты думал, я настолько неосведомлена о тебе? Пойми, я хочу знать о тебе ровно столько же, сколько ты хочешь знать о Хаджикано».
«…Мне уже надоело моё невежество».
Я упёрся руками в пол и уставился в небеса.
Чигуса заметила это, и даже я немного понимал. Это не продлится слишком долго. В недалёком будущем конец неминуемо наступит.
7-го августа было новолуние. Направив в небо бинокли, на Млечный Путь между Вегой и Альтаиром (4), мы могли наблюдать скопления звёзд и туманности.
Ночью 12-го августа, не взяв с собой ни телескопа, ни биноклей, мы взобрались на самый высокий холм в городе и улеглись на землю, чтобы посмотреть на метеорный поток Персеиды. Тот самый, который говорил не пропустить завуч по воспитательной работе, Эндоу. С 1991-го по 1994-й года из-за влияния возвращающейся родительской кометы Свифта-Таттла, Персеиды устанавливали рекордную плотность намного выше среднего. Ночью 12-го числа они достигли своего пика, и в среднем мы наблюдали порядка 50-ти падающих звёзд в час. А ведь некоторые люди за всю свою жизнь столько не видели, думал я. Добродушная улыбка смотрящей на звёзды Хаджикано произвела на меня сильное впечатление. Я решил, что это доказательство того, что она на пути к переосмыслению.
13-го августа шёл дождь, и мы впервые за долгое время провели ночь по отдельности.
14-го августа дождь только усилился.
15-го августа, никому ничего не сказав, Хаджикано бросилась в море.
И вот так нашим коротким отношениям пришёл конец.
???
(1) Искатель — это маленький телескоп, закреплённый на трубе большого телескопа и служащий для наведения на интересующий объект.
(2) "Призрак Ёцуи" — мистический японский фильм 1949 года о красавице Оиве, обезображенной собственным мужем.
(3) "Бог из машины" (лат. deus ex machina) — выражение, обозначающее неожиданное спасение, пришедшее извне.
(4) Вега, Альтаир и Денеб составляют астеризм — летний (летне-осенний) треугольник.